Незаконченная сказка

Неуловимые изменения в поведении Факира Ахиру заметила с того дня, когда юноша вдруг перестал говорить о шкатулке. До этого Рыцарь постоянно беспокоился, удастся ли Аотоа разгадать последовательность отпирающих ходов, гадал вслух, найдётся ли внутри какой-нибудь магический предмет или не обнаружится ничего… Ахиру слушала и тоже волновалась, однако такие переживания отчасти были даже приятны. Уточка ощущала, что о ней думают и заботятся. Факир старался ради неё, и от этого теплело на сердце. И вдруг все подобные разговоры закончились. День проходил за днём, но Факир ни словом не упоминал о том, увенчались ли усилия Аотоа успехом. Это выглядело странно. Теперь Ахиру начала тревожиться по-настоящему, а Факир по-прежнему упрямо молчал о самом главном. Вместо этого он стал заговаривать на совершенно иные темы. Чаще всего с воодушевлением Факир рассказывал об успехах Пике, о том, насколько улучшились её навыки, с какой лёгкостью она стала выполнять элементы танца, прежде дававшиеся ей с трудом. Также он часто повторял, что будет стремиться изо всех сил завоевать победу в выступлениях. Признался, что Хонма-сенсей доволен их с Пике совместными тренировками, а Бертильда, наоборот, завидует, злится и пытается принизить их достижения. Но Факир не воспринимал оскорбления директорской дочки всерьёз и, говоря о них, лишь снисходительно улыбался, а Ахиру с замиранием сердца слушала его слова и невольно чувствовала грусть. По ночам ей стали сниться безрадостные сны, заставлявшие её просыпаться со слезами. Она видела себя на озере, прячущейся в камышах, в то время как Факир и Пике танцевали на сцене. Пике выступала перед Их Величествами в великолепном алом платье. Волосы девочки украшала крупная роза. Факир и Пике совершенно не обращали внимания на Ахиру, увлечённые своим балетом, а маленькая уточка следила за ними и понимала, что в их жизни для неё нет места. Проснувшись, Ахиру укоряла себя за такие глупые сны. «Я выдумываю то, чего нет, - убеждала она себя. - Факир просто не хотел иметь дела с такими неприятными особами как Бертильда и её подруги, вот и выбрал Пике. Он же продолжает заботиться обо мне, ничего не изменилось!» Однако трепещущее сердце твердило другое, вселяя сомнения. «Если ты ему дорога, почему он больше не говорит о своих попытках написать для тебя сказку? Почему все его планы на будущее теперь связаны только с выступлениями, но не с тобой?» — проносилось в голове Ахиру, и такие мысли только усиливали тревогу. Некоторое время маленькой уточке удавалось побеждать свои страхи, но потом вдруг Факир явился в дом Гретхен вместе с Пике. Вот тогда Ахиру и поняла, какой глубокой может быть боязнь потери. Она внимательно следила за Рыцарем и подругой, и каждый взгляд, которым эти двое обменивались, подтверждал её опасения. Лицо Пике сияло от счастья, когда она примеряла нежно-лиловую балетную пачку с тонким золотым шитьём по краю юбки. Гретхен-сан придумала идеальный вариант для Пике-тян, подчёркивавший все достоинства фигуры девочки. Перед тем, как уйти, Факир о чём-то некоторое время шёпотом переговаривался с Гретхен. До ушей Ахиру донеслись слова о красивом платье, которое нужно успеть сшить. «Наверное, готовит сюрприз для Пике», — решила уточка. Конечно, для кого же ещё? Ведь неизвестно когда Ахиру снова сможет стать человеком. Да и станет ли? Поразмыслив таким образом, уточка окончательно упала духом. Разумеется, она и так принесла Факиру много неприятностей. Наверное, в конце концов, он устал от проблем, связанных с ней, и от неё самой. Действительно, чем она могла его теперь заинтересовать? Другое дело Пике, постепенно превращающаяся из посредственной ученицы в талантливую балерину. Само собой, ей Рыцарь и отдал предпочтение. Тренировал, провожал после занятий, а, возможно, уже ходил на свидания… — Кря-я, — печально выдохнула уточка, когда за Факиром и Пике закрылась дверь. Внезапно она почувствовала, как кто-то тёплый и мягкий осторожно прижался к ней и потёрся о её бок, словно утешая. Ахиру встрепенулась. Это был Ульрих. — Ахиру-тян, я ухожу к Мэйлин, — послышался вдруг голос Гретхен. — Она просила снять мерки с её младшей дочки. Постараюсь закончить до ужина. Не волнуйся, если немного задержусь! Дверь стукнула, а Ульрих внезапно вскочил на ноги и громко замяукал, указывая передней лапой на выход. Ахиру изумлённо смотрела на кота. Тот несколько раз подпрыгнул на месте и снова показал уточке на дверь. «Что он пытается сказать? Чтобы я тоже уходила? Но зачем?» И тут же догадка осенила её. «Ульрих, наверное, хочет сказать, если я хочу перестать сомневаться, мне просто нужно последовать за Пике и Факиром. Я сразу успокоюсь и перестану выдумывать нелепости. Хватит нескольких минут, чтобы удостовериться, какая я глупая». Решившись, Ахиру проковыляла до входной двери, толкнула её клювом и выбралась наружу. Ульрих удовлетворённо мурлыкнул и, свернувшись калачиком, улёгся возле камина. *** Как она и думала, догнать Факира и Пике не составило труда. Перелетая с одной крыши на другую, Ахиру подобралась достаточно близко. Она видела, как Пике отнесла балетную пачку в общежитие и вернулась. Вдвоём с Факиром они продолжили свой путь. На полпути до дома родителей Пике их догнал рослый усатый мужчина. Он грубо хлопнул по спине Факира и о чём-то спросил его. Получив ответ, мужчина басисто рассмеялся, а затем, бурно жестикулируя, что-то начал рассказывать, от чего Пике с Факиром заметно смутились. Но Ахиру не могла расслышать ни слова из происходящей внизу беседы. Дома на этой стороне улицы были чересчур высокими, да и сильные порывы ветра заглушали звуки. Затем усатый мужчина ушёл, а уточка увидела, как Пике и Факир начали ссориться, но быстро помирились и направились вместе к тому скверу, где обычно встречались влюблённые пары. Ахиру почувствовала новую волну грусти. Факир, уходя, уверял, будто ему срочно нужно на работу, однако зачем-то обманул. Тяжело вздохнув, Ахиру последовала за ним и Пике. Между усыпанными гроздьями жёлтых цветов кустами пробираться было трудно, поэтому уточка отстала. Когда же Ахиру заметила, что Пике и Факир двинулись к мостику над ручьём, она перелетела в воду и, стараясь сильно не шуметь, поплыла в их сторону, работая лапками. За долгие месяцы, прожитые в уюте сначала у Факира, потом у Гретхен, она отвыкла плавать в холодной воде и теперь с непривычки мёрзла. Однако, приблизившись к мостику, высунувшись из прошлогодних зарослей увядшей осоки и увидев происходящее над её головой, Ахиру вдруг почувствовала, что перестала ощущать холод. Да и собственное тело показалось вдруг чужим. Факир тесно прижимал к себе Пике, а та в свою очередь заключила юношу в объятия и спрятала лицо на его груди. Пике что-то горячо говорила своему спутнику, и до Ахиру донеслись только её последние слова: — Я люблю вас, Факир-семпай! И мои чувства так сильны, что я готова ждать целую вечность! Я всю жизнь буду вас ждать. Что-то острое, колючее, обжигающее ворвалось в сердце Ахиру и заставило её без раздумий расправить крылья и шумно взлететь. Она ещё сама не знала, куда направляется, уверена была в одном: возвращаться не имеет смысла. Значит, она не ошиблась, Факиру до неё действительно больше нет дела. Он говорил в последнее время только о Пике, попросил Гретхен сшить для неё платье, привёл её в сквер для влюблённых и с таким вниманием выслушивал горячие признания, держа девочку в объятиях. Да, Ахиру здесь лишняя, поэтому ей придётся исчезнуть. Уйти добровольно, чтобы не дождаться того ужасного дня, когда Рыцарь сам попрощается с ней, решившись, наконец, сказать правду. В прошлый раз было не так тяжело. К тому моменту, когда Ахиру ясно осознала, что Мифо любит Ру, её собственные чувства к принцу тоже изменились. Маленькая уточка некоторое время ещё оплакивала свою погибшую мечту остаться девочкой, неудачную первую влюблённость, потерю возможности общаться с друзьями, но рядом с ней остался Факир, и ради этого стоило продолжать жить. Факир стал её опорой. Тем, ради кого она пыталась быть счастливой даже в теле птицы. Что же теперь у неё останется, когда Рыцарь полюбил другую? Увы, надо признать, ничего. Гретхен, конечно, её не выгонит, но ведь наверняка она однажды найдёт свою дочь или снова выйдет замуж. Она ещё молода и красива. Кто-нибудь непременно предложит ей руку и сердце. Так зачем ей с мужем в доме утка? Приходящий время от времени кот ещё куда ни шло. Но утка, привыкшая обедать с Гретхен за одним столом и отдыхать в её спальне? Нет, Ахиру попросту будет молодой женщине в тягость. Лучше привыкнуть к одиночеству заранее, потом станет только труднее. Обуреваемая такими безысходными мыслями, маленькая уточка летела всё дальше и не заметила, как оказалась за городской стеной. Впереди её ждало знакомое озеро, то самое, которое в сказочной реальности Дроссельмейер некогда назвал Озером Отчаяния. Ахиру опустилась на воду, поплавала немного в лучах заходящего солнца, чтобы успокоиться, а затем скрылась в сухих камышах и стала искать удобное место для ночлега. *** — Неужели ты? — криво усмехнулась Нина, открыв дверь и увидев на пороге доктора Бартоломоса. — Чем обязана спустя столько лет? — Не стоит язвить, Нина, — ровным тоном отозвался академик. — Прежде ты была совсем другим человеком и, честно признаться, сегодня я бы хотел, пусть ненадолго, снова увидеть ту милую девушку, которую некогда знал. — А ты уверен, что та девушка вообще существовала? Тебе ведь она, кажется, «приснилась». Кроме того, она «смертельно разочаровала всех, включая тебя», — взгляд Нины был холодным и отстранённым. — Удивительная память, — поразился Бартоломос-сан. — Ты помнишь всё, что я сказал в тот вечер, оставив своё кольцо у тебя? — Точнее, швырнув его мне под ноги? Да. До единого слова. — Прости, я был резок. Мне следовало выбирать слова. Сейчас я бы сказал всё иначе. Я бы не оскорбил тебя. — Очень глупо, Барти. Если ты пришёл извиняться за то, что давно быльём поросло, у меня нет желания выслушивать тебя. Уходи, — и она попыталась закрыть дверь, но сильная рука уперлась в притолоку, не позволяя этому случиться. — У моего визита другая цель. — Тогда говори короче. Скоро из школы вернётся Генрих. Не хочу отвечать потом на его расспросы о тебе. — Я могу войти в дом, или мне сюда ход заказан? Нина заколебалась на мгновение, потом отпустила дверь и сделала шаг назад, пропуская академика в прихожую. — Даже любопытно, что ты скажешь, — процедила она сквозь зубы. Они вместе уселись за стол. Нина молча налила гостю чашку чая и подвинула ближе сладкий пирог с тыквой. Не дотронувшись ни до того, ни до другого Бартоломос-сан спокойно поведал историю недавней пропажи Ахиру, рассказанную Гретхен. Дослушав, Нина хмыкнула. — Поразительно. Эта сумасшедшая умудрилась взять и тебя в оборот? Я запретила ей появляться здесь, так она добралась сюда через твоё посредство. Я устала объяснять, что ничего не знаю про её якобы пропавшую дочь... Но теперь она донимает меня расспросами о давно проданной утке! Что за наказание… Да, прошлой осенью Генрих принёс с озера странную жёлтую птицу, похожую на карликовую утку, и я безуспешно пыталась откормить её до Рождества, но потом продала за золотые часы одному настырному старшекласснику… Такому же ненормальному, судя по всему, как и моя невестка, ибо кто ж за уток дорогущими часами платит? Но он отдал их по доброй воле. С тех пор я ту чудную птицу не видела. Да она мне и не нужна больше. — Значит, твой Генрих второй раз не ловил и не приносил больше домой эту утку? — Нет. Что за глупое предположение! Знаешь, мне сейчас крайне интересно, чем же таким ценным Гретхен расплатилась с тобой, чтобы прислать сюда с подобными расспросами? Или она пока лишь выдала аванс? Академик печально взглянул на Нину. — Скверно так думать, а, тем более, говорить о людях, — заметил он. — То, какой я стала, по большей части твоя заслуга. Так что не тебе учить меня морали. Некогда ты, не задумываясь, положил пятнадцать лет моей жизни на алтарь своей науки и своего личного благополучия. Мои подруги выходили замуж, а я сидела и ждала, пока ты доучишься, потом получишь практику, защитишь диссертацию, поставишь на ноги первых пациентов. Твоя жизнь двигалась вперёд, моя — стояла на месте. Ты когда-нибудь задумывался о том, каково обнаружить у себя седые волосы, когда у твоих подруг дети учатся в старших классах, а ты ещё даже не замужем и не уверена, случится ли это? Каково составлять букеты для чужих свадеб и делать невестам причёски, в то время как собственное венчание годами откладывается? Я старела, моя юность и красота увядали. Надо мной смеялся весь город, пока ты развлекался в столице. — Ты всё себе придумала, — доктор нервно сцепил пальцы рук, — никто не смеялся над тобой! Мы были официально обручены, тебе нечего было бояться или стыдиться. И я со дня на день собирался возвращаться. Я писал тебе об этом много раз! Как ты могла думать, что я развлекаюсь, если я работал день и ночь ради нашего будущего? Да, тебе пришлось долго ждать, согласен, но твоё ожидание окупилось бы сторицей, если бы ты сама всё не испортила. Я действительно любил тебя и не собирался отказываться от данного слова. Мы бы непременно поженились. Твой Генрих мог стать нашим сыном! — Поздно, — усмехнулась Нина. — Теперь слишком поздно сожалеть. — Бесспорно. Академик помолчал некоторое время, потом спросил. — Кто его отец? Ты так и не призналась тогда, от кого была беременна. — Какая разница? — Нина с шумом встала. — Тот тип оказался ничем не лучше тебя и многих других представителей своего пола. Такой же лицемер, просто его враньё не затянулось во времени, в отличие от твоего. Тоже подарил мне кольцо, тоже обещал жениться… Говорил, что отвезёт в столицу! Наврал с три короба, будто он министр при дворе Его Величества. Министр, как же! Удивляюсь, почему я была настолько наивной в моём-то возрасте? На другой же день после того, как этот прохиндей добился своего, он сбежал, и я так и не узнала, куда. Пыталась искать его, но, похоже, он назвал мне фальшивое имя, поэтому из моих поисков ничего не вышло. Если бы меня не поддержал брат, не знаю, как бы я выдержала всё это. Петер никому не позволял унижать меня, пока я носила ребёнка. Успокаивал и помогал, а сам уже был болен, поскольку его жена… Нет, никто меня не убедит, что Гретхен заслуживала хоть волоса с его головы. Я ненавижу эту женщину. Она единственная виновница смерти моего брата. — Ты судишь о людях поверхностно, и ты очень несправедлива. Гретхен-сан — замечательная, добрая и честная. — Я отлично понимаю, почему ты защищаешь её. Этой ненормальной чудесным образом удалось не постареть ни на год с момента исчезновения! Она до сих пор выглядит, словно ей не больше двадцати, в то время как я… Разница очевидна. А мужчины любят тех, кто моложе, и это понятно. Бартоломос-сан грустно покачал головой. — Твоё сердце почернело от ненависти. Мне тяжело это видеть. Когда-то давно ты не была такой... — Когда-то давно я была молодой, стройной и красивой. И у меня был подающий надежды жених, но он годами делал карьеру в столице среди кучи красивых женщин. Я видела перед собой только письма, но не его лицо. Своим безразличием он сам подтолкнул меня в объятия проходимца, после чего изобличил в измене и бросил, когда я больше всего нуждалась в помощи. А единственный, кто всегда поддерживал меня и никогда не отворачивался, мой брат, внезапно умер, и я осталась одна с маленьким ребёнком на руках. И я так прожила последние восемь лет, вырывая зубами то, что мне и сыну нужно, и ни на кого, кроме себя, не полагаясь. После этого ты ждёшь, что я буду добра с тобой или с кем-то другим? Жизнь не пожалела меня. Почему я должна кого-то жалеть? — Гретхен-сан тоже пришлось несладко. Она тоже потеряла мужа и сейчас одинока. Почему бы вам двоим не встретиться и не обсудить всё, забыв прошлое? — Не говори ничего! Лучше уходи. — Безусловно. Уйду. Сожалею, что напрасно побеспокоил. Так и не выпив ни глотка чая, Бартоломос-сан поднялся на ноги и задвинул за собой стул. — Как твоя свадьба? — внезапно спросила Нина с надрывом в голосе. — Невеста, говорят, из столицы. Молодая и красивая. — Да. — Повезло. Умеешь заставить полюбить себя, когда хочешь. Не утратил навыков соблазнения. Доктор Бартоломос медленно повернулся к Нине. — Не истязай своё сердце ещё и завистью ко мне. Свадьба не состоится, но я при этом никого не виню и не буду обвинять. — Тебя бросили? — с притворным сочувствием всплеснула руками Нина. — Какая жалость. Невеста, видимо, нашла кого-то моложе тебя? — Можно сказать и так, — коротко промолвил доктор. — Прощай. — Теперь я довольна, — злорадно произнесла Нина в спину уходящему академику. — Наконец, первый мой обидчик получил по заслугам! Я уверена, скоро жизнь отомстит и двум оставшимся. Бартоломос-сан только вздохнул и, ничего не ответив, покинул дом птичницы.