***
В просторном зале, уставленном столами, собралось очень много народа. Дамы с кавалерами, наряженные в лучшие свои костюмы, причесанные по последней моде, пили дорогое вино, произносили тосты и замысловато шутили. — Черт, терпеть не могу костюмы, — ворчал Фред, которому явно теснил пиджак. — Думаешь, я очень хотела надевать платье? — усмехнулась Томаго, сидевшая за столиком напротив него. — На тебе оно хоть смотрится хорошо, — от такого заявления щеки девушки загорелись румянцем, — А вот я в этом смокинге выгляжу хуже оловянного солдатика! — Хватит ругаться, — осадила их Хани, которой не повезло оказаться между спорящими, — В конце концов, это их первое выступление после выздоровления Тадаши! — Да уж, для такого события не грех принарядиться даже вам, — заметил Васаби, и Лемон благодарно ему улыбнулась. Хоть кто-то в этой компании ее поддерживал. Обстановка в варьете была достаточно симпатичная, но вот винтажных картин (тем более, ненастоящих) можно было бы и не вешать. И без того украшений навалом. Хотя вкус директора театра никто осуждать не посмел. Из оркестровой ямы внезапно раздались звуки фокстрота. (И с какого это перепугу? В этом театре очень редко прибегали к «живой» музыке…) — Опять у них технические неполадки, — недовольно заметила какая-то дама неподалеку, — Придется идти танцевать. — Вряд ли в этом есть что-то плохое, — пожала плечами ее собеседница, беря под руку своего партнера, и тут же отправилась на середину зала, к уже собиравшимся там парам. — Интересные у них тут традиции, — протянул Васаби, вставая со стула, — Ну, раз уж вышла такая заминка, думаю, можно воспользоваться случаем. Он обошел столик и галантно протянул руку Хани, слегка поклонившись. — Мадемуазель, не составите мне компанию? — в шутку гундосо предложил парень, и смущенная девушка, не смея ни отказать, ни что-либо вообще произнести в ответ, робко взяла его за руку. Она выглядела не то чтобы забавно, скорее, очень неловко. Но, собравшись и приготовившись к танцу, ребята тут же скрылись в толпе. Гого, как ни старалась, не могла подавить ноющую зависть. Конечно, ей вовсе не хотелось покружиться по паркету с каким-нибудь парнем, но все-таки что-то внутри неприятно скреблось. — А ты чего сидишь? — спросила она у Фреда, на что тот, усиленно стараясь пошевелить плечом, только отмахнулся: — А я не умею танцевать! … Чуть позже в кафе вбежали Кэсс и Хиро, похоже, разделявший мнение друга насчет смокингов. Быстро найдя нужный столик, они, пробившись сквозь толпу, подошли к ребятам. — Мы не опоздали? — встревоженно спросила тетушка, присаживаясь на один из свободных стульев. Хиро опустился на соседний, с интересом глядя вокруг: он впервые был на втором месте работы своего брата, и, честно говоря, оно произвело на мальчишку хорошее впечатление. — Неа, — мотнул головой Фред (наконец-то, удалось!), — у них там технические неполадки. Хани с Васаби ушли танцевать, а нам заняться нечем, мы так ждем. Кэссиди понимающе кивнула. Незаметно она обвела взглядом помещение, однако увиденное вызвало у нее лишь грустную улыбку: ей-то танцевать было не с кем. Единственный человек, с которым она бы с удовольствием пошла на фокстрот, похоже, еще не ушел от дочери, готовившейся к спектаклю. Хиро, заметивший это и, к сожалению, тоже танцевать не умевший, покраснев, сердито взглянул на закрытый занавес. И долго там будут возиться? … Олдемонт чуть ли не волосы рвал на своей и без того почти лысой голове. Еще бы: стоило вернуться на сцену величайшему вокально-танцевальному дуэту в истории оперетты, и тут же начались почти мистические непонятности: то аудиомагнитофон, с которого звук поступал в колонки, зажует диск с записью, то лампа у осветителей никак не встанет ровно. Ребята из подтанцовки суетились, рассредотачиваясь рядами на сцене. Премьера мюзикла «Золушка» в их театре внезапно превратилась в невесть какое событие, поскольку нормально отрегулировать работу труппы не мог даже директор. Ни для кого не секрет, кому из артистов доверили главные роли. Конечно, мистер Джейсон первое время возражал против столь объемной работы для своего пациента (сценаристы переписали сюжет и добавили чуть больше моментов с Золушкой и Принцем, чтобы сделать историю любви более реалистичной), однако в противовес ему выступил профессор Каллаган, и известному хирургу пришлось уступить… В дверь гримерки постучали. Абигейл, не отрываясь от зеркала и старательно смазывая щеки черной пудрой (сажей), крикнула: — Войдите! Послышался звук поворачиваемой ручки и щелчок замка. Кожу девушки чуть задел сквозняк, а когда в посеребренном стекле отразился вошедший, Эби мягко улыбнулась: — Ты уже готов? Шуршащие шаги за ее спиной и хлопок закрываемой двери. Молодой человек в белом костюме приблизился к стулу, на котором сидела солистка, и замер по правую руку от нее. Абигейл, убрав пудру, взглянула в зеркало и прыснула от представшей ей картины. — Что смешного? — недоуменно спросил Тадаши. — Ну и видок у нас, — усмехнулась девушка, наклонив голову и поправив громоздкий чепец, — Особенно у меня. Как из трубы вылезла! На ее плечо опустилась теплая и легкая ладонь. Летчица, запрокинув голову, посмотрела в глаза своему партнеру. Какие же они, все-таки, красивые… — Ты не забывай, что это только в первых двух картинах, — произнес юноша, улыбаясь, — Потом-то на тебе будет настоящее платье. Ты трюк с сажей отработала? Абигейл коротко кивнула. Задумка визажиста оказалась вполне неплохой, хотя в облаке цветного дыма ее выполнить было не так просто. Нежная, хрупкая кисть с тонкими пальцами, еще не «испачканными», накрыла руку Хамада. — У нас немного времени, — сказал он спустя пару минут молчаливого созерцания лица своей невесты, — Билли устроит скандал, если мы не явимся на сцену через десять минут. — Да, — прошептала Эби, прикрыв глаза от блаженного чувства в груди, — Конечно… … Ночью было прохладно. Конечно, для поздней весны это вполне нормально, а после духоты в театре свежий воздух стал самым желанным подарком. Ветви цветущей сирени оплетали каменные постаменты с декоративными кадками, мешавшие кустам ровно расти. Они сидели здесь уже около часа, но казалось, что прошло много-много лет. Дыша ночной свежестью и запахами цветов и свежей травы, юные будущие супруги смотрели на ясное темно-синее небо с драгоценной россыпью звезд и полным диском луны. Абигейл склонила голову на плечо Тадаши, обхватив руками колено, поджатое к груди. Ее мерное дыхание было едва слышно, а взгляд из-под полуопущенных ресниц скользил по пейзажу вокруг. — Красиво, — прокомментировал Хамада, опершись на одну руку и положив другую на ноги. — Ага, — отозвалась Эби тихо, будто говорить вовсе не собиралась. Она не хотела спать. Просто приятная усталость охватила тело, чуть пульсируя в висках и кончиках пальцев. Просто в голове какой-то радостной мелодией звучало понимание: все кончилось. Угрозы, смерти, страх потери своей или чужой жизни, страх фатальных ошибок и неверного шага. Теперь перед ней сияла дорога в будущее, и никакой другой девушка просто не представляла. Она помнила, как Тадаши вновь начал делать упражнения. Как старательно проходил заново все балетные движения, на что у него, в общей сложности, ушло около полугода. С того самого Рождества он невероятно быстро вернулся к тому, что было до всей этой гигантской интриги. — Помнишь, как мы тогда сидели здесь же? — спросила Абигейл, водя ногтем по линиям кружевного узора. Костюмер убьет ее за то, что солистка в белом платье сидит на ступеньках, но до этого сейчас не было дела. — Естественно, помню, — ответил Хамада, — Считай, это было наше первое свидание. Они оба видели восторженные лица зрителей и своих друзей. Хиро, казалось, был вне себя от счастья. Тадаши никогда не забудет, как блестели от счастливых слез глаза младшего брата и в тот вечер, в переулке, и сегодня, на премьере. — Ты вернешься в СФИТ? — произнесла летчица, едва коснувшись пальцами его локтя, а затем приобняв, словно проверяя, насколько крепки его руки. — Вернусь, — без колебаний согласился парень, не отстраняясь, — Профессор рассчитывает на меня, я ведь однажды уйду со сцены, а братец один не сможет дело Каллагана продолжать. Она усмехнулась. Разве можно было ожидать иного ответа? Порыв ветра рванул ветки сирени в сторону, и туча лепестков сорвалась и полетела вслед за ним. Нежные, голубовато-розовые, они уносились вглубь улиц, и можно было подумать, что, по сути, никакого научного прогресса в этом городе и не было. Свет старых фонарей, тепло-желтый, играл на изумрудных листьях. Тадаши потянулся рукой в карман, чуть скривившись: суставы затекли. Абигейл заметила это, лишь когда юноша уже вытащил и включил небольшой плеер. — Тот самый? — уточнила летчица. — Да, — подтвердил студент. Эби уже машинально пробежала глазами по названиями песен. Ей ли не знать плейлист любимого человека? Тадаши, точно специально, чуть замедлил пролистывание, когда мелькнула знакомая строчка. Летчица без слов поняла, что он хотел спросить, и, не дожидаясь озвучивания, кивнула в знак одобрения. Легкое фортепианное вступление в полной тишине отлично слышно. Парень и девушка вслушивались в ноты, и воспоминания накатывали волной. Это уже стало чем-то вроде символа: символа свободы и спокойствия, теперь им доступных. Голоса слились воедино. Не глубокие и четко контролируемые, как на сцене, но идущие из самых затаенных уголков души. И долго еще ветер, цветы и старый театр слушал, как в одной песне разговаривали два сердца:Life is a road, and i wanna keep going, Life is a river — i wanna keep flowing… In the end, i wanna be standing at the beginning With you…
…