Всему свое время

Первые несколько дней после инцидента Славка только об этом и мог думать. У него пропал аппетит, началась бессонница, а в мыслях резко увеличилась концентрация философских размышлений. Лихорадило Черкасова от души, но неизменными лидерами хит-парада оставались вопросы: «Что это было?», «Так я теперь гей или это не считается?» и «Как жить дальше в одном подъезде/городе/мире с Кавериным?». Не приносили облегчения и сны, в которых он то снова дрался с Женькой, то занимался с ним совершенно другими вещами, от воспоминаний о которых при пробуждении хотелось выть. Видимо, Каверин своими поползновениями нанес серьезный вред его душевному равновесию… Тренироваться не хотелось. Не хотелось общаться с друзьями и гулять. Не хотелось ровным счетом ничего. Только лежать на диване, смотреть в потолок и ни в коем случае не выбираться на улицу. Пару дней он так и провел, сказавшись маме, тут же заметившей неладное, что приболел. Но на третий день была назначена очередная очень важная тренировка, и Слава отчетливо понял, что не может просто просидеть взаперти всю оставшуюся жизнь. Собрав силу воли в кулак и отчаянно молясь, чтобы не столкнуться с Женькой в подъезде, он все-таки выбрался из квартиры, малодушно ссыпавшись по ступеням со скоростью, которая не позволила бы ему рассмотреть Каверина, даже если бы тот курил на его пути, но, по счастью, они не встретились. И на следующий день, и на следующий тоже… Славка постепенно отходил и возвращался к нормальной жизни, убеждая себя в том, что ничего особенного не произошло. К геям как таковым он относился индифферентно, особенно когда они его никак не касались, а на свой счет решил, что его участие в незапланированном минете нельзя расценить как побег на другую сторону, и более или менее успокоился. Встреча на лестничной клетке повторилась только через без малого неделю, когда Славка уже не чувствовал себя настолько сбитым с толку и морально подготовился к новым выходкам больного на голову соседа, но Каверин, на удивление, не стал провожать его привычным долгим взглядом. Лишь на пару мгновений обернулся от окна и, едва кивнув, отвернулся обратно. Славка заставил себя не бежать домой, перелетая через две ступени, а продолжил путь медленно, с чувством собственного достоинства, и только оказавшись в коридоре, позволил проявиться сбившемуся дыханию и испустил тяжкий вздох. Ведь ни словом же не обмолвились, даже не посмотрели друг на друга нормально! Так отчего же так колотится сердце? А самым ужасным оказалось то, что Славку по какой-то неясной причине задело Женькино равнодушие. Яростно плеская себе в лицо ледяной водой, он всерьез думал о том, а не являются ли байки о гейской заразности правдой. Ну в самом деле, как еще можно объяснить, что после того злополучного минета он ни о ком, кроме соседа, больше думать не может? Соревнования были на носу, август становился все более жарким и душным, а Славка места себе не находил. После той единственной встречи на лестничной клетке он больше Женьку в подъезде не встречал, лишь пару раз видел его издали в компании не менее странных, по-пижонски одетых друзей. Порой возникало нездоровое желание спуститься на этаж ниже, позвонить в дверь и поговорить с Кавериным, выяснить каким-то образом отношения, но Славка совершенно не представлял, что сказать, да и уверен был, что сгорит со стыда, если встретится с ним взглядом, если останется один на один… Наконец наступил знаменательный день соревнований. Славка проснулся рано, полный сил, выспавшийся и счастливый, словно у него сегодня День рождения. Полюбовавшись расправившими крылья перьевыми облаками через распахнутое окно и быстренько заправив кровать, он принял душ и хотел потихоньку пробраться на кухню, чтобы погреть себе завтрак, но там оказалась мама. – Ты чего так рано? – удивился Славка, усаживаясь за стол и наблюдая за тем, как мать крутится около плиты. – Ну а как же? – она на миг обернулась и одарила его улыбкой. – У тебя сегодня такой важный день. Я не могла проспать и не приготовить тебе завтрак героя. – Я все еще не герой, – улыбнулся Славка, и вдруг почувствовал, как прекрасное настроение вмиг улетучивается, а вместо него с головой накрывает страх и какое-то липкое, обволакивающее уныние. Он столько надежд возлагал на свою победу в этом соревновании, так упорно к ней шел, потратил столько сил и времени… Но что он будет делать, если проиграет, опозорит себя и тренера? Как жить после этого? К чему стремиться? Славка оказался настолько поглощен этой мыслью, что даже не заметил, как мама подошла к столу, ставя перед ним тарелку. – Славик, ты чего? – изумилась она. – Ничего… – он попытался улыбнуться, но вышло неубедительно. – Разволновался что ли? – мама присела на стул напротив и положила свою теплую руку поверх его руки. – Да вроде того… – Слав, послушай меня, – она сжала его ладонь, заставляя посмотреть на себя. – Ты сейчас стоишь на пороге очень важного события, но это событие – одно из сотен и тысяч важных событий в твоей жизни. Понимаю, сейчас тебе кажется, что ничего важнее нет, что от этого зависит твое будущее, но поверь мне, жизнь такая хитрая и удивительная штука, что порой мы возлагаем самые большие надежды на то, что на самом деле вовсе не является главным. – Ты что, хочешь сказать, что каратэ – это ерунда? – озадачился Славка. – Эти межрайонные соревнования – билет на городские, мам. Я и так поздно начал. Парни в моем возрасте уже по миру колесят… – Я хочу сказать, что самое важное в жизни – это люди, которые тебя окружают, люди, которым ты дорог и которые дороги тебе. Будут взлеты и падения, будут радость и разочарование, но самое главное – то, с кем ты их разделишь. Мы с Лизкой всегда будем рядом, всегда тебя поддержим, как бы ни сложилось… А сегодня просто иди и сделай все, что сможешь, сынок. – Это типа психологических заморочек «что будет важно для вас через пять лет», да? – он с сомнением качнул головой. – Точно, – кивнула мама. – Ты еще поймешь. Всему свое время. Не сказать, чтобы Славку такие доводы убедили, но на душе стало как-то легче. А следующая проникновенная речь ждала его уже в секции и была она по смыслу прямопротивоположной. – Запомните, – сурово и величественно вещал Марат Геннадьевич, раздувая ноздри и сжимая крепкие мозолистые кулаки, – все, что сейчас имеет значение – это победа. Она подтвердит ваше мастерство, даст вам шанс перейти на новую ступень. Цепляйтесь за свою мечту зубами, сражайтесь за нее, иначе она осуществится у кого-то другого, более голодного и упорного, а вам останется только сожалеть! Сожалеть Славка не собирался, хоть в районном спортивном центре, где проводились соревнования, и чувствовал себя не в своей тарелке. Не то чтобы его пугало большое скопление народа или же волновали тренирующиеся каждый в своей стороне противники – на соревнованиях он уже был, защищая честь школы, а потом и на внутрирайонных, – но все же таилась в душе какая-то неуверенность, словно он вдруг перестал понимать, а зачем оно ему надо. Благо, помогли товарищи по секции. Они и сами немало волновались, но были настолько неугомонны и общительны, что на нервяке просто не удавалось сосредоточиться. Да и Марат Геннадьевич был на высоте, и вместо того чтобы, как обычно, ругаться и придираться, обращался с ними, как с равными, внушая уверенность и спокойствие. Самым ужасным, конечно же, оказалось ждать своей очереди, а уж когда Славка выскочил в круг, стало не до размышлений. Он быстрым взглядом пробежал по зрителям, выискивая маму и Лизку, и вдруг заметил на одном из самых дальних рядов… нет, эту пушистую карешку он ни с кем не спутает! Женька Каверин сидел, ссутулившись, среди разношерстной, совершенно незнакомой Славке публики и смотрел на него. Они сцепились взглядами всего на секунду, но в груди полыхнуло жаром, прогоняя каким-то образом остатки страха и волнений. Славка даже понять не успел, отчего так вышло. Быстро нашел взглядом сестру и мать, улыбнулся им и развернулся к уже вышедшему противнику в полной уверенности, что победит. Бился он так, словно против захватчиков отстаивал родную землю. Метался из стороны в сторону, не давая себя задеть, и при любой малейшей возможности нападал, нападал, нападал… В запале он не чувствовал боли от ударов, не замечал реакции зрителей, обращая внимание только на знаки судьи и покрикивания тренера, но стоило поединкам завершиться, как сразу пришла мысль: «Видел ли?» Окрыленный Славка, чью руку поднимал судья в знак его победы после заключительного раунда, заозирался, успев заметить, как Каверин, вскочив со своего места, аплодирует ему стоя. А потом все как-то закрутилось: восторженный тренер, обалдевшие от радости товарищи, мама с Лизкой, сдержанные похвалы от тренеров других секций… Когда Черкасов вновь оказался предоставленным самому себе, Каверина уже нигде не было. Тем же вечером, уже после домашних посиделок с семьей и загульного празднования с друзьями, без сна лежа в своей кровати, Славка смотрел на чернильную тьму за распахнутым окном и раз за разом прокручивал в голове события этого насыщенного дня. Подумать было о чем. Во-первых, поздравить себя с долгожданной победой, а во-вторых, с тем, что он, похоже, окончательно и безвозвратно повернулся на собственном соседе. Славка был порой упрямым как баран, но дураком он не был, и отрицать очевидное больше не мог. Мама говорила, что нужно шире смотреть на жизнь, что главное – это то, с кем он переживает свои взлеты и падения, и как же он был рад сегодня – да-да, именно рад – разделить свою победу с Женькой. Бред, бред, бред! Славка сердито перевернулся на другой бок, словно это могло помочь ему сменить направление мыслей. Попытался, как делал теперь при любых воспоминаниях о Каверине, представить пышногрудую красотку с курса Светку Громову обнажающейся перед душем, но, к его ужасу, Светка наотрез отказалась обнажаться, а мысли продолжили ходить по кругу. И главное – ну какой выход из ситуации? Игнорировать Каверина не выходит, бить его он уже пробовал… В общем-то, в свете последних открытий оставалось только начать бить себя… Скорей бы уже закончился август, и тогда можно будет окунуться с головой в учебу, а еще обязательно замутить с какой-нибудь шикарной девчонкой… блондинкой… с карешкой… Тьфу ты! Славка яростно перевернулся на спину и постарался немедленно заснуть. Даже радость от столь долгожданной победы чертов Женька сумел перебить! *** Все изменилось буквально на следующий же вечер. Славка остался дома один – мама повела Лизку в гости на День рождения к ее мелкой подружке, а он почему-то отказался кататься с друзьями на великах. Захотелось в кои-то веки поваляться овощем перед телевизором или же пошпилиться в комп. Пообещав себе, что с завтрашнего дня начнет отрываться по полной, проводя смехотворный остаток августа так, чтобы потом не было мучительно жалко, он нарубил настоящих мужицких бутербродов, налил в кружку крепкого сладкого чая и, вооружившись пультом, вытянулся на кровати. По телевизору, как назло, не крутили ничего интересного, так что пришлось остановиться на каком-то красочном документальном фильме про животных. И стоило только Славке откусить первый смачный кусок бутерброда, как снизу раздался невнятный бубнеж на повышенных тонах, в считанные минуты переросший в полноценную ссору. В общем-то, ничего нового – Женька Каверин ругался с отцом. Да вот только Славка уже не мог реагировать на это так же раздраженно-наплевательски, как раньше. Его словно кипятком ошпарили, а в голове тут же завертелись воспоминания. «Хочешь спасибо сказать? Не вопрос. Спустись на этаж ниже. Квартира прямо под твоей». Тихий вздох… Ожоги от сигареты на тонкой светлой коже… – Заткнись, дрянь! Еще одно только слово! – отчетливо пробасил снизу мужской голос. Женька ответит. По-любому не станет молчать. Он не из тех, кого можно заткнуть… А значит, у него опять будут умело прикрытые одеждой синяки… Славка еще какое-то время полулежал в оцепенении, напряженно думая о том, что же делать, а потом вдруг ему показалось, что Каверин закричал, и думать больше не пришлось. Он и сам не помнил, как подскочил с кровати, как оказался в коридоре, а там и на лестничной клетке. В считанные секунды слетел по ступеням и, даже не решив, что собственно собрался делать, нажал на кнопку звонка. Шум из-за двери стих. Потянулись бесконечно долгие мгновения ожидания, во время которых Славка буквально задыхался от ярости и бурлящего в крови адреналина, а затем раздался щелчок и дверь открылась. Славка не часто встречался с Игорем Борисовичем, отцом Женьки, но тот всегда производил на него впечатление спокойного и приятного человека. Сейчас же, оказавшись нос к носу с этим некрупным, лысеющим мужчиной в майке и спортивных штанах, он заметил то, на что не обращал внимания раньше – властный подбородок, вечно недовольную складку меж бровей, опущенные вниз уголки губ и крепкие кулаки. Славка увидел его не как соседа, а как противника, и понял, что он из тех, кто бьет заведомо более слабых, но боится тех, кто сильнее. Повисло недолгое, напряженное молчание. Игорь Борисович наконец совладал с собой и выдавил на лицо подобие доброжелательной улыбки. – Слава? Что случилось? – голос его подрагивал от еще не остывшей ярости. – А я за Женькой, – громко и нахально ответил Славка. – Женя никуда не пойдет. – Тогда я к нему, – сощурился Славка и, сам от себя фигея, шагнул в заваленный всевозможными вещами коридор, буквально внося собой Женькиного отца. – Ты чего это?.. – опешил Каверин-старший, но тут же посуровел. – Сказал – нельзя! Женька наказан! – А вы знаете, что избивать своего сына – это не наказание, это уже статья? – осведомился Славка, бесстрашно глядя в наливающиеся кровью глаза соседа. – «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» называется. Сто двенадцатая, если не ошибаюсь. До трех лет лишения свободы. – Чего сказал? – набычился Игорь Борисович. – А ну, вали отсюда, щенок! И попытался ухватить Славку за руку… Рефлексы сработали быстрее разума. Черкасов перехватил кисть, крутанулся и вывернул ее так, что сосед согнулся и взвыл. – А теперь слушайте! – отчеканил он. – Лафа закончилась. Соседи слышат ваши перепалки, но молчат, думают – это ваше дело. Я так не думаю и молчать больше не буду. Еще раз поднимете на Женьку руку – будете иметь дело со мной. Полиция и УК РФ не понадобятся. У меня черный пояс по каратэ, так что спорить не советую. И такое умиротворение на Славку снизошло, такое прекрасное ощущение правильности выбора и собственной нужности, которое он и искал, пожалуй, все это время, занимаясь в секции, да никак не мог найти. Теперь он действительно был героем, но не тем, который в красном плаще и с резиновым лицом спасает одним взмахом руки целые города, а просто человеком, отстаивающим правду ради того, кто сам этого сделать не может. Так же, не отпуская руки поскуливающего соседа, Славка позвал: – Женьк, выходи! Судя по тому, что дверь в комнату открылась сразу, Каверин стоял прямо за ней, притаившись и слушая. Он выглянул, прижимая ладонь к животу и ошарашенно глядя на представшую его взору скульптурную композицию. – Переодевайся, – скомандовал Славка. – Мы уходим. Женька бросил взгляд на него, потом на отца, и безмолвно скрылся в недрах комнаты. – Я вас предупредил, – прорычал Славка на ухо Каверину-старшему и отпустил руку. Игорь Борисович тут же ретировался подальше, споткнулся о разбросанные ботинки и уцепился за угол в обшарпанных старых обоях. – Я полицию вызову, – выдохнул он, но сразу было видно, что это просто попытка сохранить хорошую мину при плохой игре. Он дал слабину. Он проиграл. И он был здорово напуган. – Давайте, – согласился Славка. – Женёк сразу заявление напишет и идти никуда не придется. А я свидетелем буду. Что ответить на это, Каверин-старший не нашелся, а тут уже и Женька появился из-за двери. Одет он был в джинсы и толстовку, а в руках сжимал рюкзак. Не глядя на отца, сунул ноги в кроссовки и, накинув капюшон, шагнул к Славке. – Идем, – кивнул тот и, бросив еще один предостерегающий взгляд на Игоря Борисовича, вышел. Оказавшись на лестничной клетке, оба, не сговариваясь, сбежали вниз, на первый этаж, и вырвались из подъезда. Солнце зашло совсем недавно и улицу окутывали сумерки, делая все окружающее пространство более контрастным и неуловимо сдвигая цветовую гамму, словно в фильме, при съемках которого использовали светофильтр. Славка, как был в тапочках, спортивных штанах и футболке, прислонился к стене подъезда и замер, кусая внутреннюю сторону щеки. Женька примостился рядом. Вытащил из рюкзака пачку сигарет и зажигалку, помахал у Черкасова перед носом. Тот лишь отрицательно покачал головой, хоть и возникло вдруг сильное желание плюнуть на все свои спортивные клятвы и закурить, как когда-то, в девятом классе. Женька лишь плечами пожал. Раскурил сигарету, затянулся и выдохнул вниз струю дыма. Глянув на него краем глаза, Славка заметил, что руки у соседа дрожат. – Ты как? – спросил он. – Руки-ноги целы? Голова? – Не, все в норме. В этот раз до жестяка не дошло – ты раньше появился… – Женька снова затянулся и, поморщившись, прижал руку к животу. – Отец, наверное, потом меня по стенкам размажет, но… спасибо тебе. Правда, спасибо, чувак. Это… это было кра-аси-иво… – Ничего он тебе не сделает, – заверил Славка, отчего-то понимая вдруг, что эти проклятые тянущиеся гласные – верный признак того, что что-то начинает идти не так. – Я его здорово напугал. Гарантирую – больше не полезет. – Геро-ой, – усмехнулся Женька. «Уйдет ведь! – мысленно взвыл кто-то незнакомый в сознании Славки. – Просто уйдет! Будет болтаться ночью по подворотням! А может, и того хуже – сбежит нафиг из дома! Вон у него и рюкзак с собой зачем-то…» И вдруг стало совершенно невозможным отпустить Женьку сейчас, словно в этом случае могло произойти что-то ужасное. – Идем ко мне, – позвал Славка, разворачиваясь к соседу, и так горячо стало от двусмысленности этой незатейливой фразы, что аж щеки покраснели! Каверин вскинул на него быстрый взгляд, в котором полыхнула на миг какая-то безумная надежда, но тут же остыл: – А твои как?.. – Дома никого нет, – отмахнулся Черкасов, уже чувствуя, как нахально и бесконтрольно учащается дыхание и как полыхнувший жар разливается по телу, медленно, но верно концентрируясь в паху. Женька еще пару секунд испытывал его внимательным взглядом, а потом быстро затянулся напоследок, выбросил недокуренную сигарету и кивнул. «А может, он думает, что я его просто в гости позвал? – колыхалось в Славкином сознании, пока они быстро, воровато оглядываясь, словно собрались на пару домушничать, поднимались на четвертый этаж. – А может, он как раз-таки правильно все думает? Что?! Что значит правильно?! Ты его вообще для чего позвал-то?!» В сознании Черкасова случилась паника и полный раздрай, но ноги безжалостно поднимали его со ступеньки на ступеньку, а руки предательски достали из кармана ключ и открыли квартиру. Оба они вошли в полутемный коридор, а потом дверь хлопнула и отрезала их от всего остального мира, оставив наедине. Это было странно, неправильно, но так безумно будоражаще! Не зная, что делать дальше, Славка замер у двери, стараясь справиться со сбившимся дыханием и не на шутку разбушевавшимся воображением. Женька тоже остановился, постоял немного, вглядываясь из коридора в гостиную, а потом обернулся, посмотрел неуверенно и как-то просительно и шагнул навстречу. – Будешь бить? – прошептал он, осторожно, словно изучая провода от взрывного устройства, дотрагиваясь кончиками пальцев до живота Славки через футболку. Черкасов от этого прикосновения едва не вздрогнул. По телу побежали мурашки, в паху требовательно заныло. – А будет повод? – внезапно севшим голосом поинтересовался он, надеясь, что это сойдет за непринужденную остроту. – Определенно, – выдохнул Женька и прижался к нему всем телом, коснувшись губами где-то под ухом. И все, Славка совершенно потерял голову! Все опасения, мучительные размышления, голос совести – все это потонуло в волнах непреодолимого желания. Переступив через последнюю черту, он обнял Женьку за талию, прижал к себе и впился губами в его губы, а Каверин тут же закрепил успех – одной рукой придержал его за затылок, а другой нахально прошелся по Славкиному животу уже под майкой и тут же запустил ее за резинку штанов. Славке было странно прижимать к себе и целовать кого-то совершенно без груди, да еще и одного с собой роста, но этот когнитивный диссонанс вовсе не мешал ему чувствовать такое острое и всепоглощающее возбуждение, что скрывать его было совершенно бесполезно. Ловкие прохладные пальцы Каверина как раз управились с резинкой боксеров и добрались до его стоящего в полную силу достоинства. Сжали, прошлись пару раз, вырывая у Славки сдавленные стоны, а затем… исчезли. – Пойдем к тебе, – предложил Женька на вопросительный Славкин взгляд. Кажется, дело принимало серьезный оборот, и Черкасов отлично понимал, что вступает на дорогу, о которой имеет очень смутное представление, но Каверин словно мысли его прочитал. – Я все сделаю, – он улыбнулся одними уголками губ. – Ни о чем не волнуйся. И Славка опять сдался. Повел Женьку в свою комнату, задыхаясь от предвкушения и желания. На всякий случай запер дверь, потом метнулся задернуть шторы, а обернувшись, увидел, что Женька уже скинул толстовку и джинсы и стоит перед ним полностью обнаженным, сцепив руки в замок. – Резинка есть? – осведомился он. – Резинка? – Славка с трудом смог оторвать оторопелый взгляд от худой, но вполне себе спортивной фигуры и возмутительно стоящего достоинства соседа. – А! Да! Есть! Он кинулся к шкафу, принялся рыться в вещах и наконец выудил чуть подрагивающими руками припрятанную на всякий случай пачку презервативов. – Вот, – он распрямился и подошел к Женьке. – Пойдет? – Пойдет, – улыбнулся Каверин, но вблизи Слава заметил, что он тоже нервничает, и от этого почему-то стало проще. Склонившись к Женьке, Славка поцеловал его в шею, потом еще раз, и еще, довольный тем, как сосед тихонько стонет и прикрывает глаза, то обнимая его за шею, то гладя по спине, а затем двинулся с ним к кровати. Быстро сдернув покрывало, Черкасов легко толкнул Женьку на одеяло, а тот, развернувшись, сразу встал на четвереньки. От этого зрелища у Славки аж голова закружилась. Мгновенно стащив с себя футболку, штаны и боксеры, он встал за Кавериным на колени и принялся раскатывать выуженный из коробки презерватив. – Слав, – подал голос Женька, обернувшись через плечо, – а смазки, случаем, нет? Черкасов ухватил коробку, потряс, вспомнив, что к ней, кажется, шел маленький тюбик в подарок. – Есть, – он продемонстрировал находку Женьке. – Смажь хорошенько, – попросил тот, и Черкасов едва ли не весь тюбик выдавил, вспомнив, что это может быть болезненно для принимающей стороны, и начиная всерьез волноваться. – Ты это… уверен? – прошептал он, пододвигаясь ближе и с опаской глядя на соблазнительно прогнувшуюся спину. Каверин в ответ лишь завел руку назад, аккуратно, но настойчиво сжал его член между указательным и средним пальцем и мягко направил. *** Лежа поверх смятого, бугрящегося одеяла рядом с растянувшимся на животе Женей, Славка украдкой рассматривал его. Сумерки уступили место вечерней темноте. Из окна лился в комнату густой желтый свет фонаря, и в нем тело Каверина казалось бронзовым и совершенным. Красивая сильная шея, острые лопатки, изящные руки, плавный изгиб спины, упругие полукружия ягодиц, длинные спортивные ноги… Это было неправильно, но он не мог оторвать взгляда от тела этого парня, наслаждался им и при этом чувствовал удивительное умиротворение. Все произошло так быстро и было так пугающе шикарно… И вот ведь засранец этот Каверин – никакой медлительности, тянущихся гласных, томного лица! Совершенно нормальный, живой парень оказался, только… гей. – Жень, точно все хорошо? – уже второй раз за последние пять минут поинтересовался Славка, позволяя себе как бы невзначай дотронуться до спины соседа рукой. Отрешенная молчаливость Каверина тревожила его. – Совершенно точно, – Женька повернул к нему голову и прищурился. – И не просто хорошо, а охрененно. Славка хотел сказать, что согласен на все сто, но оказался не готов к такой откровенности. То, до чего так возмутительно легко дошло тело, еще только предстояло принять сознанию. – Так и чего, давно ты… – начал он и осекся, не зная, как покорректнее задать вопрос. «Стал геем?» «Начал заглядываться на мужиков?» Звучало как-то грубо. – Да со школы еще, – качнул головой Женька, не дожидаясь окончания вопроса. – С девятого класса, вообще-то. Ты не замечал? А я-то думал, это сказки, что все спортсмены – недалекие. Он нахально ухмыльнулся, а затем ткнулся лбом в скрещенные руки, пряча лицо. – Думал, ты поймешь, – голос Каверина зазвучал глуше. – Я ведь и так к тебе, и эдак… Уж половина одноклассников заметила, что я в тебя втюрился, а ты только сейчас въехал. И вот тут Славка понял, что его незаконченный вопрос Женька истолковал по-своему и совершенно неверно. – Так ты что, правда не замечал, что ли? – Женька вынырнул из кольца рук и с вызовом воззрился на примолкшего Славку. И тут Черкасова накрыло. Показушная медлительность, постоянные встречи, странные взгляды… Долгих четыре года Женька не просто выпендривался, и даже не просто хотел его – он его любил. Все оказалось так просто, так ясно, словно пелену с глаз сдуло. И даже страшно сделалось при мысли, что этот парень был настолько им одержим, что не побоялся насмешек одноклассников, не побоялся его самого, который то и дело его отталкивал, и продолжал с завидным упорством лезть на амбразуру, готовый даже в зубы получить, лишь бы почувствовать хоть какой-то контакт. Да что там Женьку понять! Он себя-то не понимал. И ведь сколько времени и как старательно! Зато теперь все окончательно и бесповоротно встало на свои места, и от этого сделалось одновременно и тревожно, и как-то удивительно тепло. – Замечал, – ответил он после паузы. – Просто не понимал. Видно, всему свое время. Славка покачал головой, перевернулся на бок и подгреб Женьку к себе, утыкаясь носом в мягкую пушистую карешку.

Март 2016г.