До несвиданья

      Артём вытерпел два дня, а потом сам написал Захару: во-первых, он не любил расставаться на плохой ноте, это мучило и грызло, не давало покоя — наверное, даже искать Захара с самого начала он решил потому, что тот расстался с Вадимом нехорошо; во-вторых, он всё ещё скучал, как будто не было того часа вместе, а гложущее, сосущее чувство, что преследовало его всю вторую половину поездки, не удовлетворилось и не насытилось.       Он написал Захару одно слово: «Извини». Под окошком диалога застрочила маленькая ручка — Захар что-то набирал, но потом ручка исчезла, а ответа так и не пришло. Артём пожалел, что «Вконтакте» нет такой функции, как в некоторых других мессенджерах: они отображали и неотправленный текст. Он мог бы узнать самую настоящую правду, более настоящую и честную, чем всё то, что Захар когда-либо напишет или произнесёт вслух. Он не отступился:       «Ты прекрасно понимаешь, что я прав»       Захар опять что-то долго набирал, в ответ отправив — всё же отправив! — одно только «да».       «Есть разговор. Можешь со мной встретиться?»       «У тебя?»       «Да, сегодня вечером. Или ты работаешь?»       «Я уже не работаю»       И действительно, зачем ему работать, если папочка подобрел?       Артём закрыл вкладку «Вконтакте» и, с минуту потупив, бессмысленно водя мышкой в окне «Фотошопа», снова взялся за схему зонирования участка: к завтрашнему утру всё должно было быть сдано. Весной он договорился со Столяровым, что начнёт работать в «Вертикаль Девелопменте» с сентября — тем более что проект, которым его заманивали, отложился на неопределенное время по финансовым причинам, и Артём готовился заниматься чем-то другим, тем, чем скажут. Но под конец отдыха на море позвонил Столяровский зам: у них неожиданно нарисовался новый инвестор, и нужно было срочно подготовить для него презентацию. Работу разделили между несколькими сотрудниками и хотели, чтобы Артём тоже принял участие, хотя он официально даже не был трудоустроен. Он знал, что рискует: с заказчиками, даже крупными и вроде как надёжными, типа «Вертикали» иногда такое происходило — они заказывали проект, пусть и не полноценный, просто подготовительный, вроде конкурсного варианта, а потом заявляли, что он им не подошёл, и в итоге не оплачивали ни копейки или ограничивались символической суммой. Но Артём не думал, что Столяров так упорно его окучивал, чтобы теперь кинуть, а отказаться сейчас значило бы испортить впечатление о себе на новом месте работы. Поэтому он в первый же день как приехал — после того, как ушёл Захар, — начал готовить исследование участка. На первые пару часов ему хватило фотографий с «Гугл Мэпс» и присланных имейлом выкопировок из генплана; по ним и по памяти он набросал пару форэскизов от руки (хотя об этом его не просили, захотелось самому) и написал кусок обоснования — над ним даже думать особо не надо было, это были практически цитаты из диссертации про важность исторической застройки и про включение её в новый контекст.       Столяров затевал довольно сложный и рискованный проект: собирался реконструировать и превращать в гостинично-деловой центр целый квартал в Заречном районе. Часть зданий были ещё дореволюционной постройки: там находилась мануфактура Гудкова, которая потом была превращена в учебные цеха ремесленного училища, а потом в склады. К этим зданиям с разных боков пристраивались то общественная баня, то гаражи и мастерские автохозяйства, то новые склады. Сейчас, когда часть города, бывшая когда-то задворками, превратилась едва ли не во второй центр, мрачные и облезлые здания мало того что обезображивали вид, так ещё и занимали очень дорогую землю. Часть зданий, в основном дореволюционные, планировалось реконструировать, часть снести.       На следующий день после приезда Артём с утра поехал в офис «Вертикали». Там они обсудили проект и план реорганизации участка, распределили задачи — Артёму, разумеется, достались далеко не самые творческие и интересные, но он пока был не в том положении, чтобы выбирать, — и договорились о сроках. Так как остальные люди в группе были более занятыми, чем он: их сорвали с текущих проектов, сроки по которыми сдвигать никто не собирался, на Артёма навесили составление ситуационного плана, схемы транспортных и пешеходных связей и прочие задачи, требовавшие беготни по участку и вокруг. Артём ходил с блокнотом по прилегающим улицам, прикидывая, как, действительно, хорошо было бы убрать неряшливый, тюремного вида кирпичный забор, открыть вид на реку, отреставрировать фасады старых зданий и убрать приземистых уродцев, понастроенных вокруг… И ещё он думал о Захаре, не мог не думать.       Он теперь будет его студентом.       Отказаться от преподавания в конце августа Артём не мог: часы с удовольствием кто-нибудь бы подхватил, но, к несчастью, в деканате хотели, чтобы у архитекторов и у ПГС компьютерные методы вёл именно он, хотя в прошлом году, когда Вадим предложил его кандидатуру, сопротивлялись изо всех сил. На первых лекциях студенты сидели с видом «Спасибо, мы умеем пользоваться Автокадом, так что отстань от нас», а Артём подсчитывал, сколько пар ему осталось отвести у четвёртого курса. Очень хотелось нажаловаться на свою несчастную судьбу Вадиму, с чьей подачи он и оказался в этой дурацкой ситуации, и попросить совета, но в итоге он решил, что сделает это только тогда, когда поймёт, что перепробовал всё и ничего не помогает. Как бы то ни было, он, хоть и был всего на три года старше своих студентов, был их опытнее; мало кто из них работал по специальности, и большинство не делало ничего сложнее дизайна наружной рекламы или вариантов раскладки плитки в санузле («Дизайн в подарок при покупке испанской и чешской плитки!»). У Артёма — опять же, благодаря Вадиму — опыта проектирования и создания настоящих, рабочих проектов было больше: три завершенных, из них один прошедший госприемку. И плевать, что он был далеко не ведущим проектировщиком, он всё равно знал гораздо больше тех, кто сидел в аудитории, и надо было рассказывать на лекции не о том, что было в учебном плане, а о том, что было бы для студентов новым и что нельзя было за десять минут узнать из обучающего ролика на Ютьюбе. В конце концов, правда, произошло это ближе к ноябрю, его начали воспринимать всерьёз, а на второй семестр он получил разрешение построить учебный процесс иначе. Больше не было лабораторок с темами «Разработка фундамента» или «Создание узлов», Артём объединил студентов в группы и выдал каждой отдельный проект, над которым они должны были работать полгода. Студенты сначала его проклинали, потому что им после занятий приходилось собираться то в библиотеке, то в общаге, то у кого-нибудь дома и вместе точить проект, но результаты, хотя и не были вполне жизнеспособными, удивили даже самого Артёма. В следующем году деканат уже хотел, чтобы Артём снова вёл этот курс. Теоретически он мог бы поговорить насчёт того, чтобы вести только у архитекторов, а ПГС отдать кому-нибудь другому, но знал, что это бесполезно: всё, что у архитекторов можно было совместить с другими группами, совмещалось, и вариант, что двадцати трём студентам будут читать не особо уникальную дисциплину отдельно, вообще не рассматривался. Оставалась надежда отделаться хотя бы от практики, но призрачная: инжиниринг и уникальные здания и так отдали другому аспиранту, а поменяться с ним Артём не мог, потому что не знал специфики тех специальностей.       Если бы Захар был студентом, но не его студентом, было бы легче, а так… Артём не представлял, как будет смотреть ему в глаза.

***

      Они с Захаром обычно не договаривались о конкретном времени встречи. Договаривались на вечер, и Захар приезжал. Сегодня его не было долго, и Артём чувствовал, что начинает нервничать — неизвестно по какому поводу, просто от долгого ожидания. Он доделал всё, что нужно было по «Вертикали», прочитал несколько статей для дисера, посидел в инете, съел ужин, а Захара всё не было. Артём уже вымыл посуду и прибрался на кухне, когда услышал наконец звонок в домофон.       Дверь в квартиру он тоже открыл и слышал теперь, как Захар поднимался, разговаривая с кем-то по телефону. Эхо в подъезде было таким гулким и сильным, что разобрать слова можно стало только тогда, когда Захару до четвертого этажа оставался один пролёт.       — …естествознания. Да хрень какая-то. Его раньше на четвёртом курсе вели, а теперь на втором. А я тебе о чём? Получается, что у них оно уже было, а у меня нет. Не, я вообще не парюсь, сдам… Там с практикой только проблема, с летней, — Захар нажал на звонок, но тут же заметил, что дверь приоткрыта. — Ну ладно, давай я тебе потом звякну. У меня сейчас времени нет болтать. Ага, давай.       Захар захлопнул за собой дверь и встал, прислонившись к ней. Собранный, серьёзный, против обыкновения с завязанными в хвост волосами, Захар казался взрослее.       — Привет, — Артём не подходил близко, стоял на своём конце прихожей.       Захар кивнул и по привычке начал снимать обувь, но тут же опомнился:       — Мне вообще раздеваться, нет? Или мы тут по-быстрому поговорим.       — Раздевайся. Можешь сразу всё снимать.       Захар присвистнул:       — Я что-то пропустил?       — У тебя занятия девятого сентября начинаются?       — Вроде да, — ответил Захар и добавил: — Но пока по мне приказа даже нет.       — Тем лучше. До девятого ты формально не мой студент.       Захар обеими руками провёл от висков к затылку, словно собирая волосы в хвост, а потом сцепил пальцы сзади за шеей. Вид у него был раздражённый и усталый.       — Хитро, — сказал он наконец.       — А мне кажется, что глупо.       — И что, ты так уверен, что я после того раза соглашусь?       — Да, — пожал плечами Артём.       — С чего бы?       Артём снова пожал плечами: тебе лучше знать. Захар, понаклоняв голову из стороны в сторону, точно раздумывая, расцепил руки и сложил их на груди. Тёмно-карие глаза осматривали и обшаривали Артёма, будто впервые видя, слегка прищуриваясь. Тот сделал шаг вперёд, и Захар взглянул на него почти со страхом, как будто едва сдерживался от того, чтобы не выскочить за дверь.       — У тебя кто-нибудь был, кроме меня, за эти два месяца? — спросил Артём. На самом деле двух месяцев ещё не прошло, и он, хотя изначально собирался надавить как раз на то, что два месяца – это большой срок, наоборот, поразился краткости этого периода, за который их обоих успело утянуть так глубоко.       — Лера была.       — Та самая, которую ты бросил? — насмешливо уточнил Артём. — Кто-то ещё?       — Парень, пока ты уезжал.       — И как?       — Нормально. Как обычно. Поехали ко мне, — сказал Захар и зло добавил: — Выебал его перед зеркалом.       — И что, было желание повторить? Или, может, с другим попробовать? Только честно.       — Нет.       — А помириться с Лерой?       — Тоже нет, — Захар опустил глаза.       — Тогда кончай выделываться и раздевайся! — едва ли не выкрикнул Артём. — Ты знаешь, куда идти.       Он развернулся и пошёл к спальне.       По коридору он не успел сделать и двух шагов, как Захар налетел на него сзади. Артём так и не понял, было это случайным или намеренным, но Захар с силой бросил его о стену. Артём ударился о неё плечом и — удивительно неудачно — левой скулой, так что ему с каким-то отвратным хрустом вывернуло голову назад. В глазах от боли что-то вспыхнуло, сначала красным, потом чёрным, и в следующее мгновение Артём понял, что падает на пол. Он попытался уцепиться за стену, но пальцы скользнули по ней.       Захар его поймал, но не смог удержать.       Артём сидел на полу и моргал — в голове до сих пор звучало эхо того самого пугающего хруста, но в целом всё было в порядке, если не считать саднящей боли в скуле, отдающейся в зубах противным тиканьем.       — Артём! Ты... — Захар зло и испуганно смотрел на него. — Блядь, не пугай меня так!       Проморгавшись, Артём оттолкнул Захара, трогавшего его и без того ноющую скулу, и начал подниматься на ноги.       — Дебил! Чуть шею мне не сломал!       Захар подхватил его под руку и поднял.       — Я не знаю... Я не хотел! Блин, ты так выбесил меня. Я не думал, что ты свалишься сразу.       Артём вывернулся из его рук.       — Не хотел… — он осторожно прикасался к щеке и крутил шеей: казалось, что всё в порядке, не считая ссадины на коже. — Псих!       Он вернулся в прихожую и посмотрел на себя в зеркало: ссадина была длинной, но поверхностной, даже кровь не выступила. Захар виновато топтался сзади.       — Может, холодное принести?       — Достань что-нибудь из морозилки, — Артём снова начал крутить головой.       Пока Захар рылся в холодильнике, Артём ушёл в спальню и сел на кровать. Странно, но на Захара он даже не сердился. Он его понимал. Понимал, что у того нервы не выдерживают, понимал, что сам растравил, понимал, что Захара и без него ломает. Но он не знал, как сказать иначе. Не говорить же в лоб: «Тебя ко мне тянет. Если не хуже».       Захар пришёл из кухни с пакетом замороженной фасоли и полотенцем. Он протянул всё Артёму, снова добавив «извини, я не хотел».       Разговаривать с прижатой к щеке ледяной упаковкой фасоли было не очень удобно, но Артём не удержался:       — Нечего тут шлёпать в кроссовках. Если остаёшься, сними.       — Я ещё могу остаться? — Захар угрюмо поглядел исподлобья.       — Можешь, — Артём посмотрел ему прямо в глаза, вынудив их отвести.       Захар прикусил губу, раздумывая, а потом вышел из спальни. Артём прислушивался, не хлопнет ли сейчас дверь. Из прихожей не доносилось никаких звуков, а затем послышались тихие шаги: Захар возвращался. Он забрался с ногами на кровать, сел где-то позади и, так же резко и внезапно, как это было в коридоре, вдруг обхватил Артёма и прижался к нему.       Его руки соединились на поясе у Артёма, и тот несколько секунд медлил, прежде чем положить поверх свою. Захар прижался к его спине ещё сильнее и положил голову ему на плечо — не с той стороны, где был мокрый от конденсата пакет с фасолью, а с другой. Просил прощения теперь так.       Артёму стало страшно и больно, грустно до того, что комок встал в горле. Он сжал пальцы на широком и горячем запястье Захара. Тот прижался губами к его шее.       — Господи, какой ты дурак, — прошептал Артём, убирая от лица холодный пакет. — Ты хоть понимаешь…       Захар замер, как будто даже дышать перестал. У Артёма не хватило смелости закончить фразу. Захар должен был понимать и сам, что попал.       — А ты — умный? — произнёс Захар чуть позже.       Артём вернул фасоль на место, громко зашуршав скользкой упаковкой.       — Кто-то должен быть.       — Неужели совсем ничего нет? — спросил Захар без обиды, без вызова, без претензии, спокойно, почти обречённо. — Ну хотя бы чуть-чуть?       — Есть, и даже не чуть-чуть, — Артём расслабил спину и откинулся на Захара.       — Но не так, как с ним, да? — вот теперь был и упрёк.       — Не так. Нельзя к разным людям испытывать одинаковые чувства. Вы очень разные.       — Какой умный и вежливый ответ.       Артём вздохнул.       — Ну а ты чего хочешь? Про девятое сентября не забыл? О чём вообще может идти речь? — Артём попробовал встать, но Захар его удержал. — И ты считаешь себя натуралом.       Захар ничего на это не ответил, он расцепил руки и начал гладить Артёма по животу и груди.       — В постели тоже разные? — спросил Захар.       — Да.       — Меня просто разрывает на куски, когда я думаю, что ты с ним… так же. Со старым козлом.       — Хватит уже! — Артём скинул с себя руки Захара.       Тот тут же снова схватил его и, вырвав из рук фасоль вместе с полотенцем, уронил на спину. Он лёг сверху и прижал руки Артёма к кровати: тот и не думал сопротивляться, смотрел со спокойным любопытством.       — А вдруг есть ад? — Захар улыбнулся с жестоким, плотоядным довольством. — И он там сидит в каком-нибудь котле и видит. Видит, как я тебя трахаю, как нам хорошо… О, ему и котла тогда не надо, можно просто показывать.       Артём тоже улыбнулся, насмешливо и совсем не весело.       — Раз тебе так хорошо, может, стоит быть ему благодарным?       — Не уверен, — покачал головой Захар, разглядывая распростёртого под ним Артёма с напряжением и почти враждебностью в глазах.

***

      Артём проснулся от того, что остался без одеяла. Он подёргал за конец — без особых результатов — и потянулся за телефоном. Было семь утра, будильник стоял на семь десять, так что не было никакого смысла вытаскивать одеяло из-под Захара и пытаться снова уснуть.       Захар тоже зашевелился. Глаза были сонными лишь секунду, а потом он сгрёб Артёма и потянул к себе.       — Нет, надо вставать. Сегодня по плану пробежка, а к половине десятого мне в «Вертикаль», — Артём сел, но Захар цеплялся за него всё равно.       — Ты же сказал, что всё уже отослал, — Захар провёл пальцем вдоль его позвоночника до самого низа.       — Это насчёт нового.       — Тебе что-то другое дают?       — Ну да, — Артём подумал, что всё оборачивается так, как предсказал когда-то Вадим: заманивают интересными проектами, а когда доходит до дела, получаешь типовой. — Десятиэтажный четырёхподъездный дом за тридцать шестой школой.       — Даже не знаю, где эта школа. И что, будешь проектировать?       — Там типовой проект, не развернёшься. А фасады Салиев будет делать, он главный архитектор.       Артём спустил ноги с кровати и тут же заметил лежащий в мокром пятне вчерашний пакет с фасолью. Они вчера опять так трахались, что забыли про всё на свете, а потом сразу уснули.       — На завтрак будет лобио, — произнёс Артём.       — Это такая фасоль, да?       Палец с позвоночника скользнул вглубь, меж ягодиц.       — Да, фасоль, которую ты разморозил.       — А можно что-нибудь другое? — потянулся Захар.       — Если приготовишь сам, то можно.       Захар перебрался ближе и начал касаться языком там, где только что водил пальцами.       — Захар, я серьёзно. Не надо.       — Почему не уходишь тогда?       Артём только пожал плечами. Обратный отсчёт пошёл, вот почему. Впереди были две недели, и он знал, что они закончатся быстро.       Восьмого сентября Захар приехал рано, даже пяти не было. С начала работы в офисе «Вертикали» Артёма в такое время дома обычно не бывало, но в тот день он приехал раньше, как будто чувствовал. Да и вообще с самого утра ему было неспокойно. За эти две недели он сто раз пожалел о своём решении и тысячу раз порадовался тому, что решил именно так. Он успел только переодеться и перезвонить матери, с которой не мог поговорить с работы, как в дверь зазвонил Захар.       — Ты рано, — заметил Артём.       — Подумал, вдруг ты в полночь спустишь меня с лестницы, как Золушку.       — Нет, не спущу, — усмехнулся Артём, который историю Золушки представлял немного иначе. — Но на ночь ты здесь тоже не останешься.       — Почему?       — Потому что у тебя в восемь первая пара, и от меня ты туда не пойдёшь.       — Изучил моё расписание?       — Да, посмотрел.       Захар протянул Артёму пакет из магазина. Вес был приличный, и ещё что-то звякало.       — Ты же понимаешь, — сказал Захар, — что это смешно, что это ничего не меняет и…       — Мы договорились, — оборвал его Артём. — По восьмое сентября включительно.

***

      Первую лекцию у сорок третьей группы Артём читал лишь через четыре дня после начала занятий. Захар, разумеется, не пришёл. Впрочем, Артём сразу объявил, что присутствия студентов на лекциях не требует: все материалы есть на сайте университета в электронном виде, и если кому-то этого достаточно, тот может не тратить своё время. Но на практические Захар тоже не являлся.       Артём ставил буквы Н, оставлял пустые клетки в столбце с баллами и ничего не предпринимал. Он не понимал, почему Захар делает это. Какой-то детский сад. Захар называл детским садом его решение прекратить отношения, как только начнутся занятия, но от этого никому не было вреда, Захар же мог оказаться недопущенным к сессии. Он ушёл из универа из-за того, что отказывался спать с преподавателем, теперь рисковал быть отчисленным из-за того, что преподаватель отказывался спать с ним.       Артём, чтобы не думать, старался завалить себя работой. Дисер продвигался медленно, но зато он с октября взялся за ещё один проект у Столярова. Он знал, что это потребует как раз того, о чём говорил Вадим, — сидения за компом по вечерам и по выходным, но были у этого и свои плюсы: во-первых, не оставалось времени, чтобы думать о Захаре, во-вторых, зарабатывались деньги, в-третьих, он поднимался на одну ступеньку вверх. Проект был не очень большим — шестиэтажный одноподъездный дом, точечная застройка в центре — и, хотя Артёма и не поставили главным архитектором, их там всего было два: он и главный. У Салиева проектов было много, так что он занимался обычно лишь общей концепцией, и Артём понимал, что это здание станет по сути дела его первой самостоятельной работой. До этого самостоятельных были лишь две, но это были коттеджи, и всё внимательно просматривал Вадим; сейчас же с ним нянчиться никто не будет.       Салиев объяснил, что он хочет видеть, выдал несколько собственных форэскизов, а Артём должен был сделать детальную проработку и подготовить скетчи, которые можно показывать заказчику. Артём понимал, что заказчику на первых порах не нужна такая детализация, что он может попросить двигаться совсем в другом направлении, но он загорелся идеей, вернее, десятками идей, разом возникавших в голове и едва ли не отталкивавших друг дружку, когда он начинал рисовать. С типовым домом ничего подобного не было. Артём, несмотря на плохую погоду, ходил осматривать и зарисовывать квартал, принося потом домой влажные от осенней мороси листы, а когда один из вариантов, с исправлениями, разумеется, утвердили, по вечерам и выходным просиживал за проработкой технических моментов и планировкой квартир.       Когда его звали куда-нибудь выйти вечером, он обычно отказывался и шёл только тогда, когда неудобно было отказаться: если был чей-то день рождения, обмывание новой машины или ещё какой-то повод. Один раз он оказался в «Ангаре» и, как последний дурак, всю ночь высматривал в толпе Захара. Шансов наткнуться на него почти не было, но он вспоминал, что в прошлый раз они всё же столкнулись, и не знал, хочет этого или всё же боится.       В универе он Захара за два месяца видел всего трижды: один раз возле деканата перед доской объявлений (Захар стоял там, обняв за плечи свою одногруппницу, Инну Величко), один раз в вестибюле внизу, а один раз просто в коридоре. Пары у строительного факультета велись в основном в одном корпусе, зато в самом большом. На втором курсе Артёму приходилось по вторникам выходить из дома на десять минут раньше обычного, потому что первая пара была в аудитории, расположенной на четвёртом этаже в противоположном от главного входа конце здания, и быстро туда добежать от раздевалки не получалось. Так что не было ничего удивительного, что они с Захаром почти не встречались.       В «Ангаре» Захар не появился. Артём и не рассчитывал. Он даже не знал, что будет делать, если увидит его. Его просто сильно, очень сильно, нездорово сильно волновала эта мысль.       Он обещал самому себе, что не будет заглядывать на страницы Захара в соцсетях, но, конечно же, не смог удержаться. Захар писал туда редко, гораздо реже, чем раньше. Порадовали Артёма только очередные фотки с покатушек — и гидрокостюмы. Ему захотелось лайкнуть фотку, как в тот раз, но он просто закрыл ноутбук.       В начале ноября они всё же встретились. Артём только-только вышел из дома, чтобы поехать на работу, когда ему позвонили из деканата и попросили провести вторую пару: Беляков куда-то уезжал на длинные выходные-праздники, и рано утром позвонил сказать, что из-за сильного тумана рейсы откладываются, и он на утреннем прилететь не сможет. Артёму предложили поменяться парами: провести компьютерные методы сегодня, а в среду вместо его пары пропущенную лекцию читал бы Беляков. Артём предварительно согласился, сказав, что для начала позвонит на работу, узнает, нет ли чего срочного. Формально, работа в универе была главнее — трудовая лежала там, но и он сам, и в деканате понимали, какая работа на самом деле была главной. Артём отзвонился в «Вертикаль», потом снова на факультет, и только потом подумал, будет ли на этой паре Захар. Скорее всего, тоже нет. Наверняка всех предупредят. Хотя, когда он сам учился, у них частенько бывало, что преподаватель не приходил, и они только потом узнавали, что он, оказывается, болеет.       Лекция была потоковой, и пока Артём шёл по всей длине аудитории от дверей до кафедры, он по тому, как студенты переглядывались и переговаривались, понял, что их никто не предупредил.       Он положил на стол ноутбук и взялся за стопку журналов.       — Александр Николаевич сегодня лекцию провести не сможет, — начал он чуть громче обычного, потому что в аудитории шумели. — Я вместо среды проведу компьютерные методы сегодня. Так что сорок шестая и сорок седьмая группы, — он взял их журналы и отложил в сторону, — могут быть свободны.       — А что у них будет? — спросил кто-то с первого ряда.       Артём воспользовался случаем посмотреть наконец на амфитеатр: он искал взглядом не говорившего, он искал Захара.       — Окно. А эту лекцию Беляков отведёт в среду.       — А когда?       — Вместо моей пары, наверное, она первая.       — А у нас первой теплоснабжение! — тут же выкрикнул кто-то.       — А у нас экономика…       — Уточните в деканате. Может, перенесут, может, в другое время прочитают, — Артём отодвинул стул и сел, раскрыв первый из журналов.       По рядам прокатился шум и кое-кто начал вставать. Артём нашёл наконец Захара: тот сидел слева в третьем ряду. Он тоже смотрел на Артёма, но удивительно равнодушно и сонно, как будто происходящее на паре его вообще не касалось, и он даже не заметил, что препод сегодня другой.       Артём думал, что Захар воспользуется возможностью и тихонечко свалит из аудитории вместе с сорок шестой и сорок седьмой группами, но он неподвижно сидел на своём месте и не сводил с Артёма упрямо-равнодушного взгляда. Он рассматривал его так, как примерно все студенты на самой первой лекции: с самоуверенным вызовом — «Ну и что ты мне будешь рассказывать?»       Артём уже говорил про это на практических на прошлой неделе, но ради Захара решил повторить:       — На следующей неделе промежуточная аттестация, — он открыл ноутбук и, дожидаясь, пока он загрузится, продолжил, — я уже говорил, по какому принципу её ставлю. Или не ставлю. Кто мне присылал долги, всех видел, но пока не проверил, так что ждите. На сегодня тех, — Артём нашёл экселевский файлик, — кто не получает аттестацию в сорок первой группе двое. У Коршунова сдана одна работа, и та не зачтена, у Клейн ни одной работы.       — Она болеет.       — Я так и не видел ни справки, ни вообще ничего, — Артём скользнул пальцами по тачпэду и продолжил: — В сорок второй группе ни одной работы у Пирогова. Он здесь сейчас?       — Нет, его нет, — крикнули откуда-то с галёрки.       — Ни одной работы у Суханова…       — А я же вам послал!       — А, хорошо. Только имейте в виду, работа одна, если не зачту, то — увы…       — И ещё, оказывается, Муратов. Одна работа, но незачёт. Муратов присутствует? — Артём поискал глазами в том самом левом углу, где сидел Захар. Тот покусывал кончик карандаша, и большие тёмные глаза, отсюда казавшиеся черными, всё так же были прикованы к Артёму. На преподавателей так не смотрят, в лицо, в глаза.       — Здесь я, — Муратов сидел двумя рядами выше Захара. — Я переделаю.       — До понедельника. Во вторник я проверять уже ничего не буду.       — В сорок третьей группе, — Артём всё ближе подбирался к Захару, — Алёшин ничего не сдал.       — Я тоже послал.       — Понятно. И Леванов. Ни одной работы. Здесь Леванов?       — Здесь я, — отрывисто произнёс Захар, и вместе с этой наглой отрывистостью было в его голосе что-то злое, шипящее.       — У вас мало того что ни одной работы, так ещё и практические пропущены все, — Артём поводил глазами по строчкам файла, хотя ему не нужно было никуда смотреть.       — И лекции тоже все пропущены, — самодовольно заявил Захар, вертя карандаш между двух пальцев.       Сразу несколько студентов повернули к нему головы.       — На лекциях я не отмечаю, — ответил Артём, — но если вы так горды собой, останьтесь после пары, вручу вам орден за этот подвиг.       Он стиснул губы в узкой насмешливой улыбке и вопросительно смотрел на Захара: что дальше?       По аудитории пронёсся и быстро стих гул. Захар только дёрнул плечом и продолжил крутить карандаш.       — Так, — Артём поднялся на ноги. — Сегодняшняя тема «BIM-решения». Я не буду тратить время и рассказывать про историю создания, вы лекции скачали, там и прочитаете. Только один важный момент: строить с использованием BIM начали двадцать лет назад, первый случай — реконструкция одного из терминалов аэропорта «Хитроу» в восемьдесят шестом году. К сожалению, ситуация такова, что несмотря на огромный потенциал даже двадцать лет спустя эти решения не очень широко используются. По крайней мере, у нас. Многие из сред, в которых мы проектируем, те же «Архикад» и «Ревит», являются BIM-ами, но специфические, наиболее продвинутые функции не затрагиваются. По сути дела мы делаем в них то же самое, что тридцать лет назад вычерчивали тушью на листах: поэтажные планы, фасады, разрезы. На самом же деле BIM-ы решают множество сложных задач от контроля пересечений и учёта материалов до…