Правильная жена

      Первая. Первое. Первый… Всё связанное с этими словами мы помним очень хорошо — будь то первая любовь или разбитая коленка; первое признание или предательство; первый поцелуй или брошенный в спину камень. И, конечно, никому не забыть свою первую победу, пусть ее вкус не всегда бывает сладким.       Это случилось спустя три месяца работы Эммы в «Френч, Хантер & Миллс». Она пыталась сосредоточиться на отчете, сидя офисе — из-за стеклянных дверей назвать свое рабочее место кабинетом у нее язык не поворачивался. Грэм называл офис фирмы аквариумом, хотя в голове Эммы все чаще всплывало слово «террариум»: постоянные косые взгляды и шепот за спиной, что неизменно сопутствовали ее работе, наводили на самые неприятные ассоциации. В какой-то момент блондинке стало казаться, что у нее на затылке глаза выросли: она буквально чувствовала каждый пристальный взгляд, каждую ухмылку или жалостливый вздох проходящих мимо коллег, и ей хотелось резко развернуться и показать какой-нибудь неприличный жест или закричать: «Да хватит уже! Я тут работать пытаюсь!». Но это было бы по-детски, и Эмма заставляла себя не отвлекаться — ведь рано или поздно им надоест.       Из раздумий о людском любопытстве Эмму вырвала Таня — секретарь Реджины — девушка, которую за мелодичный голос коллеги звали Динь-Динь: — Эмма, мисс Миллс просит вас зайти. Это срочно, — бросила она и, тряхнув головой, отчего светлые кудряшки запрыгали по плечам, развернулась и ушла. — Конечно, уже бегу, — вслед ей пробормотала Кэссиди. Выдохнув, она взяла со стола записную книжку и ручку, сохранила незавершенный отчет и вышла.       Если юриспруденция была религией, культом Эммы, зал суда — храмом справедливости, то идолом, кумиром, которому следовало бы поклоняться, была Реджина Миллс: профессионал и высококлассный руководитель, икона стиля и леди с большой буквы. Кэссиди была новичком в фирме, но некоторые сведения о Реджине ей заботливо передали: совсем недавно она вышла замуж за мистера Локсли — эксперта-баллистика. Они и познакомились, когда Миллс наняла его для работы над делом охранника, убившего своего босса. По офису ходила байка, что в первую встречу Реджина обозвала будущего мужа едва ли не деревенщиной, предпочитающим бороться с системой через гневные письма, отправленные из домика в какой-нибудь глуши. Эмма с трудом понимала, что общего у этих двоих: ярого республиканца и убежденной демократки, человека, разбирающегося лишь в охоте и оружии, и образованного юриста… Хотя со стороны всегда сложно судить, ей ли не знать? — Эмма, проходите, — увидев замершую в нерешительности женщину, проговорила Миллс. — Доброе утро, Реджина.       Эмма в точности не знала, о чем думала Миллс, когда взялась курировать ее вместо Хантера, но с ней в чем-то было легче. В отличие от Грэма она не сыпала лестными отзывами и не устанавливала планок. К тому же их с Грэмом почти осязаемое притяжение не способствовало течению работы в нужном русле. Поэтому любое совместное дело с Реджиной было уроком… Очень полезным уроком, которого Эмма с нетерпением ждала. — Вы помните дело Эмили Гамильтон?       Эмма начала рыться в памяти, пока не вспомнила дело женщины, которую мысленно прозвала «Золушкой» — то ли из-за внешности, то ли из-за сварливых родственников бывшего мужа, гноивших невестку и получивших опеку над ее трехлетней дочерью. — Да, конечно. Убийство, которое пытались замаскировать под угон, — отозвалась Кэссиди и открыла блокнот, приготовившись делать пометки. — Именно, — удовлетворенно проговорила Реджина, откидываясь на спинку кресла, — я должна была ее защищать, но у меня закрытое обсуждение в военном суде. Все документы там, — женщина кивнула на внушительного вида коробку, — вы будете ее адвокатом вместо меня. — Спасибо, — поблагодарила Эмма, которая не ожидала, что ей так столь скоро доверят большое дело: это не скрывшихся с места аварии водителей защищать! — Суд сегодня, в три, — довольно улыбаясь, добавила Миллс. — Сегодня? — переспросила Эмма, ощущая приближение панической атаки. — Да, и я уверена, что вы справитесь, — подбодрила Реджина, — Джон! — окликнула она стажера, -помоги миссис Кэссиди донести коробку.       Пока парень с внешностью Гарри Поттера тащил коробку в офис Эммы, Реджина следовала рядом с блондинкой к ее кабинету, выдавая последнюю порцию инструкций, самой главной из которых было придерживаться выбранной самой Миллс линии защиты. Эмма кивала, с жадностью впитывая каждое слово. — Удачи, миссис Кэссиди, — официально попрощалась Реджина и, пренебрежительно глянув на стажера, переминающегося с ноги на ногу в дверном проеме, направилась к выходу. — Черт! — выругалась Эмма, когда босс оказалась вне зоны слышимости. Опомнившись, она обратилась к парню: — Джон, вы не позовете Тамару? Парень кивнул и поспешил на поиски следователя.       Дело было простым и сложным одновременно. Простым — поскольку внутреннее чутье подсказывало Эмме, что Эмили не виновна, а интуиция ее редко подводила. Сложным дело казалось потому, что на лице и руках ее клиентки обнаружили следы пороха. Полиция решила, что она убила бывшего мужа во время ссоры из-за опеки над их ребенком. Но присяжные на прошлом заседании не пришли к единому решению, проголосовав 6 к 6. И тактика Реджины состояла в том, чтобы разубедить в виновности женщины оставшихся шестерых присяжных, еще одно подобное решение присяжных — и дело развалится, поэтому, по крайней мере, до вынесения вердикта Эмили могла надеяться на освобождение под залог. — Черт! — вновь воскликнула Эмма, глядя на часы.       Эмма выжимала из себя все возможное, переворачивая материалы дела, делала заметки, всё ещё ожидая следователя, которая, по всей видимости, решила проигнорировать просьбу Эммы. Блондинку смутили некоторые детали, и она надеялась, что Тамара поможет раздобыть записи камер наблюдения и часть показаний, почему-то не приобщённых к делу. Складывалось впечатление, что прокуратуре просто нужно было кого-то посадить, а Эмили была самым очевидным подозреваемым. — Миссис Кэссиди? — тишину офиса нарушил глубокий женский голос, вкрадчивый и предупреждающий, — Эмма, вы меня искали? — не получив никакой реакции, повторила следователь и подошла ближе к столу внимательно изучающей отчет полиции женщины. — А, Тамара, вы как раз вовремя, — обнаружив длинноногую брюнетку у своего стола, усмехнулась Кэссиди и принялась объяснять, какого рода помощь ей требуется.       Тамара принимала документы из рук адвоката, согласно кивала, и когда Эмма закончила объяснять, то заметила на лице собеседницы удивленное выражение: — Всё в порядке? — настороженно спросила она. — Да, всё нормально. Только… — Только что? — Выходит, вы будете менять тактику защиты? — сузив глаза, осведомилась Тамара. — Миз Миллс в курсе?       Эмма задумалась. В деле были явные пробелы, заполнять которые не желали ни Реджина, ни Нейтан — помощник прокурора, ее оппонент в этом деле. — Пока нет, — на выдохе произнесла блондинка, — просто хочу быть во всеоружии. — Ясно, — вместо прощания ответила Тамара и развернулась, чтобы уйти. — Тамара? — окликнула ее Эмма и та обернулась. — Вы ведь раньше работали в прокуратуре, верно? — Да, пока Нил меня не уволил, — процедила она и гордо проследовала мимо стеклянной стены кабинета Эммы. «Час от часу не легче», — сокрушенно подумала блондинка и стала собираться в суд.

***

      Волнуясь, Эмма шла по залу заседаний — сегодня ей предстоит стать опорой и защитой испуганной и неуверенной в себе миссис Гамильтон. Однако страх клиентки перед судом вырос в разы, когда на месте адвоката она обнаружила вместо Реджины Эмму. Уверенности Эмме не добавила и широкая ухмылка Нейтана. Она немного знала его по работе в залоговом суде, но там слушания длились сколько, минуты три? Через эти несколько минут судья назначал сумму залога, и никаких ожесточенных споров и препирательств. И выражение лица помощника прокурора не предвещало ничего хорошего. Поэтому ответ на ходатайство Эммы отложить слушание еще на неделю и выпустить миссис Гамильтон под залог, он стал рьяно протестовать, убеждая судью, что жена «того самого Кэссиди» пытается затянуть судебное разбирательство. Эмма даже бровью не повела — привыкла. Впрочем, судья был против столь очевидного давления, поэтому то ли в пику Нейту, то ли вправду соглашаясь с доводами Эммы, он постановил выпустить Эмили под залог. Это было первым шагом к победе. И Эмма действительно считала это хорошим знаком, пока не начала беседовать с первыми присяжными. Как оказалось, они долго совещались и спорили, но так и не смогли убедить единственную присяжную, голосовавшую за невиновность миссис Гамильтон. А после приняли решение организовать неразрешимое противоречие, и вместо одного голоса против одиннадцати проголосовали шесть на шесть. Выходило, что тактика Реджины была не такой уж хорошей.       Как и взгляд нового прокурора, Малкольма Пэна, занявшего место Нила. Он остановил Эмму сразу после заседания: — Здравствуйте, миссис Кэссиди. — Мистер Пэн. — Ваш муж что-то рассказал вам о деле миссис Гамильтон, — утвердительно произнес мужчина, — это может навредить вам обоим. — Знаете, Малкольм, с тех пор, как вы обнародовали запись с Нилом и мне пришлось оберегать сына от телевизора и интернета, я сама могу навредить кому угодно, — холодно заявила Эмма и ушла, проклиная прокурора и его помощника.       Домой тем вечером ей возвращаться не хотелось. Нет, не из-за свекрови, которая считала своим долгом как минимум раз в день повторить: «Ты должна простить Нила», а из-за того, что там будет сам Нил, которому изменили меру пресечения на домашний арест. Она боялась увидеть Генри, счастливого из-за появления отца. Страшилась извинений и клятв Нила. Ее пугало, что теперь он 24 часа в сутки будет в ее квартире.       В глубине души Эмма была даже рада, что Реджина в срочном порядке передала ей дело, и работа избавила ее от необходимости встречать мужа — пусть это сделают Джеки и Генри, безоговорочно обожающие Нила. — Я дома, — объявила Эмма, поздно вечером открыв дверь в квартиру, — Генри? Нил?       Спустя мгновение из гостиной появились оба ее мужчины, улыбающиеся, словно и не было полугода кошмара, будто они были обычной семьей, и один из супругов попросту задержался на работе. И если сыну она была готова простить такое поведение — он ведь совсем ребенок, которому хочется быть рядом с мамой и папой, то Нилу, втоптавшему честь их семьи в грязь и теперь изображающему хорошую мину при плохой игре, хотелось влепить очередную пощечину. Он так и не понял, как ей было больно тогда. От мысли, что муж, после всех своих измен - пусть и не с девицами легкого поведения - прикасался к ней, вызывала тошноту.       Она обняла их обоих — не высказывать же при Генри все, что она так долго держала в себе, навещая Нила в тюрьме, всё, что наполняло злостью и ненавистью каждую клеточку тела. — Домашнее задание сделал? — спросила Эмма, возвращаясь к роли строгой матери. — Да, мам. — Тогда живо в постель! — скомандовала она. — Ну, мам… — мальчишка насупился и приготовился спорить. — Генри, тебе пора спать, а папа никуда не денется, — напомнила Эмма, и сын неохотно поплелся в свою комнату.       Оставшись наедине с мужем, Эмма переступила через свою усталость и спросила: — Как тебе квартира? — Неплохо, — прокомментировал Нил, — не как наш старый дом, но вполне уютно.       Женщина едва сдержалась от напоминания того, по чьей вине, они вынуждены были переехать, а сын — сменить школу, в которой его не очень-то жалуют. Но Эмма просто закатила глаза. — От ужина что-то осталось? — доставая из портфеля диски с записью камер наблюдения, полученные от Тамары, поинтересовалась Эмма. — Конечно, — робко ответил Нил, но опомнившись добавил: — мама старалась. «А как же иначе» — подумалось Эмме. — Здорово, — вслух прокомментировала блондинка и, прихватив свой ноутбук, расположилась за столом в кухне. — Так ты есть будешь? — не решаясь подойти к жене, спросил Нил. — Да, конечно, — отрывая взгляд от монитора, откликнулась она, — просто работы много. Новое дело, — пояснила Эмма. — Тебе нельзя выходить за порог квартиры, запрещено пользоваться мобильным и электронной почтой, так? — Точно, — подтвердил он, демонстрируя следящее устройство на щиколотке, — а еще я не должен вмешиваться в твои дела, — констатировал Нил, — только вот я слышал, что полиция вроде как скрыла часть показаний по делу Гамильтон. — Тссс, — Эмма подняла руку в предостерегающем жесте, — не надо. Мне не нужны лишние проблемы с Малкольмом. Нил помолчал немного, собираясь с духом: — Прости меня, Эмма. Я знаю, что тебе тяжело. Но я буду бороться за нас. Блондинка пожала плечами: — Как хочешь. Но уже давно нет никаких нас, Нил. Я не буду разводиться с тобой до окончания процесса, а потом мы обсудим, что делать дальше. — А как же Генри? — Что, Генри? После всего, что он видел… — она замолкла на полуслове, поскольку любое упоминание отвратительных видео, распространенных в сети вызывали тошноту. Нил внимательно смотрел на жену, сидящую так близко, и при этом находившуюся так далеко, а потом произнес: — Хорошо. Мы поговорим об этом позже. Спокойной ночи. — Доброй ночи.       Эмма расслабилась и выдохнула: Нил занял вторую спальню. Напомнив себе о необходимости поесть, она отрезала кусочек лукового пирога и налила кофе, а затем вернулась к просмотру дисков. К счастью, труды Тамары были не напрасны, и Эмма поняла, как можно дискредитировать главного свидетеля обвинения. Довольная собой, она легла спать, с грустью осознавая, что до половины шестого осталось всего четыре часа.

***

      Разумеется, она восторженно передала Тамаре, что теперь у нее есть шанс выиграть дело. И это было огромной ошибкой: когда она решила рассказать обо всем Реджине и направилась к ее офису, то встала как вкопанная, увидев усиленную жестикуляцию и красные от напряжения лица Грэма и Реджины. По спине блондинки прошелся холодок страха. — Таня, привет, а что там происходит, — подавив дрожь в голосе, спросила Эмма у секретаря. — Если честно, не знаю. У мисс Миллс была Тамара, потом она попросила пригласить Хантера, и вот уже 5 минут они о чем-то спорят.       И Эмма догадалась о чем. О ней. О ее наглости. О том, что она, не спросив именных партнеров, поменяла стратегию в суде.       Реджина вмиг успокоилась, когда сквозь прозрачное стекло заметила виновницу их первого за долгое время разлада с Грэмом. — Добрый день, Реджина. Привет, Грэм, — тихо произнесла Эмма, проходя внутрь кабинета. — Миссис Кэссиди, как вы посмели что-то менять, не спросив меня? Вы здесь без году… — без предисловий начала возмущаться Миллс. — Остынь, Редж. Она просто нашла улики, которые ты проглядела. — Они не существенны. Присяжные вскоре и так оправдали бы Эмили. — Вы заблуждаетесь, — стала возражать Эмма. — Я заблуждаюсь? — нотки ярости стали бурлить в голосе Миллс, — еще одно слушание и оставшиеся присяжные прислушались бы к моим аргументам. — В том-то и дело, что не прислушались. На первом голосовании в пользу Эмили был лишь один голос, и только лишь потому, что вы понравились присяжной.       Реджина переводила взгляд с Грэма на Эмму, пытаясь понять, на кого из них обрушить всю мощь своего гнева. — Реджина, давай поступим следующим образом, — успокаивающе произнес Хантер, — мы дождемся решения суда. Если миссис Кэссиди поможет оправдать клиентку, мы забудем об этом инциденте, но впредь Эмма будет нас предупреждать об изменениях. Договорились?       Эмма кивнула. Реджина задумалась, закатила глаза, но затем ответила: — Хорошо. Но имейте в виду: суду нужен подозреваемый. И кроме Эмили нет ни одной кандидатуры. Но Эмма нашла подходящую кандидатуру. Нет, даже не подходящую. Интуиция подсказывала, что именно брат новой жены убитого причастен к преступлению. В суде ей не составило труда доказать, что охранник, который утверждал, что на месте убийства была одна машина, а пленки с записью никто не мог подменить — ведь Эмма со слов его коллег знала, что тот зачастую спит на рабочем месте. А когда она потребовала приобщить к делу результаты экспертизы собачьей шерсти, которая связывала мистера ОʼКоннора с местом преступления и по неизвестной причине исключенную из доказательной базы ранее, то, Нейтан побелел, ощущая скорое поражение. Эмма говорила, убеждала присутствующих в том, что у новой жены и ее брата были мотивы убить мистера Гамильтона, тем самым снимая подозрения с Эмили. Грэма рядом не было, но это было и не нужно. Эмма почти не волновалась. Вернее уверенность внутри крепла, заполняя каждый напряженный нерв и подавляя желание кусать губы. А еще блондинка чувствовала на себе взгляд, но не один из тех, что бросали на нее коллеги. Он будто говорил: «Эй, ты умница, у тебя получится, ведь ты права». И женщина не выдержала. Сделав паузу в своей речи, она обернулась, чтобы отыскать в зале заседаний того, кто прожигает ее взглядом. И она безошибочно определила бесконечно синие глаза мужчины. Когда их взгляды пересеклись, Эмма заметила короткий кивок, адресованный ей. Незнакомец с пронзительными синими глазами — совершенно не то, о чем следует думать в зале суда, даже если он тебя поддерживает. Взяв себя в руки, она закончила речь. Когда присяжные ушли совещаться, она стала искать среди присутствующих того самого незнакомца — кто он такой и что ему нужно?! Но обладателя невероятных глаз в толпе не было.       Эмма выиграла дело. Прокуратура сняла обвинение, не дождавшись решения присяжных. Нейтан начал расследование в отношении Джеймса ОʼКоннора, брата новой миссис Гамильтон.       Тогда Эмма почувствовала этот вкус. Тот самый вкус победы, о котором любят говорить. Этот вкус навсегда остался в ее памяти напряженным лицом помощника прокурора, взглядом слегка рассерженной Реджины, букетом цветов от Грэма и выпитой в его компании тем же вечером бутылки шампанского и взглядом небесно-синих глаз незнакомца. ***** Для тех, кто видел оба шоу позволю себе некоторые пояснения (хотя, кажется, они вполне очевидны): Реджина/Робин — Дайан/Курт Малкольм Пэн (Питер Пэн) — Гленн Чайлдз. В главе присутствуют отсылки к эпизодам ХЖ: 1×1, 1×15 и 5×4.