Раздражающий фактор. Сборник.

      — Я — ваш Царь и Бог! — Чжухон сидел во главе обеденного стола и говорил, пока все уплетали ужин, — все мясо вы должны отдать мне, но не просто, а преподнести с почтением, посыпая все вокруг рисом и розовыми лепестками!       — Ой, заткнись! — Хёнвон никогда не церемонился с Хоном, несмотря на то, что внешне этот парень был оплотом спокойствия и отрешенности. Пока все на это стали смеяться и галдеть, Шону хотел встать и аплодировать стоя. Он все время мечтал сказать младшему все, что он о нем думает, но он не мог. Просто он не такой.       — Ты ужасный человек, ты думаешь только о себе, ты лицемер, ты эгоист, в конце концов! Ты просто недостоин всех почестей, что сыпятся тебе на голову. Я презираю тебя! —       Шону видел сладкий сон, как он трясет младшего за плечи и кричит на него, срывая голос. А потом еще оставляет красивый фингал на глазу. Утро после такого сна особенно прекрасное, весь день хорошее настроение.       Несколько ночей Шону видит этот сон, его это не смущает, он знает почему этот сон посещает его, он его полностью устраивает. Пока однажды…       — Ты ужасный человек, ты думаешь только о себе, ты лицемер, ты эгоист, в конце концов! Ты просто недостоин всех почестей, что сыпятся тебе на голову. Я презираю тебя! —       Шону снова трясет тонсена за плечи, снова выплескивает на него порцию праведных ругательств, однако, в этот раз он не бьет его по лицу, а останавливает взгляд на его потрясающих кофейных глазах, со свисающими из-под припухшего века ресницами, в этих глазах он видит какой-то новый свет, он видит испуг и извинение. С фигурных губ Чжухона срывается скромное «прости». Шону просыпается, тяжело дыша.       Утро после этого видоизмененного сна уже не было столь радужным, а весь день Шону проходил особенно задумчивым. Он стал поглядывать на тонсена, который в реальности вроде и не поменялся, все тот же заносчивый мальчишка. Шону отбрасывает все сомнения и ложится спать со спокойной душой. Всякое бывает.       Этой ночью сон начался и вовсе иначе. Шону сидел в абсолютно белом помещении, ровно по середине. Яркий свет бил в глаза, а уши резала тишина. Вдруг, тишину прервал чей-то плач, Шону обернулся, в углу, поджав колени и закрыв лицо руками, сидел… Чжухон. Он тоже был весь в белом, словно какой-то падший ангел, он плакал, скорее даже рыдал, на что у лидера что-то екнуло в груди. Он подошел ближе, Хон поднял заплаканное лицо на лидера и с обидой произнес:       — Ты ненавидишь меня! Всегда терпеть не мог. Я это чувствую, я все знаю. За что ты так со мной? Что я тебе сделал? — Он не мог контролировать спазмы голоса, от того, что уже нарыдался, глаза его просили ответа. Шону растерялся.       — Я… Я не знал, что тебе это так важно, да и я вроде не так уж тебя… ненавижу. Это громко сказано. Я тебя не ненавижу. — Шону оправдывался, присев на корточки перед тонсеном, он не заметил и сам, как неловко схватил его за мокрые от слез ладони, как пытался всем своим естеством успокоить и доказать, что он его не ненавидит! Он снова залюбовался ресницами, на которых теперь застыли бусинками едкие слезы. Чжухон облизал соленые, опухшие губы.       — Тогда почему ты думаешь обо мне постоянно? —       — Я? Да с чего ты взял? Вовсе не думаю. — Шону внезапно отпустил руки младшего.       — А этот сон? Кого ты здесь видишь? — Хон шмыгнул носом, но уже улыбнулся, показав свои ямочки на щеках.       — Сон? — Шону проснулся.       После этого лидеру вообще не хотелось вставать и жить. Он все думал и думал, а пересекаться с Чжухоном в реальности ему вовсе не хотелось. Что это было? Почему, действительно, он стал видеть его так часто, да еще в каких-то неправильных снах. Мысли путались, но кое-как лидер прожил этот день, занявшись делами. Когда пришло время ложиться спать, он пошел на кухню, стал что-то готовить, хоть и не умел, поговорил с Вонхо о погоде на завтра, с Кихёном о фильмах, потом сел почитать, потом все-таки лег, стараясь вообще не засыпать больше никогда, но, разумеется, в конце концов Морфей забрал его в свое царство.       — Ну, привет, — Шону почувствовал сзади мягкое прикосновение на своих плечах. Чжухон нежно обошел его, не выпуская его плечи из своих рук. Шону снова увидел, что он в белой светящейся комнате, а Хон в том же белом костюме, белой рубашке и даже белом галстуке, выглядит, как тот самый Царь и Бог. Шону не хотел признавать, что он уже настолько восхищался этим образом, что ему казалось, что вот-вот, и это будет похоже на юношескую влюбленность. В юношу.       — Почему ты избегаешь меня? Глупый, ты не можешь делать этого вечно. Ты будешь избегать меня во внешнем мире, я буду ждать тебя здесь. А не спать ты не можешь, милый дурачок. — Хон склонился над ухом Шону и убаюкивающе мурлыкал, от чего у Шону свело все тело, потому что он не понимал, как Чжухон, которого он презирал и недолюбливал, мягко говоря, может быть таким… таким.       — А почему ты меня преследуешь? — Шону цедил слова, рефлекторно сглатывая, хотя во рту у него все пересохло.       — Преследую? Это в твоей голове все, это ТЫ меня преследуешь, идиот! — Чжухон легко засмеялся, ткнув пальцем в лоб Шону, — разве нет?       Главная проблема, которая сейчас нависла над Шону, состояла в том, что он понял: он сейчас же готов сорвать с Чжухона этот безумный белый наряд, повалить его на пол и начать целовать каждый сантиметр его нежной кожи, начиная со лба, и заканчивая… О, боже.       — Хочешь меня, да? Неожиданно, правда? Всегда хотел, но думал, что ненавидишь, о, эти обманчивые чувства, верно? От любви до ненависти… Ну и наоборот, конечно, — ангелоподобный тонсен присел на колени лидера, так, что его лицо оказалось на уровне лица Шону, а его пах терся о лидерский пах. Шону уже не пытался сопротивляться, он хотел. Чжухон, держа голову Шону обеими руками, пристально посмотрел своими длинными рысьими глазами прямо в душу лидеру, как тому показалось. Шону потерялся в этом взгляде, он подался вперед для поцелуя.       Громкий стук в дверь заставил лидера вскочить так высоко, что он ударился прямо о верхний ярус кровати, что вызвало недовольство сверху. Пока он тер ушиб, в дверь вломился Чжухон:       — Впервые в жизни ранние пташки дрыхнут так, что даже все совы уже проснулись! Ну, это не про тебя, Шону-хён, не обольщайся! — он наполнил комнату своим звонким и громким голосом, небрежно сел рядом с Шону, который еще был там, в белой комнате. И чувствовать сейчас настоящего Чжухона рядом он хотел меньше всего. Шону до конца все равно не понимал, что за чертовщина творится с ним, во сне он до конца не верил, что это сон, а в реальности он вовсе терялся.       — Я… Я пойду-ка в ванную. — Шону заспешил было уйти быстрее, но назойливый тонсен будто нарочно издевался. Он схватил лидера за руку и начал по-детски ныть:       — Шону-хён, не уходи, останься! Посиди с любимым тонсенчиком! Ты и так меня избегаешь, наверное, ты меня не любишь! — Хон дурковал, но Шону от этих слов стало совсем не по себе.       — Отпусти! — он выскочил из комнаты. А потом, быстро собравшись, и из общаги.       Весь день он ходил по улицам Сеула, зная, что ему вообще-то не было позволено вот так бродить по городу, но он выключил телефон и просто хотел побыть один. Однако, от мыслей не убежишь и он все прокручивал в голове тот образ, который сотворило его пораженное сознание. Почему ты, Чжухон-и, почему именно ты…       — Потому что я для тебя другой. Я не такой, как ты. Я не скромничаю, я умею подстраиваться под ситуацию, я гибкий (во всех смыслах), я не строю из себя печальную отрешенность. Я веселый, в конце концов. — Шону лежал на огромной белоснежной кровати, снова окруженный белым светом. Когда он успел задремать? Хон стоял прямо напротив хёна и рассуждал, он был прикрыт одной лишь белой простыней, которую он придерживал небрежно одной рукой.       — Как я здесь оказался? Что ты от меня хочешь? — Шону приподнялся на локтях, задавая эти вопросы скорее для дежурности, нежели действительно желая узнать ответ. Он жадно осматривал тело тонсена, которое абсолютно отличалось от его собственного, не было таким уж накаченным, но и астеничным его не назовешь. Оно было таким, каким должно было быть, оно было идеальным для Шону. Он понял, что и сам лежит обнаженный, только одеяло отделяет его от внешнего мира.       — Это чего ТЫ от меня хочешь? — Чжухон отпустил пальцы со своей простынки и она упала, открыв глазам Шону доступ на него всего целиком. Да, как Шону и думал, его член тоже был таким, о котором он мечтал. Стоп, когда это он мечтал о нем? Чжухон по-кошачьи забрался на кровать, спокойно, на четвереньках, двигаясь к Шону. Тот еще никогда так не нервничал перед кем-то голым, будучи тоже раздетым. Шону уже ждал получить наконец свой поцелуй, он вытянул шею вперед, но тот не торопился, он, улыбаясь, дразнил сбитого с толку Шону, играя языком с его губами, затем и с языком. Шону в жизни не видел более развратных и волшебных губ, ни у одной девушки, что встречались ему на пути, не было таких губ, почему он раньше этого не замечал, почему не понимал?       — Чжухон, что ты творишь со мной? — Шону беспомощно посмотрел в кофейные глаза.       — Только то, что ты сам хочешь. — Чжухон дерзко улыбнулся и буквально заглотил член Шону, на что тот мог только закинуть голову и… проснуться.       Проснулся он, позорно обкончавшись на совсем свежее белье, словно ему было 15 лет. Теперь ему стало совсем грустно, безысходность овладела им. А что, если так будет всегда? Что, если этот сон будет его до конца жизни преследовать? А может прав был Хон из сна, может стоит… да нет, это ужасная идея.       Тем не менее, перед следующей ночью Шону нервничал, будто сон — это выход в другое измерение, а не его больное воображение. Он потерял над ним контроль, но ведь он же должен как-то это решить? Значит все же стоит все рассказать.       Он засел в общей комнате, поджидая, когда предмет его ментального расстройства пройдет мимо. Он нервно дергал ногой и не знал, что ему делать, что говорить. Наконец, ничего не подозревающий Хон, пошел в сторону кухни, а Шону, все еще сомневаясь, окликнул его:       — Эй, Чжухон-и! —       — А? — Хон затормозил и послушно подошел к хёну.       Шону слегка трясло. Когда он теперь смотрел на тонсена, он видел только картинки из сна, он понял, что кофейные глаза с ресницами, что нежная кожа, что идеальное тело, что рысий взгляд и божественные губы — это все он. Это все этот парень, что стоял сейчас перед ним. И не видел он больше в нем эгоиста, лицемера, кого там еще. Ему было так стыдно за всю ту грязь, что он приписывал своему тонсену. Ему хотелось просто обнять его сейчас. Он решил не тянуть:       — Чжухон, я видел тебя во сне. У меня сознание перевернулось. Я видел тебя почти каждую ночь. Без почти, каждую. И я просто должен был тебе сказать об этом. — Шону замялся, реакция могла быть любой, но он понял бы. Однако, Чжухон умел удивлять, потому что в его глазах заблестели слезинки, и помолчав секунд тридцать, он, как будто выпустил пар, который копился в нем долгое время:       — Я тоже видел тебя, ты можешь поверить? Ты мне все-все рассказал. Я долго думал, что я заноза для тебя, надоедливая и эгоистичная. Но, правда, хён, это не так, ты должен был это разглядеть. Ведь ты увидел меня настоящего, правда? — Хон был на слезе, а у Шону не осталось ресурсов удивляться, поэтому он просто коротко сказал все, как есть:       — Увидел. И влюбился. —       Чжухон буквально запрыгнул на руки лидера, он начал беспорядочно целовать его, радуясь, как будто с него сняли судимость, не меньше. Шону тоже обезумел от какого-то странного ощущения счастья, от осознания того, что так не бывает, но он это чувствует здесь и сейчас, а значит все-таки бывает. Он начал опасаться, что их увидят, поэтому схватил Хона в охапку и быстро потащил его в душ.       — Я люблю тебя, люблю люблю люблю, хён! Ты так долго не знал об этом! А я так долго боялся сказать. Я дурак, я знаю… — горячие капли стекали по телу Хона, которое теперь в реальности принадлежало Шону. Он не мог налюбоваться, оно было в точности таким же, как он видел во сне, его идеалом. Он, предваряя поцелуй, прошептал в губы тонсену:       — Это я дурак. Я. -