Forever is not enough

Когда Эллана шепотом попросила мага уйти, выйти с нею подышать, он вышел. Не смотря на то, что хотел бы остаться и посмотреть на красочное действо, увидеть что-то новенькое. Дикарка благодарила Творца за то, что хозяин не задал ей ни единого вопроса, пока девушка не остановилась под длинной мраморной аркой. С двух сторон ее окружили любопытные совы, вытесанные из твердого камня, и зрачки их то и дело меняли свое положение, словно стрелки часов. Маг молчал, чувствуя, что слова сейчас будут лишними. Он не понимал причину столь сильного возбуждения дикарки, но плохое предчувствие теснило его грудь хуже любого корсета. Эванурис хотел обнять рабыню, но та отпрянула прочь, спиной прислонившись к каменной плите позади нее. Наверное, лучше было оставить его там, в окрашенном магией зале, и уйти одной. – Эллана, это просто фокус, – заговорил он полушепотом, не потянув к ней алчущих рук. – Ты испугалась галл? Рабов всегда запугивали яркими заклинаниями, вспышками света и «говорящими» черепками животных. Так им внушали первобытный страх перед магией и перед ее носителями, чтобы еще крепче затянуть узел на шее слуг. Но с ней-то этого не проделывали. Эльфийка отрицательно покачала головой, даже не взглянув на мужчину. Одну из каштановых прядей она убрала за ухо, чтобы та не закрывала ей глаза. – В этом нет ничего стыдного, – успокаивал Фен’Харел. – Я понимаю, тебе это не очень привычно, но фокус вышел забавным. – Это наше заклинание… Это мой… «Брат». Почему-то это слово не хотело слетать с ее губ. Дикарка посмотрела на собственные ноги. Камешки в золотых сандалиях переливались, свет играл с ними, словно скучающий ребенок. Эльфийка закрыла глаза. Шартан… Он же всегда был умнее Элланы, как бы ей не хотелось убедить себя в обратном. Пусть ноги ее двигались быстрее, а глаза видели дальше, пусть животные инстинкты крепче вцепились в младшего ребенка, брат девушки имел более ценный дар. Он умел читать, знал наизусть каждую тропку, каждую дорожку в тех местностях, что исследовали сородичи. Первого все любили, все добивались его расположения, понимая, что в скором времени им придется признать в нем лидера. У Шартана было слишком много шансов прожить свой век на свободе, чтобы вот так проиграть эту погоню, чтобы закончить жизнь здесь. – Мой брат, – наконец произнесла девушка. – Это был мой брат, это он колдовал там, в его цепях. Наступило молчание. Кладбищенская тишина. Даже птицы, порхавшие с ветки на ветку, выжидали. Эллана снова распахнула очи, они полнились слезами, что вот-вот покатятся по ее щекам. Маг молчал, не зная, что ответить. Он – умудренный тяжелым жизненным опытом, переживший столь многое, не знал, что сказать девчонке в таком положении. Сначала его рука мягко опустилась Эллане на плечо. Девушка вздрогнула под почти неощутимым напором, поджала губу, словно она в чем-то провинилась. Фен’Харел приподнял ее лицо за подбородок, чтобы посмотреть в зеленые глаза. И хоть слезы текли по щекам, а веки покраснели, Эллана не отвернулась, стыдясь своей слабости. Она доверяла магу, понимая, что он-то ее не осудит. – Все хорошо, – говорил эльф, обнимая дикарку. – Мы все решим, не волнуйся. – Как? Ее голос дрожал, сбивался. Эванурис точно впервые обнимал ее, прижимал к горячей груди. Каменные совы следили за обоими, мотыльки сменили бабочек в воздухе, пытаясь добраться до цветов, что еще не успели заснуть на ночь. Фен’Харел, видевший в эванурисах не то друзей, не то собратьев и соперников, решил, что сможет договорить с Фалон’Дином, но Эллана точно знала, на каких условиях может случиться эта невозможная сделка. Жестокий маг ненавидел ее за то, что девушка умудрилась убежать, скрыться от него и не попасть в жадные лапы зазнайки. Пожалуй, эльф не догадывается о том, кто попал к нему в лапы. Если знание это откроется ему, Шартану придется плохо, в этом Эллана была уверена. На нем отыграются за все ее грехи и ту удачу, что помогла дикарке сбежать. Фен’Харел не разделял этих страхов, он все еще видел в собратьях благородство, с каждым годом уходящее все глубже. Маг снова погладил Эллану по волосам. Он хотел успокоить ее, но не знал, как следует это сделать. Свободный эльф не мог разделить ее горе, он понимал его лишь со стороны, однобоко, не чувствуя полной тревоги, что сейчас занимала ее сердце. Эванурис осторожно поцеловал рабыню в щеку, наклоняясь. – Я могу прямо сейчас все объяснить Фалон’Дину и мы с тобой уйдем, выкупив Шартана. Можем предложить выменять его на одну из моих охотничьих собак, Фалон’Дин давно на них зарится. – Как благородно, – шепнула Эллана, тыльной стороной ладони утирая слезы. – Жизнь раба приравнивается к жизни собаки. На этот раз маг ей не ответил. Дикарка прижалась к его груди, слезы ее намочили сюртук, сделав зеленую ткань еще более темной. Эванурис пытался улыбнуться, чтобы прогнать с лица девушки эту грустную мину, но не смог. В такой неприятный момент он просто не мог улыбаться. Впрочем, проблемы это бы не решило, потому что лицом девушка все равно уткнулась в его грудь, и не смогла бы увидеть его слабых попыток развеселить ее. – Шартану не поздоровится, если этот гад узнает, что он мой брат. Ты же знаешь, что он меня ненавидит. – Ну… – заговорил эльф уклончиво. – «Ненавидит» – не совсем то слово, что ты ищешь, Эллана. Возможно. Эванурисы проявляют и чувства, и эмоции не так, как простые смертные. Наверняка маг лучше знает, он-то может прочитать желания собратьев по их лицам, а рабам остается лишь гадать и молиться несуществующему Творцу о защите или милости. Эллана, не любившая упрашивать невидимых и несуществующих существ о чем-либо, никогда этого не делала, но сейчас ей жутко хотелось, чтобы к ее просьбе прислушался кто-то, чтобы по велению неведомого существа, более могущественного и сильного, свершилась ее воля. Дикарка резко отстранилась, радуясь тому, что маг не просил ее подводить глаза. Она похлопала по своим щекам, чувствуя, как кровь приливает к коже, делая ее более румяной. Эллана стояла спиной к хозяину, теперь почему-то застеснявшись своего состояния. Будто у нее не было права на слезы в этот момент, не было никаких прав на грусть. – Вернемся? – спросил мужчина, положив руку на ее плечо. – Я поговорю с Фалон’Дином, не скажу ему, что этот дикарь – твой брат или соплеменник, если он сам не знает об этом. Все получится. – Пошли, – шепнула Эллана в ответ. – Меня… Меня немного трясет. И в глазах у нее темнело, но дикарка об этом умолчала. Она вцепилась в руку мага, и тот почувствовал, что ладошка ее чуть-чуть вспотела. Эльфийка прикрыла глаза, собирая силы. Ей снова придется увидеть брата с этим клеймом на лице, с ошейником на шее, и в этот раз сам Шартан заметит ее в пестрой толпе плененных или свободных от чужого гнета эльфов. – Это ничего, – ответил ей Фен’Харел. – Я поговорю с ним, а ты посидишь в зале, выпьешь вина или сока, как захочешь. Проходя мимо одной из прислужниц, эльф поцеловал Эллану в плечо. Его связь с рабыней совершенно не смущала, а вот девушка, державшая поднос с канапе из сыра и глубинных грибов, почему-то отвела взгляд. Господа не редко обращают такое внимание на своих прислужниц, но чтобы вести себя с ними столь нежно… Такое, пожалуй, случается крайне редко. И Фалон’Дин, конечно, бывал мягок с подчиненными, уделял некоторым особенное внимание, но не так часто, чтобы привыкнуть. Раз в сто, в пятьдесят лет. Двери оставались открытыми, совы, изображенные на них, так же вращали зрачками. Маг громко хмыкнул, заметив, что Андруил напилась до такой степени, что начала истерически смеяться, слушая очередную бессюжетную историю от Джуна. Дикарка по сторонам не смотрела, она уже огляделась. Шартана в помещении не было, Фен’Харел и сам удивился его пропаже. – Куда делся Фалон’Дин и тот юнец, что показывал фокусы? – Хорошенький, да? – спросила Гилланайн в ответ. – И эта его серьга в ухе так к месту, будто и правда дикарь. Он, кажется, ушел вместе с братом, а парнишку увели, чтобы он переоделся для другого номера. Фалон’Дин сказал, что он даст еще одно представление чуть-чуть позже. Но господам, похоже, уже хватило развлечений. Гилланайн, стоявшая рядом с бокалом вина, была единственной, кто умудрился сохранить рассудок чистым, а сознание – здравым. Эльфийка кротко улыбнулась, слегка поджав красивые губы, когда встретила на себе взгляд Элланы. Она сама никогда не была дикой или свободной. Родилась в рабстве, но родилась с магией внутри, магией, освободившей ее от гнета. Как оказалось, слишком сильной магией. Конечно, природная красота и шарм, связь с Андруил и блеск глаз тоже сыграли свою роль в становлении ее личности, но это в куда меньшей форме. – Я поищу его, – сказал маг, помогая Эллане сесть рядом. – А ты останься тут. Жди меня. В присутствии Гилланайн эванурис вел себя жестче. Его голос стал чуть-чуть грубее, чтобы никто не подумал о том, что он держится с Элланой так уж мягко. Девушка не чувствовала стула под собой, руки ее опустились на столик, а эльфийка, беседовавшая с Фен’Харелем опустилась на соседний стульчик. Этого дикарка точно не ожидала: эванурисы общество рабов не очень-то любили, могли потерпеть, конечно, но только из собственной праздности и гордыни. – А ты ему нравишься, – сказала она полушепотом, чуть наклонившись вперед, чтобы слышала только дикарка. – Простите? – спросила девушка, не слышавшая почти ничего вокруг. – Нравишься, – подтвердила она. – Ты молодая, хорошенькая, вся такая необузданная и свирепая, как тигрица. Фен'Харел давно так не увлекался. Тебе очень повезло, что ты попала именно к нему, не к Андруил и уж тем более… Не оказалась здесь. Фалон’Дин вежлив со мной сейчас, девочка, но когда мое положение было не лучше твоего, о… Приходилось терпеть его сальные взгляды и даже шлепки. Благо, что Андруил быстро поставила его на место, она хорошо это умеет. – Вы и сейчас с ней… – Нет, – перебила Гилланайн. – Иногда. Она любила говорить с бывшими собратьями по несчастью, старалась не заноситься. Взгляд девушки бродил от одного гостя к другому. Силейз салютовала ей, подняв вверх свой бокал, Гилланайн ответила скромной улыбкой. Она недолюбливала их всех, считая, что некоторые из эванурисов не заслуживают оказанной им чести. Они – ничто, только грязь под ногтями. У Диртамена сил не хватит даже на то, чтобы выловить духа из Тени, а Эльгарнан слишком горд, чтобы заставить остальных магов умерить свои бесконечные желания и страсти. Андруил – импульсивна и глупа, Фалон’Дин – не сдержан и жесток. – Кажется, она-то вас все еще любит. – Почему тебе так кажется, девочка? – спросила магесса, делая еще один глоток вина. – Душа у Андруил темна и скрыта от посторонних. – А взгляд, обращенный к вам, у всех на виду, – насмешливо произнесла Эллана. – Дерзкая ты. Да, я тоже это замечаю в ее глазах, но не собираюсь снова потакать ее нескончаемым прихотям. Она не самая ласковая из эванурисов, милая. Андруил слишком заносчива и лжива, если хочешь знать, – говорила девушка без стеснения, зная, что рабыне можно выложить что угодно. – Она не стоит и фаланги моего пальца, но без нее обойтись я бы все равно не смогла. Моя мать была ее рабыней, а отец – одним из ее «маленьких господ». Гнусное было времечко. – А где они сейчас? – спросила Эллана. – Умерли. Все рабы когда-нибудь умрут… Андруил всегда так говорила. Я была единственным ребенком в семье, и потому, что выдалась очень хорошенькой, она разрешила моей матери выйти за отца замуж. Ну, знаешь, чтобы все было как-то… Цивильнее, не так унизительно, – исповедовалась она. – Отца мама никогда не любила, но он дал матери положение и приличную койку без клопов и сена в матрасе. В конце концов, девочка, ведь все мы думаем о своем комфорте, правда? Можно и потерпеть, стиснув зубки покрепче. Должно быть, девушка вспомнила что-то печальное, ведь взгляд ее стал невеселым. Гилланайн допила вино, оставшееся в ее бокале, и решила, что теперь будет пить эль. Кажется, он был у одного из рабов на подносе, теперь не вспомнить у кого именно. Девушка поднялась, освобождая место кому-то другому, но обернулась, прежде чем оставить дикарку в одиночестве. – Держись к нему поближе, если хочешь выжить в этом поганом местечке. Фен’Харел такой жалостливый, он может помочь тебе… Выбраться из этого круга. Может, выйдешь замуж за кого-то с положением получше, может, случится что еще. Произнеся слово «круг» она повела пальцем в воздухе, рисуя невидимую окружность. Эллана смутилась от этого разговора, но отвернуться не могла. Она же может оскорбить ее, наделать проблем своему господину. Девушка поднялась и сама, решив, что больше не хочет смиренно ждать. Гости веселились, никто на нее не смотрел. Рабы – только мебель, к ним интерес теряется быстро. Конечно, на Эллану обращали взволнованные взгляды, когда та только поступила в услужение к эванурису: она же происходила из дикого племени. Но сейчас, когда головы магов кружились от вина, никому до эльфийки дела не было. Девушка же вообще ими мало интересовалась. Сейчас. Сейчас она прошмыгнула мимо главной лестницы и поднялась наверх, ближе к коридору второго этажа. Должно быть, тут располагаются спальни гостей и их приближенных. Там она кралась тихо, словно тень в ночи. Со стороны так и выглядело. Убранство здесь было мрачным, зловещим, если сказать точнее. Цвета были темными: синими и фиолетовыми, как звездный купол бесконечного ночного неба, света почти не было. Кое-где виделись золотые подсвечники, но все они были пусты и загрязнены отчего-то влажной пылью. На негнущихся ногах девушка шла вперед. Все слуги были либо в саду, либо в зале, никто не встретился дикарке на пути. Да даже если бы и встретились, останавливать ее бы не стали. Валласлин на лице Элланы не принадлежал Фен’Харелю, он означал, что дикарка в распоряжении Митал. Магессу почитали, любили сильнее многих других господ, и рабы, которых коснулась ее праведная рука, рабы, что почувствовали на себе ее силу, в благодарность позволяли женщине многое, прощали мелкие прихоти и вспышки «праведного» гнева. Двигаясь мимо статуй и приоткрытых дверей, Эллана смотрела только вперед. Она чувствовала в воздухе запах пота, вспомнила, что мужчины, вышедшие на сцену вместе с Шартаном, были крупными, вымотанными. Должно быть, они шли в эту сторону, должно быть, девушка на правильном пути. Он где-то здесь… Но как? Если брат попал в ловушку, угодил в лапы к эванурисам, значит ли это, что весь клан попался на ту же удочку? Что, если за одним из поворотов сейчас плачет мать, на которую накинули ошейник, что, если в глубине этого дома заперта старая Хранительница? Эллана вздрогнула от волнения, продолжая идти вперед. Она не отводила взгляда. Когда дикарка услышала в отдалении голос Фен’Харела, идти стала чуточку быстрее. Ее шажки больше не были такими тихими, как прежде, стали порывистыми и широкими. Эллана остановилась у приоткрытой двери, заметив свет, сочившийся из-под проема между дверью и полом. Голос был громким, отчетливым, и эльфийка припала в двери, чтобы слышать все как можно лучше.