Будни «Чёрной орхидеи»

      Визит Кейтлин стал для Терренса полной неожиданностью. И неприятным сюрпризом, само собой. Казалось бы, на фоне вчерашнего выяснения отношений многое могло показаться чушью, но нашёлся единственный вариант, способный превзойти негатив от общения с отцом Рендалла.       В ушах до сих пор звучал скрип открывающейся двери и голос Сиенны:       – Рендалл, я...       Дальше этого она не пошла. Застыла на месте и приоткрыла от удивления рот, не в силах произнести хоть слово.       Заходя в комнату сына, она явно не ожидала увидеть его в компании другого человека. Но компания – вполне объяснимо. В конце концов, эти двое так старательно и достоверно играли в друзей перед окружающими, что можно было принять факт общения, как данность.       Однако друзьям – в большинстве своём, если не браться за обсуждение отдельно взятых случаев – не свойственно заниматься сексом. Тем более, если эти друзья одного пола, а не разного.       Сиенна чувствовала себя воздушным шариком, из которого стремительно выпустили воздух. Она ничего не говорила и не делала. Ожила лишь в тот момент, когда рядом с ней оказался супруг.       В отличие от Сиенны, Артур нужные слова нашёл сразу. На вопли не сорвался, просто отчеканил, что ждёт обоих в гостиной через пару минут, а если не дождётся, то вернётся, схватит Рендалла за волосы и самостоятельно стащит по лестнице. А, может быть, просто столкнёт, позволив пересчитать в полёте каждую ступеньку.       Мистер Уилзи-младший? Ах, средний? Да хоть какой, без разницы, в общем-то, – может спуститься самостоятельно, и обстоятельства сложатся наилучшим образом, если он не будет тратить время на попытки объяснить что-то, а сразу уберётся на все четыре стороны.       – Думаю, молодой человек, сами понимаете, что ваше присутствие здесь нежелательно, – произнёс Артур хмуро.       – Нет, не понимаю.       – В таком случае, я вынужден резюмировать: переоценил ваши умственные способности.       Каждое его слово звучало резко и очень чётко, как стук камешков, падающих на пол в бескрайней тишине.       После того, как старшее поколение Стимптонов удалилось восвояси, Рендалл устало потёр виски и потянулся к своей одежде. Особого раскаяния на лице не прочитывалось, хотя, для Терренса не осталось незамеченным некое беспокойство, промелькнувшее в глазах.       У выхода из комнаты Терренс перехватил Рендалла за локоть, удержал на мгновение, прикоснулся губами к виску.       – Всё будет хорошо, Рен, – пообещал, несмотря на то, что дикой уверенности в правдивости сказанного не испытывал.       – Учитывая особенности характера моего отца, не уверен, – хмыкнул Рендалл, протягивая Терренсу руку и позволяя сжать свою ладонь.       – Он...       – Не совсем толерантен к меньшинствам? Что-то вроде того. Правильнее будет сказать, что он вообще не терпим к такому виду отношений. Если бы не завтрашняя церемония, он действительно постарался бы исполнить обещание, спустив меня с лестницы. Но свадьба уберегла меня от незавидной участи – нельзя, чтобы жених потерял товарный вид и опозорил семейство благодетельницы. Завтра удача от меня уже отвернётся, сразу после того, как я откажусь жениться на Кейтлин.       – То есть...       – Ну да. Есть же сбежавшие невесты, а я буду сбежавшим женихом. – Рендалл улыбнулся. – Увези меня отсюда, Терренс. Просто дождись моего появления за воротами, и уедем вместе, подальше от всех этих людей, обязанностей и прочей ерунды.       – В Оксфорд?       – Боюсь, в сложившейся ситуации я его не потяну. Я, признаться, вообще ничего не потяну... Попробую, в таком случае, поработать некоторое время. Ничего страшного.       Он покусал губу, замешкавшись немного, но быстро взял себя в руки, после чего вышел за дверь и направился в сторону гостиной, где его уже ожидал отец. Сиенны, как и предполагалось, поблизости не было. То ли рыдала в общей спальне, оплакивая позор семьи, то ли просто ушла, чтобы не становиться свидетельницей скандала – Рендалл очень сомневался, что выдержки отца хватит на цивилизованный разговор без повышения тона. Если Артур не сорвётся, это будет нечто невероятное – новая практика в истории Стимптонов.       – Мне казалось, что в нашей семье растёт мужчина, – процедил презрительно. – Никогда ещё я так фатально не ошибался. Может быть, тебе с детства следовало юбки покупать и тампоны? Не сомневаюсь, ты бы нашёл, куда их засунуть.       Рендалл стиснул зубы. Эта пьеса в лицах, разыгрываемая одним человеком, порядком раздражала. Попытки унизить его, называя женщиной и неуместно иронизируя относительно их физиологических особенностей, проходили мимо, не задевая, но выглядели довольно жалко. Рендаллу не хотелось опускаться до этого уровня, потому он хранил молчание, неотрывно глядя на отца и размышляя, как далеко Артура занесёт в попытках прочитать мораль.       У отца был свой взгляд на вещи.       Его молчание собеседника не успокаивало, а лишь раззадоривало сильнее, заставляя подбирать всё более и более едкие замечания. Он не видел границ, его так откровенно несло, что Рендаллу становилось противно до отвращения.       Впрочем, не последнюю роль в таком настрое отца играл алкоголь, принятый на пикнике. Артур не был сдержанным в выражениях на трезвую голову, а, выпив, он становился невыносимым и мерзким.       Удивительно, что не устроил показательную казнь прилюдно.       Хотя, если задуматься, то нет ничего удивительного – закономерное явление.       Он жаждал вылить свой гнев на сына, опозорить, пристыдить, пробудить комплекс ничтожества, крепко-накрепко вбив эти постулаты в голову Рендаллу. Наблюдатели пришлись бы весьма кстати, но тут ситуация не располагала к излишней откровенности и привлечению большого количества свидетелей. В противном случае, был риск получить развитие событий отличное от одобренного варианта. Не сын будет униженным и вымазанным в грязи, а Кейтлин и её семья посчитают личным оскорблением действия, последовавшие со стороны Рендалла, и откажутся от заключения союза.       – Не стану спрашивать, как долго это продолжается. Достаточно было один раз увидеть собственными глазами, чтобы составить общее впечатление. Тебя никто не принуждал и не заставлял. Тебя только пользуют, как грязную дворовую девку, имея во все дыры, а ты воешь, как последняя блядь, и просишь ещё. – Артур стиснул зубы, словно жаждал стереть их в мелкую крошку. – Ты недостоин фамилии Стимптонов, и я бы с удовольствием вышвырнул тебя из нашего дома, из семьи, поскольку большего позора представить просто не могу. Может, ты считаешь, что я всю жизнь мечтал увидеть, как мой сын отсасывает какому-нибудь мужику?       – У вас обман зрения. Всё было ровно наоборот, – произнёс Терренс, появившийся на пороге гостиной.       Рендалл обернулся.       Терренс смотрел непосредственно на Артура, не испытывая смущения, даже не пытаясь сыграть роль покорности и смирения. Стоял, сложив руки на груди и прислонившись плечом к косяку. На губах играла ироничная полуулыбка. Рендалл с трудом удержался от тяжкого вздоха.       Неумение Терренса держать язык за зубами нередко служило источником большого количества проблем. Не в том смысле, что он был образцовым сплетником, способным растрепать ту или иную тайну по секрету всему свету, а в том, что иногда не видел границ и шёл напролом там, где следовало немного притормозить и подумать – попытаться найти иной выход, затратив меньшее количество сил, средств и нервных клеток.       – Ты ещё здесь? – прищурился Артур. – Кажется, я приказал тебе убираться.       – Я не могу уйти так просто, поскольку тоже являюсь полноправным участником событий. Наверное, за вышеназванные действия мне должно быть невыносимо стыдно, но раз уж ничего подобного не случилось, и я по-прежнему в прекрасном расположении духа, приму участие в беседе. Она ведь имеет ко мне непосредственное отношение.       – Ублюдок...       – Мистер Уилзи. Попрошу.       – Не дорос ещё до мистера, – процедил Артур.       – В таком случае, можете называть меня Терренсом. Но никак не ублюдком. Вы с членами моей семьи на брудершафт не пили. Впрочем, даже совместное распитие спиртных напитков права разбрасываться оскорблениями вам не дало бы. Кроме того, могу заверить, что прихожусь законным сыном Альберту и Нэнси Уилзи, потому о подобном определении, направленном в мою сторону, не может быть и речи.       Он покинул дверной проём, в котором отирался на протяжении последних нескольких минут и подошёл к дивану, занимаемому Рендаллом. Остановился за спиной последнего, садиться, судя по всему, не собирался. Как и подчиняться воле Артура, растворяясь в тумане и больше никак о себе не напоминая.       – Мне наплевать на твою родословную.       – Я достаточно знаю о вашей семье, чтобы утверждать обратное. – Терренс засмеялся, опираясь обеими ладонями на спинку дивана. – Вы ведь души не чаете в тех, кто располагает немалыми средствами. А если человек с внушительным счётом в банке ещё и породистая лошадка, происходящая из благородного семейства, то сразу падаете ниц. Жаждете, чтобы Рендалла окружали люди исключительно подобного сорта. Все, кто беднее вас – ничтожества. Те, кто богаче – идеальны «от» и «до». Вас в детстве дурно воспитали, мистер Стимптон. Как же понимание того, что всё тленно, материальное не имеет значения, а главное в людях – душа?       – Что тебе нужно?       – Мне интересно, в каком направлении будет развиваться ваша проникновенная речь. Возможно, на меня она тоже подействует, и я моментально начну раскаиваться во всём, что успел натворить ранее.       – Ты можешь делать всё, что угодно, когда это касается лично тебя. Но к Рендаллу тебе лучше не приближаться.       – Правда? А что будет в противном случае? Последуете примеру своей невестки и постараетесь нанять пару-тройку бравых парней, готовых за небольшое вознаграждение превратить меня в лежачего пациента госпиталя? Занимайте очередь, мистер Стимптон.       – Свадьба состоится, в любом случае, – произнёс Артур, посмотрев сначала на сына, а потом на Терренса. – Это не обсуждается. И остаётся только надеяться, что ни Кейтлин, ни её родители не узнают об этом досадном инциденте, потому что в противном случае...       – О, будьте уверены, Кейтлин знает. Пусть не об этом, но знает. И больше вас. Думаете, она действительно предложила вам денег из чистого человеколюбия? Да не смешите. Если бы в этой ситуации не был замешан личный интерес, вы бы давно объявили себя банкротом, а Дин Кларк значительно расширил влияние в строительном бизнесе. Но Кейти я настолько поперёк глотки стою, что она на всё готова, и свадьба с человеком, который её не интересует вообще, не самая большая жертва. Главное, что этот человек интересует меня, а мне не должно быть хорошо.       – Меня ситуация устраивает в том виде, в котором она находится сейчас.       – Зато не устраивает меня, – впервые с начала разговора Рендалл решился не отмолчаться в стороне, выступая в качестве наблюдателя, а принять живое участие.       Голос его, вопреки ожиданиям Терренса, прозвучал не тихо и сдержанно, а весьма решительно и твёрдо. Мимолётный взгляд, брошенный в сторону Рендалла, подозрения подтвердил. Радужка по-прежнему напоминала глубокое синее море – один из признаков не только возбуждения, но и злости тоже.       – Что ты хочешь этим сказать?       – Ты тут говорил о том, что я недостоин фамилии, которую ношу. Говорил, что с радостью вычеркнул бы меня из состава семьи, но, если задуматься... Разве ты поступил иначе? По-моему, заключение этого союза само по себе отлично иллюстрирует ситуацию. Или ты считаешь, что женить меня на даме, которая, мягко говоря, не дружит с головой – отличная идея?       Артур молчал, но в глазах его всё прочитывалось великолепно. Рендалл подозревал, что мысленно отец его уже расчленяет. Терренс, проецируя этот взгляд на собственную персону, был с Рендаллом солидарен.       Артур обоим желал мучительной смерти.       – Не тебе решать, какими методами я спасаю семейный бизнес.       – Все жертвы совершаются во имя спасения семейного бизнеса, который нам уже не принадлежит, – протянул Рендалл. – Хорошо постарался, папа. Аплодирую стоя.       – Нахватался дерзости, как собака блох, и считаешь, что вправе указывать отцу? С кем поведёшься, как известно. Прежде чем учить меня жизни, сам сделай хоть что-нибудь.       – Отличный аргумент, – хмыкнул Терренс.       – А мистер Уилзи-младший...       – Средний.       – Мистер Уилзи-средний у нас не только мастер пикировки, но ещё и великолепный делец? У него на примете множество вариантов противостояния Кларкам? Или, может быть, он готов был лично пожертвовать в пользу бедных?       – Вполне.       – Мне не нужны деньги, заработанные подставленной задницей, – презрительно выплюнул Артур.       – А те, что заработаны членом, значит, подойдут?       Рендалл вскинул голову, произнеся это, и серьёзно посмотрел на отца. Он знал, как Артур ко всему относится и как происходящее воспринимает. Потому поставить себя на его место получилось довольно быстро, испытав минимум сложностей. Не получив пока ответа, Рендалл уже и сам знал, как может ответить отец. Разумеется, да. Они подойдут, и наплевать, что, по сути, и то, и другое реально подвести, при наличии желания, под определение добровольной проституции.       Пока он находится в постели Кейтлин Бартон, всё отлично, прекрасно, великолепно – и ещё море синонимов восторга.       Когда оказывается в постели Терренса, дело сразу принимает иной оборот, и это уже невозможно вписать в графу «правильное поведение».       Рендалл понимал, что своими ответами отца только сильнее злит, и вечно тихое тление раздражения продолжаться не может. Ещё немного наглости, пара ответных реплик, выдержанных в тоне, противоречащем ожиданиям Артура, и за свою дерзость придётся расплачиваться. Даже мысли о необходимости сохранения товарного вида жениху не перекроют пробудившейся ярости.       Но не думал, что это случится прямо сейчас.       В моменты неконтролируемой злости Артур Стимптон походил на ястреба: черты его лица максимально заострялись, придавая сходства с хищными птицами, нацеленными на убийство намеченной жертвы. Так же и он жаждал разделаться с одной из своих жертв, имевшей наглость пойти против родительской воли. В высказывании. Что могло быть после отказа заключать брак, думать не хотелось, но Рендалл и без того примерно представлял итоги своеволия.       Крайне печальные итоги.       Отец назвал Рендалла бесполезной швалью и явно не собирался ограничиваться словами. Он бросился к Рендаллу, планируя выместить свой гнев с помощью рукоприкладства, независимо от того, каким оно будет. Хоть пощёчина – слабовато для получения полного морального удовлетворения, но тоже ничего. Хоть полноценный удар.       Терренс оказался проворнее, перехватив кулак Артура прежде, чем он соприкоснулся со скулой Рендалла, и сильно сжав.       – Пять секунд, и я ломаю вам руку, – произнёс с улыбкой. – Раз.       – Ты...       – Два.       Терренс не походил на человека, способного шутить в таком ключе. Артур серьёзность чужих намерений прочувствовал в тот момент, когда посмотрел на Терренса и увидел в его глазах совершеннейшую пустоту, без проблеска сожаления.       Хватка у него, надо сказать, была потрясающая. Ему действительно ничего не стоило претворить обещанное в жизнь. Он мог запросто сломать руку не зарвавшемуся сверстнику, а взрослому человеку, которого, по идее, следовало уважать. Но как-то не получалось.       Если Сиенна ещё пробуждала – моментами – в душе Терренса какие-то тёплые чувства, то Артур вообще таковых не порождал.       – А потом скажу, что это именно вы случайно споткнулись и упали с лестницы, – добавил, оттолкнув Артура от себя. – И попробуйте доказать обратное. В настоящий момент, вы хоть и не с лестницы, но уже скатились вниз. В моих глазах. Необоснованное рукоприкладство в отношении детей – последнее дело. Бывают случаи, когда это приходится к месту, но этот одним из них не является. Что касается ваших слов с требованием убираться отсюда... Так и быть, я уеду. Сегодня. Но не думайте, что запросто отделаетесь от моего общества. Я буду появляться там, где хочу. Так долго, как сам того захочу, и мнение постороннего человека не имеет значения. Ясно?       – Принимая во внимание твои манеры, могу сказать, что по тебе тюрьма плачет.       – А по вашей потенциальной невестке рыдает психиатрическая клиника. Здорово, правда? Вообще забота о моём будущем приятно согревает. Обещаю, что буду предельно осторожен, расчленяя очередной труп, а прятать его постараюсь с особой тщательностью, избегая сегодняшней спонтанности в действиях. – Терренс одарил собеседника самой сладкой из своих улыбок.       Сладкой, с поправкой на то, что в ней приторность была показательной. Истинные эмоции прочитывались довольно просто, и в них вообще никакой нежности не проскальзывало. Лишь неприкрытая злая ирония на грани с сарказмом.       Рендалл, услышав последнюю фразу, резюмировал, что, прислушавшись к интонациям и посмотрев в это лицо, поверить в реальность такой ситуации с участием Терренса довольно просто.       Наверное, это должно было его оттолкнуть, но он пришёл к иным выводам, прямо противоположным. Если Терренсу действительно понадобится помощь, чтобы спрятать труп, он не станет шарахаться в сторону и вопить о моральных уродах. Он ещё и расчленять поможет, а потом любезно окажет содействие в деле заметания следов.       От подобных мыслей веяло болезнью. Он сам это понимал. Но кто сказал, что любовь не является одной из них?       Подвести жирную черту под разговором с Артуром удалось далеко не сразу, вслед за этим обменом любезностями последовал ещё один виток пререканий, и ещё один... До тех пор, пока на горизонте не появились Бартоны.       Перед ними Артур никакого разбора полётов устраивать не стал бы – слишком трясся за сохранение в силе договорённостей о заключении брака. И скандалить тоже не стал бы, что Терренса немного успокаивало.       Говард предложил ему остаться, явно не испытывая и сотой доли тех чувств, которые пытался изобразить, но Терренс вежливо отказался, отправившись на поиски родственников.       Родители и Мартин к этому моменту уже уехали, но зато ему удалось переброситься парой слов с Элизабет. Общение с ней немного скрасило тошнотворное окончание вечера. Тревоги не утихали, но Терренс приказал себе распрощаться с паникой и начать мыслить рационально, не отвлекаясь на досадные противоречия, проникавшие в мозг.       Почувствовав на себе чужой взгляд, Терренс обернулся. И совершенно не удивился, поняв, что так на него смотреть способна только Кейтлин.       Смесь невероятного обожания и зашкаливающей ненависти в одном флаконе. Спешите получить пробный образец.       Он не думал, что придётся столкнуться с Кейтлин ещё и лицом к лицу, но сейчас она стояла перед ним.       В свадебном платье и с букетом белых хризантем в руках.       – Терренс, скажи, что я красива в этом платье, – выдала вместо приветствия.       Он недоумённо вскинул бровь, одной игрой мимики выдавая всю гамму испытанных эмоций, хотя, стоило признать: догадывался, почему от него требуют подобных признаний. И опасался, что давно известный сценарий может повториться. Сначала от него потребуют любви, потом начнут угрожать, не получив нужного результата, а свадебное платье, замаранное кровью, станет просто идеальным штрихом к совершенной работе. Той самой композицией, которой не хватало прежним выступлениям дивы перед публикой. Сегодня она работает с особым восторгом и повышенной самоотдачей.       – На труп невесты похожа, – произнёс бесстрастно. – Только глаз не вываливается, а в остальном... Практически стопроцентное сходство.       Терренс, конечно, солгал.       Ничего похожего там не было, да и быть не могло. Если только розовую помаду за сходство посчитать.       Позаимствовать фасон платья Кейтлин у героини мультфильма точно не решилась бы. Кто станет носить открытый верх при таком рисунке на руках? Потому не было ничего удивительного в платье, немного приспущенном с плеч, но, при этом, с длинными рукавами, утверждённом матерью невесты, несмотря на довольно тёплую, даже жаркую погоду за окном.       – Когда ты уже подавишься своим цинизмом? – поинтересовалась Кейтлин, продолжая стоять в дверном проёме и гипнотизировать Терренса взглядом.       – Явно не сегодня и не сейчас. Позволь задать тебе встречный вопрос. Что счастливая невеста делает у меня дома? Разве тебе не нужно готовиться к свадьбе и с нетерпением ожидать начала торжественного мероприятия?       – Меня насторожили слова Артура Стимптона, и я решила проверить всё сама.       – Слова о чём?       – О том, что тебя не будет на церемонии бракосочетания.       – Тебя это удивило?       – Неужели ты действительно отказался от идеи присутствовать там? Мне казалось, что ты не такой слабак, а, значит, сможешь посмотреть правде в глаза.       – Правде? Это о том, что ты воспользовалась ситуацией, расположила к себе старшее поколение Стимптонов и, тем самым, забрала у меня Рендалла? Прости, у меня нет желания принимать участие в этом цирке и смотреть, как ты продолжаешь разыгрывать сумасшедшей силы любовь перед собравшимися гостями, но, в большей степени, передо мной. Естественно! Зачем другие, когда есть главный зритель? Не собираюсь доставлять тебе удовольствие, потому... Да, меня там действительно не будет. Можешь свернуть балаган и хотя бы ради приличия попытаться изобразить счастье от перспективы вступления в брак. Ты ведь добилась того, чего хотела.       – Нет.       – Что именно?       – Я хотела не этого, – произнесла Кейт. – Совсем не этого.       – Неужели? Чего же ты жаждала, начиная свою игру? И для чего, на самом деле, сейчас пришла сюда? В надежде, что я тебя осчастливлю? Извини, но нет.       – Я могу отменить эту свадьбу.       Терренс проследил за движением рук.       Кейтлин настолько сильно сжала ладони, что хрупкие стебли несчастных хризантем, попавших под раздачу, грозились вот-вот переломиться.       – Что?       – Я могу отменить свадьбу, – повторила Кейт громче прежнего и посмотрела на Терренса своими ярко-зелёными глазами, подёрнутыми капелькой, а вообще-то, огромной каплей безумия.       Вся эта ситуация представлялась Терренсу абсурдом.       Помолвки, свадьбы, разводы, интриги, затеянные ради вполне ясных целей, но не оправдавшие надежд, на них возложенных. Всё вышеперечисленное, несомненно, встречалось в жизни. Не на каждом шагу, но достаточно часто. Однако он не думал, что окажется в круговороте подобных событий в восемнадцать лет. И не в качестве наблюдателя, а в роли активного участника.       Тем не менее, сейчас он находился в реальном мире, а не блуждал во снах, и напротив него стояла девушка, принесшая ему ворох неприятностей. Говорила, что может отменить свадьбу, которой он желал меньше всего на свете.       Терренс не сомневался: она отменит, стоит только попросить об этом.       Легко и просто сказать всего одно слово.       Отмени.       И он бы сделал это, не задумываясь, не замаячь на горизонте определённые обстоятельства, мешающие пойти на поводу у желаний.       Терренс не был наивным. Он знал, что не всё так просто. В обмен на своё великодушие Кейтлин обязательно потребует ответную услугу.       – Хочешь поменять нас с Рендаллом местами? – предположил.       Судя по звенящей тишине, установившейся в гостиной, попал в точку. Именно этого Кейт от него и ждала.       – И что же ты скажешь Говарду? Прости, папа, но я не хочу выходить замуж за этого человека? Давай поставим вместо него дальнего родственника, столь великодушно откликнувшегося на предложение, а вклад средств в ненужную тебе компанию будем считать актом благотворительности и отпустим бывшего жениха с миром? Так? Или есть иные варианты?       Заявляя, что в Кейт погибает великая актриса, Терренс нисколько не преувеличивал. Такой талант действительно заслуживал сцены и огромного количества восхищённых зрителей.       Вот только Кейтлин предпочитала использовать актёрские приёмы в повседневной жизни, а не в стенах храма Мельпомены.       Находясь под пристальным взглядом, она села, неловко подогнув ноги, и разжала руки. Короткая пышная юбка соприкасалась с полом, хризантемы рассыпались произвольно, превратившись в своеобразный ковёр.       Кейт потянулась, стягивая с головы фату, украшенную, как и было решено много ранее, цветами флердоранжа.       Насколько Терренс помнил толкование языка цветов, они служили одним из символов невинности девушки, вступающей в брак. В сочетании с именем Кейтлин понятие невинности смотрелось довольно смешно.       Нелепо, он бы сказал.       Терренс не собирался подходить к ней ближе, ставить на ноги и утирать слёзы. Он просто наблюдал за происходящим, продолжая позиционировать себя зрителем, решившим посмотреть спектакль. Наплевать, что актриса сама к нему пришла, без приглашения, по велению души. Представление обещало быть если не интересным, то, как минимум, забавным.       – На свете есть огромное количество самых разных мужчин, – произнесла Кейт, усмехнувшись горько. – Умнее, красивее, успешнее, интереснее. Они превосходят тебя по многим параметрам, но мне никто из них не нужен. С тех пор, как мы познакомились, я думаю только о тебе. Ничего не могу с собой поделать, сколько бы усилий не прикладывала. Понимаешь, Терренс? Или нет? Рендалл... Я знаю, он меня не любит, возможно, даже ненавидит за такой поступок, но он хотя бы пытается быть по отношению ко мне милым. Он волнуется обо мне, разговаривает со мной на равных, а не как с умалишённой. Сумасшедшей сукой не называет, поддерживает, по мере возможности, и не попрекает сломанной жизнью. Он заботливый в быту и любовник, на самом деле, потрясающий. Нежный, внимательный по отношению к желаниям другого человека. В отличие от некоторых, зацикленных исключительно на себе. Множество черт характера, присущих Рендаллу, делают его гораздо лучше тебя. Но они не делают его тобой. Он, сам по себе, мне не нужен. Только в качестве способа подобраться ближе к человеку, который мне действительно дорог.       – Ты всерьёз полагаешь, что я соглашусь на рокировку и сегодня же отправлюсь с тобой под венец? Это... забавно. И безмерно глупо. Может, ты мне, будучи великодушной, ещё жизнь втроём предложишь?       Терренс хохотнул коротко, замолчал, а потом вновь засмеялся, не сдерживая собственные порывы. Громко, заливисто и заразительно, словно предлагал Кейт разделить с ним это веселье.       Маленькая девочка, решившая открыть сезон больших игр с весьма высокими ставками, не выдержала первой и пришла с повинной, ожидая снисхождения, понимания и обещания любви, а он в очередной раз не оправдывал надежд. Сидел напротив, сложив руки на груди, и смеялся, запрокидывая голову. Ему было по-настоящему весело от осознания того, что происходило вокруг него и с ним. От того абсурда, что был порождён поступком Кейт.       Она просто хотела ему отомстить, а вместо этого сделала несчастными всех. И себя, в том числе.       Хотя, она вообще по жизни несчастна.       Амплуа страдалицы, как второе «я». Что поделать?       – Если ты этого захочешь, – тихо произнесла Кейт.       Терренс осёкся, замолчал. На мгновение показалось, что он ослышался, но Кейтлин выглядела серьёзнее некуда. Никаких улыбок и саркастических усмешек. Только нервные движения рук – пальцы, обрывающие лепестки хризантем, сминающие их и уничтожающие природную красоту.       – Ты это серьёзно?       – Не всегда, разумеется. Но я не стану препятствовать вашим встречам, если ты посчитаешь, что они необходимы. Вы можете оставаться любовниками. Если он не будет играть в твоей жизни главную роль, я согласна вытерпеть такое соседство. Просто делай это так, чтобы я ни о чём не знала, не выставляя напоказ и не раскладывая его прямо на нашей кровати.       – Падаешь всё ниже. Унижаешься всё сильнее. Ты готова пустить в постель третьего человека, не зная, как он отреагирует на столь экстравагантное предложение. Нужны ли ему такие отношения? Не интересуешься моей точкой зрения. Нужны ли они мне? Напрасно. Досадное упущение.       – Я готова пойти на всё, потому что люблю тебя. И вытерплю кого угодно, если он или она будут на втором плане.       – Думаешь, если я буду на бумагах твоим супругом, что-то реально изменится?       – Рано или поздно, ты сможешь меня полюбить. Пусть не только меня, но всё же...       – На дух не переношу тройственные союзы. Делиться теми людьми, которыми дорожу, не хочу, потому твоё предложение снова улетает в пустоту. Ты мне не нужна. Ни при каком раскладе. Ни сама по себе, ни в качестве бонуса, приложенного к Рендаллу. Какими бы иллюзиями ты не питала свою фантазию, реальность останется именно такой. Выбирая из вас двоих, на первое место я поставлю его. Да и выбором себя утруждать не буду, потому что всё очевидно.       Кейтлин вспыхнула, швырнула искалеченные стебли цветов на пол, сжала в ладони фату. По щекам разливался болезненный, лихорадочный румянец.       Терренс не сомневался, что в ходе переговоров ни к чему хорошему прийти не удастся, и оказался прав.       Взаимопонимание обошло их стороной. Он не собирался следовать указаниям Кейтлин, а она не планировала отменять свадьбу просто так, без проведения рокировки кандидатов на роль супруга.       – Ты сам сделал этот выбор, – бросила Кейт на прощание. – Считай, что потерял Рендалла навсегда. Он никогда со мной не разведётся, потому что в противном случае, его семья останется без единого фунта в кармане. Рендалл не склонен ставить окружающих под удар, предпочитая жертвовать собой, потому брак будет заключён, а дальше – дело за контрактом. И, зная Рендалла, могу с уверенностью сказать, что он не нарушит данных обещаний.       Терренс имел все шансы вновь рассмеяться ей в лицо, заявив: «Ошибаешься. Он на тебе не женится». Но предпочёл поставить точку в общении иным образом.       – Да. Я всегда делаю выбор сам. Насчёт остального... Посмотрим, – безразлично отозвался, погасив улыбку лишь в тот момент, когда входная дверь хлопнула, а единственным напоминанием о недавнем визите послужили белоснежные лепестки, рассыпанные по полу, и терпкий, с добавлением горьких нот, запах растерзанных цветов.       Терренс подумал, что с этого момента люто возненавидит запах хризантем и флердоранжа.       И снежно-белый цвет. За компанию с ними. * * *       Трой Беннет не был частым гостем на свадьбах.       В торжественных мероприятиях подобного типа ему довелось принимать участие всего лишь два раза в жизни, а теперь наступил третий. И тут он был уже не просто гостем, а свидетелем. Осознание важности своей роли заставляло Троя неслабо понервничать, испытав всю гамму эмоций, начиная от растерянности и заканчивая дикой нервозностью. Не в последнюю очередь такое отношение к ситуации прослеживалось из-за общей атмосферы, витавшей над загородным поместьем семьи Бартон.       Трой чувствовал, что все напряжены.       Нет ни одного человека, который выглядел бы по-настоящему счастливым. Жених и невеста поражали общественность каменными лицами, гости, начавшие стекаться к началу мероприятия, улыбались натянуто, но, стоило только отвернуться, тоже переставали источать елей и патоку, становясь хмурыми и неулыбчивыми. Разве что родители молодых чувствовали себя, подобно рыбам в воде. Но и они тоже лицемерили, играя на публику.       Глядя на родителей Рендалла, Трой с завидным постоянством вспоминал недавнюю сцену, свидетелем которой довелось стать по чистой случайности, но впечатление получилось просто незабываемое.       Он видел, как Рендалл разговаривал с отцом, и это не походило на мирное обсуждение планов, связанных с будущим. Ещё меньше ассоциировалось с наставлением представителя старшего поколения представителю младшего.       Всё происходящее откровенно напоминало преддверие драки, а по сути – скандал, только звуковое сопровождение слегка подкачало. Трой ничего из сказанного Артуром не услышал. Видимо, тот старался сохранить происходящее в тайне, не привлекая к разборкам посторонних, потому шипел, а не кричал. Немое кино, наполненное насилием и ненавистью.       Трою всегда казалось, что перед свадьбой всё должно происходить иначе, развиваться по другому – радостному – сценарию.       Но, чтобы отец отшвыривал сына к стене, а потом хватал за полы пиджака, трепал, подобно тряпичной кукле, и старался придушить... Это было что-то за гранью понимания Троя.       Рендалл, впрочем, недолго позволял вытворять с собой такое. Вцепившись в руку, удерживающую его за горло, он вскоре сумел избавиться от захвата и оттолкнул отца от себя. Так, что тот неловко оступился и едва не упал. Случись подобное, он мог приложиться виском о тяжёлый низкий столик, стоявший в отдалении, и вот это падение уже грозило весьма серьёзными последствиями.       – Пошёл к чёрту со своими нотациями, – довольно громко произнёс Рендалл, поправив воротник рубашки и галстук.       И ситуация открылась с иной стороны, будто кто-то внезапно включил звук, позволив уловить самую суть случившегося, а не мучиться догадками.       – Стой, тварь неблагодарная! – неслось вослед Рендаллу.       Тот не остановился. Вместо этого, не оборачиваясь, продемонстрировал отцу неприличный жест и направился к выходу из спальни, ставшей местом для откровенного разговора.       Трой поспешил удалиться поскорее, пока его не заметили, а после – не обвинили в излишнем любопытстве и повышенном стремлении сунуть нос в чужие тайны. Однако, увиденные сцены не желали уходить из головы, только сильнее укореняясь там с каждой минутой.       Трой не сомневался, что скандал между родственниками разгорелся не на пустом месте, и причины для его возникновения явно можно назвать серьёзными. Причину. Одну. Но зато какую.       Терренс. Которого, кстати, нигде не было.       В попытках занять себя чем-нибудь до наступления ответственного момента, а заодно поговорить по душам об общем настрое, витающем в воздухе, Трой отправился на поиски знакомых лиц.       Мартина он сумел выхватить из толпы лишь через двадцать минут бесцельных скитаний по саду. Тот составлял компанию Элизабет, время от времени с улыбкой смотрел на её ещё небольшой, но уже выпирающий животик и больше радовался факту скорого появления на свет племянника, нежели тому, что скоро Уилзи породнятся не только с Бартонами, но и со Стимптонами.       Принимая во внимание события, предшествующие появлению родственных связей, Трой столь прохладной реакции не удивлялся. Мартин знал о чувствах старшего брата к бывшему однокласснику. Естественно, что он в этом вопросе играл в солидарность с Терренсом, и перспективы стать кем-то там Рендаллу его не воодушевляли.       Отсутствие Терренса Троя немного нервировало. Он понимал, что в этом нет ничего страшного. Пребывание среднего из детей семейства Уилзи в числе гостей не является обязательным условием. Напротив, так даже лучше, ведь вероятность возникновения скандала на пустом месте стремится к нулю и уходит в минус.       Но... Трою не хотелось этого признавать, однако он придерживался мнения: появление Терренса имеет все шансы кардинально изменить ход событий. Вот только неизвестно, в какую из сторон. То ли в худшую, усугубив всё до отметки глубокого кризиса, то ли в лучшую, разорвав цепи обязательств, коими собираются сковать себя молодые.       Не оставляло ощущение, что Терренс способен, представ перед гостями в разгар празднества, отколоть нечто, выходящее за рамки, тем самым, испортив настроение всем, кто здесь собрался.       Трой видел, что эта свадьба не является результатом счастливой истории любви, когда оба партнёра мечтают связать себя узами брака и с нетерпением отсчитывают дни до наступления знаменательного события.       И Рендалл, и Кейтлин больше походили на пару преступников, приговорённых к казни через обезглавливание, которая начнётся с минуты на минуту.       Приятнее было думать, что это собственные иллюзии, связанные с нервным перенапряжением, но Трой понимал, что как раз попытки поверить в лучшее являются самообманом, а остальное – правдой.       – Прошу прощения, что вмешиваюсь в вашу беседу, но мне нужна небольшая консультация, – произнёс, оказавшись рядом с компанией, состоящей из Элизабет, её мужа и Мартина. – Уделишь мне минутку? – спросил, прикоснувшись к плечу младшего Уилзи.       Мартин обернулся к нему.       – Что-то случилось?       – Нет, просто хочу уточнить несколько моментов.       – Извини, – произнёс Мартин, обратившись к старшей сестре. – Я найду тебя чуть позже, тогда и поговорим. Хорошо?       – Конечно, Марти, – улыбнулась Элизабет, потрепав его по щеке.       В любом случае, Трой не сомневался, что скучать ей не придётся.       Беременность сделала Лиззи объектом пристального внимания со стороны окружающих. Кто-то давал советы, кто-то, напротив, атаковал вопросами относительно будущего ребёнка. Муж и родители постоянно находились рядом, желая оградить Элизабет от этих, иногда излишне навязчивых людей.       – А какие конкретно моменты тебя смущают? – поинтересовался Мартин, когда они с Троем отошли немного в сторону. – Не уверен, что во многом смогу помочь, но постараюсь.       – Что происходит? – спросил Трой, сосредоточив основное внимание на манжетах своей рубашки, а потом резко вскинув взгляд и пристально посмотрев на собеседника.       – То есть?       – Вокруг. Здесь творится нечто непонятное, и я не могу понять, что именно. Мне кажется, или ты тоже замечаешь общую нервозность и готовность к взрыву в любое время? Не стану утверждать со стопроцентной уверенностью, что это связано напрямую с Терренсом, но предположу, что дела обстоят именно так. Он вообще появится?       – Его считают нежеланным гостем, – ответил Мартин, спустя некоторое время.       Он выглядел несколько сконфуженным из-за необходимости рассказывать постороннему человеку, пусть и носившему статус его лучшего друга, семейные секреты. Мартин предпочёл бы сохранить свои знания в тайне, но промолчать не мог, а лгать так и не научился. Попытки обмануть зачастую заканчивались провалом, и он нехотя сознавался. Сейчас не было смысла тянуть с признаниями, придумывая истории, далёкие от правды, вот он и решил приоткрыть для Троя занавес. Не целиком отдёрнув, а только слегка приподняв или отодвинув в сторону. Рассказ в общих чертах.       – Кто?       – Отдельные личности, присутствующие здесь. Артур Стимптон запретил пускать его на торжество, искренне посчитав, что мой брат способен сорвать всю церемонию, пустив брачное соглашение под откос.       – Каким образом?       – Ну... Хотя бы подняться с места и назвать причину, по которой брак не может быть заключён. Я прекрасно знаю Терренса, потому готов с ответственностью заявить, что он бы обязательно это сделал. В подобной ситуации он просто не способен промолчать.       – Его влюблённость в Рендалла является причиной для отмены брака? Или его прошлые отношения с Кейтлин? По-моему, это даже в виде предположения звучит бредово.       Мартин посмотрел на него со снисхождением во взгляде, будто с маленьким ребёнком имел дело и объяснял тому простейшие истины. Небо голубое, трава зелёная, лёд холодный, а кипяток горячий. И никак иначе.       – Сама по себе, может быть, и не значит, – протянул чуточку задумчиво. – Но вот ответные чувства со стороны жениха в корне меняют ситуацию, действительно создавая некие препятствия для заключения союза с Кейт.       – Ты хочешь сказать...       – Что они были вместе? Были. Причём, я сам только недавно об этом узнал.       – Но ведь…       – Что именно?       – Нет, ничего.       Трой отрицательно покачал головой, понимая, что аргументов, опровергающих недавнее заявление Мартина, у него нет.       В сущности, что он знал о Рендалле?       За то время, что было прожито в общей комнате, они успели более или менее подружиться. Перемыли кости большей части преподавательского состава академии, научились уживаться на одной территории, мирясь с привычками одного ложиться спать едва ли не под утро, а другого – раскидывать вещи везде, игнорируя понятие порядка, обсудили миллион и одну тему. И, в целом, остались довольны предложенным соседством, обнаружив в нём больше плюсов, нежели минусов. У других учеников «Орхидеи» бывали и обратные ситуации.       Тот же Энтони своего соседа с трудом терпел, считая его, по большей части, наивным придурком, лишённым даже минимального количества самоуважения.       В отличие от них, Трой и Рендалл вполне заслуженно могли назвать друг друга приятелями, но вот друзьями не стали, а потому о запредельной откровенности речи не шло.       Рендалл вообще был скрытным в плане личной жизни. Он охотно рассказывал о себе и о родителях. Внимательно слушал рассказы Троя, связанные с Мишель, не обрывая и не говоря, что совершенно не интересуется подробностями. Но о тех людях, с которыми встречался сам, не откровенничал. И когда по школе поползли первые слухи о его грядущей свадьбе, от привычной тактики не отказался. Да, у него действительно есть невеста. Да, он скоро женится. На этом всё. Минимум информации о том, как познакомились, как давно вместе и почему затевают столь стремительную женитьбу, не подождав и пары лет после завершения обучения в школе.       Теперь, когда перед Троем открылась правда, скандал между Рендаллом и Артуром Стимптонами больше не казался иррациональным. Ему нашлось, если не достойное, то как минимум логичное объяснение.       Опираясь на слова Мартина, для себя Трой сделал вывод, что Терренс следовал схожей линии поведения, предпочитая удерживать всех в счастливом неведении, а не трубить на каждом углу о личности человека, в чьей компании проводил свободное время. Для Терренса это было... немного нетипично.       Хотя, мог ли Трой вообще утверждать, что Терренсу свойственно, а что – нет? Они не были настолько близкими друзьями даже в то время, пока между ними не пробежали представители семейства кошачьих. А теперь довольствовались кратковременными перепалками вместо нормальных разговоров.       – Именно поэтому на церемонии он не появится, – подвёл итог Мартин.       – Может, оно и к лучшему, – вздохнул Трой.       – Может быть. * * *       Артур не упустил возможности напомнить о вчерашнем разговоре, чем только усугубил ситуацию. Рендалла всё окончательно достало, и он перестал играть привычную роль послушного сына, чья стезя – смирение и желание угодить родителям в ущерб собственным интересам.       Артур дошёл до того, что отобрал у него телефон и со всей силы швырнул об стену, превращая вещь в бесполезный кусок пластмассы. Понимал, что это всё – проявление бессильной злобы, но не удержался от подобного жеста.       – Если узнаю, что общаешься с ним – уничтожу, – прошипел угрожающе.       После этого их пререкания понеслись со скоростью лавины, по нарастающей. Количество претензий росло в геометрической прогрессии, ненависти было всё больше, настолько ощутимой, что, кажется, попробуешь к ней прикоснуться, и на кончиках пальцев останутся чёрные следы.       В этом выяснении отношений полушёпотом, чтобы сохранить лицо перед гостями, Рендалл видел нечто фантасмагорическое.       Им следовало бы проораться и пустить друг другу кровь, не сдерживая агрессию, но Артур боялся привлечь внимание посторонних, оттого выплёвывал свои угрозы тихо-претихо, как змея.       Теперь, спустя определённое количество времени, прошедшее после неприятного разговора, буря в душе Рендалла не утихала, продолжая бушевать с той же силой, что и прежде, а, может, сильнее.       Церемония бракосочетания официально начиналась через десять минут, и за это время Рендалл успел перебрать сотни вариантов для дальнейших действий. Несколько раз представил, как высоко по шкале морального уродства можно оценить его поступок. Понял, что это почти что самый верх, но менять решение не собирался.       Он смотрел на всех гостей, собравшихся в саду.       Как в театре, честное слово. Не хватает только занавеса, отделяющего его от благодарной публики, а в остальном – невероятное сходство.       В первом ряду сидели и его родители, и мать Кейтлин. В отдалении он тоже видел знакомые лица. Мартин со своими родителями. Энтони – со своими. Удивительно, что Артур не сцепился с Дином Кларком. Судя по всему, сегодня он находился на взводе и готов был кинуться на каждого встречного, посмевшего когда-либо перейти ему дорогу. А отец Энтони очень неплохо наследил в жизни семьи Стимптонов.       Терренс торжество проигнорировал.       – Всё это кажется мне потрясающе нелепым, – произнёс Трой, стоявший рядом и время от времени растирающий запястья.       Рендалл повернулся к нему, улыбнувшись слегка.       – А знаешь, мне тоже.       Он не шутил, и Трой, скорее всего, понял это, потому что не стал задавать глупых вопросов относительно причин, подтолкнувших Рендалла к решению о заключении соглашения с Бартонами. Рендалл не сомневался, что Трой знает обо всём, как и все участники небольшой компании из пяти человек, более или менее сдружившихся между собой за несколько лет совместного обучения.       Сначала посвящёнными в детали происходящего были только они с Терренсом. Потом узнал Мартин, несомненно, догадался Энтони, а теперь дошло и до Троя. Не потому, что он был самым глупым в их компании. Не был. Нет. Просто он практически не проявлял интереса к делам посторонних людей, предпочитая держаться на расстоянии от сплетен, не вынюхивал нарочно, желая обнаружить как можно большее количество грязного белья. Да и не был он настолько приближен к непосредственным участникам истории, как Мартин или Энтони.       Он жил несколько обособленно от них, неплохо ладил с Энтони и Рендаллом, отлично – с Мартином, враждовал по смешным причинам с Терренсом. Естественно, что он ни к кому из них не пытался влезть в душу. Но, стоит признать, они это ценили и считали положительной чертой характера, а не отрицательной.       Рендалл, так однозначно.       Стоя здесь, перед многочисленными гостями, он пытался проанализировать собственные ощущения, попробовать понять самого себя. Торжественности мероприятия, трепета, присущего таким моментам, не ощущал, хотя неоднократно пытался пробудить в себе эти чувства. Можно и не слишком яркие – отголоски их. Всё равно не получилось. Попытки стали напрасной тратой времени.       Он признавал роскошь декораций, великолепную подготовку сотрудников свадебного агентства, приложивших огромное количество усилий для создания необходимой атмосферы, восхищался работой портных, создавших наряд для Кейтлин по эскизам миссис Бартон, находил вовсе не дурным собственный костюм, который, правда, на заказ не шили, просто приобрели в магазине. Классическая итальянская мода – тысяча фунтов стерлингов в мусорную корзину. Это без учёта рубашки, галстука, ботинок и запонок. Если приплюсовать их, сумма возрастёт в три или четыре раза. Впрочем, его наряд можно и в дальнейшем эксплуатировать.       Кейтлин из своей фаты останется только шторку от комаров соорудить.       Чисто в эстетическом плане Рендалл испытывал от визуальной картинки наслаждение. Когда речь заходила о внутренних ощущениях, все восторги испарялись в неизвестном направлении, и он понимал, что хочет вырваться отсюда, как можно скорее. Уйти, убежать, как можно дальше, за горизонт. Туда, где его никто не найдёт и не начнёт снова ставить условия относительно правильности или неправильности сделанного выбора.       Будучи непосредственным участником событий, он почему-то воспринимал всё иначе. Не так, как следовало. Он был больше наблюдателем, нежели главным действующим лицом в этой любительской постановке.       С безразличием он наблюдал за тем, как Кейтлин идёт к нему под руку с Говардом. Тот светился от гордости и явно был счастлив. То ли потому, что реально считал брак дочери большой удачей, то ли просто положение обязывало так себя вести.       Рендалл думал о том, насколько возненавидит его светское общество? Гостей на свадьбе было не так уж много. По словам родителей, только самые близкие люди.       Сколько времени понадобится, чтобы эти самые близкие начали распространять сплетни о сорванной свадьбе и кольце, выброшенном женихом? Наверное, не так уж много. Свет любит сплетни, он их глотает с восторгом, и эту проглотит тоже.       Взгляд Рендалла переместился в сторону родителей.       Артур выглядел напряжённым и сосредоточенным. Более того, он хмурился, словно ожидал подвоха после утреннего разговора. Сиенна кусала губы, как молоденькая девчонка, испытывающая стеснение, но не представляющая, какими методами от зашкаливающего волнения можно избавиться. Мать Кейтлин прикладывала к уголкам глаз кружевной платок, выражая театральными жестами прилив чувств, спровоцированных важным событием в жизни единственной дочери.       Всё это было предсказуемо. Он заранее предрекал, что они будут вести себя именно в таком ключе, и не ошибся. Гораздо сильнее Рендалла занимала реакция со стороны членов семьи Уилзи, и он посмотрел на них.       Альберт и Нэнси выглядели безупречно. Мартин нервничал и, наверное, вновь чувствовал себя виноватым. Не совсем понятно, правда, за что именно. Комплекс вины, поселившийся в нём, казался неискоренимым.       Декорации, созданные ради свадебного торжества, Рендалла угнетали. Несомненно, все эти цветы, ленты и белые голуби, коих предписывалось отпустить в небо, были красивыми, но какими-то... бумажными. Сплошная бутафория, придуманный мир, который нечем оживить.       Подружки невесты не в розовых, а в нежно-кремовых – любимый цвет Кейтлин – платьях, маленькие девочки, несущие кольца, и плачущие родственники порождали в нём желание громко-громко засмеяться, продемонстрировав прилив безумия.       Говард обнял дочь, поцеловал в лоб и сделал несколько шагов назад, отдавая Кейт Рендаллу.       Любить до конца дней своих.       Хранить верность и быть рядом.       В богатстве и бедности.       В горе и в радости.       В болезни и в здравии.       Пока смерть не разлучит нас.       Ладони Кейтлин были холодными, практически ледяными. Он чувствовал это даже через кружево перчаток.       Когда собирался показательно переплести свои пальцы с её, понял, что она этому противится. В глазах Кейт больше не было никаких тёплых чувств, даже придуманных – только пренебрежение и раздражение.       Рендалл вновь вспомнил о коллекции изуродованных кукол. И чётко осознал, что был такой же куклой. Пока ещё целой и относительно красивой. Пока. Куклой, которую Кейтлин отчаянно желала изуродовать, а потом отправить на полку и отгородить от окружающего мира толстым стеклом.       Она посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц, усмехнулась, но всё же промолчала. Рендалл и без того представил, что именно она хотела ему сказать. Это были не слова о готовности полюбить и уж тем более не признание в наличии пылких чувств. Он глядел ей в глаза и считывал единственное послание, ему адресованное:       Чтоб ты сдох, тварь.       Прекрасный день, отличная погода, великолепный сад особняка семьи Бартон, улыбки родных и их же слёзы радости. Аромат цветов, воспоминания о приторной сладости, перемежаемой кофейными нотами в торте, выбранном родителями, красавица-невеста рядом.       Её ледяные руки, уничтожающий взгляд и искривленный в презрении рот.       Полная противоположность той ситуации, в условиях которой Рендалл чувствовал себя счастливым.       Погода отвратительная. Дождь, льющий, как из ведра, окоченевшие, едва сгибающиеся пальцы, сжимающие ручку зонтика, холодные капли, стекающие за шиворот и пробегающие вдоль позвоночника.       Похожий на растёртую в пальцах полынь аромат, оседающий горечью на языке.       По чистой случайности компанию Рендаллу составлял одноклассник, который, казалось бы, вообще по сторонам никогда не смотрел – только прямо – и никого, кроме ближайшего окружения не замечал. Удивительно, что ему сложно назвать это столкновение на улице неприятным инцидентом. Скорее неимоверно приятно, запредельно хорошо, слишком гладко, чтобы быть правдой.       Но, тем не менее, аргументов против такой трактовки у него не нашлось.       Горячие, практически обжигающие прикосновения, спонтанный комплимент относительно цвета глаз и собственное рискованное поведение. Подушечка пальца скользила по уголку губ, поглаживая, и, кажется, что в этом месте концентрировался невыносимый жар.       От него не избавиться просто так. Определённо.       Две недели встреч. Каждая из них только усиливала одержимость – расходиться в разные стороны становилось всё сложнее.       Обоюдное нереализованное желание, не оставляющее в покое ни на минуту, а после – гори всё синим пламенем.       Шорох хрустящих от крахмала простыней. Или идеальная гладкость шёлка, ласкающего кожу, внезапно ставшую невероятно чувствительной, будто разом обнажились все нервные окончания.       Привкус винограда оседал на губах, преувеличенно громко звучал хлопок от соприкосновения ладоней, чтобы погасить свет, и щекотало кожу дыхание в преддверии приглушённого шёпота на ухо:       Мой хороший мальчик.       Тот самый шёпот, заставлявший чувствовать себя одновременно бесконечно желанным и невероятно беспомощным. В первый раз это казалось Рендаллу чем-то сверхъестественным, и он смеялся, почти хохотал, пытаясь замаскировать нервозность. Полчаса смеха, разбавленного едкими комментариями, отпущенными Терренсом в ответ. Полчаса, проведённых в темноте, что помогли ему собраться с мыслями, взять себя в руки и поцеловать первым.       В тишине звучал очередной хлопок, и снова вспыхивал свет.       Терренс не обещал неземного наслаждения вкупе с небом в алмазах, оставив громкие слова дамским романам. Он честно предупреждал, что всё может быть не так уж здорово, но Рендалл, несмотря ни на что, принял предложение, не желая отказываться от данных слов и убегать подальше от гостиничного номера, в котором они остановились тогда.       Немногим позже он действительно пришёл к мысли, что всё не так страшно и не настолько больно, как представлялось ранее. Напротив, боль, разбавленная возбуждением в определённых пропорциях, казалась довольно странной, но очень интересной. Привлекательной, как ни странно.       Смущение отступало на второй план и больше не имело над ним контроля. Рендалл отдавался во власть своих желаний, протягивал руку, соглашаясь быть ведомым и, несмотря на многие непривычные моменты, ни о чём не жалел.       Он впервые не руководил процессом, а подчинялся.       Впервые оставлял царапины на чьих-то лопатках, а не позволял полосовать свои.       Впервые облизывал чьи-то пальцы, прикрывая глаза и стараясь не думать, как в этот момент выглядит со стороны.       Нет. Не чьи-то. Терренса Уилзи.       Того, кто для Рендалла являлся единственным желанным мужчиной на земле.       Терренс держал бокал в руке, покачивал его из стороны в сторону, не позволяя напитку пролиться на постель, а потом взгляды встретились, и тёплое вино полилось тонкой струйкой.       Рендаллу казалось, что он после этого будет липким и грязным, но ощущения почему-то преобладали приятные.       Ещё приятнее они стали в момент, когда Терренс убрал бокал в сторону и медленно слизал с дрожащей кожи бордовые капли. Вино растекалось по животу тонкими линиями, похожими на паутинку.       Терренс прослеживал траекторию лишь некоторых из них.       И вскоре уже ласкал Рендалла ртом.       Сказать, что делал это феерично – ничего не сказать.       Он. Это. Делал. Просто. Потрясающе.       Рендалл готов был поспорить, что ни одна девчонка, с которой ему довелось побывать в одной постели, не отсасывала ему так... Так...       Он даже подобрать сравнения подходящего не мог, потому что все они казались недостаточно объёмными.       Рендалл задыхался, метался по кровати, облизывая пересохшие губы, и вскоре кончил с громким стоном, а когда посмотрел на Терренса, отметил не без удивления, что тот не кривился от отвращения и не тянулся за салфеткой, чтобы показательно вытереться. Терренс провёл пальцами по подбородку, стирая белёсую дорожку, и, не испытывая даже минимального стеснения, не мучаясь сомнениями, слизал с них сперму. В этот момент выражение лица у него было невыносимо порочное. Терренс делал всё в молчании, без дополнительных дурацких комментариев. Не говорил стандартной чепухи, не применял приторный тон, способный намеренно подчеркнуть избитую фразу: «ты сладкий».       Понятно же, что никакой сладости и в помине нет.       Он просто навис над Рендаллом и прижался к его губам. В этом солоноватом привкусе тоже было нечто такое, делающее его странным. Наверное, даже не в нём самом, а в осознании, что именно довелось ощутить и попробовать.       Рендалл непроизвольно облизнулся, сожалея, что Терренс уже отстранился и теперь смотрел на него пристально, как будто пытаясь понять, насколько они друг друга дополняют. Насколько Рендаллу приятно или противно то, что он сделал только что. Стоит продолжать? Или остановиться? Ведь теория – это одно, а практика – совсем другое. И то, что в теории способно спровоцировать бешеный восторг, на практике вызовет лишь отторжение.       – Я научу тебя всему, – выдохнул Терренс, замечая в глазах отблески растерянности, а после замер в ожидании согласия. Или отказа.       – Научи, – ответ сопровождала лёгкая полуулыбка, и Рендалл сам потянулся за ещё одним поцелуем, прижался к губам, облизал их, проник языком в приоткрытый рот.       И Терренс вряд ли мог сказать, от чего голова кружилась сильнее.       То ли от вина, которое нельзя назвать крепким и таким уж непривычным для организма – он ведь не малолетняя девочка, впервые пробующая спиртное.       То ли от близости Рендалла, на которого он заглядывался в течение последних нескольких месяцев своей жизни, вспоминая их общую историю едва ли не до первой встречи в парке, но так и не решился бы попробовать с ним хоть что-то, если бы не случайное столкновение в городе.       Рендалл был для него эликсиром чистого безумия, квинтэссенцией любовного помешательства.       В определённой мере, это пугало, но и наслаждения приносило не меньше. Рендалл горячий, отзывчивый, страстный. И, – о, неужели такое действительно возможно? – стонет умопомрачительно сладко. Так, что это не наталкивает на мысли о дешёвом порно или театральной постановке. С элементами всё того же порно.       Терренс ловил себя на мысли, что впервые наслаждается голосом партнёра, а не жаждет заткнуть ему рот, как случалось прежде. А в голову лезли удивительные мысли. Он хотел напиться Рендаллом, хотел, чтобы это состояние ментального головокружения никуда не девалось. Хотел находиться рядом. Хотел, чтобы никто другой не пытался предъявлять права на Рендалла.       Прекрасный, идеальный, восхитительный.       И только его.       Подобная постановка вопроса виделась ему безупречной.       Кончая, он прошептал имя так, как было позволено только ему. Для остальных – Рендалл. Для него – Рен.       Уснули они только под утро.       Эта ночь положила начало отношениям, в которых они потерялись и растворились без остатка на полтора месяца, а потом бестолково разошлись, поскольку сыновний долг потребовал от Рендалла определённых жертв.       Согласны ли вы, Кейтлин Эмилия Бартон...       Рендалл слушал торжественную речь в напряжении. Ждал, мысленно делал ставки: решится ли Кейт бросить его первой, отказавшись от брака, который был ей в тягость не меньше, чем ему? Нет. Не решилась. Она не собиралась делать этого из принципа.       Наказывала себя за то, что не смогла добиться поставленной цели.       Его за то, что он получил любовь Терренса играючи, не прикладывая к этому особых усилий.       Терренса за то, что посмел влюбиться не в неё, а в другого человека.       – Да, я согласна, – голос её прозвучал холодно, хотя и без демонстрации повышенной степени отторжения.       Рендалл чувствовал, что теперь все взгляды переметнулись в его сторону. Остались считанные секунды до принятия окончательного решения. Спину будто прижигали калёным железом.       Отец смотрел с ненавистью, а Мартин – со своим вечным сожалением.       Он не знал всей правды, если, конечно, Терренс с ним не поделился историей отношений. Он просто верил, что Рендалл таким поступком предаёт его старшего брата, нанося смертельный удар.       Согласны ли вы, Рендалл Герберт Стимптон...       Воздух, окутывающий его, сгущался.       Трой затаил дыхание, будто именно он, а не Рендалл, должен был отвечать на поставленный вопрос и ставить подпись на официальных документах, обязуясь навечно связать себя узами брака с Кейт.       «Ты уходишь в никуда, Рендалл Герберт. Никто не даст гарантии, что у вас что-то получится. Ты отказываешься от стабильности и сытой жизни, пусть и в сопровождении ненависти, ради Терренса? Ты готов рискнуть? Ты уверен в том, что делаешь?».       «Да. Да. Тысячу раз да».       Обернувшись, Рендалл вновь перехватил взгляды одноклассников.       Посмотрел на Энтони, копавшегося в телефоне, а теперь оторвавшегося от созерцания экрана и посерьёзневшего. Кажется, Кларк даже смутился, осознав, что Рендалл застал его за этим занятием.       Перевёл взгляд в сторону Мартина, улыбнулся радушнее обычного, без слов призывая воспрянуть духом и не изображать вселенскую скорбь, будто это не свадьба, а поминки.       Вновь вернулся к наблюдению за Кейтлин.       Ладони, обтянутые белоснежным кружевом, крепко сжимали букетик декоративных роз, окружённых какими-то мелкими цветочками, название которых Рендалл не стремился запомнить. Кейт не выглядела в данный момент своей жизни радостной, опровергая тем самым заявления, гласившие, будто невесты всегда находятся на седьмом небе от счастья. Рендалл чувствовал, что она от его присутствия поблизости, испытывает далеко не положительные эмоции, но признавал, что, услышав отказ, Кейт не проникнется благодарностью. Лишь возненавидит ещё сильнее.       – Согласны ли вы...       – Нет. Не согласен.       Не дожидаясь окончания фразы, он одним махом обрубил все имеющиеся нити.       Напряжение зазвенело в воздухе, а слова Рендалла стали раскатом грома посреди ясного неба. Преувеличенно громко, невероятно решительно.       Трой выдохнул с шумом, услышав эти слова.       Мартин уставился на Рендалла ошарашено.       Сам же Рендалл повернулся к окружающим лицом, улыбнулся и, не тратя времени на ненужные объяснения, направился к выходу из сада, воспользовавшись растерянностью гостей.       Они все застыли, подобно ледяным изваяниям, не понимая, как такое могло случиться. И почему жених сделал это только сейчас, фактически опозорив невесту перед всеми присутствующими.       Рендалл шёл, гордо вскинув голову, игнорируя взгляды, направленные в его сторону. Каждый шаг звучал, как очередной звон колокола.       Дальнейшие события завертелись с сумасшедшей скоростью и напоминали кадры из триллера, по неизвестным причинам попавшие в милую семейную мелодраму.       Кейтлин, отшвырнула в сторону ненужный букет и, не теряя времени, метнулась к столу. Явно не для того, чтобы запустить в Рендалла невостребованным тортом. Наибольший интерес вызывали иные вещи, лежавшие там.       Ублюдок, испортивший ей не только свадьбу, но и жизнь, вставший на пути к счастью, не должен был отделаться так просто. Душа требовала мести, настоящей, ощутимой, прочувствованной.       Рукоятка ножа, предназначенного для нарезки свадебного торта, идеально легла в ладонь, словно именно для рук Кейтлин и была создана.       Белоснежные ленты, свисающие длинными хвостами, блёстки... Красное на белом будет смотреться великолепно. Когда эти ленты украсит брызнувшая кровь, они превратятся в настоящее произведение искусства.       Кейт провела остриём по пальцу и улыбнулась, увидев набухающую рану. То, что нужно. И пусть её осудят, пусть признают преступницей. Она даже отрицать факта не станет.       Пусть видят все.       Пусть узнает Терренс.       Она всегда исполняет свои обещания, даже если делает это с небольшим опозданием.       Я убью человека, которого ты полюбишь. Не сомневайся в этом, Терренс.       – Кейтлин, нет!!!       Громкий крик Говарда заставил Рендалла обернуться и поражённо застыть на месте. На плече Говарда Бартона расплывалось кровавое пятно, он старался удержать, перехватив за запястья, дочь, отчаянно рвавшуюся к Рендаллу.       – Хочу, чтобы он страдал, как страдала я. Я убью его, папа. Пусть он умрёт. Тогда Терренс будет только моим. Только моим.       Фразы, срывавшиеся с её губ, повторялись слово в слово. Своеобразная зажёванная плёнка.       Кейт пыталась вырваться из захвата, лезвие ножа мелькало в воздухе, окрашенное алыми каплями, запачкавшими не только ленты, украшавшие рукоятку, но и платье невесты, а теперь падающими на землю.       По щекам Кейтлин потекли чёрные от туши слёзы, а голос становился всё тише. Она перехватила нож выше рукоятки, позволив лезвию прорезать кожу, превратив редкие капли в кровавый поток, и теперь широко улыбалась, продолжая при этом отчаянно рыдать.       Говард обернулся и одними губами произнёс Рендаллу:       «Уходи».       Ни обвинений, ни презрения, ни ненависти. Только сожаление.       Рендалл не пытался оправдаться.       Он прислушался к совету и ушёл, не увидев, как Кейтлин выронила окровавленный нож, а потом зарыдала в голос, уткнувшись носом в плечо отца. * * *       «Тут такая драма разыгралась. Тебе и не снилось».       «Что случилось?».       «Кейтлин схватилась за нож и бросилась за Рендаллом».       «И?..».       «Всё обошлось. Говард её перехватил, она отца ранила и теперь рыдает у него на плече. Рендалл всё-таки удалился, а, значит, скоро должен появиться. Встречай свою прелесть. Он придёт и сам обо всём расскажет, если, конечно, при его появлении ты захочешь говорить о чём-то подобном».       «Почему нет?».       «В этом костюме он нереально прекрасен. Даже я проникся. Ты и вовсе дар речи потеряешь».       «Только попробуй, Тони. И тебе не жить».       «Хм, вот уже и угрозы в ход пошли. Не волнуйся, Терренс. Соперника в моём лице ты не найдёшь. Меня по-прежнему тащит только от длинноволосых блондинок мужского пола».       «Тем лучше».       «Вот если он решит отрастить волосы...».       «Тони, я не шутил».       «Зато я – очень даже. И, кстати говоря, тебе всё-таки придётся придумать для меня новое приветствие. Старое теперь неуместно.       Терренс?       Терренс!       Всё с тобой ясно. Счастливого медового месяца, мистер Уилзи».       Терренс на послание не ответил, зачарованно наблюдая за тем, как открываются ворота – единственная преграда, оставшаяся между ним и Рендаллом.       Энтони не солгал.       В этом, несомненно, идеально подобранном костюме Рендалл выглядел так, словно только что сошёл с обложки модного каталога, призванного продвигать в массы наряды, необходимые для свадебных торжеств. Глубокий, насыщенный чёрный цвет ткани удивительно удачно подобранного смокинга подчёркивал красоту бирюзовых глаз и великолепно оттенял светлые волосы.       Рендалл, увидев Терренса, замер на месте, словно налетел на невидимую стену.       Как будто до этого момента сомневался в правдивости чужих слов и не думал, что Терренс действительно приедет за ним, а не отправится искать утешения в посторонних объятиях.       Или же просто не ожидал такого появления.       Терренс, в общем-то, неоднократно ловил себя на мысли, что его идея будет выглядеть не слишком уместной, да ещё и на фоне всего остального, однако не отказал себе в удовольствии провернуть задуманное, а потому стоял сейчас рядом со своей машиной при полном параде. Фрак, брюки, перчатки – всё белое, только обувь и галстук-бабочка – чёрные.       В руках он держал букет из тех же декоративных белых роз, дополненных несколькими веточками тёмно-бордовых, практически до черноты, орхидей.       Только что табличку со словами «Marry me» с собой не захватил.       Всю торжественность момента портила разве что Стелла – пятая, между прочим! – сидевшая у Терренса на плече и точившая оторванный розовый лепесток, сжимаемый обеими лапками.       – Ты, на самом деле, решил увезти меня отсюда? – спросил Рендалл, чуть склонив голову и с трудом удерживаясь от того, чтобы не засмеяться.       Он понимал, что недавний поступок, несомненно, не остался незамеченным, а, значит, впереди его ждут обязательные разборки с родителями, очередные вопли о неблагодарности, угрозы лишения титула и, как вариант, стремление Артура указать ему на дверь.       Впереди у него неизвестность, отсутствие перспектив, связанных с высшими учебными заведениями, и, возможно, презрение со стороны членов семьи Бартон, за исключением Элизабет.       Впереди...       Да много всего. Хорошего, плохого, значимого и не очень.       Впереди у него целая жизнь, которую он будет строить по собственному усмотрению, не прыгая на задних лапках перед родственниками и не выполняя их прихоти.       – Конечно.       – И куда же мы поедем?       – Куда пожелаешь, – с улыбкой произнёс Терренс, протянув ему руку. – Куда тебе будет угодно.       Рендалл преодолел расстояние, их разделявшее, за считанные секунды и замер напротив Терренса, не зная, что ещё может сказать. Сейчас у него на языке крутилось поразительно мало слов, всё красноречие и талант оратора внезапно приказали долго жить. Была лишь глуповатая улыбка на губах.       Терренс швырнул букет на заднее сидение машины, позволив цветам рассыпаться в произвольном порядке, обхватил лицо Рендалла обеими руками, несколько секунд пристально смотрел ему в глаза, растворяясь в этом цвете радужки. Наблюдая ту самую спокойную озёрную гладь, покорившую его когда-то и до сих пор не отпускавшую.       Он тоже молчал, ничего не говоря, понимая, что все слова будут лишними. Речь получится либо слишком эмоциональной, в духе театральной постановки, либо наигранно-весёлой, что в сочетании с недавними событиями, освещёнными в сообщении, смотрелось неуместно.       Он знал, что скажет всё немногим позже, когда они будут далеко отсюда, и никто не помешает им поговорить откровенно, не рискуя прервать в самый неподходящий момент, а сейчас просто склонился к Рендаллу и поцеловал его, прошептав:       – Добро пожаловать в семью Уилзи.       Как будто не сомневался ни на секунду, что Рендалл действительно станет частью их семьи, и эти отношения не развалятся уже через пару дней совместной жизни.       Как будто у него были какие-то гарантии.       Рендалл потянулся, чтобы снять с пальца кольцо, оставшееся после помолвки. Оно снова было у него на руке, но теперь, после прилюдного отказа от женитьбы на Кейтлин, уже совершенно не имело смысла и ничего не символизировало.       А от ненужных вещей следовало избавляться без сожаления. * * *       – Я был бы очень благодарен, если бы хоть кто-то приоткрыл завесу тайны и рассказал, что за семейная легенда будоражит ум Терренса не первый год. – Энтони выразительно покосился в сторону Мартина. – Даже не знаю, кто бы мог мне об этом поведать?       – Какая легенда? – поинтересовался Трой, подойдя ближе к бывшим одноклассникам.       – Семейная. Чушь полная, на самом деле, – проворчал Мартин, который никогда в реальность этого предания не верил. – Та, по которой Терренс оценивает почти все свои отношения едва ли не с пелёнок, когда и отношений, как таковых, не заводил. Ничего в ней особенного нет. Связана она с историей появления школы и нашим далёким предком, который имел неосторожность влюбиться в одного человека, а жениться был вынужден на другом. Нельзя сказать, что брак тот, в итоге был несчастливым... Всё равно к моменту заключения союза первая любовь Роберта была мертва. Просто однажды супруга нашла его дневники, прочитала многочисленные записи, посвящённые школьным годам, и посчитала это персональным оскорблением – своеобразной пощёчиной.       – Боюсь представить, что там было написано, – хмыкнул Энтони. – Наверное, что-то вроде замечаний о супруге холодной, как лёд, и страшной, как смертный грех. А в противовес тому замечания о красоте дорогой сердцу... Не знаю, кого. Нужное имя подставить. И пылкой страсти, свойственной милым простолюдинкам того времени. Любовь в стоге сена, полевые цветы в волосах и...       – Не простолюдинки, нет. Алистер Стэнли тоже был аристократом, – сложив руки на груди, произнёс Мартин. – Они учились в одной школе, где, собственно, и познакомились. Алистер ударил Роберта ножом, а потом наведывался в лазарет, пытаясь принести извинения, опускался на колени, вымаливая прощение... В общем, со временем Роберт его простил, и из врагов они стали друзьями. И даже больше, чем друзьями. При жизни Алистер мечтал стать чёрной орхидеей. Не представляю, почему именно ею, да и не испытываю желания разгребать чужих тараканов, тем не менее.       Роберт видел смерть этого парня собственными глазами. Он гостил в то лето у семьи Стэнли, а потому стал свидетелем трагических событий. Алистер умер у него на руках, а незадолго до этого Роберт пообещал исполнить его мечту о превращении в несуществующий доселе цветок. На деньги нашего родственника была построена школа, названная «Чёрной орхидеей». А потом он эту орхидею ещё и чем-то вроде отличительного знака нашей семьи сделал.       В дневниках Роберта безумно много всего об этом Алистере, и Терренс, кажется, зачитал их до дыр, как только дотянулся до семейного наследия, после чего проел мне пересказом прочитанного все мозги.       – Отчего умер Алистер? – спросил Трой, из всего рассказа выделив именно этот момент.       – Неудачное падение с лошади во время охоты, – пояснил Мартин.       – То есть... Это был парень? – вклинился в разговор Энтони.       – Ну, если Алистером можно назвать девушку, то девушка. Мне как-то таких встречать не доводилось.       – Не дерзи, Уилзи-младший. Тебе больше идёт имидж милого, доброго и пушистого, донельзя романтичного юноши.       – Ты плохо меня знаешь.       – Разумеется. Помимо всего вышеперечисленного ты ещё и весьма застенчив. Только моментами, вроде того, что мы наблюдаем теперь, тебя прорывает на дерзость, – иронично заметил Энтони.       – Я просто не люблю семейную легенду. Она кажется мне глупой и совершенно неромантичной, что бы там не говорил Терренс. Он же ей готов поклоняться. Удивляюсь, как он себя ещё не объявил перерождённым Робертом. Особенно, если учесть, что после предка он – единственный, кто решил связать жизнь с мужчиной.       Мартин дёрнул плечом.       – А кроме этого, есть какие-то основания, чтобы так думать? – поинтересовался Трой.       – Если этот Алистер был голубоглазым блондином, я посмеюсь в голос, – заявил Энтони.       – Не знаю, как насчёт глаз, но точно – светловолосым, – ответил Мартин. – Впрочем, мы отвлеклись. Я ещё не рассказал о сути легенды. Супруга Роберта, конечно, такого предательства со стороны мужа не ожидала, искренне верила, что сумела стать единственной любовью его жизни. Когда узнала правду, устроила ему скандал и в сердцах пожелала, чтобы все его потомки по мужской линии любовь свою получали через страдания, попутно причиняя боль и тем, кто станет их избранниками. Я не помню точную формулировку, но что-то вроде этого. Пожелание вышло однобокое – финал всё равно счастливый. Мужчины Уилзи приносят своим вторым половинам несчастья, но, пройдя через испытания, получают заслуженную награду и остаются однолюбами до конца дней своих.       – История твоего брата вполне вписывается.       – При желании, под это определение можно подогнать вообще всё, что на ум придёт, – отпарировал Мартин. – Покажи мне отношения, в которых не бывает трудностей? Что-то я никогда таких историй не слышал. Потому продолжаю оставаться ехидным скептиком и не верю в реальность легенды.       – Ты поверишь в неё только тогда, когда сам окажешься на месте влюблённого, не так ли?       – Нет. Я собираюсь своим примером опровергнуть эту чушь.       – Как это?       – Мне отлично живётся без отношений, и я уверен, что в дальнейшем мои приоритеты мало изменятся. Нет любви – нет страданий. Нет испытаний – нет очередного доказательства легенде. Только и всего.       – Посмотрим, что ты скажешь лет через десять.       Мартин одарил Энтони насмешливым взглядом.       – Ничего не изменится. Я буду говорить ровно то же, что и сейчас.       – Хочешь пари?       – Я не рисковый, но почему бы и нет?       – Значит, согласен?       – Да.       – Если через десять лет ты по-прежнему будешь находиться в одиночестве или в отношениях, опровергающих традицию вашей семьи, при этом продолжишь смеяться над легендой, я признаю своё поражение. Если же ты всё-таки сдашься и найдёшь себе пару, история отношений с которой добавит к правдивости легенды ещё один пример, то не станешь отнекиваться и признаешь проигравшим себя. О том, какой приз будет стоять на кону, подумаем позже. Сейчас просто заключим соглашение.       Мартин кивнул, принимая поставленные условия без внесения дополнительных коррективов. Протянул Энтони ладонь для рукопожатия. Посмотрел в сторону приятеля и попросил:       – Трой, разбей. * * *       «Дорогой Рендалл!       Признаться, я даже не знаю, с чего можно начать своё послание. Со мной подобное случается нечасто, но в настоящий момент, выводя одну букву за другой, я чувствую себя совершенно юной и неопытной, словно только-только выпорхнула из родительского дома, а потому слабо представляю, что делать со своей жизнью. Так, словно растеряла все навыки общения с другими людьми и даже для тебя не могу найти подходящих слов.       Прости мне мою косноязычность.       Наверное, нечто подобное я сейчас и переживаю, поскольку в моей жизни начался новый период, спровоцированный многочисленными переменами. Одно зацепилось за другое, пошло по цепочке и привело к тому результату, который мы имеем теперь.       Время летит невероятно быстро. Казалось, что всё это было только вчера, но... Я отрываю очередной лист от календаря, смотрю на год, число и понимаю: прошло ровно три года и ещё триста шестьдесят четыре дня с тех пор, как ты ушёл из дома, провожаемый криками Артура, не желающего мириться с твоим выбором, пророчащего скорейшее возвращение и вой под дверью нашего общего жилища.       Ещё никогда я не радовалась его ошибкам так сильно и так страстно, как в этом случае.       Знаешь, тем летом мне довелось пересечься с Альбертом Уилзи, и мы с ним проговорили несколько часов, обсуждая будущее наших детей.       Он сказал, что мечты должны сбываться. И ещё то, что настоящие бриллианты нуждаются в достойной оправе, а ты – именно такой бриллиант. Я рада, что твоя мечта исполняется, и ты уверенно продвигаешься вперёд, обучаясь в том самом университете и на том самом факультете, о котором мечтал.       Ты достоин этого.       Я неоднократно говорила, что ты не должен сомневаться в своих способностях. О том, что ты обязательно добьёшься успеха и сумеешь сделать все былые грёзы реальностью. Сейчас я лишь сильнее верю в закономерность подобного развития событий.       Вряд ли ты следишь за новостями, связанными с именами людей, ушедших из твоей жизни, потому позволю себе небольшую ремарку-отступление, в которой поделюсь своими знаниями.       Недавно в мой почтовый ящик положили письмо, где в строке отправителя стояло имя Кейтлин. Только фамилия у неё теперь другая, оттого я сначала подумала, что это какая-то ошибка.       Она ограничилась небольшим посланием, парой открыток с великолепными видами и фотографией. Семейной. Её супруг был, да и остаётся её лечащим врачом. Вот такое стечение обстоятельств. Глядя на снимок, я не сомневаюсь в том, что стремление Говарда оградить дочь от слухов и сплетен, отправив её за пределы Великобритании, стало самым правильным его поступком. Вдали от болезненных воспоминаний и людей, их пробуждающих, Кейт расцвела.       Мало кто в это мог бы поверить, но в Швейцарии Кейт действительно обрела то, чего не могла найти здесь. Там она по-настоящему счастлива и любима.       Твой отец...       События его жизни никто в секрете не держит, потому вполне возможно ты и без моего содействия обо всём давно знаешь.       Он продолжает заниматься своей компанией. Он не потерял имущество, несмотря на то, что свадьба расстроилась. Передача компании обратно в его руки стала чем-то вроде компенсации морального ущерба и платой за молчание о случившемся во время свадебной церемонии. Артур ничего не потерял, что, впрочем, на его решениях нисколько не отразилось. Он продолжает трястись над компанией, над деньгами и над титулом. Это всё, что его интересует.       А я... Однажды я последовала твоему примеру. Даже вдохновилась им, хоть и мотивация у меня была иная. В один из дней я просто собрала свои вещи и ушла, потому что поняла: в этом доме без выхода, в этой клетке, которую создал твой отец, я задыхаюсь. Впервые за долгое время меня посетила довольно пугающая мысль, гласившая, что я потеряла саму себя, окончательно растворившись в супруге, сделавшись частью его, а не полноценной личностью. Переняла его привычки, мировоззрение, вплоть до мельчайших черт, далеко не все из которых можно назвать положительными.       Мы развелись два года назад, и, надо признать, я ни о чём не жалею. Несмотря на то, что по-прежнему питаю к нему нежные чувства. Но и жить в этой гнетущей атмосфере мне стало невыносимо.       Иногда мы с ним списываемся по электронной почте, иногда созваниваемся и разговариваем, но речи о повторном заключении брака никогда не заходит. Нам стало проще на расстоянии, и, наверное, теперь так будет всегда.       Уже два года я не живу в Лондоне. Сразу же после завершения бракоразводного процесса я уехала к своим дальним родственникам в Лидс, где обитаю и ныне.       Только теперь я решилась написать тебе.       Я не жду, что ты ответишь на это письмо, но, честно говоря, была бы рада получить от тебя хоть пару строк.       Надеюсь, в твоей жизни всё и дальше сложится удачно.       Будь счастлив, мой мальчик.

С любовью и лучшими пожеланиями, Твоя мама».

      Отложив в сторону ручку, она снова перечитала получившееся письмо, сложила вдвое и запечатала в конверт, подписанный заранее.       Несколько минут колебалась, а потом выдвинула ящик письменного стола и положила туда очередное послание, коих за три года набралось не менее двух десятков.       Сиенна осторожно провела ладонью по тонким конвертам, перебирая их. Они все затерялись в дороге, так и не дойдя до адресата. Не потому, что он менял места обитания, как перчатки, и письма возвращались обратно. Потому, что она сама не решалась их отправить, бросая каждое новое не в почтовый ящик, а в стол, боясь показаться в противном случае навязчивой или обманчиво, приторно, до наигранности, ласковой.       В мыслях она часто возвращалась в тот день, когда Рендалл покинул их дом.       К тому, в каком бешенстве пребывал Артур, разговаривая исключительно на повышенных тонах и даже пытаясь прибегнуть к рукоприкладству, но получив достойный отпор.       Рендалл уходил с разбитой губой и рассечённой об угол стола бровью. Пол в комнате усеяли осколки от большого – в человеческий рост – зеркала, частично залитые кровью обоих участников драки. Артур пророчил Рендаллу пару недель в роли интересной забавы и ощутимый удар под зад, когда надоевшая игрушка начнёт провоцировать у мистера Уилзи-среднего рвотные позывы.       Рендалл хмыкнул, прихватил заранее собранные вещи и удалился восвояси.       Сиенна вспоминала тот день и корила больше себя, нежели кого-то другого за то, что выбрала политику невмешательства и даже не попыталась повлиять на супруга.       Хуже ненависти может быть лишь равнодушие.       Эта фраза не давала ей покоя с тех самых пор.       После переезда Сиенна по-прежнему переписывалась с Нэнси Уилзи, узнавала от неё последние новости из жизни сына, радовалась его успехам и вспоминала, вспоминала, вспоминала...       Она задвинула ящик обратно и подошла к календарю, отрывая очередной листок, знаменующий начало четвёртого года.       Когда-нибудь она всенепременно соберётся с силами и напишет не посредникам, а Рендаллу лично.       Когда-нибудь она перестанет испытывать страх перед неизвестностью и передаст сыну все послания, которые собрала в ящике стола за эти годы.       Когда-нибудь.       В тот момент, когда перегорят обиды, станут менее болезненными душевные раны и окончательно улягутся страсти, всколыхнувшие тихий омут, в котором все они жили на протяжении стольких лет.       Обязательно.       Но только не сейчас.