Ничья

— «Официально заверено, что Лорензо Сальваторе завещал все свое состояние Деймону Сальваторе и отдано на полное его рассмотрение», — с каждым словом голос Деймона становится все тише и тише, и он хмурится, глядя на папку бумаг, которую он сжимает в руках, и поднимает удивленные глаза на Лили, нервно глядящую на нее. — Черт, лучше бы я был пьян, а это — мои глюки. Но я не бухал слишком давно, так что увы. И как это понять? — Ты и сам все прекрасно понял, — полуистерично отзывается та и, скрестив руки на груди, отходит в сторону. — Он оставил все деньги, что у него были, тебе. Завещание нашли только сейчас, потому что оно было черт знает у кого. — Но оно точно от Энзо? — Деймон с трудом узнает свой голос и пытается взять себя в руки, чтобы перестать хрипеть и хотя бы немного включить голову. — Не может быть подстава? Я сильно сомневаюсь, что брат оставил мне хотя бы доллар, а тут вопрос о гребанном миллионе. Правда, еще долгов тысяч на пятьсот минимум, насколько я успел проглядеть, но дела это не меняет. Завещание точно принадлежит Энзо? — Однозначно. — Сука! — он резко вскакивает и, бросив бумаги на стол, начинает нервно расхаживать по комнате, мельтеша от стены к стене. — Он умудряется портить мне жизнь даже с того света! Изумительная способность! — Деймон! — Лили бледнеет, посмотрев на него, и он сплевывает, скрипнув зубами. — Что «Деймон»? Что «Деймон», мам? Скажешь, это не так? Когда мы хоть нормально с ним жили-то? И да, я в курсе, что он мой брат и он мертв. Я скорбел. Я скорбел столько, сколько он не заслуживал. Хватит, заколебался. И только я немного отвык от того, что мир крутится вокруг него, как херак! — и я получил от него немерено бабок. Вопрос — на хера? — Деймон… — Прикинь, я выучил за тридцать лет свое имя, спасибо, — рявкает он и сверкает глазами, глядя на нее. — Мне не нужны эти бабки, вот вообще не нужны. Мне ничего не него не нужно. Я, вон, уже получил сувенир, который спит на втором этаже без задних ног и который, проснувшись, будет умирать от похмелья. — Елена напилась? — кажется, еще немного — и брови Лили срастутся с волосами. — Как ты это допустил? Она же ребенок! — Серьезно? — усмехается Деймон и разводит руками. — С ума сойти, а я-то не знал. Спасибо, мам, что разъяснила, что она, оказывается, ребенок у меня. К твоему сведению, — он шагает к ней и пристально смотрит ей в глаза, — этот ребенок вчера пальнул в двух человечков, одного насмерть, второй, кажется, без ноги останется. Нравится? Мне тоже нет, — он отходит в сторону, а Лили прижимает руку к груди, ошарашенно глядя на него. — Что ты сказал? — Ты слышала, а я не хочу это повторять, и так тошно. Но, сука, как меня бесит это! — он указывает подбородком на папку бумаг и морщится. — И что мне с ними делать? Точнее не так, я как раз знаю, что с ними делать — закрою все долги Энзо, разберусь со всеми его делами, чтобы он спал спокойно, а остатки… — Деймон делает паузу и внимательно смотрит на мать. — Тебе ведь нужны деньги? — Они никогда не бывают лишними, — коротко бросает она, пожав плечами, и он фыркает. — Ну вот и разобрались: все, что останется, перешлю тебе, и делай с ним, что хочется. Мне они все равно не нужны, своих по горло и выше, так что нахер они мне сдались. Ну, а сейчас, — он морщится и проводит языком по губам, — мне, кажется, придется разбираться с этим чудовищем. — Я все слышу.       Со второго этажа, укутанная в одеяло и с трудом перебирающая ноги, спускается Елена. Бледная, едва ли не зеленая, лохматая, заспанная, со странными красными пятнами на лице, еле открытыми глазами и сонным выражением на лице. Лили мгновенно подбирается, недовольно глядя на нее, а Деймон с любопытством смотрит на девушку, наклонив голову набок. — Как самочувствие? — Заткнись, — шипит та и сразу же морщится, прислонившись плечом к дверному косяку. — Что вчера было? Почему я впервые в жизни очень сильно хочу умереть и желательно как можно скорее, потому что мне очень херово? — Пожалуй, я оставлю вас, — цедит презрительно Лили и, кивнув сыну, выходит из дома, забрав свои вещи.       Елена провожает ее бессмысленным взором и, хмурясь и зевая, прямо в одеяле, проходит на кухню, кое-как берет в руки бутылку воды и жадно пьет, за минуту опустошив ее полностью. Деймон останавливается позади нее и скрещивает руки на груди. — Предупреждаю заранее: заблюешь хоть что-нибудь — будешь вытирать до блеска. И я не шучу. Мне плевать, что у тебя болит голова, сводит желудок, конечности не слушаются, и во рту кто-то нассал. Это не аргумент. — Откуда ты знаешь? — она вскидывает на него мутные глаза и практически сразу качает головой. — Глупый вопрос. — Очень. — Ну так, может, просветишь? — осторожно интересуется Елена и с трудом садится на стул, плотнее укутавшись в одеяло. — Что вчера было? Только без приколов и шуток, потому что у меня реально разваливается голова, и я дико хочу спать. Но сначала мне нужно понять, что случилось прошлым вечером и, кажется, даже ночью, потому что я не помню ничего. И когда я говорю «ничего», я имею в виду именно это. — А что ты помнишь последнее? — полюбопытствовал он. — Кажется, что я выследила двух ублюдков, которые продавали детям наркоту в таблетках, приехала в бар, немного выпила, чтобы сойти за свою… И, кажется, в какой-то момент «немного» перешло границу… — съеживается она и осторожно смотрит на него. — Так что я успела натворить? — Давай я тебе просто вывалю, как все было, а ты будешь разгребать, идет? — Елена кивает немного испуганно, и Деймон, откинувшись назад, с легкой улыбкой говорит: — Ну, ты надралась, причем неплохо так, потому что соображала ты туго. Я приехал в тот момент, когда ты была в подворотне с теми двумя парнями. Они тебя зажимали, а ты возьми и пальни в них. Один на месте, второму, судя по словам Рика, ногу ампутировать будут. Потом я затащил тебя домой, мы немного поссорились, и ты вырубилась. Бинго. — Скажи… — голос подводит ее, и Елена сглатывает, после чего пробует еще раз, — скажи, что ты пошутил. Что это очень тупая, бессердечная и гнусная шутка. — Я бы сказал, но пообещал маме с утра не врать, — очень серьезно отзывается он, и она мгновенно бледнеет. Чашка падает из ее ослабевших пальцев, и девушка соскальзывает на пол, словно потеряв все силы. Деймон, мгновенно растеряв всю свою пафосность, бросается к ней и садится на колени, сжав ее руки. — Только не вырубайся, пожалуйста. Я не хочу тащить тебя на второй этаж. — Я… я убила человека? — слабым голосом интересуется она, и он слабо кивает. — Хотела обоих, но обошлось. — Господи… — она закрывает лицо руками и шумно сглатывает, — и весь ужас в том, что я этого не помню. Не помню, как стреляла в живого человека, как убила его… Вообще ничего не помню, словно это было не со мной. — Может, это и к лучшему… — пожимает он плечами и нервно облизывает губы. — Серьезно, может, даже хорошо, что ты не помнишь то, какой была вчера, потому что я очень надеюсь, что такой ты больше никогда не будешь. Какой-то абсолютной безбашенной, бешеной, слишком взрослой и самостоятельной, и это не комплимент. Я вчера был слишком близок к тому, чтобы тебя ударить, а для этого нужно было постараться, потому что детей я не бью. — Это так мерзко… — Елена проводит руками по волосам, кусая губы, и поднимает на него огромные от испуга глаза. — Это правда? Это правда происходит со мной? Я убила человека, я напилась, я отвратительно себя вела… — Знаешь, — Деймон делает паузу, словно обдумывая то, что хочет сказать, — то, что было прошлой ночью, конечно, было ужасно. Но я понял одну очень важную вещь, которая многое изменило — ты уже не ребенок, Елена, как бы не мне хотелось этого признавать, ты действительно больше не ребенок. И теперь, кажется, мне нужно изменить отношение к тебе. — Деймон… — Нет, не переживай, я никуда не денусь, я еще долго буду мозолить тебе глаза и мешать рисковать собственной жизнью. Это, считай, моя цель теперь в жизни, так что тебе просто так не отвертеться. Но вести себя с тобой теперь буду иначе, — он сжимает ее руку и внимательно смотрит ей в глаза. — Мы теперь на равных.

***

— О, ради Бога! — Деймон закатывает глаза и недовольно смотрит на Елену, когда та, на ходу убирая пистолет во внутренний карман, пытается расправить взлохматившиеся волосы. — Я же просил тебя без крови! — Прости, он сопротивлялся, — она рывком стаскивает с него кожаную куртку и запахивается в нее, скрывая кровавое пятно на груди, — и вообще у него был электрошокер. Что я могла поделать? — Вырубить его. — Я вырубила. По крайней мере я пыталась. — Елена! — Поехали уже, — она надевает шлем и залезает на мотоцикл позади него, обхватив его туловище руками, — я дико хочу напиться после того, как нам отвалят деньги за этого отморозка. А отвалить должны много. — До сих пор не могу переварить тот факт, что ты стала моим другом-собутыльником после свадьбы Рика, но я тоже хочу надраться, так что поехали.       Время пронеслось слишком быстро. Вроде, только вчера Елена впервые переступила порог дома Сальваторе, а уже она успела отметить свое двадцатиоднолетие в компании этого безбашенного человека, который в прямом смысле этого слова вколачивал в нее, как правильно жить. Он никогда не был с ней мягок, никогда не скрывал от нее правду и никогда не старался показать мир или себя лучше, чем он есть в реальности. И она была благодарна ему за это, за правду и за широко открытые глаза на происходящее.       За эти годы она изменилась, она действительно повзрослела и стала человеком, которым всегда хотела быть. Человеком, которым ее хотел бы видеть Энзо. Между тем его имя всплывало в их разговорах все реже и реже, иногда днями они вообще не вспоминали о нем, живя настоящим и не оглядываясь назад, оставив все в прошлом. — «Кровавую Мэри» и бурбон, — сразу же бросает Елена, бухнувшись за барную стойку, и кидает скомканную купюру, подмигнув бармену, — и побыстрее, сладкий. Я не люблю ждать. Так что шевели булками, а то никаких чаевых. — А Вам… — Трахаться не будем, но пить можно. Быстрее!       Его сдувает с места, и она высокомерно фыркает, скрестив руки на груди. Музыка гремит по ушным перепонкам, но она ловит от этого кайфа, привыкнув слушать рок на максимум. Она может часами гонять с Деймоном на мотоцикле или машине под орущие произведения Skillet или Nirvana, получая нереальное удовольствие.       Она сама того не заметила, как окончательно и бесповоротно стала копией Деймона, предпочитая кожаные куртки, темную одежду, джинсы и ботфорты. Ей нравился броский макияж, пугающий маникюр и каблуки, и у парней в первое время отпадала челюсть при виде нее, что очень льстило ее эго. — Как мило, — слышится со стороны, и Елена, обернувшись, видит троих девушек, на которых столько розовой одежды, словно они сбежали из магазина кукол. — Что, черный до сих пор в моде? — А побег Барби уже сняли в кино? — легко осведомляется она, выгнув бровь, и делает глоток. — Думаю, вы бы прошли на главные роли без кастинга, сразу же контракт на несколько лет, потому что это прям ваше. — У, у какого-то острый язычок, — надменно фыркает девушка в короне и выгибает накаченные губы. — Зато в таких, как нас, влюбляются парни, а у такой, как ты, есть надежда только на себя и какого-то отчаявшегося идиота, который готов уже на все. — У тебя хоть парень-то есть? — вскидывает бровь другая, выдувая пузырь жвачки. — Сомневаюсь, что такую стерву кто-то может выносить дольше, чем одну ночь. И весь этот черный… Тебе сдохнуть еще не пора? Кажется, у готов это смысл жизни. — Малыш, ты уже заказала нам выпивку? — неожиданно из-за спины появляется Деймон и, прижав Елену к себе, крепко целует ее в висок, по-хозяйски положив руки на ее бедра. Потом поднимает глаза и с нереальным равнодушием смотрит на застывших от удивления девушек. — А что, силикон еще популярен? Какая жалость, а я-то уже решил, что все экспонаты выставили в музее Мадам Тюссо, чтобы не повадно было. Однако нет, три модели сбежали. Помочь найтись? — в его голосе скользит намек на угрозу, и их как ветром сдувает. — Мой герой, — усмехается Елена и сбрасывает его руки, развернувшись на стуле. Деймон насмешливо отвешивает ей поклон и, сев рядом, делает глоток бурбона, разве что не заурчав от наслаждения. — Что за курицы? — А тебе не плевать? — Просто решил помочь тебе, детка. — Не стоило, — пожимает она плечами и опрокидывает алкоголь в себя, — но все равно спасибо. — Обращайся.       Несколько секунд они сидят молча, однако не испытывают при этом какой-либо неловкости. Они уже настолько привыкли друг к другу, их повадкам и привычкам, что им даже не нужно говорить, чтобы понять, что хочет сказать другой. Приподнятая бровь, хмурый взгляд, легкое пожатие плеч, глубокий выдох, движение губ — и они уже успели обсудить всех людей в баре, решив, что нет кандидатов на роль друзей, так и личностей, от которых можно было бы избавить мир. — Планы на завтра? — лениво интересуется Елена, положив голову ему на плечо, и Деймон фыркает. — Как и в прошлый раз, Пинки, попробуем захватить мир, — усмехается он и кладет руку на ее плечи. Она улыбается и прикрывает глаза, расслабляясь.