Citta delle farfalle morte

«Так нель­зя. Так прос­то нель­зя. Нуж­но что-то с этим де­лать. И очень сроч­но. Нуж­но что-то де­лать», — су­дорож­но от­да­валось эхом в мо­ей го­лове. Я ле­жал на кро­вати в ма­лень­кой ком­на­т­ке, бу­равя пус­тым взгля­дом по­толок. Мне нуж­но бы­ло сроч­но что-то де­лать, но я ле­жал. Ле­жал и смот­рел в по­толок. Го­лова моя бы­ла пус­та, не счи­тая этих слов, ко­торые, как ста­рин­ная плас­тинка, про­иг­ры­вались в па­тефо­не мо­их мыс­лей. Моя си­ту­ация бы­ла воистину без­вы­ход­ной. Пред­ставь­те се­бе, мои ра­бото­дате­ли, чуть не ска­зал «хо­зя­ева», прос­ти­те, сей­час у­ез­жа­ли от­сю­да. Из это­го ужас­но­го го­рода, из это­го ужас­но­го мес­та. А зна­ете, ку­да дол­жен про­лечь мой даль­ней­ший путь? В са­мое сер­дце Ада. В его центр. Ес­ли так мож­но наз­вать на­шу пла­нету, учи­тывая, что с ней про­ис­хо­дило сей­час. В са­мый раз­гар бо­евых дей­ствий. В ру­ки алой дь­яво­лицы, имя ко­торой «Вой­на». По­верь­те, я не бо­ял­ся уме­реть, не бо­ял­ся все­го то­го, что там мог­ло бы про­изой­ти. Воз­можно, зря. Я прос­то счи­тал это бес­смыс­ленным и уни­зитель­ным. Не бо­лее то­го. Ока­зать­ся жал­кой пеш­кой в ру­ках пра­витель­ства. Пу­шеч­ным мя­сом. Вой­на — преж­де все­го, вы­яс­не­ние от­но­шений влас­тей, по­боч­ным эф­фектом ко­торо­го яв­ля­ет­ся ги­бель ты­сяч лю­дей. Жес­то­кая иг­ра, но в ней мы лишь ма­ри­онет­ки. Днём, на ули­цах го­рода, я ви­дел ог­ромное ко­личес­тво мо­лодых пар­ней и де­вушек. Оче­редь за­ходи­ла за угол ули­цы. Жут­кое зре­лище. По­чему-то оно у ме­ня вы­зыва­ло от­вра­щение. От­га­дай­те, ку­да они за­писы­вались в доб­ро­воль­цы? Смеш­но. Я ни­ког­да не был пат­ри­отом. Пат­ри­ота­ми лю­дей де­ла­ют имен­но влас­ти. Та­кими лег­че уп­равлять, по­сылать на вой­ну, на вер­ную ги­бель. Без­думные ма­шины-убий­цы. Се­рая мас­са. Пус­тые лю­ди, пус­тые ли­ца, не вы­ража­ющие ни­чего, кро­ме хо­рошо сра­ботан­ной мас­ки. А что под ней? Ни­чего. Воз­можно, вы ска­жете, что я слиш­ком жес­ток в сво­их суж­де­ни­ях. Что же, воз­можно. Од­на­ко, у ме­ня есть собс­твен­ное мне­ние. В от­ли­чии от них. О, нет, я не счи­таю всех ос­тавших­ся оди­нако­выми. Есть ещё те, ко­торые сох­ра­нили в се­бе ос­татки здра­вого смыс­ла. Есть ещё те, кто спо­собен вы­ражать своё мне­ние. Но их всё мень­ше. Уже мно­го по­коле­ний под­ряд лю­ди рож­да­ют­ся пус­ты­ми. Точ­нее, та­кими их де­ла­ет эта сис­те­ма, ро­дите­ли, ко­торые бы­ли вос­пи­таны так­же. Зна­ете, я жи­ву в чу­довищ­ном го­сударс­тве. Вы­раже­ние сво­его собс­твен­но­го мне­ния те­перь на­зыва­ет­ся «экс­тре­миз­мом». Верь­те или нет, но это ка­ра­ет­ся смер­тной казнью. Мно­гие, как я, прос­то мол­чат. Уже не хва­та­ет сил гнуть свою ли­нию. Эта сис­те­ма слиш­ком хо­рошо про­дума­на. И её си­ла уже слиш­ком зак­репле­на. Но есть ещё те, кто не те­ря­ет на­деж­ды. Чес­тно? Я её дав­но по­терял. А вот Тим — нет. Он до са­мого кон­ца не те­рял на­деж­ды. И сом­не­ва­юсь, что по­терял бы, под­вер­гни его ещё бо­лее ужас­ным пыт­кам, чем-то, что ему приш­лось пе­режить пе­ред… О, нет, друг. Ты ни­ког­да не был та­ким, как я. Чёрт возь­ми, Тим­ми, бе­зумец! Он был мо­им луч­шим дру­гом со сред­не­го зве­на шко­лы. И, на­вер­ное, единс­твен­ным че­лове­ком за всю жизнь, ко­торым мог ме­ня по­нять. Ещё в шко­ле, ве­сёлый, энер­гичный, с уй­мой идей в куд­ря­вой го­лове и ши­рочай­ши­ми ам­би­ци­ями. Я до сих пор не по­нимаю, что он на­шёл во мне. Во мне, ти­хом и не­об­щи­тель­ном. Я, увы, тог­да был слиш­ком горд. И сей­час та­ким ос­та­юсь. Уже в шко­ле я счи­тал, что луч­ше не об­щать­ся ни с кем, чем… чем с этим би­ому­сором. Тим был со­лида­рен со мной в мо­их рас­сужде­ни­ях об об­щес­тве. Он, воз­можно, слиш­ком на­ив­но по­лагал, что ещё мож­но всё из­ме­нить. Ве­ра, на­деж­да, лю­бовь — как глу­по. Он всё вре­мя го­ворил, что я слиш­ком зам­кну­тый и пес­си­мис­тичный. Нет, Тим­ми. Я прос­то ре­алист. Ре­аль­ная кар­ти­на ми­ра да­леко не в ра­дуж­ных крас­ках. И за­чем он, сов­сем ещё мо­лодой па­рень, ре­шил ус­тра­ивать мя­теж? Неужто всерь­ёз ду­мал, что у не­го по­лучит­ся? Ска­жу вам, что ду­раком он да­леко не был. Хо­тя я сра­зу пре­дуп­реждал, что это про­валь­ная идея, но несмот­ря ни на что, он смог по­вес­ти за со­бой лю­дей, об­ла­дая хо­роши­ми за­дат­ка­ми ли­дера. И всё же мне нра­вились его идеи сво­боды. Жаль, что они так и ос­та­лись лишь иде­ями. Во­оду­шев­ля­ющи­ми, свет­лы­ми, но все­го лишь уто­пичес­ки­ми иде­ями од­но­го мо­лодо­го бе­зум­ца. Луч­ше бы тог­да ме­ня уса­дили на элек­три­чес­кий стул. Ме­ня, а не его. Он зас­лу­живал дол­гой жиз­ни. Луч­шей жиз­ни. И, оп­ре­делён­но, в луч­шем ми­ре. Я мог, я оп­ре­делён­но мог его ос­та­новить ид­ти сра­зу «ва-банк». Мог, но не сде­лал. И я ни­ког­да не смо­гу се­бя прос­тить. Ни­ког­да в этой ник­чёмной жиз­ни я не смо­гу се­бя прос­тить за это. Тим ска­зал мне, ког­да мы ви­делись в пос­ледний раз. Его пос­ледни­ми сло­вами бы­ла прось­ба. Прось­ба за­нять его мес­то, ес­ли смо­гу. И ни­ког­да, ни­ког­да не те­рять на­деж­ды. Прос­ти, бра­тец. Я не мо­гу вы­пол­нить да­же это­го. Это прос­то без­вы­ход­ное по­ложе­ние. Я до сих пор бу­равил взгля­дом по­толок. Не­удав­ший­ся ре­волю­ци­онер. Я. Ре­волю­ци­онер. Смеш­но. Точ­нее, его со­об­щник. Я не знаю, по­чему ме­ня не уби­ли сра­зу. На­вер­ное, хо­тели, что­бы я как мож­но доль­ше стра­дал. Не скрою, смер­тный при­говор они мне уже вы­нес­ли. Не прос­то са­мая го­рячая точ­ка, где шёл раз­гар во­ен­ных дей­ствий в дан­ный мо­мент. Не прос­то не­выно­симые ус­ло­вия, где мно­жес­тво лю­дей гиб­нут не от пуль, а от ус­ло­вий су­щес­тво­вания. Нет, не прос­то… Я отправляюсь в штраф-ба­таль­он. От­ту­да не вы­бира­ют­ся жи­выми. Мо­жет быть, это да­же и к луч­ше­му. Мень­ше стра­даний. Луч­ше бы они уби­ли ме­ня сей­час. Это стран­но, но… Мне да­же раз­ре­шили соб­рать свои ве­щи. Они там, там. Ждут ме­ня за дверью. Це­лая ку­ча ох­ра­ны. И у подъ­ез­да. Мне не сбе­жать. У ме­ня ос­та­вались ка­ких-то счи­тан­ных два ча­са до рас­све­та. Но­вый день мо­жет при­нес­ти лишь бес­смыс­ленные стра­дания. И ведь всё-та­ки обид­но, что моя смерть бу­дет нап­расной. Я до сих пор не по­нимаю, по­чему они раз­ре­шили мне провести в этом жутком захолустье еще пару часов? По­чему не ос­та­вили в ка­мере? Мол, бла­город­но да­дим соб­рать свои ве­щи с со­бой и в пос­ледний раз пе­рено­чевать с этом го­роде? Зна­ете, ку­да они мо­гут за­сунуть своё фаль­ши­вое бла­городс­тво?! Я не­воль­но по­ёжил­ся. Сколь­ко я тут ле­жу с от­кры­тым ок­ном? А ведь сей­час уже но­ябрь. Ночью тем­пе­рату­ра на ули­це опус­ка­лась до ми­нусо­вых тем­пе­ратур по Цель­сию. Но мне бы­ло всё рав­но. За­болею? Ха. Ха. Ха. Это мень­шее, о чём мне сей­час на­до бы­ло ду­мать. Но всё-та­ки ле­жать на мо­розе не осо­бо хо­телось. Я по­дошёл к ок­ну, что­бы зак­рыть его. О, нет, не по­думай­те, ре­бят­ки, что там сто­ят по пе­римет­ру до­ма и под­жи­да­ют. Я ни­куда не сбе­гу. Я же не птич­ка, что­бы уметь ле­тать. Хм, а это идея. Я выг­ля­нул силь­нее. Вни­зу ни­кого не бы­ло. Подъ­езд с дру­гой сто­роны. Об аб­сур­дных пла­нах, ти­па: «свя­зать ве­рёв­ку из прос­ты­ней и слезть по ней» и ре­чи быть не мог­ло. Во пер­вых, всё-та­ки, мне не да­дут убе­жать. Во вто­рых, шес­тнад­ца­тый этаж. Де­ла пло­хи, то­вари­щи. Рань­ше я обо­жал за­пах но­чи. Ти­шина. Нет ни­каких гром­ких ма­шин. За­воды пе­рес­та­ют ра­ботать и ды­шать чуть лег­че. Но с каж­дым го­дом это про­пада­ет. Воз­дух та­кой же ядо­витый, как и днём. Душ­но. И ес­ли рань­ше я впол­не ком­фор­тно чувс­тво­вал се­бя ночью, то тут на ме­ня нах­лы­нула ка­кая-то не­понят­ная тос­ка. Оди­ночес­тво. Нет, мне не бы­ло жал­ко се­бя. Ка­жет­ся, я уже поч­ти сми­рил­ся. Чёрт возь­ми! Тим­ми, ты был прав, с этим ми­ром на­до бы­ло что-то де­лать. Не­воль­но вспо­мина­ют­ся все эти… ре­лиги­оз­ные пла­каты. Удив­лены, что в 2386 го­ду до сих пор су­щес­тву­ет шту­ка под наз­ва­ни­ем «ре­лигия»? Да. Су­щес­тву­ет. Её да­же пре­пода­ют в шко­лах. Бред. Гос­подь был здесь рань­ше, в этом пус­том го­роде. Он уже не вер­нётся. Зем­ля по­кину­та. И эти сло­ва о доб­ро­те и спра­вед­ли­вос­ти. Сло­ва о том, что всё бу­дет хо­рошо пос­ле то­го, как че­ловек отой­дёт в мир иной… Ещё од­но хо­рошее ору­жие влас­тей, да­бы ус­пешно ма­нипу­лиро­вать людь­ми. Но­ябрь. А ведь я ког­да-то его лю­бил. Этот ме­сяц при­нёс мне мно­гое. Ког­да-то при­нёс мно­гое. И заб­рал у ме­ня в десять раз боль­ше. Рань­ше я лю­бил пер­вый снег. Ноч­ную прох­ла­ду. Вот так, как сей­час, мог прос­то­ять це­лый час, вы­сунув­шись в ок­но. Неуди­витель­но, что у ме­ня бы­ло вос­па­ление лёг­ких нес­коль­ко раз. Ка­кой же всё-та­ки пре­лестью был иней на скри­пучих ог­радках пар­ка го­рода. За­бав­но, по­чему это по­доб­ные вос­по­мина­ния на­кати­ли на ме­ня в та­кой час? В прин­ци­пе, от­че­го бы не вспом­нить детс­тво? Всё рав­но жить ос­та­лось недол­го. Те­перь си­нева­тый иней но­ябрь­ских но­чей на­поми­нал мне толь­ко о смер­ти. Не­из­бежной смер­ти. Сколь­ко я тут уже стою? Уди­витель­но, ка­жет­ся, уже по­лос­ка го­ризон­та с бар­хатно-чёр­но­го на­чина­ет мед­ленно си­неть. Ско­ро рас­свет. Зна­чит, ско­ро и мой ко­нец. А впро­чем, по­чему я дол­жен гиб­нуть на вой­не? Бес­смыс­ленной вой­не, бу­дучи пеш­кой пра­витель­ства? Ох, Тим бы не сдал­ся. Но я не он, к со­жале­нию. Я встаю на шат­кий по­докон­ник. От боль­шой вы­соты у ме­ня зак­ру­жилось го­лова. Как глу­по это в та­кой мо­мент. Луч­ше смот­реть вверх. Я под­нял взгляд. Звёзд не бы­ло. Жаль. Од­на­ко, что хо­роше­го в ещё од­ном на­поми­нании о смер­ти? Ведь поч­ти все они дав­но уже мер­твы. Что же, здравс­твуй, сво­бода! Ко­нец стра­дани­ям в этом бес­смыс­ленном мире. Раз­во­жу ру­ки в сто­роны. Я боль­ше не чувс­твую хо­лода. Я боль­ше ни­чего не чувс­твую. Прос­ти, Тим­ми. Шаг.