Forever is not enough

Эллана плакала. Случалось это редко, только в самые грустные минуты жизни, только в компании ласковой тишины и гордого одиночества. Она не сидела в своей спальне, под покровительством волка, смотревшего на нее с потолка. Эльфийка остановилась на ступенях, ведущих вверх, к одной из башен. Песчаник, из которого выложены стены, крошился, но не слишком. Пыль усеивала ступеньки, и служанка каждую неделю выметала отсюда всю грязь. Дикарка закрывала глаза ладонями, хлюпала носом. Лишь бы только забыть, лишь бы когда-нибудь забыть пережитое… Перед глазами то и дело всплывали обрывки воспоминаний о болезненной, об унизительной процедуре. Вот она – Митал в своем одеянии, окантованном черными перьями ворона, вот она – с горящей огнем тиарой на голове. Тянет к ней руки, пальцами сжимая железную палочку, которую та изредка макала в красновато-белую жижу. Фен’Харел пожертвовал пару капель своей крови для чернил, эльфы-рабы достали из закромов белую краску, которую он выбрал сам. На смуглом лице белые чернила будут смотреться выигрышно, и маг попросил «подругу» сделать их как можно менее заметными, бледными тенями. Митал кивнула, смотря ему прямо в глаза. Она понимающе улыбнулась, ладонью проведя по щеке мага. Эллану же в это время держали два коренастых эльфа, Зенитар пытался успокоить рабыню, но не мог. Пока женщина рисовала на ее щеках аккуратные ветви деревьев, девушка только сжимала зубы, надеясь, что ей хватит выдержки. Но на последних мазках гордость подвела ее, сломалась под тяжестью боли. С губ сорвался громкий крик, затем второй и третий. Никто не удивился этому, не осудил эльфийку, наоборот... Митал вздохнула с облегчением, понимая, что эта девчонка – не из камня, не так тверда, какой кажется. С твердыми рабами тяжело, тем более Фен’Харелу, чья душа была мягче, чем у большинства господ. Все кончилось, когда Эллана провалилась во тьму. Ее веки опустились на очи, закрыли их от дневного света. Очнулась она только в своей кровати, поздним вечером, когда рабы уже перенесли ее сюда, чтобы дать время для передышки. Первым делом девушка выбежала из комнаты, заглянула в зеркало, висевшее недалеко от входа в столовую для прислуги. Оно начищено до блеска, переливается в скудном свете свечей, стоявших за спиной Элланы. Белые ветви теперь ползли по скулам, извивались змеями. Они резали беззаботную ранее жизнь Элланы на две части. Теперь уже не смыть, не избавиться от этого клейма. Можно его срезать, но такие раны никогда не затянутся до конца. Шрамы все равно напомнят о том, что было здесь до их появления, чем «украшали» кожу. Эльфийка закрыла ладонью рот, чтобы не кричать. Ее зеленые глаза снова полнились слезами, они походили на мутные болотца, заплывшие не то туманом, не то дымом от тысячи костров. На дрожащих ногах она шла вперед. Шла, пока наконец не обнаружила дверь, за которую никогда раньше не проникала. Отметины горели на ее лице, боль подогревала жалость к себе, страх перед будущим. Руки не чувствовали ничего, все тело словно онемело, заснуло, пока разум продолжал пребывать в реальности. Эллана дошла только до верхней ступеньки одного из пролетов, плюхнулась на нее без сил. Яркий лунный свет ровным квадратиком расположился на холодном полу перед ней, в эту часть пространства и попадала девушка, утомленная пережитым. Валласлин словно лишил ее надежды, лишил любого желания, смысла продолжать идти вперед. Гадкие мысли теперь нападали на ее сознание. «Они будут смеяться над тобой, когда вернешься, будут презирать тебя за то, что позволила нанести себе эту поганую метку, не предпочла рабству гордую смерть свободного от гнета существа». Эллана вдруг представила смеющихся над ней соплеменников. Они показывали на бывшую охотницу пальцами, гоготали, держась за животы, утирая глаза от проступивших слез. И ярче всех был образ матери, смотревшей на нее с укором, но без веселья, царившего сейчас в каждом сердце. «Я же знала, что ты попадешь в беду. В чем же я ошиблась, Эллана, воспитывая тебя? Почему Шартан вырос не таким, как ты, почему с ним нет никаких проблем?» Всхлипы эльфийки становились все громче. Пыль, на которую та роняла слезы, темнела и прилипала к ступенькам, наливаясь влагой. Девушка закусила губу, услышав, что ее тихий вой, этот стон эхом пролетает по всей лестнице, закрученной кверху. Наверное, именно за ним она и не услышала шума быстрых шагов, не смогла отличить его от шума собственного дыхания. Хозяин заметил ее, но не произнес ни слова. Эльф только потер взмокшую шею, рассматривая трясущуюся в темноте фигуру. Рабов он держал не много: около двадцати пяти в этом поместье, по десятку в других, которые посещал еще реже. Мужчина сразу понял, кто перед ним. Скудный свет луны не мог осветить ее заплаканного лица, но Фен’Харел все равно узнал свою дикарку. Он опустился рядом, на холодную, на грязную ступеньку. Меховая накидка закрывала его широкие плечи, штаны цвета копоти туго обтягивали ягодицы и икры. Девушка тут же отвернулась, чуть отставив ноги, чтобы бренная плоть ее не касалась только что прибывшего гостя. Она подумала, что один из рабов решил утешить ее парой подбодряющих фраз, заученных еще в юности. – Я знаю, что они… Они болят, – сказал маг тихо, заставив девушку повернуться к эльфу лицом. – Но это пройдет через пару дней. Эллана сложила губы в тонкую ниточку, уставившись на него так, как раньше никогда не смотрела. Глаза-болотца. В них смешано слишком многое, плещется и гнев, и страх, и жгущее плоть отчаяние, что вот-вот обернется демоном и умыкнет несчастную в самую мрачную часть Тени. Эванурис потупил взор, тяжело вздохнув. Эллана почувствовала легкий запах алкоголя… – Они останутся у меня навсегда, – ответила эльфийка, не добавив положенного вежливого обращения. – Это… Это же не рисунок простыми красками. Маг кивнул. Он тоже сложил губы, не зная, что на это ответить. Валласлин – не рисунок, здесь спорить нечего. И раб не в силах избавиться от него самостоятельно, проведя рукой по лицу. Варварский обычай предписывал господам наносить на эльфов эти жутковатые метки, но не заставлял их испытывать при этом удовольствие. Фен’Харел ненавидел это занятие, в отличие от многих своих собратьев, что считали подобную процедуру столь же увлекательной и интимной, как дефлорация. Он не первый раз просит Митал разобраться с этой проблемой, нанеся свою метку. Эльфийка и сама поняла: ее валласлин отличается от других. У всех на щеках было несколько прямых полос, на лбу – подобие раскрытых глаз или сплюснутые овальчики. Ее же «украсили» только пара тонких веточек, аккуратных и прозрачных. У нескольких рабов в доме были похожие рисунки, но Эллана почти ни с кем не общалась, и не расспрашивала о подобном, стараясь не привыкать к лицам и людям. – Это не конец жизни, – ответил маг, выпрямив спину. – Эти рисунки даже ничего не значат, – говорил эльф, делая долгие паузы. – Ничего не значат… – повторила Эллана полушепотом. Ее лицо вдруг украсила улыбка. Нервная и кривая. Девушка поднялась с пола, оглянувшись через плечо. Пылинки, плясавшие в воздухе перед ней, дрогнули, отлетев в сторону. Выдержки ей не хватало. Кулаки сжались, костяшки пальцев побелели от силы. Эльфийка все стояла, смотря на своего господина. Он ждал и волновался, понимая, что сейчас, должно быть, над ним прогремит гром. – Ничего не значат для вас… Мы вообще для вас ничего не значим, – говорила она со злостью. – И эта метка, она… Она обесценивает все, к чему я стремилась всю жизнь. – Все? – спросил маг, не смеясь, но желая услышать хоть чей-то смех в этот момент. – И в чем же твои стремления, Эллана? Девушка закусила губу. Она злилась, злилась на деланную беспечность своего хозяина, на его отношение к ней. Эванурис смотрел на рабыню не то с жалостью, не то с волнением. Его пальцы осторожно прошлись по рыжим волосам, приглаживая выбивающиеся из стройного ряда пряди. Маг замер. – Я хотела, чтобы моя жизнь стоила дороже, чем жизнь породистой галлы, чем ваши костюмы или флейты, разбросанные по всему дому. Я хотела, чтобы моя жизнь оставалась моей и только моей. – Мы все в клетках. С самого рождения, глупое дитя. И никому не избежать такой участи. Просто чья-то клетка выглядит чуть лучше. – Вы-то в клетках? – спросила девушка, скрещивая руки на груди. – И в чем же ваше заключение? Эванурис молчал. Он отвернулся к стене, рассматривая неровную поверхность. Глаза мага блестели матовым блеском, легкий запах алкоголя отвращал рабыню еще сильнее, чем его надменность и гордость. В темноте она не видела красных щек хозяина. И хорошо. Потому что его состояние могло бы напугать ее только сильнее, только больше взбудоражить сознание после столь тяжелой процедуры, пережитой всего пару часов назад. Но даже сквозь мрак дикарка заметила: его взгляд поменялся. Он теперь не такой совестливый и жалостный, не такой добрый. Эллана инстинктивно шагнула на ступеньку вниз, чувствуя в воздухе запах опасности. У нее свело челюсть. Лишь бы больше не сказать чего лишнего, не обронить слова, что принесет ей вред. Потому что девушка наговорила достаточно, позволив себе неподобающую рабыне вольность. – Ты, что, правда думаешь, что я свободен всегда поступать так, как захочу? – спросил маг, медленно поднимаясь с места. – Думаешь, мне все это нравится хоть чуточку больше, чем тебе? Его голос тоже стал эхом, и когда эльф смолк, он еще несколько раз пролетел то вверх, то вниз. Хозяин сделал шаг навстречу девушке, но та не шелохнулась. Как статуя из страха и волнения. Она все же понимала, что бежать все равно некуда, и если ей суждено ответить за свои речи – пусть. По крайней мере, это сейчас ей некуда бежать... Ноги каменели, щеки пылали от пролитых слез. И гордый волк, живущий в ее душе, гордый и непоколебимый зверь скребся о ребра. Расстояние между ним и рабыней стремительно сокращалось. Фен’Харел остановился только тогда, когда его и Эллану разделял всего один шаг, всего половина жалкого шага. Неведомая сила, бьющая по нервам, заставила девушку выпрямиться, почти бесстрашно поднять взгляд, чтобы оглядеть своего господина. Казалось, что он зол от ее вопросов, от провала такой благородной попытки утешения. Ведь он хотел как лучше, хотел проявить столь желанное всем живым существам милосердие. – Дерзкая девчонка, – сказал мужчина тише, чем прежде собирался. – Да ты хоть… Хоть понимаешь, от чего я тебя спас? Она разомкнула губы, чтобы что-то ответить, но промолчала. Не нашлась так быстро, как хотелось бы. Эльф теперь был близко, почти неприлично близко к ней, и дыхание его было липким. Девушка не отходила, но напряглась всем телом. Сердце колотилось в груди, стараясь подпрыгивать все выше и выше… Перед глазами вдруг возник образ Фалон'Дина. Его гадкая ухмылочка, злобный взгляд, полный хищного интереса к молодому и гибкому телу рабыни. Из неприятной задумчивости ее вырвало чужое касание. Горячая ладонь обхватила запястье Элланы, сжала его как можно аккуратнее, чтобы не оставить за собой синяков и следов. Маг потянул ее за собой, и девушка больно ушибла ногу о ближайшую к ней ступеньку, не успев шагнуть. Она не успела взойти на ступень, прежде чем мужчина потянул ее вперед, и тот не подал виду, что заметил. Глухой стук тоже стал эхом, а эванурис чуть замедлил шаг, опасаясь повторения подобного инцидента. Но шел он все так же быстро, смотрел в темноту перед собой, пока взгляд его не уперся в стену. Эллана не вырывалась. Наверное, сейчас и наступит ее конец. Эльф скинет рабыню с крыши башни, молодое тело плюхнется о землю с тем же шумом, который сопровождал падение того самого оленя. Так будет лучше. Чем меньше времени она сможет провести с этой меткой на лице, чем меньше времени у нее будет, чтобы привыкнуть к ней, тем больше свободы сохранится в бессмертном духе. Маг повел плечами, выпрямил затекшую от чего-то спину. Он тронул дверь, толкнул ее вперед, на секунду закрыв уставшие от мрака глаза. Эллана двинулась за ним в темноту, навстречу молчаливым сегодня теням. Но ночь, закравшаяся сюда, быстро рассеялась, мрак убежал. Эльфийка вздрогнула, когда тени отошли к окну, а затем скрылись прочь, оставив их вдвоем. Фен’Харел творил магию удивительно легко. Он прогнал мрак, одним движением пальцев зажег все свечи, стоявшие прямо на полу. – Смотри, – велел он эльфийке. Смотри, Эллана. А она и не собиралась закрывать глаза, чтобы не видеть. Девушка глядела прямо перед собой, рассматривая фрески. Контуров нет, но линии четкие. Эллана видела рисунки эльфов, разрисованных валласлином, вытянувших вперед изрезанные кем-то руки, просящих подаяние. Но те, у кого они его требовали, отворачивались, гордо задирая подбородки. Картины показывали события мрачные, неприятные события. Эльфы уничтожали эльфов, кровь из их искалеченных тел лилась рекой. Война, большая бойня… Клейменые рабы окружили эвануриса, а на следующей картинке они уже лежали в луже собственной крови, ставшей бурой. Девушка застыла у одной из самый ей неприятных картин. Господа на своих белогривых скакунах вторглись в лес, они накидывали петли на свободных мужчин и женщин, пока уже порабощенные ими эльфы поджигали аравели и стойла с галлами. Эллана вытянула руку, хотела коснуться разрисованной стены, но не решилась. Противно. Их лица – противны, их позы, смерти. Что-то оттолкнуло ее прочь, заставило отдернуть ладонь, словно дикарка вдруг обожглась. – Откуда все это? – спросила она, рассматривая стены. – Кто-то из слуг рисует, чтобы запугать остальных? – Кто-то из слуг… – пробубнил Фен’Харел в ответ. – Может, кто-то здесь и рисует, но не в этой башне. Это мои картины, дитя. Странно это. Ведь фрески эти освещают не самые светлые моменты истории Элвенана. Господ они представляли монстрами, показывали их истинную натуру, саму суть жадных до крови душ. Девушка нахмурилась, разглядывая их снова и снова, впитывая всю злость, вложенную в краски и линии. Всюду хозяева унижали рабов, всюду они измывались над ними… Один сюжет похож на другой, как само существование низших классов. – И ты правда думаешь, что мне… Мне разрешено воспроизводить эти мотивы? – спросил он, отпуская руку эльфийки. – Думаешь, что если кто-то узнает об этом, мне выделят свой собственный музей? Голос у Фен’Харела почему-то стал мягче. Он смотрел на удивленное лицо эльфийки, на все еще отекшие после процедуры и пролитых слез щеки. Девушка не знала, что ответить. Она закусила губу, вдруг почувствовав что-то, похожее на вину. Неужели хоть кто-то из них, хоть один может сочувствовать плененным, ощущать хоть малую часть их страха, их боли? Это открытие было для эльфийки неожиданным, и мир словно стал немного светлее, только тучи все равно не рассеялись. – Я не думала… – прошептала она виновато. – Что вы рисуете, господин. – Мне нужно как-то отводить душу, – нехотя ответил мужчина. – Не все мы так жестоки, Эллана, и не все испытываем удовольствие от сложившихся устоев. – Но почему бы тогда не изменить их? – спросила девушка, повернувшись к нему лицом. – Ведь вы… – В меньшинстве, – горько улыбаясь, ответил эльф. Он еще долго стоял так, молча, сложа руки перед собой. В светло-голубых глазах мага плясали огоньки, яркие свечи, губы его чуть приоткрылись, но каких-либо слов не последовало. Эллана смущалась от давящей тишины, но все равно не решалась уйти. Ей не хотелось сейчас быть одной, но звать в гости Магнолию желания тоже не было. Она начнет расспросы, затем одарит эльфийку однотипными утешительными фразами и покинет ту среди ночи, ругая предстоящую работу. – Когда это случилось? – спросила Эллана, указывая на фреску с дикарями. – Та фигура вдалеке… Это же вы? Маг снова улыбнулся эльфийке, подходя чуть ближе. Теперь взгляд его стал теплее, и Эллана не чувствовала страха. Она улыбнулась в ответ, но Фен’Харел этого уже не заметил. Он проследил за девичьим взглядом, взглянул на страшное действо его собратьев. Кое-кого из дикарей проткнули копьями, кое-кого связали и увели, чтобы потом подвергнуть еще более изощренным пыткам, если будет желание. О, оно появится совсем скоро, скука приведет его за ручку и усадит рядом, как малое дитя. – Да, там я. Это не что-то конкретное, дитя. Такое происходит довольно часто, – ответил эльф. – Но последний раз было около семи лет назад. Он приврал, потому что не собирался пугать Эллану еще сильнее. Фен’Харел знал, что рано или поздно каждый дикий клан будет пойман, знал, что в конце концов всем придется положить голову на алтарь жадности хозяев и обратиться тенью себя прежнего им в угоду. Надежды в нем самом уже не было, но губить ее нежные ростки в девице, что только-только окунулась в этот гнусный мир эванурисов не собирался. Его горячее дыхание обожгло ухо Элланы, она снова услышала запах алкоголя в воздухе. Щеки непроизвольно покраснели, мышцы расслабились. Маг медлил, не хотел говорить. Он чувствовал слабый запах травы, шедший от Элланы, яблочный запах, тонувший в его легких. Она успела покататься по газону возле поместья Митал, пытаясь убежать, а мыло ее было с сухим яблоком и корицей. – Тебе завтра рано вставать, – сказал маг полушепотом. – Иди сама… Или тебя проводить? – Сама, – к его сожалению ответила Эллана, бегло выскользнув за дверь.