Forever is not enough

Ее тонкие пальцы слишком изящны для дикой охотницы. Маг целовал их, когда ладонь Элланы удавалось поймать, любил щекотать ее за ребра, чтобы слышать этот звонкий девичий смех. Эльфийка каждый раз отталкивала эвануриса с грубой силой дикарки, и еще пять минут продолжала смеяться, словно все еще чувствуя на своем теле его проворные горячие руки. Но сейчас он лежал смирно. Девчонка гладила его по волосам, наслаждаясь их шелковистостью. Ее же ухоженностью не отличались – посветлевшие и сухие на концах, жесткие у корней и ломкие, бесконечно ломкие пряди. Девушка втирала ту жуткую пахучую мазь в кожу головы, наносила масло, подаренное Магнолией, но ничего не менялось. Впрочем, Фен’Харела это совершенно не заботило: он любил ее не за шелковистость кожи и волос. – Мне нравятся рыжие, – вдруг сказала девушка, продолжая гладить своего мага с завидной проворностью. – Значит, мне с этим очень повезло. Он тихо хохотнул, когда дикарка укусила его за ухо. Словно игривый щенок, цеплявшийся за уставшую мать. Эльф разглядел в движениях Элланы смутную грацию, красоту и изящество. Она приподнялась над подушкой, выпрямилась, потянув руки к потолку. Эльфы частенько бывали сутулыми, они долго работают, горбатятся до самого утра… Дикарка, замечая за собой привычку сгибать спину, старалась держаться прямее. Зачем? Со стороны выглядело очень забавно. – Магнолия обещала приготовить суп из древесных грибов и тарталетки с соленой олениной и языком дракона, – рассказала Эллана, натягивая короткое черное платье с длинными рукавами. – А мне дичь не нравится, – признался эванурис. – Она слишком потная на вкус. Да. Есть что-то неправильное в поедании животного, выращенного не эльфом, но природой. – Да, да… Ты любишь только громадные окультуренные цветы из теплицы и жирных птиц, что росли в неволе, я помню. Об этом она говорила с легкой ноткой раздражения. Ей казалось, что предпочтения мага в еде продиктованы его слабостью ко всему, что сотворено руками его сородичей. Однажды после обеда девушка узнала, что отведала мясо галлы под крышей этого дома. Тогда она страшно на себя злилась, вспоминая кротких белых животных, которых с такой бережностью разводил ее клан. Без галл эльфам пришлось бы туго. Да, их ласково звали кормильцами, но это так, фигурально… В остальном же дикарка не привередничала так, как ее господин. Ему для насыщения не хватало простого хлеба, ему требовалось что-то более изысканное, пикантное. Да, вкус избалованного эльфа был требовательным. Эллана хмуро глянула в окно: тучи копились над поместьем. Маг предупредил ее о том, что два дня будет идти дождь, так необходимый для полива. Если бы не чары, окружившие эти земли, дождь шел бы здесь гораздо чаще, чем несколько раз в месяц. Обернувшись через плечо, эльфийка улыбнулась своему бывшему хозяину. Ее рука невольно скользнула по собственной щеке. Валласлин был чуть выпуклым, Эллана всегда его чувствовала, закусывая губы от досады. Теперь же, когда лицо ее чисто, свободно, она могла только улыбаться, касаясь сухой загорелой кожи. Девушка шагнула навстречу магу, праздно валявшемуся в постели, и поцеловала его в лоб, наклонившись. – Я должна покормить псов и вывести их на улицу, чтобы подышали немного, – сказала дикарка тихо. – Ты идешь со мной? – Нет, – хохотнув, ответил ей эванурис. – И откуда у тебя вообще силы? Я думал, что мы оба вымотались ночью. – Ха, – громко произнесла она, отворяя дверь. – Думал он… Тогда я постучу тебе в окошко, отдыхай. Она ушла, оставив от себя только теплое воспоминание и легкий запах свежих яблок. Противное у нее мыло, резковатое. Жалко, что Эллана не желала жить так, как обычно живут избранницы и избранники эванурисов. Она отвергала дорогие дары, собираясь носить роскошные вещи только на приемах, радовалась только экзотическим скакунам и тварям, привезенным издали. Фен’Харел с упоением думал о том, как совсем скоро он представит собратьям дикарку без валласлина. Живое воображение эвануриса рисовало занятную картинку. Он улыбался сам себе, даже думал том, чтобы собрать грандиозный бал маскарад, чтобы в конце снять с хорошо всем знакомой Элланы маску и представить ее народу. Вдруг его кольнула совесть. Маг снова думал о девушке словно о вещи, о дикой обезьянке, которую надобно показать гостям, чтобы произвести впечатление и эпатировать толпу. Небо за окном хмурилось, просыпалась мелкая изморось. Мужчина лениво потянулся, откидывая одеяло. Он мог бы спать целый день. На шее эльфа красовался маленький укус, чуть ниже – парочка ярких красных царапин. Маг улыбался, проводя по ним пальцами. Его руки инстинктивно искали следы ее касаний. Не робких, как в первые дни их близкого знакомства, а горячих и страстных. Он вдруг поймал себя на мысли о том, что никогда прежде не рассматривал каморку Элланы. Фен’Харел часто предлагал ей перебраться к нему поближе, но та только отнекивалась, сначала давя на то, что это выдало бы их тайну, а после просто капризничая. И что она здесь нашла, имея столь свободолюбивый нрав и дикий норов кусачей галлы? За небольшим столиком у стены с трудом умещались книжки, которые ей подарил эванурис. В них имелось малое количество текста, но были объемные картинки. История. От сотворения мира и до настоящего времени, долгие рассказы о бесконечно длинной зеленой Тени, и земле, что лежит за большой водой, о том, как эванурисы взошли на вершину. Правда, рассказы эти были приукрашены, кровавые детали «историки» выбросили за ненадобностью. Маг-то знал, ведь он был свидетелем того, как история творилась прямо перед ним. Проведя рукой по рыжим волосам, стряхнув остатки сна, мужчина заставил себя встать. Он снова потянулся, руками приближаясь к потолку. Эльф ухмыльнулся, выдохнув из груди весь воздух. Задрав голову, маг заглянул в глаза волку. Зверь смотрел на него уже без любопытства, с легкой ноткой презрения во взгляде. Как-то ночью Эллана рассказала эванурису о том, что ей кажется, будто этот рисунок следит за ней, но он только посмеялся. Теперь ему и самому было не по себе от этой твари. «Когда я вообще его тут посадил? Надо бы нарисовать ей что-то другое. И на стенах, чтобы было не так мрачно», – решил он вдруг. Книги на столе дикарки лежали в абсолютном порядке, сложенные стройной стопочкой. Она уже умела читать и писала вполне сносно. Нет, нельзя было сказать, что Эллана – уникум и схватывает все на лету. Некоторые слова давались ей с большим трудом, а писать вычурную букву «Д» с вензелями и плавными линиями она вообще не любила… Но девушка нашла в себе положенную долю терпения для столь кропотливой работы. Маг улыбнулся, думая о ее успехах. Справа от книг, от погасшей свечи он заметил такую же стройную папку бумаги. Тонкой бумаги, измятой по краям, бумаги с заломом посередине. Должно быть, на ней Эллана тренировалась в письме. Осторожно глянув в окно, маг снова ухмыльнулся. Он решил посмотреть: что же там, в ее уроках написано, спрятано от глаз учителя. На ощупь бумага оказалась противной, старой. Маг не понимал, откуда дикарка ее взяла, ведь все нужные для письма инструменты были в его распоряжении. Впрочем, Магнолия могла помочь своей воспитаннице в этом деле, она учение всегда поощряла, мотивируя рабов и к чтению, и к рисованию. Хорошая все-таки женщина, удачное приобретение для сплоченного штата. Эванурис опустился на стул. Фен’Харел поднес палец к свече, с помощью магии выбивая из него искру. Здесь не было так уж темно, но эльфу почему-то хотелось, чтобы света было еще больше. Рядом с простой бумагой лежал полукруглый кожаный конверт. Странно это. Маг глянул на него с подозрением, ведь сам он письма почти не писал, да и получал их не так у и часто. Эванурисы все чаще посылали с приглашениями гонцов, и те зачитывали их по бумажке, не вручая грамоты приглашенным гостям в руки. – Интересно, – шепнул он, вертя в руках бумагу. Чуть позже эльф догадался: почерк совсем не Элланин. Она писала маленькими круглыми буковками, которые было очень легко читать. Эти же были разлапистыми, до жути аккуратными и правильными, как в учебниках каллиграфии. Каждая соединялась со следующей и с предыдущей тоненькими дужками, закрученными то вверх, то вниз. Писавший явно старался, чтобы его послание было удобным для чтения даже тому, кто писать-то научился не так давно. «Здравствуй, сестра, я наконец научил эту птицу летать так, как хотел. Надеюсь, что он все же прилетит в нужное место, а у тебя не будет с отправкой ответа никаких проблем. Я все равно боюсь за тебя, Эллана. Пойми, это место – отвратительно. Ты не видела того, что теперь я вижу каждый день. Признаюсь честно, я даже не могу понять, в каких отношениях состоят эти жуткие братья. Клянусь, что я как-то раз видел их целующимися в холле, но не уверен, считают ли они такое проявление чувств чисто братским или дружеским. Прости, Эллана, что не целовал тебя прежде, если это тебя вообще когда-то задевало. Бумаги не хватит, чтобы я написал тебе все, что хотел бы сказать сейчас, что не сказал за долгие годы, пока мы спали спиной к спине. Ты ответь на обратной стороне, если бумаги не будет, просто отдай письмо вороне, как мы и договорились, а она вернет его мне. Его зовут – Фенито, он – мой единственный друг в этом чертовом доме. Говоря о том, что ты спросила тогда: да, Фалон’Дин вспоминал о тебе пару раз. Я прислуживаю ему с помощью магии. Держу всякую ерунду в воздухе, охлаждаю чай и прочие мелкие поручения. Кажется, ему это очень нравится. Он расспрашивал меня о том, не знакомы ли мы, и я сказал, что нет, что ты из других мест. Кажется, он мне не поверил, но расспросов больше не было. При мне убили раба, Эллана. За то, что Диртамен обжегся своим же супом, поспешив положить ложку в рот, не подув. Не знаю, как долго я протяну здесь, если все происходит так стремительно. Прости, я не оставил тебе места на этой бумажке, положу с Фенито другую, на ней и ответишь. Будь экономнее, обдумывая все, что пишешь. Я люблю тебя, все скоро закончится. Я все организую, обещаю». Письмо было написано удивительно кратко, некоторые слова эльф сокращал как мог. Фен’Харел вдруг почувствовал дурноту. «Я все организую». Он не должен был залезать в переписку Элланы, но теперь не мог отложить ее чтение. Все письма лежали по порядку, и эванурис даже расстроился от того, что не мог прочитать ответ дикарки. Интересно, находит ли она в этом доме что-то ужасное? Мужчина взялся за второе письмо, на котором не было ни даты, ни имени отправителя, как положено указывать в переписке. «С твоей стороны это немного грубовато, Эллана. Не дуйся на него, я не видел твоего хозяина так долго, как ты, но он, кажется, искренне к тебе привязан. Не могу судить о том, сколь серьезны или глубоки его чувства только по твоему рассказу, но теперь я точно уверен в том, что тебе не грозит опасность. От него, по крайней мере. Тебе страшно повезло, что ты сейчас в другом месте. Будь осторожна, отходя далеко от дома. Я слышал разговор Фалон’Дина и его брата о том, как хорошо было бы снова поохотиться на дикарей. Я не уверен в том, что тебя они причисляют к другой категории эльфов. Прошло всего два или три дня с тех пор, как я написал тебе в прошлый раз, а я уже видел еще две смерти. Они просто выкидывают девушек из своей спальни, Эллана, когда им надоедает тыкать в них вилками… Искусанными или изрезанными, покалеченными или задушенными. Одна из местных наложниц рассказала мне о том, что в нее маг выстрелил из лука, прострелил ей живот, но органов не задел. Когда она выжила, добивать ее не стали, даже наоборот, похвалили, так сказать, за везучесть… Существование «везучей» стало более приятным, ее не трогают. Они говорят, что мне ничего подобного не грозит потому, что я владею даром магии. Я пытаюсь их слушаться, Эллана, и у меня это получается, но… Мне так больно изображать омерзительную тварь, что я не могу так больше. Помнишь, как мы говорили о побеге, Эллана? Помнишь, как ты клялась в том, что не уйдешь без меня? Боюсь, что нам придется взять с собой еще пару рабов, и организация побега будет длиться намного дольше». – Бедное дитя, – проскулил эльф, рассматривая исписанные бумажки. Когда они с Элланой успели увидеться? В ту ночь, когда она прошлялась по дому Фалон’Дина с заплаканными глазами? Следующее письмо было измято сильнее всех остальных. На нем виднелись следы грязных от чернил пальцев и пара капель чего-то маслянистого. Фен’Харел колебался, он оглянулся еще раз, заглядывая в окно. Эльфийки нет, она все еще на псарне. Ждет, пока собаки насытятся и смогут выйти на прогулку. «Они убили ее. Дело в том, что совсем недавно мне было поручено проучить одну рабыню за слабохарактерность, и сделал я это не так жестоко, как должен был. Я не получил ни выговора, ни замечания, ничего. Диртамен погладил меня по щеке, и по моим плечам пробежали мурашки, когда он сказал, что для первого раза я справился неплохо. Когда я подумал о том, что сейчас он воспользуется мной так, как привык, все решилось… Я не получил ничего, а она – копье в затылок. Ее проткнул один из стражников, понимая, что если он не исполнит приказ, эванурис сам расправится уже с обоими рабами. Пока я искал тебя в городе, Эллана, сумел подружиться с одной из местных шлюх. Она не в том возрасте, чтобы работать в этой сфере, но предельно мила… В общем: Диртамен выменял меня у своего брата, теперь я служу ему. Он предложил мне подарок. Рабыню, которая будет моей личной игрушкой. Для этого мы и пошли сразу в бордель, чтобы найти кого-то поопытнее. Мы выкупили Сари, ту, с которой я когда-то познакомился, из того ужасного места, нам выделили отдельную комнатку. С ней хорошо, я ее не обижаю, и никто нас не трогает. Эллана, прошу, отправь ответ как можно быстрее, я тоскую о живом общении с тобой. Я рад, рад, что ты свободна от моих проблем, но позволь теперь обсудить кое-что, касающееся не нас двоих, но всего народа в целом». Следующее письмо было кратким. Должно быть, пришло оно совсем недавно, и дикарка еще не отправила ответа, так как коробочка, служившая эльфам конвертом – валялась на столе. Маг вдруг покрутил ее в руке. Кожаная, скрепленная толстыми пеньковыми нитками. На ней изображена сова – символ Фалон’Дина, считавшего, что птицы эти умны и элегантны. «Да, я смогу связаться с кланом, если они додумаются не убивать ворона в полете. Не думай об этом, Эллана. Если он тебя любит, если он тот, о ком ты рассказываешь… Я думаю, что Фен’Харел сочувствует нам. Если нет – ему придется исчезнуть так же, как и всем им, Эллана. Прошу, прости меня, если я причиняю тебе боль своими словами. Будь сильной. Среди рабов Фалон’Дина пятнадцать магов, у Диртамена – двадцать, считая меня. Они сыты этой жизнью, и я – сыт. Мы готовы, если готова ты и твои люди. Сколько у вас магов?» Три. Фен’Харел держал только трех магов, и все они жили не на этой земле. Дикарка об этом знать не могла, она и не стала спрашивать... Не стала спрашивать у него. Пот бусинками выступил на лбу. Неподалеку от стопки прочитанных писем маг увидел еще одну бумажку. На обратной стороне был его старый карандашный набросок – Эллана выкрала его из мастерской. Должно быть, бумага у заговорщиков закончилась, и им пришлось искать новые материалы. Где-то в глубине души эльф понимал, что не должен читать написанное. Но руки сами потянулись к письму. «Дорогой брат, не ты разбиваешь мне сердце. Я знаю, я верю в то, что мой Фен’Харел согласится идти с нами в бой. Он слишком добр, слишком чуток, но и горд тоже, я знаю… Но, Шартан, знай, если он этого не сделает… Я не смогу. Ты должен быть готов сделать это за меня, если потребуется. В этом доме нет магов, ни одного. Я надеюсь, что те статьи о Тени, которые я переписала из книг, помогут тебе в поиске выхода для нас всех. Я спросила рабов о их готовности к действию, и те, что жили не только в этом доме, у этого хозяина, согласны присоединиться к нам. Напиши Хранительнице, расскажи ей все, что сможешь. На Великой Охоте мы сделаем все возможное для исполнения плана, но не больше. Нас не так много». Предчувствие у Фен’Харела было самым скверным. Тут явно не хватало парочки писем, чтобы дополнить яркую картину восстания. Должно быть, некоторые Эллана сожгла или выкинула. Рукой эльф провел по своей взмокшей груди. Оголенной груди. Рубашка его валялась на полу, свободные штаны – тоже. Маг вдруг нахмурился, погасив пламя. Он осмотрел стол, ища на нем следы пепла. Ничего. Только дерево, следы от ее хрупких пальцев на нем. А что, если Эллана спрятала все письма, содержащие действительно ценную информацию: имена, названия местностей и планы? Что, если она укрыла их в этой комнате, надеясь сохранить не только в памяти? Странно это. Эванурис уже было подумал, что огонек в ее душе утих, что он приручил смуглянку, что ее дикая натура изменилась, преобразилась во что-то прекрасное, как тепличный цветок… Но его кроткая молодая галла оказалась все такой же дикой в душе, она – волк, оскалившийся прямо перед лицом своей добычи. Свобода. Свобода для всех – трепещет перед хищником. Эльф все не мог поверить прочитанному. Эллана готовила восстание? Эллана и ее брат – заговорщики, планирующие саботаж… Фен’Харел поднялся со стула, отодвинув его. Письма здесь. В полу или в матрасе, приклеены к потолку или лежат в грудах ее грязной одежды. Он хотел попытаться найти их, но опешил, вздрогнув. В окно постучали. Осторожный стук ее небольшого кулачка вывел эвануриса из мыслей. Он тут же обернулся на звук. Окно не было ни большим, ни маленьким. Света вполне хватало, но оттуда, с улицы, всей комнаты не рассмотреть. Дикарка не видела своего рабочего стола, не заподозрила эльфа в шпионаже, рассчитывая на то, что мужчина ей доверяет. – Ты идешь? – спросила девушка у пустоты и отблеска стекла, когда эльф встал прямо перед ней. «Ты в своем уме?» – хотел спросить он. Восстание рабов, горстка клейменых против могучих магов, чья сила не имеет ни края, ни конца. Фен’Харел прислонил ладонь к стеклу, когда девушка заметила его силуэт. Оно было холодным, за окном моросил дождь. Дикарка улыбалась ему, показывая ряд ровных жемчужных зубок, но сам маг улыбнуться не мог, как бы ни старался. Эльфийка снова позвала его. – Да, – ответил эванурис суховато. – Я сейчас буду. Эльф взял в руки одежду, раскиданную по полу комнаты, и направился к двери. Там его снова цепанули грустные мысли. «Я не смогу». Он намеревался провести долгую и нудную беседу о том, как сильны его могучие собратья, о том какой опасности она подвергает не только себя, но и тех безумцев, что решились свергнуть их. Однако, выйдя на улицу, набрав полные легкие воздуха, маг почему-то забыл о своем намерении. Когда Эллана поцеловала его, обняла за шею, он забыл обо всем.