flowers and hurricanes

      Многие почему-то считают, что, если Бог наградил тебя улыбкой, сияющей, как первый снег на солнце, значит, во-первых, уверенности в себе тебе не занимать, а во-вторых, ты по умолчанию самый радостный человек на свете.       Юн Боми же, разглядывая поверх учебника анатомии хозяйку этой самой улыбки, думает совершенно иначе. Чон Ынджи, обложившись бумагой и чертёжными инструментами, уже третий час сидит на полу кухни и пытается довести проект до идеального состояния. И, судя по тому, как беспомощно она в сотый раз лохматит чёлку и хмурит брови, в своих силах она уверена не слишком.       Не то чтобы Боми вдруг разонравилась медицина и анатомия в частности, но смотреть в учебник, когда Ынджи рядом, особенно вот такая: бледная, с поджатыми губами, в растянутой майке и в трениках с дыркой на коленке… совершенно невозможно. Такой девушка может позволить себе быть только дома (и Боми мысленно добавляет: «рядом со мной»), поэтому Боми смотрит во все глаза, запоминая каждую деталь. Вот лямочка майки заскользила по плечу и затормозила, когда Ынджи подняла руку вверх и снова растрепала пальцами длинную чёлку. Кстати, на ногте большого пальца у неё облупился чёрный лак. А вот тёмная ресничка осталась на нижнем веке, когда Ынджи моргнула. Или вот… - Боми, - зовёт вдруг Ынджи, и девушка дёргается. Поймали! Она резко прячется за учебником и пытается вникнуть в суть материала, но Ынджи просто просит нажать кнопку на чайнике – в её кружке снова кончился кофе. Конечно. Ей ни до кого и ни до чего нет дела, если дело касается любимой работы. Боми это очень уважает, но всё равно кусает губы от досады, когда насыпает кофе в огромную кружку Ынджи.       У Боми начался новый семестр, масса заданий и горы литературы, которую нужно изучить, а она не знает, как «добиться Ынджи». И уж тем более «заставить Ынджи добиваться себя». И думает именно об этом. Каждую секунду или даже чаще, если это вообще возможно.       Она присаживается рядом, ставит кружку на пол и какое-то время наблюдает за тем, как чертёж за чертежом бросками отправляются то под диван, то в угол. На четвёртом она не выдерживает и лезет под диван, фыркая от пыли. - Вот этот хороший, - говорит она и осторожно подсовывает лист уже совсем отчаявшейся Ынджи. - Плохой, - отрезает та и наскоро делает набросок на новом чистом листе бумаги. - Но... – пытается возразить Боми, однако Ынджи показательно отпихивает предложенный чертёж. Боми прищуривается. С Ынджи сложно. Она невероятно требовательна к себе и, скорее всего, ко всем остальным, даже если это и отрицает. И никогда не ясно, какую оплошность она сможет простить, а какую припомнит ещё не раз. Поэтому Боми решает не думать, а действовать. Собирает все чертежи в ровную стопочку, откладывает в сторону, берётся за кружку с кофе и… опрокидывает её прямо на работу, которой сейчас занята девушка. Ынджи охает и рефлекторно отодвигается подальше. Распахивает глаза и ошарашенно переводит взгляд с мокрого листа, пошедшего волнами, на соседку и обратно. - Моя работа… И мой кофе… Моя работа!.. А мой кофе?.. А как же работа… С чувством выполненного долга Боми поднимается, наливает в кружку ещё кофе и возвращается к Ынджи, пытающейся штаниной просушить лист. - Плохой, говоришь? – переспрашивает Боми и достаёт из стопки практически законченный чертёж, безжалостно заброшенный до этого под диван. – Значит, ничего, если я и на него кофе вылью? Брови Ынджи взлетают под чёлку, она вскакивает и пытается выхватить лист. Но девушка прячет его за спину. - Он обижен на тебя. Не хочет больше с тобой разговаривать. Ынджи какое-то время сверлит недобрым взглядом Боми, а потом шумно выдыхает через нос. Опускает голову и бурчит: - Тогда передай ему мои извинения. Боми вытаскивает лист, шепчет ему что-то непонятное, наверное, на бумажном языке, а затем поднимается и кладёт его на стол. Туда же перемещается пенал с чертёжными принадлежностями, три ластика и кружка со свежим кофе. - Он сказал, что больше такого не потерпит, - говорит Боми с напускной важностью и серьёзностью, усаживая за стол и Ынджи. Сама садится рядом. А Ынджи откидывается на спинку стула и улыбается, окончательно расслабившись. Устало и не так широко, как обычно, но улыбается же. Всем лицом: глазами, губами и даже бровями, как только она это умеет. - Не хочешь сказать, что я слишком требовательна к себе? – спрашивает. - Не хочу, - мотает головой Боми. – Хочу напомнить тебе, что идеальным человеком быть скучно. - Нечестно. На это мне возразить нечего, - не прекращая улыбаться, почти шёпотом произносит Ынджи. И снова с головой уходит в работу. Прежде чем уйти спать, Боми проходит по кухне и поливает все цветы на подоконниках. В одном из горшков она замечает маленький сорняк – одуванчик, но вырывать его не спешит. Ей кажется вдруг, что Ынджи очень на него похожа. Если надо, и асфальт пробьёт, и в горшке с декоративным цветком внезапно вырастет, но стоит забыть полить или слегка потянуть вверх…

***

      Ночью ей снится одуванчиковое поле и много солнца. Так много, что в реальности Боми становится жарко, она недовольно мычит и скидывает одеяло, комкая его ногами. А когда вдруг упирается во что-то твёрдое, замирает на пару секунд, широко распахивает глаза и резко поднимается в кровати. В ногах у неё, прижав колени к груди, сидит Ынджи. - Прости, - говорит и виновато смотрит. – Я не хотела тебя будить. То есть… хотела, но не знала, стоит ли. - Жарко, - мямлит осипшим ото сна голосом Боми, пытаясь осознать происходящее. - Ты же знаешь, я как печка, - улыбается Ынджи. – Правда, прости. Нужно было подождать до завтра. Но сидит, не двигаясь с места. От неё пахнет кофе, когда она говорит. А ещё у неё очень тёмные синяки под глазами. Часы на прикроватном столике показывают три часа ночи. Боми убирает со лба намокшую прядь волос, обмахивается руками и, кажется, окончательно просыпается. - Ты только закончила? – спрашивает она, придвигаясь чуть ближе, и трёт глаза. - Закончу завтра, - Ынджи, наоборот, отодвигается к самой спинке кровати. - Не можешь уснуть? – задаёт ещё один наводящий вопрос Боми. - Смогу, наверное, если попробую. Боми непонятливо сводит брови у переносицы и склоняет голову набок. Ынджи долго мнёт одеяло. Связывает углы узлом. Заправляет штаны в носки. Раздирает дырку на коленке ещё сильнее. И проделывает ещё много странных вещей, прежде чем набрать побольше воздуха в лёгкие и решительно посмотреть в глаза Боми. - Юн Боми, - произносит она и замолкает, выдерживая паузу. А потом низким еле слышным шёпотом спрашивает, - Ты меня ещё любишь? У Боми, как ей самой кажется, останавливается сердце. Она даже кладёт руку на запястье и проверяет. - Что?.. – переспрашивает, скорее, чтобы проверить, не отказал ли внезапно голос. Но Ынджи неожиданно повторяет. - Боми, ты… всё ещё меня любишь? - А тебе хочется этого? – спрашивает та вместо того, чтобы просто утвердительно кивнуть. - Хочется. Голос Ынджи сейчас ещё ниже, чем обычно. А глаза влажные и блестящие. - Только вот как… - пытается уточнить она и давится вздохом. Потому что Юн Боми в момент сокращает расстояние между ними. И осторожно целует её в эту самую несчастную дыру на коленке. И улыбается: - Вот так. Засыпают они рядом: не сговариваясь, распахивают окна и делят кровать на две части скрученным одеялом. Уже под утро Боми, минуя скрученную преграду, просовывает ледяные ступни между горячих ступней Ынджи и довольно морщит нос, когда первые солнечные лучи накрывают их сверху тёплым полотном из света.

***

      Многие почему-то считают, что, если Бог наградил тебя самой лучезарной улыбкой на свете, а в 24 года ты претендуешь на должность главного архитектора, значит, во-первых, уверенности в себе тебе не занимать, а во-вторых, ты по умолчанию самый счастливый человек на свете.       Юн Боми же, просматривая пятое уже сообщение, насквозь пропитанное паникой, у себя на телефоне от без пяти минут главного архитектора и хозяйки той самой улыбки, в этом очень сомневается. «Это ужасный проект! Всему хана!», - не унимается Ынджи. Боми уже даже не старается придумать утешительный ответ и живо представляет себе, как девушка сидит в кафе в совершенно расслабленной позе, медленно отхлёбывает кофе и вдруг расплывается в самой дружелюбной из своих улыбок, когда замечает заказчика в дверях. Волнение выдают только вспотевшие ладони, которые она незаметно вытирает о джинсы, прежде чем пожать руку мужчине средних лет. Или, может быть, девушке её возраста, или даже милой низенькой бабульке. Говорить она будет только по делу, чётко и ни разу не собьется. В глаза собеседнику будет смотреть прямо и уверенно. Слегка сведёт брови вместе и подастся вперёд, когда будет выслушивать замечания и пожелания клиента. И лишь проводив его, схватится за телефон, как за спасательный рычаг, и буквенно выплеснет на Боми все свои переживания. Через час телефон Боми начинает интенсивно вибрировать. «ПРЛРРОПАРО» «Уа-а-а-а-а!» «Домо-о-ой!», - вот оно. Юн довольно фыркает и, наконец, поднимается с кровати, чтобы успеть заварить цветочный чай к приходу Ынджи – никакого больше кофе хотя бы до нового проекта. Когда Ынджи влетает вихрем в квартиру, у Боми на столе уже стоит ароматный чай и разогретые пончики. Голодная Чон скользит по запаху на кухню и виснет без предупреждения на Боми. - Им понравилось, представляешь? – пищит она, хватает Боми за руки и кружит по кухне. – Я думала, всё, провал, когда Ли Донён-шши взял макет в руки. Там же дверцы на соплях! Но нет, он решил, что так и задумано, представляешь? А его дочь! Ты бы её видела, такой милый ребёнок. Две косички, колготки розовые. Выпросила у меня такой же макет для своих кукол. Как думаешь, не расстроится, если я его в цвете сделаю? Крыша пусть будет нежно-персиковой. Можно ещё и полупрозрачной сделать. Да! Вот подружки обзавидуются!       Боми пихает в незакрывающийся рот Ынджи пончик и утанцовывает её прямо к столу. Ынджи жуёт, пытаясь что-то ещё рассказывать, чуть не давится, и расплывается в кошачьей улыбке, когда Боми двигает к ней чай с красными цветочками. - Я тебя люблю-ю-ю, - невнятно тянет с набитым ртом и обхватывает широкую чашку ладонями. - Что? - Что? До Ынджи доходит долго. А когда всё-таки доходит, она шустро набивает рот сладким тестом до отказа и глядит на Боми с видом беззащитного хомяка. «Случайность», - думает Боми и выдыхает. - Спалилась, - произносит Ынджи, когда та уже и не ждёт. Боми отворачивается, зажмуривается, закусывает нижнюю губу и медленно неуверенной рукой на ощупь находит ладонь Ынджи. Ынджи тут же крепко в ответ её сжимает. А когда Боми открывает глаза, с окна на неё смотрит распустившееся пушистое солнышко одуванчика.