Волшебная скрипка

Дверь подъезда с противным писком домофонного замка распахнулась, из черного зева привычно и ненавистно пахнуло кошками, затхлостью подвала и мусоропроводом. Сашка скривилась, прислушалась и в нерешительности замерла на первой ступени лестницы. Судя по звукам, мать опять притащила своих собутыльников, и веселье в полном разгаре. Домой идти не хотелось — аж страсть. Она бы и не пошла, но на улице зима, а в ее тощем пальтишке по морозу не попрыгаешь. Да и дым коромыслом все равно будет стоять дома до ночи, пока соседи не придут ругаться, так что не пересидишь. И батареи в подъезде тоже греют едва-едва, не особенно спасают от холода. Сашка зябко перехватила папку с нотами и футляр со скрипкой, с тоской покосилась на двери квартиры напротив. Там еще осенью жила бабушка Марина, чудесная женщина, которая не раз выручала Сашку, позволяя пересидеть дебош пьяной матери, почитать какую-нибудь книгу. Книг у бабушки Марины было огромное количество — стеллажами были заставлены все стены двухкомнатной квартиры, и были там не только научные труды, классика и все такое. Были там и сказки, фэнтези, фантастика, все то, чего Сашка не начиталась в детстве. Она читала запоем, забывая о собственной неприглядной жизни и быте, представляя себя то могущественной колдуньей, то воительницей, то принцессой, то капитаном космического корабля, исследователем таинственных джунглей… С головой уходила в выдуманные миры. Но бабушку Марину три недели назад увезли к себе внуки — у старушки случился инсульт, поэтому семья решила, что в одиночестве жить она больше не будет. Квартиру заперли. А все чудесные книги, которыми Сашка восхищалась, увезли аж на двух грузовиках. Бабушка Марина хотела оставить несколько Сашке, но тут сама девушка воспротивилась. Не хотелось видеть, как чудесные книги будут изорваны, залиты спиртным или, что еще хуже, будут обменяны на водку. Права голоса у Сашки не было, своих вещей, кроме скрипки, практически, тоже. На прощание старушка долго гладила ее по голове, потом протянула крохотный сверточек: — Вот, Сашенька, на день рожденья хотела тебе подарить, но придется сейчас. Береги себя. В свертке оказалась серебряная цепочка с кулончиком в виде скрипичного ключика. Сашка его не снимала с тех пор даже в ванной, боялась, что мать отберет. Подарок был не дорогой, но для нее — драгоценный. Казалось, грел даже немножко, она для себя придумала, что это ее магический талисман, ее волшебный амулет-хранитель. И сейчас только он и согревал ее, пока она топталась на пороге, с тоской думая, куда бы пойти. Почему закрыли интернет-клубы? Обычно она забиралась туда, скромно прижималась в уголке и сидела, ее не трогали, раз она не занимала комп, от нее не пахло спиртным, и одета она была бедно, но прилично. А сейчас идти совсем некуда, разве что подняться повыше на этаж, может, там будет немного теплее. Сашка почти прокралась мимо двери в собственную квартиру, но ей не повезло: та открылась. — Ку-у-уда, курва! Ты где шляешься, сука подзаборная, дрянь неблагодарная! Сашка съежилась, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. — Я… в школе, мама… сольфеджио же… — Иди сюда! — рявкнула мать, втаскивая ее за воротник пальто в квартиру, и отвесила оплеуху. Пришлось привычно сдержать, сморгать слезы. Плакать нельзя — это Сашка усвоила давно и прочно. — Вали на кухню, приготовь нам закуску. И пожри, там макароны вчерашние. — Да, мама, сейчас, — тихо ответила Сашка. На столе валялись дрянные сосиски, плавленые сырки, стояла банка огурцов. Сашка принялась резать и раскладывать, прекрасно зная, что утащить хотя бы полсосиски нельзя, излупят — это все «богатство» только для матери и ее собутыльников. А для нее — холодные слипшиеся макароны, которыми придется давиться всухомятку. Хорошо одно — сейчас напьются и улягутся спать, а ее оставят в покое. Макароны можно промыть и погреть, будет даже съедобно. Радовало то, что у них двушка — можно закрыться в своей комнатке и не выходить, пока не утихнут. То есть, двушка была раньше, потом отец, пока был жив, переделал ее в трешку — снес стенку между кладовкой и спальней, поделил получившееся пространство на две крохотные комнатушки. В родительской стоял двуспальный диван и шифоньер, в Сашкиной — узкая тахта, стол и маленький самодельный комодик. — Настюх, — говорил он, — у дочки должно быть свое пространство. Мать, когда у нее был приступ ясного сознания, еще успела поставить дочери в комнату прочную дверь и врезать замок. Потом утонула в парах алкоголя. По-своему она Сашку любила, да. И девушка это понимала и прощала мать. Жалела ее: после смерти отца это все началось, Григорий Смирнов был для них солнцем, вот мать и пыталась забыть, что солнца-то больше нет. Сашка отнесла им тарелку с закусью, быстро вернулась на кухню, взяв тарелку с макаронами. Поесть можно и у себя в комнате. Гости матери были ей физически неприятны. Нет, бомжами они не были, да и мать за собой пока еще пыталась следить, все говорила, что хоронить себя не намерена. Искала новое счастье. Да что-то не находилось никакого. Мужики менялись, Сашка считала, что это предательство, ненавидела их всех скопом. Но не могла ненавидеть мать. У той иногда были моменты, когда она становилась собой прежней — давала Сашке денег, покупала ей одежду, спрашивала про успехи в школе. Но все реже и реже. Сашка винила во всем гостей, которые притаскивали закуску и выпивку. Хорошо хоть, квартира принадлежала отцу, а после его смерти отошла Сашке, так что остаться без жилья в случае чего ей не грозило. Хотя иногда хотелось сбежать даже из собственного дома. Но куда? «Вот бы отправиться в Нарнию», — Сашка ловила себя на такой глупой-глупой детской мысли, невесело посмеивалась сама над собой. В их шкафу прохода в волшебный мир не было, увы. Как не существовало в этом мире и Гэндальфа, который нацарапал бы на двери в их квартиру таинственный знак для гномов. Все, что в нем было волшебного — это музыка, как считала Сашка. Когда она брала в руки скрипку, мир менялся. Изредка, когда становилось совсем плохо, Сашка шла в подземный переход и играла там. Не ради денег, хотя иногда ей и бросали монетки в футляр, ради акустики. Эти самые монетки почти подчистую выгребали местные нищие. — За место не платишь, — заявили Сашке. — Так что работаешь бесплатно. Хотя нет, на проезд все-таки зарабатывать будешь. Мы же люди и все понимаем. Она только пожимала плечами. Иногда хотелось иметь много-много денег, чтобы изменить свою жизнь, закодировать от пьянства мать, поступить в консерваторию. Мечта о консерватории была огромна, как небо, и несбыточна. Чтобы поехать учиться в Москву, нужно было что-то большее, чем талант. Сашка снова прислушалась к тому, как за дверью веселятся уже изрядно пьяные гости. Макароны поперек горла вставали, хотелось съесть чего-нибудь другого, хоть ту клеклую булку с колбасой из подземного перехода. Может, сбегать в магазин? Монетки есть, магазин круглосуточный, можно купить там хотя б питьевой йогурт, выпить на улице, бутылку выбросить. Мать и не узнает. Надо только пройти через зал, чтобы никто не заметил. Сделать вид, что идет в туалет, а самой быстро-быстро просочиться в коридор. Хорошо, что двери туалета туда и выходят, главное, не застукала бы мать. Сашка схватила кошелек и быстро юркнула в коридор, оттуда к двери, схватив пальто. Замки открыть не успела — кто-то схватил за руку, навалился, прижимая к стене, тяжело дыша перегаром в лицо: — А кто это тут тако-о-ой? Какая миленькая деточка. А куда это мы так спешим? Сашка взвизгнула, пнула коленом меж ног пьянчуге. И… промахнулась. Попала по бедру. В ответ ее словно чугунной сковородой огрели, Сашка отлетела к обувнице, ударилась виском и замерла на полу. Сознание заволокло черно-багровой пеленой. Возвращалось сознание медленно, как-то странно, словно она сладко выспалась, а сейчас так не хочется расставаться с мягкой постелью, хочется понежиться еще чуть-чуть, поваляться, все равно важных дел нет. Голова не болела, да и вообще ничего не болело, только сил руку поднять не было никаких. Сашка пошевелила пальцами, с облегчением понимая: целы. Это радовало. Руки она берегла, как всегда наказывала ее учительница музыки. Потом попробовала приоткрыть глаза, но свет был слишком ярким. В больнице она, что ли? Но вокруг не пахло больницей. — Милорд, — пролепетали рядом. — Не угодно ли вам выпить средства для восстановления сил? «Милорд? Какой еще…» Сашка попыталась что-то сказать, но из горла вырвался только тихий стон. Низкий какой-то. — Позвольте, сейчас. Губ коснулся край стакана, потом в рот полилось нечто, весьма приятное на вкус, сразу облегчившее страдания. Сашка открыла глаза, удивленно уставилась на роскошную спальню в черно-синих тонах. Такую она раньше видела только в сериалах про дворцовую жизнь. Все кругом не просто дорогое — роскошное: гобелены на стенах, занавеси на высоких окнах, шкаф, кресло возле кровати, прочая мебель. — Где я? И испуганно захлопнула рот — голос был не ее! Мужской голос, и руки — она подняла их к лицу — руки тоже были не ее! Узкие, изящные — но явно мужские. А вот мозоли на пальцах были знакомые, такие только от струн бывают и от смычка. — Вы у себя дома, милорд, — услужливо подсказал стоявший около кровати парень. Сашка уставилась на него, моргнула, только сейчас сообразив, что так ее удивило. Уши. Острые уши. Эльф? Только странный какой-то. Эльфов она представляла немного иначе, такими… эфемерными созданиями, золотоволосыми и зеленоглазыми, с белой, почти прозрачной кожей. Этот парнишка-эльф был крепким, загорелым, коротко стриженым и кареглазым шатеном. А еще он ее боялся. Глаза сразу опустил, а стоило Сашке шевельнуться, слегка напрягся. Но с места не двинулся. Странно… И он назвал ее милордом… «Ой-ой, кажется я… кажется, я попала… Мамочки!» Сашка схватилась за шею, пальцы нащупали тоненькую цепочку и кулон. Вот только это явно был не скрипичный ключик. — Милорд, вам угодно подняться? Подать вашу плеть для наказаний? Сашка прикусила язык. Нет уж, если ее раскусят, как попаданку, может быть все, что угодно. Так что никаких вопросов про плеть! Молчи — за умную сойдешь. За умного, если уж угораздило попасть, да еще и в мужское тело. — А что, кто-то провинился? — строго и холодно, ну, насколько удалось, спросила… спросил он. А кто он-то? Ни имени, ни титула. Милордом слуга мог назвать и графа, и короля. Как бы так узнать? — Надеюсь, что нет, — слуга вздрогнул, согнулся в поклоне. — Но если вам угодно наказать меня, я готов. — Не угодно, — Сашка собралась с духом, рявкнула: — Пшел вон! Рассматривать себя при слуге она не собиралась — эльф мог что-то заподозрить. Тот вздрогнул и выскочил за дверь. Сашка поднялась, осмотрелась, ища зеркало. Что-то похожее на него — скорее, полированный металл, чем стекло, — нашлось в простенке между окнами. И Сашке пришлось крепко зажать рот, чтобы не издать ни звука. Из отражения на нее смотрел надменный молодой блондинчик-эльф с изуродованным шрамами лицом. Если не считать их — красавчик. Не Шварценеггер, отнюдь, но и не хлюпик, вроде бы, не сильно высокий, плечи довольно широкие, грудь крепкая, на прессе, вон, даже кубики имеются. Ниже Сашка смотреть не решалась долго. Потом все-таки глянула, сглотнув. Ничего страшного или особенного… Член и член. На лобке татуировка, какая-то руна. Сашка осторожно потрогала, удивляясь тому, что чувствует. Это было забавно: у нее — член! Теперь можно будет узнать, как это — когда парни себя ласкают. Интересно же. Дверь аккуратно приоткрыли, вошел, согнувшись в поклоне, давешний слуга. — Милорд, завтрак подан. Мне помочь вам одеться? — Помочь, — подумав, решила Сашка. Черт его знает, какая тут одежда, а слуга должен знать, что и как надевать. Одежда оказалась простой — подштанники, штаны, рубаха и какие-то мягкие домашние тапки. И плеть-девятихвостка. Вот зачем ему плеть? Ой, что-то она о себе уже в мужском роде заговорила… Хотя, может, так и надо? Попаданцы — они же не возвращаются, так что придется привыкать, что она уже он. Хорошо хоть имя у нее универсальное… да, имя! Если он тут хозяин, должен быть кабинет, а в кабинете — бумаги. Наверняка там где-нибудь будет личная корреспонденция! В животе буркнуло, слуга залился бледностью, хотя то, что хозяин не спешит на завтрак, его виной как раз не было. — Проводи. Ой, как же непривычно приказывать… Еле сдержал «пожалуйста»! Слуга поспешил впереди, предупредительно открывая все двери на пути. Попавшаяся навстречу девушка в черном глухом платье торопливо прижалась к стене и присела. Понимание того, что здесь все его боятся, Сашке удовольствия не доставило. Почему боятся? Он, тот, кто раньше был в этом теле, был жестоким? Это что же, придется лупить кого-то этой плетью, чтоб не разрушить легенду? Ой-ой, кошмар… Сашке было страшно. Одно хорошо — лицо у этого «милорда» из-за шрамов невыразительное. — Прошу вас, милорд, — слуга отодвинул для него стул. На столе в серебряной посуде чего только не было из еды: закуски, салаты, какие-то сладости. Голодный спазм был словно оттуда, из родного мира. Сашка окинула взглядом столовые приборы, с трудом сдержала облегченный выдох: ложка, вилка — трехзубая, одна, нож, больше похожий на кинжал. Фух, никаких десятков разнообразных вилочек, слава Богу! — Что вам подать, милорд? За стулом, согнувшись в поклоне, застыл тот самый парень-эльф. У входа — две девушки, одна эльфиечка, та самая, что они встретили в коридоре, вторая явно человек, уши у нее были обычные. Под их взглядами Сашке кусок в горло не полез бы, потому — брезгливую мину на лицо и голос похолоднее: — Все вон, сам разберусь, что съесть. Слуги сразу же удалились. Остался лишь тот, первый. — Я что, непонятно выразился? Ух, ты! Вот как он шипеть умеет! Забавно. — Вон отсюда! — Я исполняю ваш приказ, милорд, ни на шаг не отхожу. — Ну так я приказываю отойти. Мне. Нужно. Побыть. Одному! — а это уже не шипение, а рык какой-то. Только бы не довести до наказания! У нее… у него же рука не поднимется… Слуга убрался за дверь, все так же не поднимая головы. Сашка придвинула к себе блюдо с каким-то запеченным мясом, откромсала от него кусок себе на тарелку, потом пришел черед салата. Уплетала она еду с удовольствием. Он уплетал, он. Пора было совсем привыкать называть себя в мужском роде. После завтрака снова вернулся слуга. — Милорд… Что вам угодно? — Пройдусь по дому. Не зли меня, не попадайся на глаза. Будешь нужен — вызову сам. — Да, милорд, — слуга ушел в угол столовой, уселся там на низком табурете. Сашка вышел, осмотрелся и направился по широкому коридору вглубь дома. «Книги, мне нужны книги! Я даже не знаю, как здесь что называется! Вот то, что я ел — что это? Мясо — чье? Боже, надеюсь, здесь развито книгопечатное ремесло… Если нет — я крупно влип». Сашка оглядывал ряды дверей и мечтал о карте. Двери были одинаковые. Черти б их взяли! В конце концов, он решил, что ничего страшного не случится, если заглядывать во все. Милорд он или не милорд? За первой же попалась репетиционная. По крайней мере, Сашка так ее определил. И там, на подставке, сверкала почти кроваво-красным лаком ОНА — прекрасная, как леди, с волнующими изгибами корпуса и грифа! Он благоговейно протянул руки и коснулся скрипки. Это было чудо — инструмент практически не отличался от привычного Сашке. Он забыл обо всем, подтягивая струны, подстраивая, пробуя звучание. И, наконец, взмахнул смычком. Закрыл глаза, погружаясь в музыку. Это было не просто восхитительно, это было волшебно. Он даже не обращал внимания на течение времени. И не замечал, как притих дом. Не просто притих — все вокруг были в ужасе, слуги старались слиться со стенами, стать незаметнее теней. Наконец, Сашка закончил игру. — Как же ты прекрасна, — он погладил скрипку. Он ослабил струны, протер инструмент, уложил его на подставку и прикрыл легким шелковым покрывалом от пыли, найденным здесь же. — Я еще вернусь, — пообещал он, выходя и направляясь к очередной двери. За ней оказалась просторная комната непонятного назначения. «Гостиная», — решил Сашка. В ней стояли удобные низкие диваны, а над широким зевом камина, забранного изящной решеткой, висел портрет. С портрета на Сашку надменно взирал эльф, похожий на то отражение, что он видел в зеркале. Только явно постарше. — Ага… Ладно. Что делать, Сашка не знал. Не шататься же по всему дому. И позвать слугу он не мог — имени его он не знал, а «эй, ты!» — сразу выдаст его. Вот же черт! Пришлось идти дальше. На первом этаже должны быть помещения общего пользования и хозяйственные, типа кухни, кладовых и прочего. А вот на втором — явно личные покои, недаром его спальня там. Рядом с ней должен быть и кабинет, и, если Сашке все же повезло — библиотека. Ему пока что везло, он умудрился найти кабинет. Правда, там опять был тот слуга, смахивал пыль с полок. Оглянулся на тихий скрип двери, задрожал и рухнул на колени. Вот же… нервный какой. — Милорд, я работаю, — пробормотал он. — Да вижу уж. Ступай, принеси воды. Подождав, пока слуга ретируется, Сашка кинулся к столу, буквально заваленному свитками и листами бумаги. Имена мелькали, но Сашка не понимал, которое принадлежит ему. Вот письмо, адресованное некоему Эльтарну Северину. Это он? Вот еще одно, и еще. Кажется, он выяснил свое имя. Теперь неплохо бы прочесть письма. Че-е-ерт, он-то подумал только о мире, а ведь есть еще и люди. Или эльфы. Или как там себя называет та раса, к которой он принадлежит? А кто еще есть? А ведь могут быть и знакомые, и друзья, и… любовницы? Ой-ой, найти бы выход! Только выхода нет, все, придется выкручиваться. — Милорд, я принес вам воды, — пробормотал явившийся слуга. — Через океан нес? — язвительно прошипел Сашка… или Эльтарн? Или Северин? Что из этого имя, а что фамилия? Или тут нет фамилий? — Простите, милорд, — слуга сжался, глядя на плеть. — Так не терпится? — прозвучал язвительный голос. — Давно не пробовал плети хозяйской? Сашка был в шоке: неужели это он такое говорит? Или это память того… милорда? Привычка тела? — Как вам будет угодно, милорд, — еле слышно пробормотал эльф. — Мне будет угодно, чтобы ты сам сказал, чего хочешь, с полным именем и званием. Ну? — Я хочу, чтобы мой господин Эльтарн Северин выпил воды и успокоился. — Дерзкий, — Сашка фыркнул. — Забавно. Ладно, иди отсюда. Мне нужно поработать с бумагами. Эльф неправильно понял задание, ну, что ж, можно подумать, как еще вызнать имя слуги. Подслушать, например. Как-то же к нему будут обращаться другие слуги? — Он сегодня так милостив, — донесся до него шепот из коридора. — Раннин, что с ним случилось? — Я не знаю, не знаю… Он играл — и не стал никого бить… «Ага! — Сашка довольно прищурился, отлипая от двери, — значит Раннин. Вот и хорошо. Теперь — письма». В письмах речь шла о каких-то бумагах и делах в гномском банке. Личных писем было мало, они были скуповаты и казенны. Поздравляли с игрой при королевском дворе. «Значит, тут есть гномы. Ух, ты, интересно, они похожи хоть немножечко на тех гномов из «Властелина Колец»? Или «Хоббита»? — подумал Сашка. Фильмы он смотрел у одноклассника. На книги они были совсем не похожи, так что воспринимались как нечто отдельное и очень отдаленно «по мотивам» книг. Письма закончились. Остальные бумаги были скучными и пока что неинформативными. — Надо в город выехать… Должны же тут быть города? Где-то же стоят гномские банки? Сашка улыбнулся, представив себе этакое смешение «Гарри Поттера» и «Властелина Колец», величественное беломраморное здание и гномский хирд на ступенях в полном боевом облачении.  — Раннин! Слуга прибежал, сразу поклонился, ожидая приказов. — Мне нужно в гномский банк. Приготовь все, и быстро! Расплывчатая формулировка должна была помочь. — Ваш экипаж вскоре будет готов, милорд, — Раннин снова поклонился. — Мне сопровождать вас в парадном наряде или в дорожном? — Сам сообрази, не дурак вроде? Я еду по делам, — рыкнул Сашка. — Да, милорд. Слуга ушел. Пришла служанка, дрожащим голосом пригласив милорда одеваться к выезду. — Никто меня не любит, никто не приголубит, — промурлыкал Сашка себе под нос. — Все только дрожат и прячутся. Страшный я, страшный. Что бы такого сделать… плохого? — М-м-милорд… — служанка едва не расплакалась. — Да-да? — почти участливо поинтересовался Сашка. — Ты что-то хотела? — Помочь вам одеться, милорд? — Помочь, помочь. Вот скажи мне, милая, — он повернулся к служанке, растянув изрезанные шрамами губы в улыбке, — я такой жестокий? — Вы великодушней многих, господин, — прошептала девушка. — Но далеко не идеал, правда? — усмешка стала еще шире. — Тем более сейчас. На мысль о том, что Эльтарн стал жестоким и нетерпимым после какой-то трагедии Сашку навели шрамы. Они выглядели свежими, недавно зарубцевавшимися. — Мы можем пригласить лекаря еще раз, господин. Другого лекаря. — Ты, в самом деле, думаешь, что в этом есть смысл? Или пытаешься меня успокоить? Не стоит, я и так спокоен. Служанка молча принялась одевать его, не поднимая глаз и дрожа. Когда она закончила, Сашка спросил: — А я раньше, до этого, — рука коснулась шрамов, — был еще хуже? — Милорд, вы всегда были щедрым хозяином. — Щедрым? Странное определение. Ты знаешь, что можно быть щедрым и на оплеухи, и на ласку? — Я не понимаю вас, милорд, — она едва не плакала. — Ну-ну, тише. Просто расскажи мне обо мне, как будто я незнакомец. Не бойся, только говори правду, тебе за это ничего не будет. — Вы были самым умелым скрипачом двух королевств, но потом… — она запнулась. — Вы сильно пострадали. И стали жестоким. Вымещали настроение на слугах. Играли… И потом говорили, что потеряли талант, нет вдохновения, били нас сильнее. — Как я пострадал? Эти шрамы — откуда они? Я не помню, представляешь? Я не помню… Изобразить растерянность было легко, Сашка почти и не играл — в самом же деле не помнил, что случилось с предыдущим хозяином тела. Но чтоб вымещать зло на слугах… В голове не укладывалось. — Стеклянная крыша зала рухнула, милорд, когда вы играли. Вы были увлечены игрой… — она опустила глаза. Странно — лицо, значит, пострадало, а тело нет? Или шрамы на теле свели, а на лице оставили? Потому она говорила о новом лекаре? Вопросов было масса, ответов — ни одного. Сашка рискнул спросить все, что подумалось, вслух. — Лекари первым делом залечивали ваши руки, милорд. И спасали вашу жизнь. Лицо… Лекари спасли его, насколько смогли. — Руки, да, — согласно кивнул Сашка. — Что ж, придется научиться жить с такой рожей. Спасибо, милая. Ты можешь идти. Служанка поспешно убежала. Вернулся Раннин. — Милорд, экипаж подан. — Так идем, — отмахнулся от него Сашка, почти безучастно прошел следом по коридорам и лестницам, чтобы сесть в какое-то подобие открытого ландо, запряженного… единорогами. От отвисания челюсти спасло только чудо. Раннин уселся на пол у его ног, только что голову не положил на колени хозяину. Единороги тронулись с места, словно их подогнал кто-то невидимый. Замелькали мимо деревья, воздушные и серебристые. — Раннин? — задумчиво позвал слугу Сашка. Парнишка, вроде бы, верен ему, заботится, можно довериться? Или не стоит? С момента попадания в этот мир у него были одни только вопросы, вопросы, вопросы. Ответы как-то на блюдечке подносить никто не торопился. — Милорд, чем я могу вам помочь? — он повернул голову, глядя снизу вверх. Глаза у него были отчего-то несчастные. — Мне нужна твоя помощь, — медленно подбирая слова, сказал Сашка. — Конечно, — он повернулся окончательно, устраиваясь между ног хозяина. — Сейчас… — и потянулся расстегивать его ремень. — Стой, ты что? — Сашка крепко перехватил его руку. — Ты с ума сошел? Я не о том! — Простите, — Раннин вспыхнул. — Сейчас разденусь. Он решил, что хозяин жаждет полноценного секса. — Сидеть! — в голос паника не пробралась, это Сашка отметил машинально. — Успокойся, тише. Не надо раздеваться. Посмотри на меня. Раннин уставился на него печальным взглядом, замерев на полпути к снятию с себя рубахи. — Милорд? — Что случилось вчера? Я ведь был почти мертв, так? — Да, милорд, вы напугали меня. Я… Я думал, вы умрете… Так странно, эта гроза, — слуга смотрел ему в глаза. — В меня попала молния? Что ж, это многое объясняет. Раннин, я почти ничего не помню. Свое имя, твое — и скрипку. Больше ни-че-го. Понимаешь? — Вы вышли на террасу, в вас ударило молнией, да, вы правы, милорд, — Раннин обнял его колени. — Но вы живы, мой господин. И вы снова играете… — Так и есть. Мне потребуется твоя помощь во всем. Начиная от имен слуг, все, что тебе известно о моей семье и обо мне. Все мельчайшие детали, нюансы — я уверен, такой умный парень, как ты, внимателен и многое знает о своем господине. И еще — расскажи мне об инциденте с разбившимся потолком. — Я сам мало что видел, слышал, что это был строительный дефект. Вода скопилась на крыше, та не выдержала и рухнула. Вы… Пострадали. Очень сильно, — он печально посмотрел. — И я расскажу вам все, что могу. — Ну, ну, руки остались целы, а остальное не так уж и важно. Подумаешь, смазливенькой рожей теперь не сверкать. На выступления маску надевать буду, — Сашке мысль показалась весьма здравой. В конце концов, в ее мире был Призрак Оперы, да? — Вы все равно прекрасны, господин, — Раннин прижался лбом к его коленям. Рука сама потянулась погладить каштановые, с рыжеватым отливом, волосы. Это оказалось необычайно приятно, словно в теплый пух пальцы запустил. Теперь поддавались осмыслению и поползновения Раннина: парнишка, похоже, был влюблен в Эльтарна. Никакого неприятия у Сашки это не вызывало. — Что вам еще угодно, милорд? — глухо спросил он. — Сейчас — ничего, просто будь рядом и подсказывай мне. — Да, милорд. С чего вы хотели б начать? — Раннин повернул голову, прижавшись щекой к его колену. — С гномского банка. Судя по доставленному письму, у них ко мне какие-то вопросы. Какие, тебе известно? — Набежали проценты по вашему вкладу, нужно решить, что делать, — объяснил Раннин. — И что можно сделать? — Оставить на счете, снять. Вам расскажут, мой господин. — Расскажи обо мне. Раннин поднял голову, улыбнулся, впервые на памяти Сашки. — Вам триста семь лет, вы самый лучший скрипач королевства. Семья живет на островах, вы почему-то не общаетесь. Любовников у вас нет, постоянных, по крайней мере. Официальных. — Немудрено — с таким-то характером. Не сахар, да? — усмехнулся Сашка. — Рассказывай все, Раннин, все, что знаешь. Сколько лет ты мне служишь? Известие о том, что ему триста семь лет, вернее, этому телу, не зацепило. Слишком хорошо Сашка помнила о предполагаемом бессмертии эльфов, чтобы удивиться цифре. — Двести два года, милорд. Согреваю вашу постель сто девяносто четыре года. Смею надеяться, что я знаю достаточно много о ваших привычках и вкусах, — Раннин посмотрел на плеть. — Что именно вы хотели бы узнать, мой господин? — Все. Очень сложно, знаешь ли, очнуться и не понимать, кто ты и что происходит. И почему это тебя страшно боятся все слуги в доме, — язвительно усмехнулся Сашка. — Ну и что ты так смотришь на это «украшение»? Я что, бил всех без продыху и за малейший проступок? Раннин молча кивнул, потом пояснил: — В основном, меня. Я… старался попадаться на глаза чаще, не отходить от вас. Иногда было больно. — Почему? И за что? Неужели просто так? — вот это стало шоком большим, нежели возраст или наличие любовника. Любовника, блин! Сашка подумала женской своей сущностью, что это будет очень сложно — она-то в свои семнадцать еще была девственницей и член видела только на картинках. Тем более не знала, как его правильно совать в мужчину. — Вы говорили, что это помогает вам получать вдохновение и избавляет от раздражения, милорд. Вы не любите бить посуду, бережете руки от ударов по стенам. Иногда вам помогал секс, пока… — Раннин замолчал. — Договаривай, — потребовал Сашка. Пока все было логично — бить посуду глупо, руки беречь — первое, что учатся понимать будущие скрипачи. Но вдохновение таким образом? Что за чушь! — Пока не стали знамениты. Я неумел в постели, не раскрепощен. Как вы говорили. Я перестал вас устраивать. — Вот как. И когда же я стал знаменит? «Зазвездился, сволочь белобрысая, да? Ничего, это мы исправим. Смазливую морду попортили, так что нефиг», — со злостью на прежнего хозяина тела подумала Сашка. — Семьдесят лет назад. Вы играли при дворе, собирали полные залы. И сейчас можете, но не выходите из дома… Из-за лица. — Лицо — это афиша музыканта, Раннин. Но любой недостаток можно обыграть себе на пользу. Странно, что я этого не понимал тогда. Дальше? Как давно это со мной? — Полгода, господин… Лекари старались. И вы все еще лучший. Вы самый лучший, мой лорд. Сашка печально улыбнулся: вот ведь, влюбленный эльф. Интересно, чем таким Раннина зацепил этот самовлюбленный самец? — Хорошо, пусть так. Расскажи мне о мире и мироустройстве. — Два королевства, Эглания и Ледара, эльфы и люди. Полукровки, как я, встречаются довольно часто. Есть острова в океане, они нейтральные, там живут те, кто устал от городов и леса. Еще есть степи, там живут орки. Драконы высоко в горах. Раннин снова улыбнулся. Сашке нравилась эта улыбка, она преображала лицо эльфа. Полуэльфа, вот ведь как. — С орками, я надеюсь, никто не воюет? — Как воевать с ветром степей? Да и зачем? Экипаж въехал в город, в уши ударил гул голосов, смех, разговоры. Раннин снова сел у ног своего господина, спиной к его коленям. — Банк слева, милорд. Банк, к едва не прорвавшемуся смеху Сашки, отчаянно напоминал тот самый, из «Гарри Поттера». И привратник у дверей имелся, только не гоблин, а гном — мощный, плечистый малый в кирасе и темно-зеленом тартане, ростом лишь немногим ниже Раннина. Сашка постарался не пялиться на него слишком сильно. Человеческим лицо стража можно было назвать с натяжкой, скорей уж оно походило на уменьшенную горгулью, с рублеными, резкими чертами, коротко стриженой, но густой бородой и волосами до плеч, больше смахивающими на металлическую стружку. Они даже отблескивали металлом. — Приветствую, — прогудел он и потерял интерес к эльфам, сочтя свой долг выполненным. В самом банке к ним степенно подошли еще два гнома в черных костюмах официального вида. — Тан Северин, как мы рады вас видеть. Вы так давно нас не навещали, — один из них приветливо посмотрел на Сашку. — Тан Аурум, — Раннин поклонился. — Мой лорд был несколько занят. Гном улыбнулся и понимающе покивал. — Придется это исправить, тан Аурум, — Сашка внутренне рассмеялся: Золото, ну надо же, и кто бы сомневался? — Могу я получить полную информацию о своих финансах? Приходилось тщательно выбирать слова. Кто знает, сколько у него счетов, а вдруг один? А существуют ли здесь выписки по счету? А поверенные? — Конечно же. Идемте. Вашему сопровождающему принести что-нибудь? — Раннин? — Стакан воды, мой господин, — склонился полукровка. Сашка кивнул и направился следом за таном Аурумом. Сердце просто обмирало от ужаса и предвкушения, кровь бухала в виски, а кончики пальцев холодели. Что сейчас будет? Нет ли у гномов какой-то магии для выявления таких вот «попаданцев»? Но все обошлось. Его усадили на кресло за тяжелым столом, принесли зеленый чай. — Итак, тан Северин, что вы хотите сделать с вашими деньгами? Вы давно не забирали средства, мы волнуемся… Никаких распоряжений от вас не поступало. — Зачем мне забирать средства? — удивился Сашка. — Меня вполне устраивает то, что деньги хранятся в вашем банке и работают, принося прибыль. Это ведь так? — Конечно. Я имею в виду проценты. Вы раньше спешили их обналичить… — Сейчас мне не требуются большие суммы. Некоторую часть я все же обналичу, как только увижу отчет, — намекнул Сашка. Тан Аурум закивал и принес тяжелую папку. — Ознакомьтесь, тан Северин. Здесь все о вашем счете и поступлениях. «Вот же черт! Ну и как мне не выглядеть дурой… дураком, рассматривая цифры? Я же в этом ни-че-го не понимаю!» — в панике мысленно завопил Сашка. Но папку взял и даже открыл. Строчек было много. И цифры радовали. — Вы богаты, тан Северин. А вот сумма, которая набежала. — Тан Аурум, богатство никогда не было величиной постоянной и неподверженной внешним воздействиям, не так ли? — снова подбирать слова, одно к одному. Хорошо, что Сашка там, в своем мире, так много читала. — Вы — весьма разумны, тан Аурум, и, несомненно, посоветуете мне сумму, достаточную для обновления… хм… моего образа? Сценического, разумеется. — А как именно вы хотели бы его изменить? — Прежде всего, я не намерен тратить деньги на заведомо бессмысленные попытки вернуть своему лицу прежний вид. Поэтому я хотел бы выступать в маске. Вот от этого, продумывая образ, я и собирался отталкиваться. — Отличный образ, тан Северин. Отличный. — Мне тоже так кажется, — Сашка улыбнулся и успел заметить мелькнувшее в глазах гнома… сожаление? отвращение? Интересно-интересно, это общее отношение к искалеченному эльфу или только гномское? Или же только присущее этому гному? — Что ж, я обдумаю сумму, тан Северин. Ваш счет велик, денег хватит на все. — Но никаких излишеств. Расчет только на проценты. Основной вклад пусть остается нетронутым. И работает. Мы поняли друг друга, тан Аурум? — Разумеется, тан Северин. Раннин сразу бросился навстречу, как только они вышли. — Думаю, мы направимся домой, но не самым коротким путем, — сказал ему Сашка, придерживая за плечо. — Замечательная погода, и мне хотелось бы проветриться. — Как пожелаете, милорд. Прикажете отвезти вас к фонтанам? Или к фруктовым рядам? — Раннин снова посмотрел на плеть. — В лес. Просто в лес, Раннин. Мне нужно… нужно побыть не среди людей, — подумав, сказал Сашка. — Да, милорд. Есть одна поляна… Мы там встретились, — Раннин слегка испуганно взглянул. — Расскажешь по пути, мне интересно. Уже в коляске, почти разозленный, Сашка сдернул с пояса плеть и тут же пожалел о резком движении. Раннин словно окаменел, затем медленно снял рубашку, подставив исчерченные темными полосами плечи. Сводить следы плети он перестал давно. — Я что, приказывал это делать? — прошипел Сашка, скручивая плеть чуть ли не в клубок и швыряя под сидение. Потом схватил полуэльфа и усадил рядом с собой, не позволив сесть на дно коляски. И принялся рассматривать шрамы, старые и недавние. Эльтарн был очень порывист, это становилось тем заметнее, чем больше времени проходило от вселения. Характер Сашки немного уравновешивал привычки тела и его темперамент, но уже сейчас было ясно — придется мириться с некоторыми особенностями. Раннин искоса посмотрел, затем глухо произнес: — Простите, милорд. Следы были разной свежести и глубины, кое-где наслаивались, словно били по старому, перекрывая. — Прощаю. Не смей шарахаться, я не собираюсь тебя бить! Вот кто бы сказал Сашке, что от одного вида этой избитой спины у него «встанет» — получил бы в нос, несмотря на ранее незлобивый нрав девушки. Сейчас Сашка откровенно пришла в замешательство: ее пугали подобные наклонности тела, и хотелось погладить, словно это могло убрать следы, оставляя только чистую смуглую кожу. — Рано или поздно снова захотите, мой лорд. Я привык, мне даже почти не больно от плети. У Сашки потеплели, потом стали горячими ладони, и он, больше не раздумывая, положил их на плечи полукровки, прикрыв глаза. Хотелось чуда. Вот так же точно, как тогда, когда Сашка читала «Нарнию» или «Алису в Стране Чудес». Раннин тихо вздохнул. Кожа под ладонями Сашки была прохладной, затем по ней словно поток воздуха прошел, шрамы разгладились, больше не ощущаясь. У него закружилась голова, так что ничего удивительного, что лорд решил опустить ее на плечо слуги, не было. — Вот так. Так лучше… Посиди тихо, мне что-то нехорошо… — Выпьете воды, милорд? — Раннин взволновался. — Д-да… сейчас, тихо. Просто дай мне на тебя опереться и не двигайся. Сашке было откровенно хреново, но пугать парнишку не хотелось. И без того пуганый. Раннин повернулся, обнял его, устраивая голову Сашки у себя на груди, принялся гладить по волосам. — Сейчас я выровняю потоки вашей магии, милорд. Вы перенапряглись, а вам пока что нельзя. На какие-то мгновения Сашке показалось, что ее держит на руках отец. Потом это ощущение сменилось легкой дремотой, он все слышал и чувствовал, но не хотелось открывать глаза и шевелиться. Как утром. — Я отвезу вас в лес, там вам станет легче. Там мягкая трава, там солнце, ваши любимые цветы, — нашептывал ему на ухо Раннин. «Надеюсь, это не какие-нибудь плотоядные фиалки», — лениво подумал Сашка, совсем сползая на колени слуги головой и устраиваясь поудобнее, обнимая узкие бедра рукой. Экипаж мягко покачивался, единороги пофыркивали на бегу. Постепенно гул города сменился щебетом птиц и журчанием, потянуло прохладой и запахло цветами. — Вот и приехали, — шепнул Раннин. Сашку вынесли на руках, уложили на нечто мягкое и пружинящее. Он полежал немного, наслаждаясь птичьими трелями и прохладой тени на лице, потом открыл глаза. — Извини, я задремал. Так ты не рассказал мне, как мы встретились. — Я собирал травы, — Раннин сидел в тени ствола дерева, блаженно глядя в небо. — Вы прогуливались по лесу, подвернули ногу. Я нес вас на руках до экипажа. Не очень романтичная история. — Почему же? Начало вполне… вполне. А что было дальше? — Дальше я долго вас разыскивал, наконец, смог найти. И попросился стать вашим личным слугой. Вы долго отказывались, но потом все-таки согласились, не знаю, почему… — Раннин посмотрел на него. — Вам удобно, милорд? Принести плед? — Мне удобно, не суетись. А что сподвигло тебя на поиски и уговоры? Вот так-так! Значит, это не лорденыш присвоил себе красивого полукровку, сделав своей игрушкой, а полукровка пришел к лорденышу? Это уже интересно! Раннин отвел глаза, пожал плечами. — Я был влюблен. — Больше нет? — прошедшее время в его реплике отдалось какой-то болью, тонкой струной сожаления. — Я не знаю, милорд. Разве вашей игрушке можно иметь чувства? — А разве ты игрушка? — Сашка вспомнил его реплику про «и успокоился», усмехнулся. Нет, рано он посчитал Раннина сломанным. Только вытащить это из него, расправить помятые крылышки его синей птице. — Как того пожелает мой господин. Яркая разноцветная бабочка села на протянутую ладонь Раннина, сложив крылышки. — А своей гордости у тебя уже не осталось? Господин Эльтарн Северин желает, чтобы ты не считал себя его игрушкой. Мне, да будет тебе известно, сейчас больше нужен верный друг, который не предаст. — Предать вас мне бы в голову не пришло, милорд. Я надеюсь, что где-то там, в глубине души вы все еще остались прежним, — Раннин снова застыл, ожидая наказания за дерзость. — А прежним — это каким? — полюбопытствовал Сашка. — Когда я впервые увидел здесь эльфа, которого любил, это был мечтательный мальчик, который обожал музыку и играл на скрипке просто ради своего удовольствия. — Может, ты его еще и увидишь, — эльф улыбнулся. Прислушавшись к себе, Сашка понял, что больше не чувствует слабости. Вместо нее внутри по жилам словно запустили шампанское — энергия пузырилась и кололась, как нарзан, тело требовало движения. А еще — внизу живота снова словно стягивался узел. Странное ощущение, ничуть не похожее на то, что Сашка переживала в теле девушки. Раннин двинул пальцами, бабочка поднялась в полет, сгинув среди трав. Сашка приподнялся на локтях, рассматривая его. Перекатился поближе, почти касаясь ладонями бедра, приподнялся и прогнулся, потягиваясь. Раннин смотрел на него, думал, что ему хочется просто поцеловать этого эльфа, а там будь что будет. Хотя нет, нельзя. Это он после удара молнии добрый, а потом вернется память, все начнется сначала. За него все решил сам Сашка. Обмирая от опасения сделать что-то не так, примостился на коленях, уткнувшись ими в бедро Раннина, осторожно провел рукой по его щеке, приподнял голову, разворачивая ее к себе. — Я ничего не помню, Ран. Совсем ничего. Извини, если буду неловок. Поцелуй… это оказалось довольно просто, если не задумываться о том, что она в теле парня-эльфа целует другого парня. Раннин обнял его за талию, прикосновение ладоней словно обожгло даже сквозь одежду. Значение просторечного «рвет крышу» потихоньку раскрывалось во всей своей глубине. «Как бы еще кран не сорвало», — с толикой чудом оставшегося здравомыслия и юмора успел подумать Сашка, прежде чем его ремень все-таки капитулировал под ладонью Раннина, а собственные руки, подхватив дурной пример, последовали ему, разбираясь с застежкой ремня полукровки. Раннин, несмотря на то, что вроде как его прежний обладатель Сашкиного тела именовал неумелым и нераскрепощенным, целовался, демонстрируя немалый опыт. Да и руки у него оказались весьма шальными, Сашка и моргнуть не успел, как его всего ощупали, облапали, погладили. Страшно было представить, что же тогда могло называться раскрепощенностью у этих эльфов. Сашка мгновенно потерял ведущую роль, позволяя делать все, что угодно, лишь бы только избавиться от накатывающего волнами жара и тянущей тяжести в паху. Мимолетные прикосновения удовлетворения не приносили, только заставляли окончательно терять голову и волю. Раннин выбрал самый простой путь удовлетворения своего лорда, решив ублажить его ртом. За двести лет уже как-то научился понимать, что именно нравится Эльтарну и его болезненной жажде власти. Хотя почему он считал, что такой способ снятия напряжения для Раннина унизителен, полуэльф так и не понял. Нынешний раз был странным. Он понял это практически сразу. Его не хватали за волосы и не тыкали носом в пах, как щенка. И всегда казавшийся в последнее время таким холодным лорд словно вернулся на те же двести лет назад, сто девяносто четыре, вернее. Снова выгибался в его руках, зарываясь пальцами в траву, невнятно, на выдохе, о чем-то умоляя. Раннин думал, стоит ли этому радоваться, продолжал свое занятие. Его это все давно перестало возбуждать, хотя поцелуй сегодня был дурманящим. Но полуэльф запретил себе радоваться и надеяться — еще пара дней, снова все будет, как всегда. И почему он не может просто уйти? Он ведь не в рабстве, просто слуга на жаловании. Можно выйти на улицу и уйти, не оглянувшись. Но нет… Что ж его так держит? Тихо вскрикнул и забился под его руками господин, рот обожгла сладковатая горечь семени, снова напомнив о том, что ушло безвозвратно. Раскинулся по траве, не открывая глаз, а ресницы мокрые. И лицо спокойное, что даже шрамы как будто разгладились. Раннин застегнул свой ремень, уселся под деревом, вытер рот тыльной стороной руки. Отлично, вот тебе лес, вот тебе твой эльф… Только больше не хочется его по этому лесу водить, показывать разные травы и слушать скрипку на закате. Даже если та молния была послана богами, боги эти слишком поздно спохватились — ничего уже не вернуть. Ничего. Сашка немного отошел от первого в жизни оргазма, приоткрыл глаза. Раннин снова сидел под деревом, рассматривая что-то в небе. Отстраненный такой. И ничуть не возбужденный. Это неожиданно больно оказалось: понимать, что все твои стоны и телодвижения остались для первого любовника не большим, чем для опытного… опытной путаны. Которая даже сымитировать хоть какое-то удовольствие не потрудилась. Сашка перевернулась на бок, сворачиваясь в клубок, насколько позволило это чертово чужое тело. — У вас что-то болит, милорд? — сразу же встрепенулся Раннин. — Нет, — глухо отозвался Сашка, помедлил и приказал: — Едем домой. — Да, милорд, — Раннин протянул ему руку, помогая подняться. Сашка проигнорировал ее. Обида горьким комом сбивалась внутри, приходилось тратить силы на то, чтобы подавить ее. А что он хотел? Чтобы этот парень, которого без жалости пороли чуть ли не каждый день, перед ним выплясывал и кончал, отсасывая, просто за «здорово живешь»? Но это рациональное мышление так говорило. А вот девочке Сашке было просто обидно. Очень обидно. Раннин молча уселся на свое привычное место, отдав мысленный приказ единорогам везти экипаж домой. Сашка, как бы эмоционально он ни чувствовал себя ущемленным и обиженным, полюбовался на окрестности, сады и поля, потом — на поместье, где обитал Эльтарн Северин. Ничего себе домик оказался, приземистый, двухэтажный, но с небольшой башенкой в левом крыле. Дом окружал сад, отделенный от него шпалерой вьющихся роз, а от дороги — живой изгородью в два человеческих роста высотой. Сашке понравилось, что, судя по всему, крыша у башенки плоская, и туда можно будет выбраться поиграть в хорошую погоду. — Пусть готовят и накрывают к обеду. Меня не беспокоить, — бросил он, первым срываясь с места, стоило только экипажу остановиться. Направился, конечно же, в репетиционную, схватив инструмент так жадно, словно был разлучен с ним по меньшей мере недели, а то и годы. Еще там, дома, Сашка знала за собой особенность: обиду, боль, неприятности нужно сыграть, чтобы отпустить их, пережить и забыть было легче. Это сейчас было весьма кстати. Настраивать скрипку пришлось недолго, руки сами подтянули струны, освобождая мозг для мыслей. Но вместо стройных размышлений в голове была каша, и вот эту-то кашу Сашка и выплеснул из себя штормовым валом музыки. Он давно уже не играл что-то программное в таких случаях, это было бесполезно. Хотя напоминало то ли этюды Паганини, то ли Чайковского. Стоило ему закончить играть, в дверном проеме показался Раннин, который все это время сидел под дверью. — Красиво, милорд. Никогда раньше не слышал такого. Сашка опустил скрипку, тяжело дыша, и голову. Привычный способ не помог. Или помог не до конца. Или это все было виновато чертово чужое тело. Но бить Раннина он не станет. И вообще никого не станет бить. Он отвернулся от слуги, снова вскинул скрипку к плечу. Это была колыбельная, когда-то ее пел маленькой Сашке отец. Говорил, что ему ее пела прабабка. Слова Сашка почему-то не помнил, а вот мелодия врезалась в память намертво. Раннин никуда не ушел, слушал игру, раз уж не прогнали, задумчиво улыбался, снова видя вместо комнаты залитую солнцем поляну и юного эльфа со скрипкой, упоенно играющего и наслаждающегося своей игрой. Сейчас он не мог сказать, что Эльтарн наслаждался. Он, скорее, пытался потеряться в своей музыке, как в густом незнакомом лесу. Но не мог. Мелодия оборвалась. — Обед? — Да, милорд, все уже накрыто. Вчера вы хотели на обед побольше мяса, лекарь сказал, что оно должно помочь справиться со шрамами. Я приготовил для вас пару перепелок. — Хорошо. Приготовь мне домашнюю одежду, я переоденусь и спущусь к столу. Скрипка была уложена на место, как святыня. Смотреть на слугу Эльтарн явно не желал. — Да, милорд.