***
Пальцы выбивали ритм по блестящим перилам, в которых цветные огни отражались вытянутыми и искривлёнными, словно хвосты комет. Артём смотрел на движущиеся и изломанные в мигающем свете фигуры на танцполе с балкона второго этажа. Где-то там прыгала Оксана, а Артём пытался высмотреть парня в жёлтой футболке, который совсем недавно вот так же стоял возле перил. Они с ним пару раз переглянулись, и, кажется, что-то там промелькнуло, но тут к Артёму притёрся нагловатый дядечка в нелепом белом костюме, делавшем его похожим на мексиканского наркобарона из дешевого боевика, и за ту минуту, что ушла на то, чтобы от него отделаться, жёлтая футболка куда-то исчезла. Артём не особо переживал: он занимался сексом с Русланом чуть более двенадцати часов назад, и большой потребности подцепить кого-то не испытывал; он и пришёл-то сюда в основном потому, что Оксана просила. Её компания из двух подруг на сегодня неожиданно отвалилась, а в одиночку она не ходила. Ей было важно зайти в клуб с кем-то, даже если они после этого за весь вечер ни разу не виделись. Планы Оксане менять очень не хотелось: во-первых, она уже договорилась с бабушкой, что та посидит с ребёнком, во-вторых, Let’o’Party в «Ангаре» она пропускать не желала, так как под него уже было заготовлено шикарное винтажное платье с открытой спиной и пышной юбкой. Сегодняшняя ночь, как задумывалось, должна была открывать летний сезон, но на улице несмотря на середину мая было всего пятнадцать градусов и шёл дождь, так что лето только и оставалось что создавать самим. Гостей клуба приглашали явиться в пляжной и остро-летней одежде, и Артём впервые решился надеть привезенные из Штатов брюки, английское название которых Вадим переводил как «иди к чёрту!», а Артём как «мне насрать, что вы об этом думаете». Мятного цвета с вышитыми в шахматном порядке маленькими синими китами, куплены они были больше шутки ради — носить их в родном городе Артём не решился бы, но для такого случая они подходили идеально. Он почувствовал, как его обтянутой мятно-зелёным задницы легко, едва заметно коснулась чья-то рука: парень в жёлтой футболке прошёл мимо, даже не поглядев, словно задел совершенно случайно. Артём пару секунд подумал, осмотрелся, не заметил ли кто, а потом пошёл в ту же сторону — к туалетам второго этажа. В отличие от первого, они всегда были почти пустыми, особенно часть с кабинками. Сейчас тут был только один человек, уже державший руки под сушкой и явно собиравшийся уходить. Когда Артём прошёл мимо него в дальнее помещение, дверь угловой кабинки приоткрылась. Обладатель жёлтой футболки, жгучий брюнет с длиннющими густыми ресницами, вблизи оказался даже симпатичнее, чем Артёму показалось в полутьме зала. Артёма обхватили за пояс и притянули к себе. Потом они оба замерли, когда услышали, как в туалет кто-то вошёл. Послышались голоса и смех, грохот шагов по кафелю. Парень наклонился к уху Артёма и прошептал: — Ты сверху или снизу? — И так, и так, — ответил Артём, хотя сверху он пробовал всего лишь два раза. — Тогда я сверху, — парень сжал зубами мочку уха Артёма и тут же отпустил. Он словно заранее знал, что Артёма заводит — прикосновения к ушам, щекотный шёпот в них, покусывания. Артём прислонился к стенке кабинки, потянул парня на себя и приоткрыл рот. Они начали целоваться, и у Артёма от грубого, болезненного поцелуя и выпитого алкоголя начало мутнеть перед глазами. Он закрыл их, и кабинка качнулась, срываясь в летящее круговое движение. Из-за пластиковых стенок были слышны разговоры, хлопанье дверей, ходьба, звук льющейся воды, но Артёму было плевать; тому, кто целовал его и одновременно пытался расстегнуть на нём брюки, — тоже. «Ангар» был не тем местом, где можно было заняться сексом в кабинке туалета: познакомиться, слегка пообжиматься — пожалуйста, в остальном риск был слишком велик; но сегодня Артёма буквально несло, неожиданно нахлынувшее возбуждение было резким, лихорадочным, не оставлявшим здравому смыслу ни единого шанса. На ремне у Артёма была пряжка из двух колец, и парень в жёлтой футболке никак не мог протолкнуть хлястик обратно в кольцо. Артём убрал его руку: — Подожди, я сам. Он вытянул конец ремня и заодно расстегнул пуговицу и молнию. Парень тоже времени не терял — расстегнул свои брюки, приспустил трусы и вывалил оттуда толстый тёмный член и крупные, в редких волосках яйца. Он подошёл ближе и вложил член в замершую руку Артёма: того немного смутил размер, было одновременно страшно и любопытно, до колотья в паху любопытно, каково будет почувствовать такое там. — Нравится, да? — парень ощупывал член Артёма пока что через трусы, аккуратно и тщательно, словно хотел произвести сравнительные замеры. Артём, медленно надрачивая чуть влажную, увесистую штуковину, кивнул. — Я хочу, — парень прикусил нижнюю губу Артёма, а потом провёл вдоль неё языком, — посмотреть, как он войдёт в твой рот. Засунуть его тебе. Артём облизнул губы и, на ощупь опустив крышку унитаза на сиденье, сделал шаг в сторону. Парень подтолкнул его — садись! — вынул член из рук Артёма, а потом, когда тот сел, поднёс к его лицу. Головка матово, сочно блестела, и Артём потянулся к ней, для начала проведя по её краю языком, ощущая солоноватые, терпкие, мужские вкус и запах. Парень вздрогнул, застонал и вскинул голову вверх. В следующую секунду он отпрыгнул от Артёма. — Ты чё блядь!.. Артём в первую секунду даже не понял, что произошло, решил, что больно задел зубами, хотя и не понимал, как такое могло случиться — он ничего, кроме как лизнуть, сделать не успел. Он поднял голову и увидел, куда глядит парень, которому он только что собирался отсосать. Поверх боковой стенки на них кто-то смотрел. Стенка заканчивалась высоко, порядком выше человеческого роста и тем более уровня глаз, и поэтому не было ничего удивительного, что наблюдателя не заметили сразу, только когда парень в жёлтой футболке запрокинул голову. Теперь он испуганно запихивал своё хозяйство обратно в трусы. Даже не застегнув молнию, он откинул засов и бросился бегом из кабинки. Артём только тихо выматерился и потянул язычок молнии. Он, даже не видя лица того, кто на них смотрел, — лишь кусочек его подбородка, по одним только гладким прямым волосам узнал Захара, а когда тот нагло прокомментировал позорное бегство жёлтой футболки: «Какая стесняшка!», сомнений уже никаких не осталось. — Какого хрена?! — прошипел Артём. На Захара хотелось наорать, но делать это здесь он не решался. — Совсем больной? Голова Захара исчезла, послышался тяжёлый прыжок и потом звонкий щелчок двери. Артём едва успел подняться на ноги, как Захар показался в дверях его кабинки. — Ебанат! — Артём затянул ремень и зло посмотрел на стоявшего перед ним Захара. — Какого хуя ты сюда припёрся? Взгляд задержался чуть дольше обычного: на Захаре были светлые джинсы и белая майка, и стало видно татуировку на левой руке. Она начиналась от запястья и покрывала плотно, без единого просвета, всю руку до самого плеча. Рисунок, хотя Артём и не разобрал его в деталях, был мрачным, но красивым нагромождением клыков, когтей, механизмов, частей циферблатов, лезвий и цепей. Захар заметил, что Артём смотрит на его руку, и довольно усмехнулся: — У меня флаер был, всего двести рублей вход, не мог не прийти. — Куда у тебя вход двести рублей?! В туалет? — Артём подошёл к Захару вплотную, но тот перекрывал дверь полностью. — В туалет я за тобой пошёл, когда понял… Артём, поняв, что Захар не собирается убираться с дороги, толкнул его обеими руками, не в полную силу, но достаточно определенно. Захар даже не пошатнулся. Теперь, когда они стояли так близко, Артём заметил, что хотя они были с Захаром практически одного роста, тот был заметно массивнее и шире в плечах и груди. — Чего тебе? — Да ничего, просто интересно, — Захар рассмеялся, и только по смеху Артём понял, что он был пьян. — Это как в гей-порно… — Пасть свою заткни! — прорычал Артём, снова толкая Захара. Он слышал, что голоса доносившиеся из дальней части туалета, затихли — к разговору на повышенных тонах явно стали прислушиваться. Захар держался обеими руками за дверной проём и улыбался, самоуверенно и бесяще. — Даже жаль… — тихо, так что даже Артём едва слышал, произнёс он. — Я бы посмотрел, как тебя имеют в рот. Пьяная улыбка исчезла с лица Захара, он рассматривал Артёма с непонятной, внимательной серьёзностью, и тот буквально чувствовал прикосновение его взгляда к своему рту. Ему стало жарко, губы словно обожгло, и он непроизвольно, только потом сообразив, как это может выглядеть со стороны, провёл по ним языком. Он не мог ни послать Захара, ни снова попробовать оттолкнуть его, ни хотя бы отойти назад, ни отвести глаз от его лица. Он несколько секунд стоял словно в столбняке, плыл, терялся, цеплялся за остатки самообладания, пока Захар, дёрнув головой, словно стряхивая с себя точно такое же оцепенение, не отошёл в сторону. — Прикольные штанцы, — сказал он чужим насмешливым голосом, когда Артём проходил мимо него. Артём оглядел себя так, будто забыл, в чём вышел из дома, и только сейчас обнаружил на себе брюки с китами.***
Стоило выйти на крыльцо университета, как прямо в лицо ударило солнце. Артём, прижав к боку чертежи, ради которых он специально забегал на факультет — распечатать на плоттере, начал рыться в сумке, пытаясь на ощупь отыскать там солнечные очки. Надо было оставить распечатанное на кафедре — всё равно ещё несколько дней не потребуются, но Артём боялся, что их куда-нибудь запихнут, помнут или перепутают с чьими-нибудь ещё. Нацепив наконец очки, Артём пошёл вдоль здания университета, огибая подсыхающие лужи в ярко-жёлтых ободках пыльцы. Потом, отклонившись от привычного пути к дому ради тени, он свернул на зажатую между двумя универовскими корпусами улочку, узкую, тёмную да ещё и плотно засаженную липами. Сразу за углом торчала табличка «Место для курения» и толпился с десяток студентов с сигаретами. Двоих своих с четвёртого курса Артём узнал сразу. Можно было просто пройти мимо, но они встретились взглядами, и Артём на пару секунд остановился, чтобы пожать руки. К нему тут же подошёл ещё один, которого он сначала не заметил. — Артём Львович, здрасьте! А мне сказали, вас сегодня не будет. — Меня и не было, а что? — Артём протянул руку для рукопожатия в третий раз. — У меня тут обстоятельства на следующей неделе, семейные… Артём поднял на лоб очки — в тени он в них почти ничего не видел — и приготовился выслушать историю о том, почему Протасов не может сдать зачёт. — Можно я с сорок второй группой приду? — Приходи, мне без разницы. У них ведь раньше зачёт? — Да, у них раньше. Я в деканате спрашивал, они сказали, что ведомость не дадут или что только вам дадут… Протасов говорил ещё что-то, но Артём уже не слушал. Он только сейчас, сняв очки заметил, что стоявший до того к нему спиной парень был Захаром. Артём почти сразу же отвёл взгляд, и на лице у Захара тоже не отразилось узнавания. Оба сделали вид, что друг друга не знают. — Ты, главное, на зачёт приди, — ответил Артём, — и сдай. С ведомостью я разберусь. — Здравствуйте! — вдруг широко улыбнулся и протянул ему руку Захар. Артём, которого почему-то взбесила эта выходка, так напомнившая начало того разговора в «Норе», протянул руку не сразу и с таким видом, что Протасов, не совсем понявший, что вдруг на Захара нашло, пояснил: — Захар с нами раньше учился, из нашей группы… — Понятно, — коротко сказал Артём и выдернул руку, которую Захар совершенно намеренно стискивал и не отпускал. — А на предзащиту чертежи надо нести? — спросил его уже другой студент. — Конечно, надо. Чертежи и изображения, если есть. — А если не принесу? А то я до завтра уже не успеваю. — Придётся успеть, — пожал плечами Артём, хотя сам вообще был бы рад отпустить курсовиков с миром. Они ему достались после перераспределения тех, кто писал работы у Вадима, и он толком не представлял, как ими руководить. Артём в последний раз покосился на Захара — тот уже успел где-то загореть — и, попрощавшись со студентами, пошёл дальше. Он и без сегодняшней встречи всю прошлую неделю думал о дебильной сцене в туалете. Он тогда тоже трусливо сбежал. И боялся он не столько того, что кто-то мог подслушать их разговор, сколько самого себя — звонкой пустоты в голове, прилива крови к лицу и раздражающего ощущения легкости, почти парения. Он как будто был рад тому, что Захар явился в самый неподходящий момент и всё испортил. Любой на его месте бросился бы душить засранца голыми руками, а он был почти рад… Он потом долго не мог уснуть, пришлось даже заваривать один из маминых чаёв и, для усиления успокоительного эффекта, дрочить. Он лежал на кровати, широко разведя ноги, одной рукой сжимая член, другой поглаживая мошонку и иногда ниже, задевая края заднего прохода, и представлял, как парень в жёлтой футболке трахает его в рот, а Захар смотрит. Без Захара это всё не имело бы смысла и было бы далеко не так возбуждающе. Он должен был смотреть, как этот толстый член касается его губ, обводит их, надавливает и раздвигает, погружается… Как движется, грубо и ритмично, блестящий и мокрый от слюны, и входит каждый раз всё дальше. Артём стонал сквозь зубы, всхлипывал, тёрся задницей о постель и не мог вспомнить, в какой момент всё поменялось, и в рот он уже брал не у того незнакомого парня, а у Захара. Когда он мыл руки, яркий свет в ванной оттеснил то густое, липкое марево, что окутывало его последние пару часов, и он не понимал теперь, как подобное могло прийти ему в голову, откуда взялась не то чтобы ненормальная, но неуместная, глупая, даже унизительная фантазия, где его имели в рот на глазах у наглого сучонка Захара. Ему, наверное, впервые в жизни было стыдно за собственные сексуальные фантазии, но тем не менее он уснул, едва вернулся в кровать. И дроч под Захара был первым, что всплыло в голове, едва Артём проснулся на следующее утро. То, что он напридумывал, беспокоило даже сильнее, чем реальная ситуация в клубе, довольно опасная, кстати. Артём понимал, что после того, что было с Вадимом, Захар и близко к себе не подпустит такого, как он, а то, что он сказал — «Я бы посмотрел, как тебя имеют в рот» — должно было оскорбить и унизить. Захар наверняка смотрел на это как на унижение, он вряд ли понимал, что можно кончить, думая об этом.