Forever is not enough

– Ты же теперь свободна, Эллана, верно? – спросила раскрасневшаяся Магнолия, собирая ее дорожную сумку. Девушка лениво ковыряла положенный перед нею омлет. Без энтузиазма, без каких бы то ни было восторгов. Яйца, лук и молотый душистый перец – не так уж вкусно, да и сил никаких не дает. Ей бы сейчас лепешку из геркулеса съесть, или сушеных кореньев… Дикарка громко выдохнула, услышав заданный ей вопрос. Свободна и свободна, что дальше? Почти ничего все равно не изменилось. – Ну да, – ответила дикарка, не понимая, к чему все идет. – Так зачем тебе все это? – спросила женщина, отходя от ящиков с вещами и бегло помешивая бульон, стоявший над очагом. – Ты же теперь можешь вернуться к своей родне и забыть нас всех. Магнолия все знала. О плане, о готовящемся восстании, о грандиозном побоище, что предстоит им всем в самом скором времени. Знала, и не знала, как к этому знанию относиться. Душа рвалась в бой вместе с радикально настроенной молодежью, но опыт, пережитый много лет назад, внушал женщине страх перед возможными последствиями. А что, если они не смогут отстоять свои права? Что, если проиграют, если погибнут напрасно, усугубив положение остальных рабов? – Не знаю. Просто это… Эта жизнь, Магнолия… Так противна. Так не должно быть. Ни со мной, ни с тобой, ни с кем. Девушке мысль о том, что судьбой рабов опечалена вчерашняя свободная эльфийка казалась забавной. Неужели нельзя было самим подняться, стряхнув с себя цепи, нельзя было отправиться на бой? Теперь Эллану мучали самые скорбные мысли. Если порабощенные так слабы, так трусливы, что не решились развязать войну без нее, стоит ли им помогать? Может быть, им нравится гнет цепей и силы, нависшей над самим небом? Им нравится вкус крови на губах, звук хлыста в воздухе, нравится ощущение собственной никчемности. Магнолия хотела продолжить этот разговор, но Эллана не хотела слушать. Она выхватила из рук женщины сумку с собранной ею едой и выбежала из кухни, громко поблагодарив рабыню за беспокойство. Коробки доставит кто-то другой. Магнолия ей всегда нравилась, приходилась не то наставницей, не то заменой матери, что была не так уж и добра к своей единственной дочери, и Эллана не желала тратить время на сопливые разговоры перед трудным боем. Охота начнется совсем скоро, осталось всего три дня. Два Эллана и Фен’Харел потратят на дорогу, остальное время на обустройство лагеря, продумывание плана. Хорошо, что он решил взять с собой как можно больше народу, чтобы облегчить всем работу. Конечно же, Эллана лучше других справится с выслеживанием дичи, с установлением ловушек и прочей ерундой, но в лагере дел будет куда больше, чем эванурису казалось. Убрав сумку за спину, девушка ленно потянулась. Солнце только-только поднялось над небом, его мягкие горячие лучи гладили дикарку по щекам, заставляя ее улыбаться наступающему утру. По чистым щекам, щекам, лишенным кровавых меток скользило тепло. Эллана улыбнулась, проведя рукой по бархатной коже, не ощущая под пальцами зловредных отметин. – Живее, живее, – говорил хозяин, подгоняя своих рабов. – Ну же! Мы должны убраться, чтобы завтра днем уже быть там. – Если мы выдвинемся на десять минут пораньше – на день быстрее не придем! – крикнула Эллана, отворяя перед собой дверь. Эльф тут же повернулся к ней. Длинные волосы убраны в тугую косу, из которой не выбивается ни одной пряди. Девушка закована в кожаные доспехи, на ее милом лице не менее милая улыбка. Дикарка со странным блеском в глазах оглядела рабов, что только хихикали, слушая упреки своего господина. Они-то знали, что никакого наказания это им не сулит, не боялись его, любили. Фен’Харел тоже улыбался, показывая ровные белые зубы. Однажды Эллане показалось, что клыки у него, как у хищного лесного зверя – острые и опасные, что они жаждут отведать ее оливковой плоти. Тогда стало как-то не по себе от этого гадкого чувства, а сейчас оно вспомнилось. – Мы можем срезать путь через пустоши, чтобы сэкономить целую половину дня, но только до темноты. До темноты, Эллана, не позже. Я бы не хотел отбиваться от гиен, если ты не против. – Я только один раз видела гиену, – зачем-то сказала Эллана, обращаясь к Синтару, что проходил мимо нее, держа в руках два больших мешка с мукой. – Издалека. Она была такой серой, такой противной, словно уже давно сдохла. – Ага, воняют они так же, как трупы. Тебе очень повезет, если ты больше никогда гиен не встретишь, – хохотнув, ответил ей раб. Дикарка не смогла сдержаться от улыбки. Магу не нравилось, когда она на его реплики отвечала другим людям, и это забавляло девушку до ужаса. Боковым зрением она видела его приближающуюся фигуру, и что-то внутри затрепетало от накатившего восторга. Вот он идет, сейчас остановится рядом, чмокнет ее в макушку и приподнимет над землей. Так бывало всегда. И в этот раз. Эллана поцеловала его в подбородок, оказавшись на земле, только потому, что до него могла дотянуться. Девушку теперь не смущали чужие взгляды, она гордилась положением вещей. Нет, они не были любовниками лишь в физическом плане, и каждый из рабов понимал, что хозяин искренне влюблен в Эллану, не в ее молодое тело. Эльфийка еще не говорила им о том, что Фен’Харел согласен помочь, что он в курсе событий, но все уже знали, что это так. За их спинами будет могучий маг, и это придавало заговорщикам уверенности. Вещи погрузили в две повозки, раскидав их в равном количестве. Магнолия вышла попрощаться, она махала уезжавшим с крыльца, грустно улыбаясь. Женщина тоже хотела поехать, но маг не мог оставить поместье без нее: управляющей. Он и без того взял с собой много народу, даже вызвал пару рабов из других его дальних имений, чтобы помогли с переездом. – Будьте осторожны! – крикнула женщина вдогонку процессии. – Эллана, береги нашего господина, будь там осторожна, Эллана! – но никто уже не слышал. Народу было достаточно, даже если не считать дикарки. Синтар, Зенитар и пятнадцать-шестнадцать человек помимо них. Небольшой отряд, батальон, верно? Эллана попыталась вспомнить: сколько эльфов насчитывает ее племя. Кажется, около пятидесяти человек, если уже не меньше. Свободный народ вымирает, странствующие эльфы не могут выжить, постоянно перемещаясь, убегая от опасности. В пути их ждут хищники, ядовитые гады и колючие морозы, их ждет неминуемая гибель в расцвете лет. Так продолжаться не должно. В отличие от Шартана, Эллана больше переживала за своих родных и друзей, чем за пленных рабов. – Как думаешь, он и наши клейма сотрет? – прошептал кто-то за спиной Фен’Харела, но так, что эльф услышал его вопрос. – Да, думаю, что сотрет, – ответил второй раб, смущенно оглянувшись назад. – Он милостив, Рис, он отпустит нас всех. Фен’Харел нахмурился. Что-то кольнуло его. Больно и резко, слишком противно, чтобы не заметить этой боли. Эллана, ехавшая рядом с эванурисом, улыбнулась ему, когда тот повернулся к ней. Нервно. Она прятала страх под маской решимости, отказывалась показать свое истинное лицо даже ему. Девушка хотела что-то сказать, но не стала. Маг все равно ее не слушал, удалившись в громкую тишину своих же мыслей. Он не разрешил развернуть бойню сегодня или завтра, не позволил. Фен’Харел сказал двум молодым дикарям, что это было бы необдуманным шагом, непростительно глупым шагом. Оппозиции следует окрепнуть, найти штаб и разработать более четкий план действий. Нельзя рубить сгоряча, нельзя так просто напасть на могучих магов, чья сила способна возвращать жизнь, отбирая ее у самой Тени, способна решать, кому можно войти в мир демонов, а кому – нельзя. Нельзя так просто сразиться с ними и остаться в живых, не придумав ничего лучше, чем прямая атака. – Я не знаю, как ставить палатки в песке, – призналась Эллана, когда пустыня уже показалась из-за холма, расположившегося далеко впереди. – Никак, – признался один из эльфов. – Там не вбить колышков, если ты об этом. Но мы можем укрыться в какой-нибудь пещере, если потребуется. – Не потребуется, – оборвал беседу Фен’Харел. – Мы переберемся через нее за ночь, а то все замерзнем, даже если разведем огонь. – Не хочу мерзнуть, – подтвердил Синтар, поворачиваясь к брату. – Я на это не рассчитывал, у меня только один плед. Юноша рассмеялся свей шуточке, а Фен’Харел одобрительно улыбнулся, улыбку свою почему-то скрывая. Эллана так и не поняла, насколько он близок к своим слугам. Магнолия иногда позволяет себе дать ему настоятельный совет, может высказать свое мнение в особенно резкой форме, но дистанцию все же держит, соблюдая строго-деловой тон общения. Близнецы никогда при Эллане с Фен’Харелом не заговаривали, но напряжения между ними не замечалось, не было и четко очерченной линии, отделявшей слугу от хозяина. – Ты выглядишь взволнованным, – заметила девушка, нагоняя эльфа, вышедшего вперед. – Что-то не так? – Я согласился с тобой, дитя, – коротко ответил маг, даже не повернувшись к ней. Да, эльфийка об этом помнила. Согласие эванурис дал не так давно, так что воспоминание еще не покинуло головы дикарки. Она помнила все, а особенно хорошо ту ночь, в которую они закрепили эту сделку. Девушка почувствовала, что щеки ее покраснели, пока та вспоминала случившееся в темной комнатке под взглядом рыжеголовых свечей. Что-то неловко шевельнулось в глубине ее живота, задев чувствительные нотки нервов. – Я помню, – призналась девушка. – Ты теперь жалеешь об этом? – Нет, Эллана, я не об этом, – отмахнулся эльф. – Я согласился на спор Фалон’Дина. Вчера получил ответ с его окончательным подтверждением. Наш спор состоится. Точно. Тот, что был предложен на злосчастном приеме эвануриса. Маг, поймавший больше дичи, сможет забрать любого раба своего оппонента. Любого. Это слово немного напрягло эльфийку. Должно быть, страх читался в ее красивых зеленых глазах, ведь Фен’Харел заметил его, и тут же произнес: – Нет, можешь не волноваться. Ты же теперь свободна, помнишь? – говорил он, осторожно улыбаясь. Девушка нахмурилась. Она бы хотела бросить в него не то камешек, не то сухую ветку, чтобы немного проучить, но под рукой ничего не было. Белая галла Элланы несла на себе только ее саму и парочку фляжек со свежей водой. Сзади лежал тюк со спрятанным в его глубинах спальным мешком, но до него дикарка дотянуться не могла. Нужно было сперва спрыгнуть, чтобы достать. Она не за себя волновалась, шагая к состязанию двух владык, не нужно считать ее столь эгоистичной. Помимо Элланы в доме обитала целая орава слуг. Дикарка нахмурилась, хотела сказать что-то колкое в ответ, но не смогла. Она взглянула магу в лицо, заметив тонкую, но глубокую морщинку на его бледном лбу, покрытом испариной. Это не к добру: эванурис явно сомневался в собственных силах. – Я хочу спасти твоего брата, дитя, – сказал эльф тихо, но решительно. – Но боюсь, что не только не смогу помочь ему выбраться из этого ада, но и… И предам одного из своих людей. – Ты же помнишь, что я неплохо охочусь, – ответила дикарка. – Однажды я поймала детеныша дракона, если хочешь знать. Да я одна со всем справлюсь. Нет, не поймала. Точнее: не одна. Чтобы заманить огнедышащую тварь в ловушку, чтобы свалить ее в яму, утыканную острыми копьями, пришлось собрать множество диких эльфов. Все окружили малыша, пока мать его бороздила небо в поисках добычи, все разом кинулись к нему. Толстую кожу сильван пробивал с большим трудом. Сначала откалывалась одна только чешуйка, затем показывался слой скользкой кожи, натянутой поверх не менее плотных мышц. Дракону было от силы три или четыре месяца, а он уже был крупнее двух галл, забравшихся друг другу на спины. – Об этом ты не говорила, – наигранно сильно воодушевился эльф. – Зная тебя, Эллана, верится в это слабо. – Клянусь Творцом. «Творец». Эванурис всегда пропускал это слово мимо ушей. Он не очень-то понимал, что за «Творец» существует в представлении дикарей об устройстве мира, но спрашивать пока не решался. Зная, что каждому нужен ориентир, что каждому полагается иметь под ногами хоть какую-то опору, эльф не справлялся у Элланы на этот счет. Она, меж тем, ни в какого Бога не верила, просто повторяла фразы, заученные еще в детстве много долгих лет назад. – Расскажи мне о дикой жизни, Эллана. Расскажи подробнее, прошу, пока мы в дороге. Я устал слушать шепотки за спиной и вздохи галл. Он пытался отвлечься от жестоких мыслей, от дум, что тяготили его весь путь. Идти становилось все тяжелее, и груз скорбных мыслей придавливал мага к земле. Больно, стремительно и жестоко. Эванурис стегал галлу, пытаясь сократить путь до конечной остановки, и дикарка старалась идти также быстро, как ее мастер. – Мы очень часто о ней говорим, это же страшно надоедает. – Хорошо, ладно, – отвертелся эванурис, смерив ее неодобрительным взглядом. – Тогда расскажи, о чем ты мечтаешь. – Это долгий разговор, я такая жадная, что мечтаю о многом. Эллана хохотнула, маг ответил улыбкой. Нет, его шутка не восхитила, но проигнорировать ее было бы слишком невежливо. Эльф смотрел на девушку серьезно, и той пришлось выпрямиться в своем седле, чтобы ему соответствовать. Броня привычно облегала ее стройное тело, настраивая на охоту. Долгий же был перерыв, долгий отдых. Будет не слишком хорошо, если за все то время, что охотница провела в доме, она растеряла все свои навыки. – Я мечтаю побывать в Тени, – ответила Эллана, смущаясь своей глупой мечты. – Помнишь, как мы про нее читали? Шартан говорит, что там спрятаны города, населенные только призраками, что там есть и моря, и озера, и бесплотные лодки и даже существа, которых в обычном мире нет. Эльф не мог себе этого представить. Да разве можно никогда не посещать Тень? Это все равно, что и не жить совсем. Маг с досадой вспомнил о том, что не так давно эванурисы отделили Тень от целого мира, спрятали ее, не желая делиться огромной силой. Завеса не давала каждому желающему эльфу зачерпнуть кусочек магии из ее закромов, не давала окунуться в атмосферу, царившую там. И только сейчас эльф понял, каков масштаб трагедии. Некоторые в ней не бывали… – Шартан рассказывал, что духи говорят с ним о всяком, – делилась Эллана. – Я тоже хочу поговорить с духами, хочу посмотреть на мертвые города. Почему мне не позволено войти туда, Фен’Харел? Она чуть было не добавила: «Раз уж я теперь свободна». Эльф не находил ответа. Эти правила придумал не он, не ему принадлежит идея – запрещать простым рабам посещения. Сейчас и не вспомнить, кто это инициировал. Не то жадная Силейз, не то гордец Эльгарнан, больше всего в мире боявшийся, что кто-то сможет пересилить его в чем-либо. – В Тени много интересного. Когда-то она была частью нашего мира. И все эльфы были бессмертными, пока не… – Пока они не захватили всех эльфов? Девушка намеренно избегала слова «вы», больше не приравнивая Фен’Харела к остальным эванурисам. Ей и самой хотелось отделить его, отделить жирной чертой, чтобы хорошенько запомнить: Фен’Харел – не тот монстр, которым хотел бы казаться в глазах своих жестокосердных собратьев. Эллана вдруг захотела обнять его. Остро захотела, но удовлетворить желание не могла. Для этого пришлось бы спрыгнуть, остановить галлу, а вместе с ней и всю процессию. Нельзя было медлить, ведь эванурис ее спешил прийти как можно быстрее. – Теперь это уже не важно, – ответил маг. – Я очень стараюсь не вспоминать былое, если честно. То было смутное время, сложное время для всех нас. – А сам-то ты о чем мечтаешь? – спросила дикарка тихо. Ей действительно было интересно: о чем может мечтать тот, что может позволить себе что угодно? Ведь маг может наколдовать столь много, что воображение не может охватить объем всего, что его интересует. Эллана прикинула в уме: стать самым сильным из числа тех, кто обладал столь огромной мощью, быть во главе их аппарата, восседать на троне, что стоит в самом центре Тени? Озвучь она эти мысли, Фен’Харел бы обиделся. Хорошо, что дикарка тактично промолчала. Луна над пустыней висела низко, огромный лик ее вот-вот коснется края песчаной горы. Нет… Не коснется. Ветер уже сдул ее в другую сторону, затем снова и снова. Эллана следила за дорогой не так пристально, как за искорками в глазах ее эвануриса. Фен’Харел смотрел вперед, смотрел за тем, как шипастая старая ящерица перебегает ему дорогу, помахивая ядовитым хвостом. – Больше всего на свете я мечтаю показать тебе Тень, – ответил он, лукавя. И встретить тебя, Эллана, на пару столетий раньше.