***
Вокруг полная тишина, когда они ночью заползают обратно в палатку, и Джон чувствует себя неловко, зная, что через несколько часов нарушит её. — Сильнее, — он говорит Беллами, и Мёрфи не нужно волноваться, что слова потеряются в одеялах, потому что Беллами крепче прижимает его к груди, так близко, что можно почувствовать тепло и услышать ровное биение сердца, что убаюкивает и заглушает пульсацию его шрамов.v.
21 апреля 2016 г. в 21:13
— Прыгай, — говорит землянка, зубы кажутся белым мазком на испачканной грязью и краской коже. Лошадь, на которой она сидит, беспокойно бьёт копытами по земле, слишком близко к ногам Мёрфи. Она сдерживает животное.
— Прыгай, — она повторяет, кивая в сторону ущелья.
Мёрфи пятится.
— Нет, — он хрипит, поднося связанные руки к груди.
Землянка смеётся, но это больше походит на рычание. — Прыгай.
— Ты не з-заставишь меня, — говорит он, — ты не можешь. Я нужен тебе.
Он давится словами, сердце подскочило к глотке, зрачки максимально расширены. — Я нужен тебе.
Землянка оскаливает зубы в улыбке, уже по-настоящему рыча, и, когда она говорит, её слова — словно змеи: молниеносно жалят и отравляют его ядом.
— Ты никому не нужен.
Она тянет его на себя за рваную рубашку, разрезает верёвки на руках и сталкивает с края. Мёрфи кричит, пока падает, ветер задевает открытые раны.
Это удивительно, правда — воздух обдувает всё его лицо, но ничего не попадает в лёгкие. Он делает вдох, сжав кулаки. В конце концов, это неважно; он всё равно умрёт, едва коснувшись земли. Джон отчаянно пытается вдохнуть, но за его спиной нет совершенно ничего, и страх в его падающем теле (всегда, всегда страх) побеждает, и последнее, что он видит, прежде чем в глазах темнеет — прохладная темнота ночи.
Его глаза распахиваются.
Он почти сразу жалеет об этом, слишком яркий свет бьёт по лицу. Он сбился с толку — требуется время — проверить руки и ноги, ощупать грудь — чтобы понять. Сон. Это был сон. Он жадно вдыхает воздух, воспоминания о падении до сих пор будоражат кровь.
Беллами смотрит на него из угла палатки. Мёрфи чувствует себя виноватым, за то что снова разбудил его, но Беллами не выглядит раздражённым. Он выглядит встревоженным. Он подвигается ближе, задевая ногтем одеяло. Джон невольно вздрагивает, его собственные криво отрастающие заново ногти пульсируют.
— Тебе снова приснился кошмар, — говорит Беллами.
Мёрфи почти смеётся. Нельзя вспомнить и ночи, когда у него их не было. Но он лишь говорит: «Ага».
— Я думал, тебе уже лучше.
— Трудно сказать, — он отвечает, тянясь за ножом и куском дерева.
— На самом деле, когда тебя так искалечили, «лучше» стать не может.
Беллами растирает руки.
— Насколько плохой?
— Столкнули меня с обрыва.
Он отворачивается.
— Прости.
Мёрфи пожимает плечами. Его не волновало падение, даже близко не стояло со словами землянки.
Ты никому не нужен.
Кто бы ни придумал эту старую фразу, это жестокое подобие палок, камней и сломанных костей, был грёбаным идиотом.
Мёрфи опускает взгляд на нож, вырезая неаккуратные узоры на своей исполосованной деревяшке.
— Это моя вина, — Беллами говорит после паузы.
— Ага, ладно. Это уже неважно.
— Это было важно тогда.
Нож движется по бруску, соскальзывает, выпадая из рук Мёрфи. Он подбирает его липкими от пота руками.
— Прости и забудь. Мы оба были мудаками. Делали херовые вещи.
Мёрфи притворяется, словно не замечает, как Беллами смотрит на него.
— Что ты делаешь? — он спрашивает, — ты всегда возишься с этим обрубком.
Джон хмыкает, делая почти прямой надрез.
— В детстве ты никогда не интересовался таким.
— Ты не знал меня ребёнком.
Беллами усмехается.
— Могу представить.
Мёрфи хмурится, глядя на лезвие.
— Иногда я притворяюсь, будто режу землян, резавших меня. Иногда мне просто нравятся узоры.
Усмешка Беллами спадает, и Мёрфи быстро переводит взгляд на деревяшку.
— Ага, — всё, что он говорит, — понимаю.
Они сидят в тишине, только скрип дерева о металл нарушает её. Мёрфи ждёт, что Беллами скажет ему подниматься, что уже пора, что в лагере много чего нужно сделать. Этого не происходит. Блейк наблюдает за появлением каждой новой зарубки, едва дыша.
Он открывает рот, чтобы сказать, и, даже хотя не должно, то, что он говорит, выбивает брусок из рук Мёрфи.
— Ты в порядке? — он спрашивает. Это впервые звучит как вопрос, как будто Беллами наконец понял, что Джон может дать ответ сам.
Мёрфи изучающе смотрит на него. Его губы искривляются, его волосы в полном беспорядке, его взгляд мягкий и тёплый. Он заканчивает череду засечек, прежде чем кивнуть. Может, это враньё, но незначительное. Становится незначительнее.
Мозолистая ладонь Беллами накрывает его руку.
— Можно мне попробовать? — он спрашивает.
— Все знают, что ты лучший строгач, Блейк, — Мёрфи ворчит, — не нужно ничего доказывать.
Но он тут же отдаёт обрубок и думает, что, возможно, касание руки об руку ещё не катастрофа.