Forever is not enough

Но надежды девушки рухнули. Нет, то общее теплое чувство, что Фен’Харел испытывал к ней, а она – к нему, никуда не ушло. Просто тайна, так оберегаемая, казалось, только ею, стала достоянием всего двора. Первыми посплетничать пришли даже не молодые горничные, не девчушки, что должны были любить подобные разговоры до дрожи в коленках. Синтар и Зенитар – плечистые эльфы, слишком высокие для их возраста, первыми постучались в дверь рабыни. Они задавали вопросы, а Эллана отвечала. Честно. Дикарка хорошо понимала, что врать и отнекиваться уже поздно, все равно не получится скрыть от остальных. Когда эльфы, насытившись сладкими подробностями, отстали со своими расспросами, Синтар – наиболее говорливый из братьев – рассказал Эллане о слухах. Кто-то из кухонных старух говорил, что видел, как господин мутузит дикарку. Седовласая Элла с синими глазами была подслеповатой, как-то раз она заметила Эллану и Фен’Харела в саду, и именно тогда ей и привиделось насилие. Как это произошло, девушка понять не могла, она помнила только, что эванурис совершенно бесстрашно держал ее за руку и иногда наклонялся, чтобы поцеловать рабыню в щеку. После этого и поползли слухи. Слухи не добрые, слухи – ядовитые шипастые вьюнки. Они цеплялись за любую возможность распространения и подтверждения. Кто-то видел Эллану, выходившей из мастерской господина вечером. Она позировала ему для той картины, засиделась допоздна, слушая рассказы о далеких замках, в которые тот порывался ее свозить. Все бы ничего, нельзя было и предположить чего-то предосудительного, но маг вышел следом, чтобы проводить ее до своей коморки на первом этаже. Его появление и уход в доме всегда замечали, заметили и на этот раз. Особенно любопытная сплетница даже осталась, чтобы посмотреть, как долго господин пробудет наедине с Элланой за закрытой дверью. Он явно не убеждался там в том, что девушка ложится спать. В итоге эванурис остался ночевать не в своей спальне. Дикарке такие ночи нравились: маг прижимал ее к себе, крепко тиская в объятьях. Магнолия пришла сразу же после близнецов. Она была второй и последней, потому что никто другой не смог найти в себе достаточно храбрости, чтобы заявиться с расспросами. Эллана уверила женщину в том, что пошла на такую связь добровольно, даже показала ей лишенную ссадин и синяков кожу рук и ног. Магнолия удивилась. Она видела саму душу эванурисов, знала, как те проявляют свою странную любовь… И то, что происходило между эльфийкой и ее хозяином – казалось женщине до мурашек странным. Впрочем, осуждать кого-либо она не собиралась, даже намекнула господину о том, что знает его «тайну», с утра подавая Фен’Харелу ненавистный ему чай. Об этом Эллане рассказал сам эльф, пришедший в ее обитель той же ночью. Он рассказывал и о том, как благосклонно женщина отнеслась к такой связи, что разглагольствовала она слишком ярко. А Эллана только и делала, что улыбалась, слушая его. Фен’Харел откликнулся на приглашение Фалон’Дина к балу и позвал ее с собой. Именно позвал, не отдал один из своих приказов. Девушка не любила видеть наглые морды других эванурисов, но она согласилась, стараясь угодить тому, кого любила. Пусть даже так, с визитом к самому подлому из них. – Это будет весело? – спросила девушка, сладко улыбаясь теперь уже самой себе. – Ну, сами танцы… – Едва ли эти танцы будут веселее ваших обнаженных танцев вокруг костра, – ответил ей мужчина. Эльфийка сама выбирала платье, ткань для него, пока девчонки, вызванные из города, крутились вокруг нее, снимая мерки. Ей понравился темно-зеленый шифон, маг подобрал для девушки золотые браслеты-рукава и массивную золотую цепочку. Наряжаясь, девушка улыбалась, смеялась, когда эльф облачался в свой костюм. Когда Эллана заметила, что в этом сюртуке он похож на настоящего эвануриса, маг возмутился в ответ, шлепнув ее по ягодице. Хорошо все же, что эльф не позволял себе этих вольностей на глазах у других слуг. Дикарка теперь завтракала и обедала вместе с ним, но маг не смел и пальцем ее тронуть пока кто-то был рядом. А ведь это доставляло ему большие неудобства: слуги то и дело крутились подле хозяина, услужливо подливая вино в бокал и меняя тарелки. И это при том, что штат был совсем маленьким. Пришел день, суливший так много веселья. Эллану одели в платье с короткими рукавами и клинообразным подолом, талию ее подчеркнули широким золотым поясом, а на голову воздели тонкую золотую тиару с изумрудом посередине. Девушка чувствовала себя до жути некомфортно, хотя блеск дорогого металла внушал ей радость. Фен’Харел подобрал костюм того же тона. – Фалон’Дин редкостный садист, конечно, но нужно быть честным, Эллана, приемы он устраивает грандиозные. В этом-то девушка и не сомневалась. Вся его наружность так и кричала: «Только взгляни, как я богат, силен, молод и красив, только посмотри на меня, давай». И это работало: эльфы смотрели. Эллана поморщилась, вспомнив красивое лицо того нахала, что изловил ее в лесу. Новая жизнь ей даже нравилась: никто из слуг не порицал ее, не было и Хранительницы с ее бесконечными советами, не было матери и ее вечно укоряющего взгляда. А роман, закрутивший дикарку в танце страсти, делал ее еще более особенной в собственных глазах. – Не волнуйся, Эллана, я не дам им тебя обидеть, – говорил эльф, чувствуя растущую в душе девушки тревогу. – Все пройдет хорошо, мы немного эпатируем публику, но в этом не будет ничего плохого. Эвануриса эта перспектива явно радовала. Обладая задорным нравом, чувствуя определенную долю удовольствия от косых взглядов, обращенных к нему, маг всегда вел себя так, как того хотел. Он не помогал рабам открыто, хотя и желал, но делал это исподтишка, надеясь, что слухи о его добродетели дойдут до слуха высокопоставленных сородичей. Они выехали вдвоем, сев на все тех же рыжих галл. Белые магу совсем не нравились, потому что считались обычными и глуповатыми. Он долго расспрашивал Эллану о том, не хочет ли она пересесть в карету, не чувствует ли неудобства из-за того, что вынуждена ехать верхом в платье, но дикарка только отнекивалась. Подол был длинным лишь сзади, ноги ее свободно выглядывали из-под яркой зеленой ткани, а золотые сандалии прилегали к ступням достаточно тесно, чтобы спутать их с собственной кожей. Дом Фалон’Дина оказался строением крупным. Фиолетовый цвет, насыщенный и яркий, преобладал над всеми остальными. Поместье было вытянутым, но этажей имело не так уж и много. Три или два, если говорить точно. Его территорию ограждал забор, тянувшийся далеко-далеко… Взгляда не хватало. Фен’Харел шепнул дикарке на ухо какую-то шуточку, и Эллана хохотнула, подъезжая к стражникам. Два юноши, на которых были лишь фиолетовые бесформенные рясы, отворили им двери. В руках у них не было оружия, на голове – ни волоска, и весь вид вчерашних мальчишек вызывал только жалость. Зеленоватая кожа рабов Эллане не понравилась, оба стражника казались больными или немощными. Зачем он поставил их на этот пост? Словно эванурис смеется, говоря: «Да кто сюда вообще сунется?» Рациональное зерно в этой мысли было. Никто не совался. Дикарка вдруг вспомнила о том, что охрана у Андруил тоже не вызывает трепета и страха, как и стражи Фен’Харела. Длинная лестница, по обе стороны окаймленная коваными перилами, вела наверх. Эллана поднималась медленно, рассматривая уже стоявшие у входа кареты. – Мы, кажется, пришли поздно. Твои друзья на нас не обидятся? – Друзья… Подумаешь, поздно. Ну и что, – ответил беззаботный маг. – Главное, что мы пришли, а остальное – несущественные детали. Можем проскользнуть тихо, как мыши, если хочешь, но это будет куда более невежливо, чем наше маленькое опоздание. Она закатила глаза. Уж Эллана-то точно не пыталась быть вежливой по отношению к эванурисам. Увидев надменного брата хозяина дома, девушка закусила губу. Тот как раз окликнул Фалон’Дина, и оба направились к новоприбывшим гостям. Спины они держали одинаково прямо, подбородки – неудобно высоко. Заметив на лице Элланы презрительное выражение, маг чуть сильнее сжал ее ладонь. – Ну надо же, и ты здесь, – сказал Фалон’Дин, оглядывая гостя. – Приятная неожиданность. Я уже собирался посадить на твое место кого-то другого. – Да никто к тебе больше и не ходит, – заметил эльф, чуть приподняв бровь. – Прости, мы немного устали. Можно нам вина, или в этом доме приходится кого-то бить, чтобы его принесли? – Ха, бей кого хочешь, – ответил ему Диртрамен. – Только так, чтобы следов не оставалось. Я же делюсь своими игрушками, приятель. Произнес он это с едва различимым укором, поглядев на Эллану, скованную ее красивым платьем. Каштановые волосы уложены и гладки, запястья в браслетах, шея – в золоте, а кожа, некогда грубая и сухая, ныне лоснилась от мазей. Но все напрасно. Каким бы цивильным не был ее облик, внутри бушевал дикий пожар, пусть и чуть притихший. Фалон’Дин видел искры пламени достаточно четко, ощущал запах дыма и улыбался где-то внутри себя. Дикарку раздражали их лица, и она старалась не рассматривать эванурисов с близкого расстояния. Девушка заметила Гиланнайн, смотревшую на нее с интересом. Белые волосы магессы были сколоты на затылке, ее красивые пальцы крепко обвились вокруг серебряной чаши. Казалось, что девушка немного нервничает. Пока Фен’Харел перебрасывался шуточками с остальными гостями, дикарка стояла рядом. Она смущалась, злилась, находясь здесь, и маг держал свою ладонь на ее талии. Андруил понимающе улыбалась, глядя на фаворитку «друга». Странно, что эванурис раньше никого с собой не приводил, ведь так поступали многие. Охотница отличилась больше всех: ее избраннице позволили войти в круг правящих, ей достались привилегии, положение и новые возможности, Андруил получила неимоверную гордость за свою воспитанницу, любовницу, партнершу. – Ха, ты не видел этих глаз, Джун, о, ты просто не видел его в тот момент. Это стоило всех потраченных денег. Эллана то и дело слышала обрывки разговоров. Имя «Джун» снова всколыхнуло в девичьей памяти лицо той беглой рабыни, что не так давно присоединилась к ее клану. О нем она говорила часто, его имя выкрикивала по ночам, плача от страха. Боль кольнула шею дикарки, словно в кожу всадили иглу. Темнокожая эльфийка, стоявшая напротив носителя звучного имени, улыбалась, и делала она это как-то диковато, неправильно. То ли зубы ее были слишком острыми, то ли в глазах виделось что-то пугающее. – Мы можем потанцевать, если ты хочешь, – сообщил Фен’Харел, наклоняясь к девушке. – Или иди и познакомься с кем-нибудь, не робей. Скучающее выражение лица девушки доставляло магу дискомфорт. Он хотел, чтобы подруга его развеялась, взбодрилась. Ему смена обстановки всегда помогала, и ей, казалось, должна была помочь. Эллана, не желавшая расстраивать мужчину, кивнула, выдавив из себя улыбку. Она сообщила хозяину, что танцевать не хочет, и пройдет по дому в поисках новых знакомых. Но прошлась она в поисках уединения. Слуг здесь полно: они шныряют тут и там, держа в руках тяжелые серебряные подносы. Эллана смотрела по сторонам с любопытством, разглядывая убранство. Нет, здесь не так аскетично, не вычурно. Что-то среднее между кричащим домом Андруил и аккуратным поместьем Фен’Харела. Надо заметить, что этот гад все же не лишен вкуса: не было здесь бесконечных злотых скульптур, лепнины и мозаики вместе взятых. Темные холодные цвета, вроде фиолетового и пурпурного царили, придавая комнатам какую-то чрезмерно веселую, но наряженную атмосферу. Пытаясь скрыться от гула разговоров, Эллана бездумно шла вперед. Иногда она заглядывала в глаза рабов, чтобы понять, чего смогла избежать, выскользнув из лап мага так ловко. Но эльфы отворачивались от нее: натаскали их хорошо. Фалон’Дин быстро учил новеньких манерам, говорил, что гостям в глаза смотреть нельзя, говорить и трогать их – чревато серьезными последствиями. Проходя мимо открытых дверей, Эллана боялась заглядывать внутрь. Ей казалось, что вот-вот из-за угла покажется лицо страждущего, казалось, что к ней протянут руку, моля о помощи, а Эллана не сможет сделать ничего. Она только отпрянет, убежит. Браслеты сковывали запястья. Эльфийка чувствовала неприятный холод, исходивший от каменного пола. Она кротко улыбнулась, увидев небольшой балкончик впереди. Наверное, свежий воздух сможет остудить ее разум. Дикарка оперлась о бортик, сложив руки так, чтобы локти не касались мрамора. Отсюда видно весь сад с его цветочными клумбами и высокими кустами. Эллана смотрела за тем, как слуги ходят по тропкам, предлагая каждому встречному дорогой сыр, имевший странноватый вкус и запах или розовое и белое вино, смотрела за тем, как смеющийся Диртамен рассказывает что-то одному из своих высокопоставленных рабов, ярко при этом жестикулируя. Ее губы сами собой сложились в неприятную ухмылку. Вот так… Рядом с весело болтающими мужчинами стояла худенькая девочка лет семи или восьми. Ее лицо надвое разделял уродливый шрам, еще не заживший до конца, а на ухе блестела массивная серьга, тянувшая его вниз и мешавшая ей. Малышка держала в руках поднос, на котором стояли два полупустых бокала собеседников и начатая бутылка вина. Ноги ее тряслись, руки – тоже. Вот-вот упадет, а за это ее накажут. Должно быть, так девчонка и получила эту отметину, чтобы помнить о том, к чему могут привести ошибки. – Что, в зале тебе уже не интересно? – спросил уже знакомый ей эльф, подходя. – Я старался угодить всем моим гостям. Эллана обернулась резко, полы ее платья приподнялись, взгляд эльфийки стал жестче. Фалон’Дин смотрел на нее с интересом. Он был настроен крайне дружелюбно, и вино, уже кружившее его голову, помогло такому хорошему настрою. Девушка не ответила, она отвела глаза. Как бы ни была велика ее гордость, а страх все же теплился в груди. Тело чувствовало силу, окружившую говорившего, и инстинкты подсказывали Эллане, что сейчас лучше всего будет промолчать. – Что, тебе не нравится такая музыка, да? Плавная, приятная… – говорил маг, сжимая в руках почти пустой бокал. – Предпочитаешь побыстрее или помедленнее? Только скажи, я закажу любую, если согласишься на танец. – Мне нужно идти к хозяину, – шикнула девушка в ответ. Но вместо того, чтобы уйти с прохода и дать дикарке пройти, маг шагнул вперед, загораживая дверь. Места на балконе было немного: можно было сделать всего пару шажков вперед или в сторону. Для двоих здесь не слишком-то тесно, но третьему места уже не найдется. Эванурис улыбался, не смотря на то, что поведение рабыни начинало его раздражать. Он не привык заигрывать с девушками, чье положение было схожим с ее. Таких он просто брал, не обращая внимания на возможные попытки убежать от него. Мало кому удавалось скрыться. Фалон’Дин и не думал о том, что «друг» его пригласит дикарку с собой, однако, был приятно удивлен. Костюм его был черным, казалось, что ткань эта поглощает сам свет, оборачивая его холодной тьмой. Золотой хомут заключил шею мужчины в кольцо, его темные глаза были подведены черным карандашом, от чего казались еще больше. Эллана отшатнулась назад, когда эльф закрыл дверь, отделявшую их двоих от коридора, из глубин которого доносились шепотки голосов. – Похоже, что я опять загнал тебя в угол, да? – спросил Фалон’Дин тихо. – Прямо над пропастью… – О, так вы помните. И долго вы думали обо мне? – парировала Эллана. – Похоже, что и ты хорошо помнишь нашу встречу, верно? – спросил маг тихо. – Надеюсь, что и твои мысли время от времени ко мне обращаются. Конечно. Конечно она помнила то мгновение, что превратило некогда свободную душу в узника, в прислужницу. Думала. Но не так, как эванурис думал о ней. В своих мечтах дикарка скидывала мага с обрыва и скрывалась в лесной гуще. Эллана нахмурилась. Эванурису-то этого не понять. В его памяти лица и события так долго не хранятся, надолго задерживаются только обиды и особенно удавшиеся шутки. Дикарка даже смутилась. Интересно, скольких свободных эльфов маг отловил, и скольких из них он помнит даже сейчас? – У меня будут проблемы, если я сейчас же не найду своего господина, – отворачиваясь, произнесла девушка, пытаясь увильнуть от неприятного типа. – Прошу вас, господин, дайте мне уйти. Она старалась держаться вежливо, чтобы не опозорить Фен’Харела перед собратьями. Пусть думают, что Эллана кротка и послушна. В конце концов, ей это почти ничего не стоило, а вот его репутация могла быть запятнана. С кем эванурисы спят – их личное дело, никто из аристократов не осудил бы собрата за порочную связь с юношей, ребенком или животным, но вот излишняя вольность в поведении избранного любовничка могла бы запятнать обоих в глазах привередливого общества. – О, милая, ну разве ты не видишь, что от меня опасности куда больше, чем от твоего хозяина? – хищно прошептал эльф, подступая ближе. – Я бы хотела… – Знала бы ты, чего сейчас хочу я. Наверное, сама бы прыгнула ко мне в руки, – говорил он, наслаждаясь смущением собеседницы. – Вы не можете и пальцем меня тронуть, – ответила дикарка, набравшись смелости. – Как бы вам этого ни хотелось. Он поджал губы. Фен’Харел объяснил Эллане правила игры: никто из собратьев не может отнять игрушку у своего сородича, никто не может взять ее без спроса, взять или силой, или с полного согласия раба, но не поставив в известность его владельца. Маг, рассчитывавший застать ее врасплох, тут же отошел на шаг. Его губы были все так же сложены, плотно касались друг друга, превращая рот мужчины в тонкую нить. Дикарка хотела бы победно улыбнуться, но что-то мешало ей поддаться столь настойчивому искушению. – А ты все такая же дикая, правда? Хорошенький рисунок у тебя на лице, девочка, но мой валласлин смотрелся бы лучше. О, как же хотелось просто оттолкнуть его от двери… Вместо этого Эллана снова отвернулась, лишь бы не смотреть в его теперь смеющиеся глаза. Маг попал в самую больную часть ее сознания, в суть всех страданий. Этот «рисунок» многое для нее значил, он значил многое для каждого порабощенного эльфа, служил ему вечным напоминанием о том, какое место несчастному отвели благородные господа. Ладонь дикарки невольно коснулась ее покрасневшей щеки. Ей словно захотелось прикрыть татуировку, спрятать ее ото всех, чтобы притвориться свободной. Фалон’Дин громко хмыкнул, заметив обреченный жест. Это зрелище показалось ему забавным, а Эллана, которой уже почти исполнилось двадцать лет, в глазах мага выглядела теперь гораздо моложе. Точно девочка, стесняющаяся его взгляда. – Когда-нибудь ты ему надоешь, и я подгадаю этот момент, девчонка. Ты видно хороша в постели, раз оказалась у его ног, как любимая шавка. Только знай, милая, что когда придет время расстаться с твоим господином, я куплю тебя. Тебе придется удовлетворять мои желания… О, вкус у меня гораздо более изысканный, чем у Фен’Харела. Он не умеет веселиться так, как я. Эльфийка плохо слышала его последние слова, потому что пульс бил ее по вискам. Тук-тук-тук. Где-то в ушах, где-то рядом. Сзади послышался звон, в саду что-то упало. Эллана, чье дыхание почему-то сбилось, резко обернулась назад. Она уронила… Девочка со шрамом уронила поднос, бокалы разбились, и содержимое злосчастной бутылки разлилось по плитке. Несчастная прижимала к себе тяжелый поднос, ее маленькая фигурка тряслась, предвкушая наказание. Две рабыни уже шли к ней с разных сторон сада, чтобы увести девочку в комнату для прислуги. Фалон’Дин не заинтересовался произошедшим. Когда дикарка снова повернулась к нему, взгляд холодных черных глаз был прикован к ее лицу. Девушка гордо выстояла под этим напором, заставив себя вздернуть подбородок. Он взял ее за руку, резко, но не больно. Лишь слегка сжав запястье. – Пошли, я хочу, чтобы все гости были сейчас в зале, а не бродили по моему дому. Эллана тут же выдернула руку. Она пожалела о том, что Магнолия давала ей ту проклятую смягчающую мазь, что сделала ее кожу слишком приятной. Пальцы эвануриса разжались, он убрал руки за спину и улыбнулся, снова оценив норов дикарки. Девушка все же пошла за ним, не смотря на то, что нутро просило ее идти в другую сторону, как можно дальше от этого человека. Когда оба вернулись в большой зал, свет стал чуть тише. Хозяин дома хлопнул в ладоши, и тот совсем погас… Фен’Харел первым заметил свою избранницу, он подошел к ней, оставив занимательную беседу с Митал. Муж последней все равно начинал злиться, и маг собирался убежать от нее, волнуясь о том, что может уронить на голову подруги огромный комок неприятностей. – Нашла что-то интересное? – спросил мужчина, улыбаясь. Но Эллана не ответила, она не успела. Фалон’Дин снова захлопал в ладоши, взбираясь на невысокую трибуну посреди зала. Его слуги нервно переглядывались, отходя к стенам. Больше не разносили напитки и угощения, и все лица обратились к виновнику торжества. Эльф улыбался, взирая на заинтересованных гостей. – Вы же знаете, дорогие друзья, что развлечь вас сегодня – моя главная забота. И я хотел бы представить вам приятное зрелище… Гости довольно переглядывались. Все знали, что Фалон’Дин умеет веселить народ, и потому сейчас, когда он так слащаво говорит, подготавливая публику к чему-то грандиозному, зрелище действительно должно быть интересным. Эллана взяла своего господина за руку, рассматривая эвануриса, что стоял на трибуне. Ей не хотелось ничего видеть, хотелось только уйти. – И позвольте мне показать вам нечто столь изящное, что наша милая Гилланайн покажется вам старой поварихой рядом с этим чудом. – Ты берешь высокую планку, – выкрикнула Андруил, выпившая слишком много для одного вечера. – Никак иначе. Что же… – ответил ей маг, улыбаясь. – Магия дикарей! Гости тут же захлопали, а Эллана шагнула вперед, прищурившись. Магия дикарей? Это, что, какой-то танец, который сейчас исполнят самые смуглокожие рабы эвануриса? Девушка смотрела за тем, как большие двустворчатые двери открываются впереди, как из них выходят какие-то мужчины. А в середине процессии жилистый юноша с золотым ошейником. Девушка закрыла рот рукой, опасаясь, что сейчас вскрикнет. Она увидела своего брата, увидела Шартана. На лице его теперь были золотые ветви, и не он сам рисовал их на этот раз. Теперь татуировку эту не сотрешь, как бы кто ни старался. Маг держал голову низко, под скулой его виднелся свежий кровоподтек, который пытались скрыть телесного цвета мазью. Дикарка сильнее сжала ладонь Фен’Харела, и тот насторожился, глядя на нее с высоты своего роста. Шартан не заметил сестру, он вообще старался не рассматривать гостей. Все притихли, наблюдая за его движениями. Брата облачили в какие-то драные шкуры, словно пытаясь показать его принадлежность к дикому племени, не умевшему шить сносную одежонку. Одна из них – рыжая шкура какого-то пушистого зверька прикрывала часть его завидного, но все же не самого рельефного торса, несколько других были обмотаны вокруг бедер и закрывали ноги до колен. В руках он сжимал свой посох, сжимал так сильно, что пальцы уже начинали неметь. – Ах ты дрянь, – шикнула девушка, глянув на хозяина дома. – Узрите же, что выдумали эти несчастные дикари. Услышав «кодовую» фразу, Шартан наконец поднял глаз. Но не для того чтобы осмотреться, он словно глядел в холодную пустоту, не видя ничего вокруг. Юноша поднял посох, взмахнул им, произнеся что-то слабым, тихим голосом, и древко осторожно засветилось. Над потолком появилась белая тень, яркая тень молодой и гибкой еще галлы. Ее ветвистые рога переливались, короткая ухоженная шерсть блестела… Призрачная тварь прошлась по потолку. Кто-то восторженно ахнул, когда вокруг одной галлы столпились и другие ей подобные. Шартан продолжал читать свое заклинание, вызывая все новых и новых тварей, что проходили сквозь тела гостей, как бесплотные тени. Эллана почувствовала дурноту, хватаясь за руку завороженного зрелищем мага. Это заклинание… Хранительница отгоняла их детские кошмары и страхи, пугала тени, прячущиеся меж палаток и спальных мешков. Эллана вдруг вспомнила, как брат ее наколдовал такую же белую галлу в первый раз, когда девушка отказалась ложиться спать, опасаясь, что в ближайших кустах прячется голодный волк. Свет помог ей тогда, брат помог. Мать ругала младшую дочь, обвиняя Эллану в том, что та недостаточно смелая для того, чтобы состоять на попечении ее многочисленной семьи, а Шартан успокаивал сестру, уверяя ее, что все боятся темноты. Просто кто-то больше, а кто-то меньше. Все боятся.