* * *
Мегатрон бросился в атаку. Молча. Стремительно. На поражение. В течение трех кликов Децимус, атакованный целым шквалом смертельно опасных ударов противника, сосредоточенно оборонялся. Наконец десептикон не выдержал. – Ты все знал, автоботский оплавок! Ты знал! Знал! – едва сдерживая клокочущую ярость, хрипел он сквозь стиснутые дентопластины, сопровождая ударом каждое слово. – Знал, – просто ответил Децимус. Новая серия атак обрушилась на него, но шаттл умело парировал удары. Клинки изгибались дугой и шипели. – Побереги силы, Мегатрон! – Для чего?! – Для будущего. – Будущего? Что ты еще знаешь, автобот? – Все, что я знал, я отдал тебе вчера. – Не смей напоминать мне о том, что было вчера! Атаки и защита были настолько правдоподобными, без единого намека на постановку, что никто бы не заподозрил, что сражаются не враги. Саундвейву было горько. Он ни на секунду не сомневался в исходе поединка, но смотрел запись, ожидая какого-то чуда. В этом поединке, где на счету было каждое сказанное слово, особенно заметно проявлялось совершенство систем слежения за гладиаторами. Ни гул перегретой плазмы, ни хруст кварца под ногами, ни тяжелая вентиляция и крики публики не могли заглушить тихих отрывистых реплик сражающихся. – О прибытии Делиберата и его предпочтениях я узнал только вчера, — наконец сказал Децимус. – И ты узнал, что выживут не лучшие, а лучший! – И это я тоже узнал. – Значит, меня можно не принимать в расчет, ты все решил сделать сам? Сам принял решение, сам выбрал. Признайся, ты же выбирал, Децимус?! Даже всю прошлую теневую фазу ты выбирал! А сейчас я хочу узнать, достаточно ли я был хорош для тебя, чтобы ты оставил мне жизнь? Десептикон сбился с ритма, клинок в его манипуляторе дрогнул. На какое-то мгновение он был открыт и уязвим. Децимус заметил это, но не воспользовался возможностью. Саундвейв детально пересмотрел эпизод на замедленной скорости и подумал, что только очень опытный судья или боец мог бы понять, что реально произошло. – Зачем ты уступаешь мне, автобот? – сдавленно прорычал Мегатрон, возобновляя поединок. – Я хочу, чтобы ты перестал злиться и подумал, звереныш. – Подумал? В моей никчемной жизни снова подумали и все решили за меня! Мегатрон был близок к потере контроля, Саундвейв видел это. Децимус же сохранял спокойствие и внимательно наблюдал за десептиконом, периодически нападая и красиво уклоняясь от его яростных атак. Он старался успокоить слишком горячего соперника всеми возможными и доступными в этом бою методами – главное, заставить ученика показать лучшее, на что он способен. В конце концов, это было несложно – словно все время бесконечных тренировок, Децимус Прайм репетировал с ним именно этот бой. Все движения действа были отточены до мелочей, а потому производили впечатление вершины батального эпика. Трибуны в долгу не оставались. Гладиаторов приветствовали стоя, каждый удар, каждый блок сопровождались мощным синхронным рыком многих сотен динамиков. Это помогало сохранять ритм смертельного танца. Мегатрон наконец успокоился, движения его вновь стали точны. Видя перед собой безмятежную лицевую пластину наставника, десептикон смог преодолеть отчаяние и начал демонстрировать все свое мастерство. Клинок вращался вокруг его запястья, словно жил собственной жизнью. Децимус увеличивал темп, Мегатрон не отставал. Он хотел диалога, поэтому выбрал дистанцию, на которой их длинные клинки описывали в воздухе немыслимые траектории, но едва достигали корпусов, высекая мелкие искры. Серебристая лицевая пластина стала строгой. – Если выбирать между нами, это должен быть ты, Децимус, – сказал Мегатрон, четко распределяя фразы в паузах между ударами. – У тебя больше опыта, больше знаний, у тебя больше друзей и соратников. И у тебя больше шансов поднять твое восстание. – Теперь та же возможность есть и у тебя, Мегатрон. А друзья и соратники появятся. Саундвейву показалось, что Децимус едва заметно улыбнулся. – Ты сам когда-то сказал: нет в моей жизни шлакового смысла, ради которого вы, автоботы, живете. Ты знаешь все мои слабости, знаешь, что я плохо умею ставить цели высшего порядка, что я могу сорваться, если... Теперь едва уловимо, улыбались оба. Кривая улыбка Мегатрона была горько-ироничной. – Я уверен, что ты сумеешь победить своего главного врага – самого себя, и тогда тебе не будет равных, в том числе и в постановке целей любого порядка, – парировал Децимус. – Не прикрывай красивыми словами свой эгоизм! – Я хочу сказать, что восстание или месть – не главное. Главное то, что глубоко внутри тебя, Мегатрон. – Внутри меня?! Серебристый гладиатор ловко увернулся, раскрыв соперника, и неожиданно сильно ударил автобота кулаком в хромированную крышку моторного отсека. Шаттл покачнулся и, сделав шаг назад, с трудом блокировал летящий по дуге меч. Будь действия командора хоть немного менее точны – последствия этой атаки могли бы стать для него роковыми. – Внутри меня остался ты, шлаков ублюдок, и часть твоей Искры! – прорычал свое признание Мегатрон. Только десептикон мог так сказать о своих чувствах. Синие линзы автобота ярко вспыхнули. – Не думаю, что съехавший с процессора старый шаттл должен стать смыслом всей твоей жизни. И тем более – смыслом такой жертвы. Мегатрон хотел возразить, но Децимус ответил серией атак, не давая противнику ни мгновения, чтобы вставить слово. Он говорил сам: – Смысл, Мегатрон... вся жизнь проходит в его поиске. Здесь, в рабстве, мне все-таки пришлось пойти дальше, как бы мне не хотелось закрыться от проблем и действовать по-старинке… Пойти дальше власти, дальше привязанностей. Но, думаю, только вчера я понял, к чему стремлюсь. Безупречность. Когда не в чем упрекнуть себя. Это и есть свобода. Это то, ради чего стоило прожить жизнь. Сделать наконец все правильно, перечеркнув все низкое, недостойное, что было совершено в прошлом… Ты должен знать, страх смерти делает из нас настоящих рабов, а так же власть и жажда мести. Ты пройдешь через все это... тебе надо через это пройти, и только тогда ты поймешь меня. И ты найдешь свой смысл. Или я напрасно оставил в тебе часть своей Искры. Мегатрон угрюмо отбивался. – Вот именно поэтому ты достойнее меня. А сейчас ради высшего смысла хочешь отправиться на свалку! – наконец выдохнул он. – Я не вернусь на Кибертрон такой ценой. А цену ты знаешь, и я не готов ее заплатить. И, наконец, десептиконы, как ты и говорил, никогда не пойдут за автоботом... – Идиот! Даже я, законченный индивидуалист, пошел бы за тобой! – Нет, Мегатрон, восстание без тебя обойдется и мне, и всем кибертронцам слишком дорого. Я обдумал это, а у меня – как ты выразился – больше опыта и знаний. Теперь выбирать тебе! Ты так хотел все решить сам за себя. Может быть, тебе удастся перешагнуть через ненависть к моему знаку и объединить обе стороны... – Никогда! – Мегатрон из обороны вновь перешел в наступление и, проведя выпад, оцарапал Децимусу правый манипулятор. – Атакуй, автошлак! Делай все так, как хотел вчера, когда наэнергонился у себя в отсеке и раздумывал, стоит ли завтра дезактивировать меня или оставить жить! – Нет, Мегатрон! – Боишься мук совести? – Разве ты до сих пор не понял? Нет! Внезапно Мегатрон на мгновение замедлил темп и победно улыбнулся. – Децимус, выход есть даже сейчас! И в этот раз мы сделаем все именно так, как хочу я! – О чем ты? – Я знаю, как это сделать! Оптика Мегатрона ликовала. Измученная тяжелыми эмоциями лицевая пластина разгладилась, сумасшедшая улыбка играла на губах. – Скажи, чтобы взлететь и набрать приличную скорость, тебе ведь не нужно проводить полную трансформацию? – Ты забываешь, у всех нас заблокирован блок трансформации, а при попытке его взломать... – Но ведь сейчас это уже не важно – пусть аварийный сигнал отключения хоть надорвется, они не успеют сориентироваться. Этого они ожидают меньше всего! Так вот, мог бы ты провести неполную трансформацию, просто задав в процессоре последовательность команд? – Мог бы, но помешает блокиратор ... – Но ведь если я его тебе полностью выбью, он уже не будет мешать. Даже, если при этом частично повредится Т-контроллер, ничто уже не будет блокировать команды из самого процессора, верно? В окулярах шаттла на мгновение зажглась надежда. Быстрый взгляд выстрелил в небо, потом на Мегатрона, потом снова в небо... – Нас всех очень опрометчиво заправили перед боем, командор. Теперь тебе хватит мощности уйти даже от пиратов и квинтэсских ищеек! Защитное поле снято полностью, потому что этот органический урод хотел прилететь и улететь прямо с территории арены. И я уверен – ты знаешь, куда направиться, чтобы тебя не нашли. – Ты хочешь, чтобы я просто улетел отсюда? – Тебе важно успеть подняться на пару сотен механометров, а дальше ты можешь завершить трансформацию отдельными командами, а после этого тебя уже не догонят, потому что у тебя самый мощный двигатель в этой системе. – У тебя все же мощнее. – Но у меня сейчас нет крыльев, так что в этот раз бежать придется тебе, – усмехнулся Мегатрон. Децимус задумался и пропустил еще один удар, повредивший его правую плечевую накладку. Мегатрон дразнил его, азартная улыбка маньяка-эквилибриста, балансирующего над бездной, не сходила с губ. – Следи за моими ударами, автобот, и думай быстрее, зрители могут догадаться, что мы намеренно затягиваем бой, – поторопил он шаттла. Децимус, отбиваясь, внимательно смотрел на него и после довольно длительной паузы констатировал: – Ну почему ты такой упрямый, Мегатрон? Почему... – Я не упрямый, я тоже хочу поступить безупречно. Без этих глупых жертв – я действительно намерен спасти нас обоих! Ну? Решайся! Шаттл гордо вздернул подбородок. – Хорошо! С тобой бесполезно спорить. Слушай меня внимательно. Сейчас я перейду в нападение, отойди чуть подальше, чтобы было пространство и возможность попасть в блок с первого же удара, и как только я раскроюсь, тут же проводи атаку. Мегатрон кивнул и едва не был повержен серией неожиданно мощных ударов противника. – Решил на прощание продемонстрировать, кто из нас все-таки сильнее? – рассмеялся он. – Я и так это знаю... Давай, Децимус, сейчас! Дальше все произошло в считанные мгновения. Саундвейв даже не рассмотрел с первого раза и снова был вынужден включить режим замедленного воспроизведения. Клинок Мегатрона четко шел в направлении блокиратора Т-контроллера и, безусловно, вывел бы его из строя, но в самый последний миг автобот слегка наклонился, как будто споткнулся, и плазма клинка прошла немного выше, проломив броню, которая защищала нижнюю секцию камеры Искры. Удар пришелся точно по средней линии. Шаттл, используя инерцию, продолжил движение вперед, словно специально насаживаясь на меч. Лицо его было неподвижно, синие окуляры смотрели прямо в лицо Мегатрона. Десептикон отскочил, резким движением высвободил меч и застыл, парализованный тем, что сделал. Децимус упал на колени, инстинктивно зажимая рану ладонью, но камера Искры была пробита насквозь, белые снопы света вспыхивали и гасли. Поврежденные генераторы стабилизирующего поля искрили, жизнь по капле, но неумолимо, уходила из корпуса бывшего главнокомандующего автоботской империи. Мегатрон все понял. Понял, что его соперник не мог случайно споткнуться. – Что ты наделал, Децимус! – забыв обо всем, закричал десептикон и в приступе неконтролируемой ярости ударил ногой в грудь все еще стоящего на коленях шаттла. Огромный корпус грузно завалился на спину, синие окуляры замерцали длинными паузами, то затухая, то активируясь вновь. Мегатрон отшвырнул клинок, колени его подогнулись, и он упал рядом с уходящим в дезактивацию другом. Ничего не подозревающие трибуны ликовали, им в этом шуме не было слышно ни крика Мегатрона, ни тем более его злого, исполненного отчаяния, шепота. Саундвейв же слышал все. Наклонившись к лицевой пластине шаттла, десептикон прохрипел: – Квинт побери, зачем? Пальцы Децимуса судорожно вонзились в песок арены. – Микрофоны... – тихо прошептал он. – Что? – Мегатрон наклонился к самым его губам, чтобы услышать. – Микрофоны... они повсюду… в песке... Маленькие круглые шарики, которые не заметишь, органические квинтэсские приборы, которые могут не засечь наши сканеры. Весь наш разговор записан с разных точек. – Я был бы объявлен лучшим гладиатором в системе, они бы не посмели! – Посмели бы. По правилам рабы-заговорщики подвергаются публичной казни. После моего побега они бы подняли запись и просто убили тебя. Но теперь условие турнира выполнено, дезактив есть... И никто не узнает… о нас с тобой… о восстании... Мегатрон с омерзением огляделся по сторонам, словно пытаясь отыскать рассыпанные в песке шарики микрофонов, потом обхватил лицо шаттла ладонями. Оптика командора гасла, он с трудом сохранял сознание. – Ты ничего не понимаешь, Децимус! Вчера я сказал тебе неправду... Если бы мне пришлось выбирать – ты или я – я бы с радостью принял смерть от твоей руки. – Я знаю, – шаттл слабо улыбнулся. – И ты не мучился этим выбором. Поэтому дальше придется идти тебе. Теперь у тебя есть все для этого, просто поверь. Ты справишься не только с восстанием, ты справишься с самыми сильными своими страхами… и даже с собственной тьмой. Ты на это способен, я знаю… – Дурак… дурак… – шептал Мегатрон, сжимая голову Децимуса. – Послушай! Не дай Сентинелу завладеть Базой Сигмы. Любой ценой захвати всю информацию о древних технологиях. Шарк знает, может быть они действительно не миф... – Обещаю захватить все, что попросишь. Обещаю отомстить Сентинелу за тебя, отомстить им всем… всем… Фокус синих окуляров Децимуса скользнул по искаженной горем лицевой пластине Мегатрона. Изуродованные шрамами губы шаттла снова силились улыбнуться. – Теперь все узнают, что главнокомандующий Децимус наконец-то действительно погиб… Ты будешь вне подозрений… и ты сможешь... – Я ничего не смогу без тебя! – Насколько… же.. ты… неправ... А теперь прошу… отпусти меня, Мегатрон… Губы десептикона задрожали, потом искривились, сложившись в горькую гримасу. – Отпустить? Ненадолго замерев как изваяние, десептикон, словно в трансе, занес манипулятор и одним страшным ударом кулака проломил броню камеры Искры шаттла, прервав его медленный, но неизбежный уход в дезактив. Белый свет полыхнул сквозь черные пальцы, камера Искры Децимуса Прайма окончательно рассыпалась, ее детали вывалились наружу, а живая плазма, которая еще несколько астрочасов назад была странной гостьей в груди десептикона, по каплям стекла в грязный песок арены. Трибуны взвыли, громко скандируя его имя. Мегатрон ничего не понимал. Поднявшись с колен, он стоял и смотрел на безжизненный корпус автобота. Черный корпус, белый песок... – Будь я проклят. Будьте вы все прокляты... – повторял он, но его слова безнадежно тонули в криках и шуме оваций.Эпилог
Трансляция завершилась. Куб прерывисто замерцал, а потом загорелся ровным голубым светом, сигналя о том, что это была финальная запись. Саундвейв даже не сразу понял, что все закончилось. Он сидел, глубоко опечаленный и пораженный увиденным. Еще недавно перед ним проносилась полная загадок, отчаяния и риска чужая жизнь. И вот… пронеслась, как грохочущий железом, горящий состав, в одночасье сорвавшийся в пропасть. Стало по-особому неуютно тихо. Связист даже немного сожалел, что узнал все тайны этого информационного носителя. Почему же он испытывает такое странное чувство? В роли соглядатая и разведчика он видел куда более правдивые вещи, заглядывал в более тщательно запечатанные двери, вскрывал и более страшные тайны. Поразмыслив, Санудвейв понял истоки своей фрустрации. Это относилось к его представлению о Мегатроне, а в корне менять свое мнение о ком-либо всегда болезненно и сложно. Получалось, всё, что он знал о своем жестоком лидере, всё, что он думал и представлял, имело под собой вполне объяснимые основания. В неподвижном молчании прошло несколько десятков астроминут. Наконец связист вынул куб из ридера и подозвал Ревиджа: – Отнеси на место. Ты знаешь, как проскользнуть незамеченным. Куб словно прилип к его ладони, было тяжело расстаться с целым пластом жизни великого гладиатора. Двух великих гладиаторов. Не просто гладиаторов – бунтарей против несправедливого порядка. Саундвейв прекрасно понимал, что помимо тайн главнокомандующего Децимуса и его надежд на вторую попытку восстания против режима Сентинела Прайма, у куба есть и еще одна ценность: личная тайна Мегатрона, эмоции последнего орбицикла, прожитого десептиконом на злополучном астероиде. Выходит, Децимус своей жизнью, но, прежде всего, своей смертью, заронил в Искре будущего диктатора зерно острого противоречия. И это слияние, на которое так неосторожно пошел десептикон, взломав самого себя, поступив вопреки всему… Оно осталось в его внутренней броне словно дыра. Чувство, которое подвигло Мегатрона на подобный поступок, легко не забывается, а подобный опыт может влиять на всю дальнейшую жизнь. Возможно, поэтому из Мегатрона так и не получился классический предсказуемый тиран (особенность, которую спинным процессором ощущал и ненавидел Старскрим). И если в своих действиях лидер десептиконов по-старинке продолжал руководствоваться местью, то впоследствии – неизменно упирался лобовой пластиной в некую стену и рефлексировал. Обыкновенный тиран не стал бы делать ни того, ни другого. Мегатрон же мучился, словно искал способы преодолеть невидимую преграду. Саундвейв нисколько не оправдывал всего того ужаса, что творил его лидер, пока совершал военный переворот, но теперь ясно видел и обратную сторону этой власти и одиночества. То, что часто прорывалось в перезарядочных кошмарах десептикона, в беспробудных исканиях истины на дне кубов с высоким содержанием ионизированного топлива, в поисках по базам данных намеков на знания древних. Мегатрон учился понимать сам себя, учился ставить цели, но больше всего учился... верить. И неизменно проигрывал этот бой с тенью. Шарк знает, может быть, переданные по искровым каналам массивы созидательных программ Децимуса мешали Мегатрону окончательно погрузиться в пучины цинизма и вседозволенности, а может, та малая толика однажды испытанного единства, глубоко осевшая в его Искре, жгла изнутри. Саундвейв ясно понял – его лидер, как и сам командор на этой старой записи, подпрограммно ищет кого-то или что-то, что могло бы вернуть ему утраченную веру. Это объясняло и причину маниакального интереса Мегатрона к Базе Сигмы, и его внезапную лояльность по отношению к Ориону Паксу – воинствующему идеалисту и теперь уже одному из последних носителей уникальных знаний. Слишком много параллелей теперь увидел Саундвейв в том, что произошло в Небесном Дворце накануне восстания и тем, что осталось на астероиде с гладиаторской тюрьмой. И это касалось не только тех идей, в которые верил Орион. По-новому теперь объяснялось и нестандартное поведение Мегатрона в первых стычках с новоявленным лидером автоботов. Оптимус, глубоко внутри остающийся тем же Орионом, по известным причинам стал самым мощным триггером мегатроновых проблем и источником его болезненной заинтересованности. Возможно, даже странное отношение десептикона к собственным «символам отчуждения» было вовсе не сентиментальной данью воспоминаниям, а совокупностью правильно расставленных маячков безопасности вдоль тропинки по краю юникроновой бездны. Расставленных тем, другим, кто смог слиться с личностью тирана, понять и принять все его ужасы и попытаться оградить от самого страшного. Скорее всего, благодаря этому Мегатрон пока так и не смог скатиться в ненависть окончательно. Сопротивлялся. И несмотря на все ошибки, совершенные им вопреки чаяниям ушедшего командора, для лидера десептиконов еще оставалась надежда. Саундвейв в волнении встал и принялся ходить по отсеку. Он с горечью вспоминал, как пылал жаждой обладания этим кубом еще на заре знакомства с Мегатроном, как готов был шпионить, подлизываться, лгать и шантажировать ради мелких зацепок. Это была какая-то извращенная форма подпрограммного противоречия представителей двух ветвей расы. Саундвейв презирал методы Мегатрона, считая их жестокими, примитивными и низкими, себя же мнил возвышенным и тонким, отсюда и родилось негласное соперничество двух гениев, созданных Сигмой, многорежимников-левшей с расторможенными тахионными блоками и нестандартными методами взаимодействия с окружающим миром. Это соревнование, даром что проходило в основном в воображении связиста, все равно заканчивалось одним и тем же – победой Мегатрона. Саундвейв готов был грызть металл, но найти что-нибудь гадкое и компрометирующее лидера десептиконов как слабую, ничтожную личность – чтобы доказать свою большую гениальность, отомстить за унижения, а потом манипулировать им и одержать верх. Как же глуп он был! Саундвейв в досаде даже ударил себя по шлему. Сейчас, после стольких событий, потрясших Кибертрон, и тем паче, после увиденного на старой записи, он понял – этап его сухой неприязни к Мегатрону закончился. Подобными тайнами нельзя было манипулировать, и не потому, что это выглядело бы низко. Нет. Просто нельзя. Он ясно понимал это. Как говорил сгинувший в далеком прошлом командор Децимус: «…Безупречность – это когда не в чем упрекнуть самого себя. Это и есть свобода. Это то, ради чего стоило прожить жизнь…» Связисту пора было начинать другую свою игру. Снова тайную, но на этот раз на стороне лидера, вернее, на стороне его Искры, пусть и запечатанной от всех. В настоящих условиях, когда десептиконы пришли к власти, и истерзанная планета нуждалась в срочном восстановлении равновесия, действовать нужно было по-новому и, как всегда, нестандартно. Саундвейв знал того, кто мог бы вернуть в их мир и надежду, и веру. Войти с ним в контакт, найти его, затерявшегося на просторах Вселенной, было сложно, но попытаться стоило. Связист мысленно представил две ветви реальности, одна из которых осуществилась, а вторая – нет. Два автоботских лидера с таким схожим по цвету глубоким синим оттенком линз. Но это было их единственное сходство. Там, где Децимус бы применил хорошо понятную и предсказуемую тактику, Оптимус Прайм, волею судьбы ставший соперником Мегатрона, действовал совершенно нестандартно. Его поступки, его тайны, его потенциал были катализаторами самых смелых планов. Сейчас же на Оптимусе было завязано все – Матрица, База Сигма, объединенная общей идеей команда и Арк, заправленный первородным энергоном, напичканный сложнейшим оборудованием. И снова связист не был одинок в своей нестандартной идее отыскать Оптимуса Прайма – другой многорежимник-левша уже поступил так же. Становилось совершенно ясно, что настоящая миссия Немезиса, отправившегося в смертельно опасную погоню за автоботским звездолетом, имела под собой куда более сложный мотив, нежели банальное – убить врага.* * *
Мегатрон и Децимус вернутся в продолжении - "Гладиатор. Квинтэсса"