Возвращение с Того Света.

***

      Стук кнопок клавиатуры, быстрый, почти дробный, уже десять минут был единственным звуком в комнате. Яркий, режущий свет лампы, к которому все уже привыкли, падал совсем вертикально, и многие предметы терялись в темноте, особенно у стен.       Каллаган не чувствовал пальцев. Холод был нечеловеческим, и профессор уже жалел, что отказался от предложенных еще в кабинете перчаток. Напускное гостеприимство. Знаем, плавали…       Временами мужчина поглядывал на второго пленника. Мальчику, похоже, было еще хуже — он кутался в одежду, как в кокон. В этом разрезанная рубаха была немногим лучше целой, ведь можно было плотнее обтянуть ей тело. Босые ноги ребенок скрестил и попытался даже сесть на них, но это у него не получилось.       Роберт в который раз убедился, что банда и в особенности ее главарь — изверги, каких свет не видел. Двадцать или тридцать человек окружили учителя и мальчишку, но никто даже не удосужился выключить чертов кондиционер! Хотя, конечно, с одной стороны, люди подневольные. Им что скажут — не ослушаются. А то, что маленький ребенок замерзает, никого и не волнует…       Хиро не поднимал глаза на Каллагана, но тот и без этого знал, насколько напуган гений. Невозможность хоть как-то защитить его и необходимость безоговорочно подчиняться приказам бандитов, чтобы мальчика просто не убили — вкупе это давало тяжелое, отвратительное состояние жертвы, загнанной в угол. Это не младший Хамада был ей, а сам профессор.       «Тадаши бы тебе не простил…»       Преступник был безусловно прав. Даже если Тадаши поймет, что ситуация была абсолютно безвыходной, и выбор оказался сложным, за отказ ценой жизни брата он будет всю жизнь в душе винить Роберта. Не скажет ни слова упрека и не выдаст этого ни единым взглядом, но никогда не сможет простить…       Внезапно, вновь подняв взгляд на Хиро, Каллаган встретился с ним глазами. Дрожащий, отчаянно поджимающий посиневшие губы, подросток казался даже меньше, чем был на самом деле. Ему было страшнее…             Учитель на несколько секунд задержал на нем взгляд. Светлые глаза пожилого мужчины были невероятно выразительными и говорили без голоса: «Всё будет в порядке. Они успеют.» Каллаган очень надеялся, что Хамада понял его, потому что долго смотреть он не мог…       Ему всего четырнадцать…       Негодяй, вальяжно усевшийся на другой стул, как на трон, произнес тогда эти слова так, будто ему была небезразлична жизнь Хиро. Прекрасный актер. Здесь, опять же, никого, кроме Роберта, возраст заложника не волнует. Снова пришлось признать, что нынешняя безнаказанность задушила в преступниках последние частицы человечности. Вряд ли у кого-то из них были дети. И больше всего поражало Каллагана то, что большинством головорезов в наводящей ужас на Калифорнию банде были женщины, и ни одна из них не вступилась за ребенка…       Профессор после этого не верил никаким теориям о нерушимости материнского инстинкта и об ошибках юности. Если в женщине есть этот инстинкт — она в любой профессии его почувствует. Его жена была химиком-биологом. Ей попадались и опыты с животными, и анализы трупов этих же животных, иногда умиравших от ее руки. Но миссис Каллаган никогда не позволяла себе поднять руку на ребенка или оставить его в беде… …       Ей было двадцать лет, ему — двадцать восемь. Молодость и счастье, медовый месяц начался в рождественские каникулы. Роберт — тогда еще простой студент мединститута, женившийся на своей однокурснице — сперва был против поездки за город. Метеорологи обещали настоящий буран, температуру под -20. Снежные зимы были очень редкими, и эта, похоже, вобрала в себя и выпускала всё, что накопилось за двадцать лет дождей и тепла.       Но Розалинда уговорила мужа. Да и разве можно было сидеть дома, когда на улице кружится снег, когда под ногами высоченные сугробы, вводившие в восторг всю окрестную детвору? Второе, правда, стоило бы отнести, скорее, к минусам: после прогулок сапоги и носки были мокрыми до нитки, а это чревато простудой…       У Линды была бабушка, а у бабушки — дом в поселке. Ух, как там мело! Поезд засыпало снегом, пришлось даже прикрепить к паровозу ковш, так как проехать по путям было почти невозможно.       Когда на вокзале супругов встретила старушка восьмидесяти лет, Роберт проникся нескрываемым уважением к семье своей жены — бабушка довезла их в метель на старенькой иномарке, которая, в отличие от многих других машин, ехала хорошо и без остановок.       Дома ждал обед. Запах пирожков и кофе встречал на пороге, а тепло совсем не городского коттеджа, лившееся от больших батарей на пару, дарило ощущение уюта и чего-то из детских сказок. Настоящий рождественский волшебный домик…       Линда, несмотря на свою серьезность и преданность науке, верила в Санту-Клауса. В рождественскую неделю она менялась, как деревья весной, становилась иногда строгой (и то в теме украшения елки), а где-то совершенным ребенком. Особенно ее веселила игра, а снежки и лепка снеговика, а в дни, свободные от учебы, Роберт возил ее на санках по двору. Она смеялась, и ее смех золотым колокольчиком звенел в воздухе, а Каллаган не мог наслушаться…       Ночь Сочельника в доме Линды была особенной. Роберт был католиком, но на серьезное празднование у него никогда не было времени. Родители и друзья только дивились его занятости даже по выходным, однако все знали первое правило общения с этим парнем: если он никого не пригласил на праздник, значит, так надо. Вот только никто не понимал, кому именно надо…       Зато с появлением Линды жизнь переменилась в корне, как стеклышки в калейдоскопе. До принятия приглашения бабушки поехать в деревню студентка с самым серьезным усердием планировала праздник. Неопытный в этом деле, парень взял на себя расходы и помощь с едой. Хорошо еще, что ель к тому моменту они не купили…       Ночь была очень неспокойной. Вьюна запорошила дорогу и поля, крыши чистой не осталось миль на сорок вокруг. В такую бурю сидеть у камина с фирменным чаем Линды было лучшим, что мог пожелать молодой робототехник. Горячая чашка была на время поставлена на дубовый столик, а сам Каллаган углубился в чтение книги. Интересный трактат о животных, каких в доме был целый склад, завлек юношу, и тот не замечал, как бежит время… … — Роберт! — позвала жена, и сразу после ее слов часы пробили семь раз. Юноша отвлекся от книги и рассеянно посмотрел на девушку, — Посмотри!       Отложив чтение и будучи уверенным, что Линда зовет его неспроста, будущий профессор поднялся на ноги, хрустнувшие после долгого сидения, и подошел к окну, возле которого стояла собеседница.       Поначалу сквозь снег не было видно ничего. В трубе выл ветер, заглушая треск поленьев, но в комнату не залетал. Студень всматривался в синюю даль, напрягая зрение, стараясь отделить от общего хаоса что-то, что более зоркая Линда уже заметила.       И увидел. По сугробам, загребая очень большими ботинками снег, шатаясь, плелся маленький человек. Как только Роберт сумел просто рассмотреть силуэт, детали стали проясняться с невероятной быстротой. Это был не то мальчик, не то коротко стриженная девочка. Нечто среднее между платьем и пальто развевалось за его спиной, и даже в сумраке были заметны сутулые плечи и опущенная вниз голова без шапки.       Едва поняв, что муж увидел то, на что она указывала, Линда вдруг молнией метнулась прочь от окна, в прихожую. С трудом опомнившись, Роберт побежал за ней, нисколько не осознавая причины такого поступка девушки. Он даже не разглядел толком, кем был этот прохожий…       На крючке не было дубленки и шарфа жены, но теплые сапоги стояли на месте. Неужели она умчалась в легких тапочках на такой мороз?..       Парень не стал разбираться в ее побуждениях. Жена была на улице, практически, в домашней одежде. Даже ее любимая вязаная шапка осталась на полке, хотя Розалинда ни за что бы не упустила возможность надеть ее. Не переодеваясь, прямо в свитере, джинсах и черных ботинках, Роберт выбежал во двор. Дверь захлопнул сквозняк, но юноша знал, что она не заперта.       Метель ударила в лицо, и ветер закружил со всех сторон. Это была какая-то сумасшедшая пляска неуправляемого явления, и, казалось, не поддаться ей невозможно…       Каллаган пересилил боль в уставших ногах и пошел к дороге, окликая жену. Линда могла потеряться, зайти в перелесок, который в такую пургу был хуже густой чащи, и оттуда не вернуться…       Голова закружилась. Проклятое давление, как невовремя… Удержаться на ногах не помогло бы ничего — кругом расстилался пустырь, забор коттеджа остался далеко позади.       Роберт не в первый раз переживал обморок. И не в первый раз пытался его избежать. Огромным усилием воли он удержался в сознании, прикрыв рукой глаза, в которые попадал снег. И, точно в награду за эту маленькую победу, прямо перед ним очутилась сидящая на коленях девушка…       Каллаган чувствовал, что она чем-то подавлена. Сперва ему даже показалось, что Линда плакала, но ни всхлипов, ни чего-либо еще он не услышал. Жена просто сидела неподвижно, как статуя Русалочке в Дании, только смотрела не на морские просторы, а в снег, на котором и сидела.  — Не успела, — вздохнув, произнесла Розалинда, когда руки мужа легли на ее ровные плечи, покрытые дубленкой, в мехе которой еще держались снежинки… …       Роберт готов был разломать пополам клавиатуру. Линда всегда была особенно предрасположена к детям, посвятила жизнь улучшению их жизней. Она даже умерла во время эксперимента, который должен был доказать существование лекарства от ДЦП. Кто ж знал, что оборудование не было готово к этой проверке…       Каллаган не мог избавиться от мысли, что своим равнодушием к состоянию Хиро те преступники, что были девушками, оскорбляли память его жены. Нагло, бессердечно… Он не считал это вопросом времени. И в их с Линдой молодости были девушки, черствые к чужой боли. Но они были как бы разбросаны по всему городу, и в привычных супругам местах встречались редко. А здесь собрались толпой, и ни одна не шевельнулась…       Быстрые движения чуть помогли согреть руки. Каллаган периодически пользовался мышкой, чтобы конечности не затекали, но вот ноги это совсем не спасало. Конечно, его переодевать в такой же комплект не стали, оставили вполне теплые вещи, однако от них легче не становилось.       Профессор сосредоточился на работе. Весь парадокс был в том, что он должен был это сделать, чтобы продолжить скрыто мухлевать. Не контролируя свои действия, он мог машинально в самом деле взломать сервер полиции и, действительно, предоставить доступ ко всем базам данных.       Мужчина нахмурился, подумав об этом. Старый друг-генерал доверял ему все эти годы, ни разу не усомнился в том, что Каллаган всецело на стороне закона. Если бы не способность быстро соображать и придумывать выходы из любого кошмара, Роберт бы самым прямым путем подвел друга, и не факт, что ради чего-то. Словам главаря о том, что их с Хиро освободят, профессор не верил ни на йоту.       Это был блеф, который нетрудно распознать. Учитель презирал этого человека и, как бы гениальный ум ни отрицал такого утверждения, боялся его. Боялся, потому что знал, кто он и на что способен…       Признавать факт своего приятельского общения с бандитом, резко изменившегося еще в прошлом году, было не так больно. В конце концов, тогда против него говорила лишь интуиция, а ее Роберт из-за роковых стереотипов не слушал. Тяжелее всего было осознавать, что ему профессор доверил всё, что имел, без единой задней мысли. И за эту свою открытость Каллаган долго потом ненавидел себя даже больше, чем его.       Сердце щемило при воспоминании о своих же предложениях и планах, развернуто и подробно рассказанных этому человеку. Ни один из них не прошел так, как того хотел Роберт. Тогда он лишь гадал, пробиваясь через все своей же головой и усмехаясь в ответ на пугливые предположения секретаря о сглазе. Но даже те палки, что ставил в колеса с усердием некогда лучший друг, не могли сравниться с самым страшным ударом…       Роберт несколько раз зажмурился, уходя от посторонних мыслей. Нет, нельзя так просто расслабляться. Чем дольше он работает, тем больше времени у Тадаши…       Навыки программирования оказали профессору неоценимую услугу. Он на ходу придумывал, какую команду задать следующей, а на экране в это время высвечивалось новое окно с еще одним требованием ввести пароль. В этот момент Каллаган изображал задумчивость, будто вспоминая, какой пароль нужен именно здесь, а затем всего лишь вводил код, и стандартный компьютер сначала выдавал долгую загрузку, а затем — еще одну строку для проверки подлинности.       Использовать трюк «неверный пароль» было слишком рискованно — начальник был нетерпеливым и жестоким, прекрасно знал о том, что у Роберта абсолютная память, и за такие фокусы мог запросто велеть убить ребенка, на этот раз, без выбора.       Но время говорило за себя. Прошло сорок минут, и перед этим целый день. Роберт никогда так надолго не оставлял юношу одного, что уж говорить о близких Хиро, который, несомненно, уже очень давно был здесь. И в голову начала заползать неприятная и страшная мысль: спасения не будет. Они просто не успеют…       Хиро чувствовал себя из рук вон плохо. Мало того, что он был будто в большом коме снега. От холода уже иней начал появляться на ресницах и макушке, а белый свет ничуть не грел, как и все ухищрения с одеждой, которая больше напоминала занавеску. Ребенок весь дрожал, сжимаясь до невообразимо крохотных размеров.       Хамада не был дурачком. Он слышал требования главаря, пусть и озвученные Каллаганом в сжатой форме. И знал, что сейчас профессор безропотно выполнял их, чтобы спасти жизнь почти совсем незнакомого человека…       Гению было стыдно за это. Конечно, его вины тут и близко не было — кто знал, что именно Хиро понадобится для шантажа? Да и по городу передвигаться ему никто не запрещал… Но ведь ученый совершал уголовное преступление! Хакерская атака вряд ли останется незамеченной, хотя сотрудники полиции наверняка просто свалили всё на того, кто лучше справлялся с делом, и в базы даже не заглядывают.       Мальчик невольно выпрямился, вспомнив, что около двадцати пистолетов и ружей сейчас нацелены на него. Ощущения, как на эшафоте перед казнью — петля на шею накинута, а рычаг не опущен…       Хиро попытался представить родных, чтобы не бояться так сильно. Но от этого стало еще хуже, да и мысли сменились на те же, что и в подземелье. Что будет с его семьей, если Каллаган не сможет сделать то, что велено? Что будет с ними обоими?..       Возникшая было в сознании петля затянулась на шее воображаемого человека, и Хамада в ужасе обхватил пальцами свою шею над горлом, расширившимся и ставшим твердым, как шарик для тенниса. В носу закололо, и подросток тихонько всхлипнул, сглотнув что-то плотное и застрявшее.       Наверное, профессор думал о том же. Тоже понимал, что их убьют. И ему тоже было страшно…       Хамада вздрогнул и уже громче хлюпнул носом. Как ни крути, а слезы на глаза сами наворачиваются. И как Каллаган держится? Неужели так в работу углубился, что и холода не чувствует? Одет, вроде, не так тепло, как преступники…       Хиро посмотрел на учителя, пытаясь найти объяснение его спокойствию. За полчаса до этого они уже столкнулись взглядами, но тогда мальчик еще даже думать о чем-то не мог от страха и, практически, замороженного тела. Только глаза профессора ему показались какими-то… Теплыми. Несмотря на северно-голубой оттенок и синеву от экрана компьютера…  — Накройте его хоть пледом. Не будьте животными, — голос Роберта внезапно разрезал угнетающую тишину, негромкий, но по-королевски повелительный и твердый, — Схлопочет воспаление легких. С меня спросят, между прочим.       Хамада втянул голову в плечи. Теперь точно убьют…       Несколько бандитов ошеломленно переглянулись. Многие смотрели на даже не отвернувшегося от экрана Роберта, как на психа. Это была смелость на грани самоубийства — еще никто так дерзко не обращался к начальнику…       Сам главарь, однако, не воспринял саму просьбу заложника, как что-то сверхъестественное. Усмешка, гулким, но коротким отголоском взвившись в воздух, растворилась спустя мгновение. Быстрый, почти незаметный взмах изящной руки в черной перчатке — и один из подчиненных скрылся за той же дверью, через которую ввели Хиро.       Не прошло и минуты, как этот же бандит оказался вновь возле господина. Последний слегка кивнул на мальчика, и преступник подбежал к столу, как-то ухитрившись остаться в тени.       Хиро вздрогнул, когда его завернули в мягкий и толстый плед, как в палатку, накрыв даже голову до челки. Холод перестал так сильно терзать ребенка, но тот не успел даже поблагодарить незнакомца, который уже отошел куда-то.       Мальчика поражало то, какую власть имел профессор над начальником банды. Если последнему хотелось подчиняться, лишь потому что сразу было понятно, что иначе умрешь, то влияние Каллагана было куда легче, сильнее и, можно сказать, светлее…       Главарь подошел к мальчику один. Хамада насторожился, слегка отстранившись от мужчины и сильнее заворачиваясь в плед. От бандита словно тянулась какая-то темнота, вокруг него тускнел даже свет лампы.  — Ты думаешь, что можешь получить всё так просто? — неизвестно, к кому именно, обратился начальник, не повернувшись, и снова этот ледяной, немного задумчивый, гипнотический голос заставил ребенка похолодеть изнутри, — Я делаю это только ради игры. Мне к чертям собачьим не нужны все эти заморочки. Просто немного забавно, что, по сути, мальчишка тебе никто, и знакомы вы немного, но ты так за него заступаешься… Ты псих, Роберт. И за твоим сумасшествием очень смешно наблюдать.       Хиро было очень тяжело находиться рядом с этим человеком. Он был странным, пугающим и отвратительным, хуже осьминога… Как слизь или жидкая грязь, долго лежавшая в тени. Поэтому мальчику стало гораздо лучше, когда главарь отошел от него к компьютеру.  — Долго еще? — голос стал раздраженным и уже не таким бархатистым, как до этого.  — Ты же знаешь, здесь серьезная защита, — отозвался Каллаган, пожимая плечами и стараясь сделать ответ совершенно естественным, — Как минимум, сорок уровней…  — Сорок может быть только дней от смерти до поминок, — проговорил с натяжкой, как будто слова были крепкой резиной, бандит, после чего снова стал насмешливо-высокомерен, — И я устрою их друзьям мальчишки, если ты посмеешь еще хоть слово сказать.       Хамада не видел лица профессора, но мог поклясться, что угрозы главы мафии произвели на него впечатление. Да и самому было худо до дрожи… …       «Тадаши, ради Бога, » — думал Роберт, пытаясь воскресить в памяти еще одну комбинацию цифр, — «Если ты вообще в курсе, где мы — поторопись!..»       В собственных махинациях он уже путался. Ничто не отвлекало, все мысли были в том, что делалось на экране, но идеи кончались. По второму кругу открывать страницы было бредом сивой кобылы — сзади стояли два лучших программиста банды, и сомневаться в том, что кто-то из них не запомнил, что уже появлялось, не было оснований.       «Черт…» — Каллаган замер над клавиатурой. Руки немели, уставшие пальцы ныли, — «Что ж такое… Ничего нет больше. Ничего!»       Он не мог подставить товарищей. Не мог и обречь Хиро на гибель. Профессор стоял между двух огней, весь упор приходился на него с обеих сторон. Абсолютно противоположные обязанности одинаковой важности и сложности. Выбрать было невозможно…       Роберт забыл, какой код вводить. Пальцы запутались, несколько нажатий не по тем кнопкам — и по помещению разнесся пронзительный писк, от которого многие побросали оружие и схватились за уши. В том числе и заложники.       Звук не прекращался, сбивая всех с запланированных действий. Каллаган не пытался его остановить, так как сам был выбит из строя. Писк ударил в голову и мешал собрать мозги в кучу, чтобы сделать хоть что-то. А со стороны бандитов слышались редкие вскрики, то мужские, то женские.       Главарь пришел в себя раньше. Пока все окружающие были в ступоре, он бросился к столу, одной рукой схватил Хиро за шею, другой приставил ему под подбородок лезвие скальпеля. Побледневший ребенок беспомощно повис над полом — мальчишеских сил не хватило даже на то, чтоб отвести оружие от горла.  — Каллаган! — возопил мужчина, перекрывая писк техники своим криком, — Прекрати это, не то я перережу ему глотку! Считаю до трех. Один…       Роберт, мгновенно оклемавшись, кинулся к клавиатуре. Что он сделал не так?.. Пальцы вновь застучали по кнопкам, теперь уже со скоростью молнии.  — Два!       Тихий стон ребенка заставил профессора работать еще скорее. Однако ошибка упорно не выводилась, что бы он к ней ни применял. Лоб уже был мокрым от усердия, да и глаза заметно покраснели после долгого контакта с компьютером.       «Пропади ты пропадом!» — мысленно обругал машину Роберт. Так его не бесил еще ни один аппарат… Почти ни один.  — Три! — крикнул преступник и занес руку со скальпелем над Хиро, намереваясь прикончить ребенка раз и навсегда. Хамада перепуганно вытаращил глаза, отчаянно пытаясь высвободиться. Поднятое лезвие казалось черным на фоне лампы, и лишь иногда сверкало, яркой звездой отражаясь в глазах подростка.  — Стой! Не надо! — учитель, как разъяренный лев, накинулся на бандита, вцепившись в его запястье сильной рукой. Рука преступника дрожала от напряжения, вторая же всё больнее сдавливала горло мальчика, словно стараясь сжаться быстрее, чем Роберт пересилит ее хозяина.  — Оставь его! — голос Каллагана громом разносился по комнате, — Он ничего не знает и ничего не скажет! Только я знаю, кто ты на самом деле!  — Ты уже слишком много раз переходил мне дорогу! — шипел преступник, не желая сдаваться, — Мне это надоело! Вы умрете оба, я сделаю всё для этого! Если мои олухи не могут, я убью вас сам…       Хиро ослабевал с каждой минутой, да и у Каллагана кончался запал. Где-то в сердце профессора нестерпимо кольнуло, и его сердитые глаза приняли отчаянное выражение. Здоровье не могло подвести его в такую минуту, от этого зависели целых две жизни…       Но, вопреки желаниям учителя, голова начала кружиться. Взгляд тускнел, и вокруг всё становилось туманно-мутным. Хотелось схватиться за сердце, стучавшее уже в висках, как колокол, громко и медленно… А под рукой не было даже таблеток.  — Послушай, прошу тебя, — уже вяло и почти умоляюще выдавил Роберт, — Не трогай мальчика. Убей меня, но отпусти его, он ни при чем!       Главарь услышал его слабость. Знал он о болезни профессора или нет — непонятно. Однако то, что учителю сейчас очень плохо, было видно невооруженным глазом. И опытный преступник догадался, что жертва скоро не сможет сопротивляться…       Его руки перестали дрожать. Уверенность в своей победе вспыхнула в бандите с новой силой, и он из защиты перешел в наступление, еще более яростное и расчетливое.       Каллаган видел, как опускается скальпель. Убить подростка первым было бы выше возможностей главаря, и профессор понимал, что сначала расправятся с больным стариком. С одной стороны, он бы тогда не увидел, как убьют бедного мальчишку, и как его родственники будут опознавать труп. Но с другой, он ведь не смог бы и помочь Хиро, защитить, пока есть шанс…       Роберт сам не заметил, как приступ отступил. Голову заполняло лишь отвращение к бездействию, и Каллаган всячески пытался уравнять силы. Схватка напоминала шторм в море, столкновение ветра и воды, рождающее огромные волны, способные отшлифовать скалистые берега. Профессор не мог видеть глаза преступника, но был уверен, что удивил того своим упорством.       Но когда это состязание уже было почти равносильным, вместо писка компьютера внезапно раздался грохот, как при извержении вулкана. Вспышка от одной из стен была затенена пылью и летевшим во все стороны бетоном. Банда в панике разбежалась в стороны, укрываясь от падающих камней и крошки, многие кашляли.       Через мгновение из облака пыли вылетел и сам виновник переполоха — часть доспехов робота, состоявшая из ракетного кулака и мчавшаяся быстрее ветра. Странный предмет несся прямо на профессора и главаря, которые, мигом среагировав, бросились врассыпную. Выпущенные в спешке Хиро и скальпель упали на пол, и мальчик, хрипло дыша, прижал руки к покрасневшей шее. Было больно, преступник почти задушил его…       Каллаган не без труда осознал, что только что произошло. Но как только ясная мысль смогла зародиться и прийти к логическому заключению, учитель лишь облегченно выдохнул и, увидев, что начальник банды находится далеко от Хиро, прошептал с невероятной благодарностью:  — Слава Богу, они успели… …