До несвиданья

      Хозяйка квартиры, приехавшая на новеньком фиолетовом «Фиате 500», предложила Артёму подбросить его куда нужно, но он отказался. Он, хотя его и ждала работа в офисе, хотел прогуляться по окрестностям: теперь он будет тут жить и неплохо бы изучить район.       Два предыдущих дня были пасмурными, но сегодня ближе к середине дня облака истаяли, и от желтизны освещённой солнцем листвы едва не слепило глаза. Серые и коричневые дома стыдливо блекли позади ярких деревьев.       Отведя глаза от золотистых, с узкими прядками зелёного, крон, Артём перевёл взгляд ниже. На другой стороне канала, найдя просвет между выстроившимися вдоль набережной баржами, стояла группка туристов и фотографировала дом на этой стороне. Его дом.       Артём оглянулся и посмотрел вверх, на окна второго этажа. Два справа — его гостиная. Правильнее говорить, их с Захаром гостиная. Правда, Захар её ещё ни разу не видел, как и этого дома, этого города, даже этой страны. Пока у него было лишь подтверждение перевода в офис «Фицрой» в Амстердаме.       После окончания обучения и короткой стажировки Захар вернулся в Москву — так, впрочем, и предполагалось. Обычно сотрудников возвращали в отправившие их на обучение офисы, и Захар, наверное, не выбрался бы из Москвы ещё долго, если бы не самая приятная политическая ситуация. Число проектов в России сократилось: и потому, что с теперешним курсом доллара это стало сильно дороже, и просто потому, что компания была американской. Никто не мог знать заранее, какие новые санкции придумает та или другая сторона и как это повлияет на бизнес.       Захар отработал пару месяцев на проекте, который уже был в стадии завершения, а потом его отправили в отпуск. В общем и целом Захар был не против отдохнуть, но ещё сильнее, чем отдых, ему нужны были деньги и продвижение по работе.       Артём на четыре дня прилетел в Москву увидеть Захара после восьми месяцев разговоров по телефону и скайпу. До этого за полтора года они виделись лишь однажды, когда Артём приезжал к Захару в Штаты, и они прокатились на машине от Нью-Йорка до Ки-Уэста.       Дольше чем на жалкие два дня, которые с выходными превратились в четыре, Артёма с работы не отпустили. На старом месте с отпусками и отгулами было проще: ни у кого не возникало особых вопросов, если он не приходил в офис, — лишь бы поставленные задачи были выполнены в срок, но Артём уже полгода как перешёл в международную архитектурно-строительную компанию, и там от сотрудников ожидали постоянного, за исключением встреч с клиентами и выездов на объект, присутствия на рабочем месте.       Во всём остальном Артёму там нравилось.       Он уже подавал резюме в эту компанию, когда жил с Китсом, но тогда его согласны были принять лишь интерном, а теперь, после почти что десятка проектов, сделанных на предыдущем месте, взяли старшим архитектором. И он сразу же попал на гигантский проект: кроме главного архитектора там было еще несколько таких же старших, курировавших отдельные участки, так что «старшинство» было скорее формальным. Артём ничего не выиграл от перевода: загруженность не стала меньше, а зарплата больше — но его это устраивало. Работать на компанию подобного уровня можно было просто ради строчки в резюме — а ещё у них было восемнадцать офисов по всему миру.       У Захара дела обстояли хуже. Он, как и ещё с десяток сотрудников, сидел без проекта, а значит, без зарплаты. Кто-то ждал, когда ситуация изменится, кто-то увольнялся и находил новое место. Захар стал прорабатывать тему перевода в другой офис. Идеальным вариантом было бы перевестись в Лондон, но ему сказали, что там для него вакансий нет и в ближайшее время не предвидится. Предложить могли офисы в США, Индии, Германии и Швеции. Штаты и Индия не подходили: британский сертификат архитектора там не признавался, и Артёму пришлось бы сдавать экзамены, чтобы начать работать. Но самые лучшие предложения были как раз в США: в университете кроме штатных преподавателей читали лекции и проводили занятия сотрудники американских офисов, и некоторые из них Захара запомнили. Они уже представляли, какие задачи ему можно поручить и на какие проекты поставить, в отличие от менеджеров европейских офисов, которые старались неведомую русскую зверушку, знакомую лишь по собеседованиям и резюме, затиснуть подальше, на должность понезначительнее, где бы не навредил. Артём — хотя это было просто невыносимо: снова отодвигать то будущее, о котором два года мечтали, — предложил Захару поработать для начала в Штатах, но тот отказался. Сказал, что ещё двух лет он просто не выдержит, и прошло ещё несколько месяцев, прежде чем они сумели определиться с местом и подобрать такое, куда их обоих могли перевести.       Захару надо было ждать старта нового проекта ещё несколько месяцев, а Артёма смогли перекинуть в другой офис почти сразу, так что он оказался в Амстердаме первым.       К нему на две недели приставили консультанта, которая помогала ему с оформлением документов и поиском жилья. Артём мог бы подобрать что-нибудь в два, а то и в три раза дешевле ближе к окраине или в пригороде, но он влюбился в Йордан и его старые кварталы… В них вроде и не было ничего особенного: четырёхэтажные дома были похожи один на другой, только изредка их украшали двухцветная кладка, арка над входом или необычный фронтон, однако он не мог ими налюбоваться. Эти дома были не просто уютными, Артёму казалось, что живущие в них люди счастливы…       Артём вытащил из кармана наушники и ещё раз оглянулся на свой дом. Ему очень нравилась квартира и вообще квартал, хотя он и повторял про себя, что не стоит привыкать к месту. С большой вероятностью они через год или полтора переберутся куда-то ещё, может, в этом городе, может, в другом, в другой стране…       Артём перешёл мост и только через два квартала сообразил, что он закружился, перепутал каналы и идёт сейчас в сторону противоположную той, откуда приехал. Магазинчиков, ресторанов и праздношатающейся публики становилось больше. Конечно, это были совсем не лондонские толпы туристов, но люди с телефонами, фотоаппаратами и палками для селфи всё равно создавали почти праздничную суету.       Дорогой город и дорогое место. Артёму такая квартира была не по карману, но расчёт был на то, что вдвоём с Захаром они потянут. Захар будет получать в два раза больше, чем он сам — и это только зарплата, без бонусов.       До его приезда оставалось пятьдесят шесть дней. Артём считал.       Он пока не знал, какой будет их жизнь. Когда задумывался об этом, то вспоминал те вечера, что они проводили вместе в его квартире. Скорее всего, будет похоже: они будут убегать рано утром на работу, потом вместе ужинать и приходить домой только для того, чтобы немного отдохнуть и пойти в постель.       Не слишком много, но лучше того, что у Артёма было последние два года. Тогда он возвращался в пустую квартиру, а по выходным, если не ехал куда-нибудь с коллегами, что случалось нечасто, то или сидел дома, или бродил по улицам, изредка что-нибудь зарисовывая, или же работал. Работы было много. Архитекторы — профессия, о которой многие мечтали в детстве, но которая отнюдь не была профессией мечты в действительности, — получали не так уж много, жили от проекта к проекту, хватались за каждый и адски перерабатывали. По крайней мере, так было с Артёмом и почти со всеми его коллегами. И это считалось удачей: многие были бы рады перерабатывать, как он, лишь бы были заказы, — иногда их просто не было.       Артёму повезло с тем домом над железнодорожной насыпью: он ещё на стадии проекта попал в пару отраслевых изданий, и это дало ему несколько других интересных заказов. Некоторые клиенты прямо говорили, что хотят что-то в том же ключе, и Артём послушно делал эскизы, хотя, будь его воля, предложил бы совсем другое. Дом над насыпью появился у него в голове естественно, сам по себе, просто всё вокруг говорило, каким должен быть этот дом, но новые проекты в голове представали иными, и рисуя их в заказанном стиле и корректируя потом по указаниям менеджера и клиентов, Артём чувствовал себя так, будто его заставляют подделываться под Lake|Flato.       Это не был «его» стиль, он лишь однажды, когда это показалось уместным, воспользовался его отдельными элементами, но по какой-то причине у него получалось работать в нелюбимой манере, и, главное, на эти проекты был спрос.       Но тот дом был счастливым. Благодаря ему Артём не только получил нишевую известность, но и познакомился с Аланом, самым крутым инженером-проектировщиком в их бюро. Возможно, он был одним из самых крутых инженеров в Великобритании вообще. Алан мог бы работать на какую-нибудь гигантскую строительную корпорацию и получать в разы больше, но не хотел: во-первых, он ненавидел бюрократию, строгий график и бесконечные и непрошибаемые слои менеджмента поверх работника; во-вторых, чтобы получать много, надо было и работать много, а Алану нужно было время на хобби, жену и путешествия. Он мог позволить себе брать только те проекты, которые были ему чем-то исключительно интересны: жил он за счёт семейного трастового фонда, а зарплаты инженера ему хватало, наверное, только на карманные расходы.       Именно Алан заставил Артёма добавить к нескольким органично-экологичным концептам здания университетской библиотеки другой. Они вместе над ним работали, причём, в своё личное время и никто им за это не платил. В этом был весь Алан: он работал за идею. И Артёма тоже уговорил.       Концепт Артёма и Алана в итоге послужил основой для проекта, но его, конечно, сильно доработали и улучшили. Артём понимал, что у него была интересная идея, но пока не хватало опыта, чтобы остро расставить акценты, ярче подать сильные стороны — а иногда наоборот скрыть их, чтобы не опошлить задумку, и убрать лишнее. Когда ведущий архитектор бюро вернул Артёму чертежи фасадов, они были сплошь исписаны и расчерчены красным, «кровоточили», как тут говорили. В первые минуты Артём просто сидел над ними в ужасе и даже не пытался разобраться, что конкретно не так. Через час к нему заглянул Алан и заставил взять распечатки и начать думать над тем, как исправить ошибки.       За время работы над несколькими проектами Артём с Аланом не то чтобы сдружился — близко познакомился. Они часто вместе обедали и во время поездок на объекты, даже если ехали командой по пять-семь человек, обычно держались вместе. Алан, узнав, что друзей в Лондоне Артём себе не завёл, несколько раз приглашал его на выходные к себе, познакомил с женой, даже предлагал совместную поездку на Аляску, но от неё Артём отказался: с деньгами у него было не всё благополучно. Из-за круиза — он всё-таки уговорил мать поехать, пока она ещё сносно себя чувствовала, — он несколько месяцев жил с перерасходом по кредитной карте, но потом продалась квартира, пошли премиальные за проекты, и ситуация выправилась.       Алан же, которому Артём вкратце рассказал про расторжение партнёрства и связанные с этим заморочки с визой, ненавязчиво попытался наладить его личную жизнь. Он ни о чём не предупредил, просто пригласил Артёма к себе на выходные. Другим гостем оказался Ноа, двоюродный брат Алана. Ноа работал на киностудии и занимался созданием спецэффектов — работал он примерно так же, как и сам Алан, для души, потому что получал крупные выплаты от того же семейного фонда. Ноа был на год старше Артёма, и было понятно, почему Алан задумал их свести: оба не соприкасались с гей-тусовкой, не стремились никуда выходить и заводить знакомства, оба были увлечены работой, оба рисовали, правда, совершенно разное: у Ноа было несколько десятков тысяч подписчиков на «Дриббле». Но если Артём мало с кем общался потому, что был иностранцем в стране, где не так-то просто сойти за своего даже в творческих кругах, был завален работой, а в свободное время предпочитал поболтать с Захаром, чем куда-нибудь идти, то у Ноа, скорее, были проблемы с социализацией.       Если бы не было Захара, Артём был бы не против познакомиться с Ноа поближе. Алан угадал: они бы подошли друг другу.       Наверное, стоило рассказать Алану и про Захара тоже, тогда бы не возникло неловкой ситуации и необходимости объяснять Ноа, почему они не могут даже попробовать.       Если бы Артём после одиннадцати месяцев самостоятельной жизни начал жалеть о разрыве с Китсом, это был бы отличный шанс снова получить нечто подобное. Может, не столь идеально-прекрасное, но тоже надёжное, уравновешенное, пронизанное безоговорочной симпатией и общностью интересов, а ещё дающее уверенность, что очередной виток проблем с почками не выльется в серьёзные финансовые сложности. Но Артём не жалел. Он не жалел даже о том, что Захара не было рядом: перерыв оказался нужным, он дал время сосредоточиться на себе, на своей работе, на выборе пути.       О том, что рядом не было Захара — да и вообще никого, — он жалел, лишь когда умерла мать. Она чувствовала себя хорошо почти до самого конца. Да, могла быстро уставать и много времени проводить в постели, но её не мучили боли, у неё не отказывали органы; всё это началось всего лишь за полтора месяца до смерти. Артём не смог сразу к ней приехать: он меньше чем полгода назад брал длинный отпуск из-за круиза, и отпускали его неохотно. Первую неделю после его приезда мать была в сознании, а потом оно словно начало прятаться куда-то внутрь и убегать. Иногда она всех узнавала и вполне здраво разговаривала, а иногда могла начать путаться, принимать Артёма за своего отца, а сестру — за мать, забывала, что больна, и пыталась встать с кровати. С каждым днём становилось всё хуже, и мать долгие часы проводила в забытьи или стонала, когда начинало проходить действие обезболивающих.       Артём уехал в Москву, а оттуда в Лондон на второй день после похорон, хотя вся родня и осудила его за то, что он даже на девятый день не остался. Он знал, что для матери он сделал всё, что должен был и что мог, и все эти ритуалы не имели уже к ней никакого отношения. Но чувство вины, так заботливо растревоженное родственниками, ещё долго не отпускало.       — Мне кажется, ей это не нужно, — сказал Захар, когда Артём разговаривал с ним после возвращения домой. — Она не хотела бы, чтобы ты сидел там, а работа стояла. Я ничего про эти девятые дни не знаю, зачем и почему, но так, вообще, абстрактно рассуждая… Если хочешь что-то сделать для человека — сделай, пока он жив. Ты сделал.       Артём кивнул.       — Давай поговорим о чём-нибудь другом.       — Точно?       — Точно. Я давно знал. Это не гром среди ясного неба. К этому привыкаешь… заранее.       Разве что в круизе всё было хорошо. Артём иногда даже начинал думать, что произошло чудо, но дело, наверное, было в том, что мать вытащили наконец из унылой спальни со столом, заставленным лекарствами. Лекарства были и в каюте, но в меньших количествах, и Артём убрал их в ящик туалетного столика. Они гуляли по палубам, по вечерам старались не повторяться с выбором ресторана, днём ездили на экскурсии, если конечный пункт был не слишком далеко.       Венеция матери на самом деле не слишком понравилась: толчея утомляла, а ощущение разложения, того самого утончённого упадка, который многим казался прекрасным и чарующим, было давящим. Возможно, в Италии было слишком много древних красот, чтобы заботиться обо всех, возможно, причиной был особый менталитет, но у Артёма сложилось впечатление, что со смертью Венеции тоже смирились заранее.       Лайнер стоял возле одной из набережных, и даже не с самых верхних палуб, а просто из окон своей каюты Артём смотрел на особняки и палаццо сверху вниз. Корабль был выше тысячелетнего города, больше его, устойчивее, сильнее. Артём не мог дождаться, когда судно оживёт и начнёт движение, унося их всё дальше и дальше от прекрасного умирающего города. Матери тоже хотелось скорее отсюда уехать, и когда они отошли наконец достаточно далеко, чтобы Венеция стала казаться плоской декорацией на горизонте — чередой куполов и зданий, которую теперь, с этого расстояния, было бы так легко зарисовать и обернуть вокруг картонного стаканчика из-под кофе, — тогда матери словно бы тоже стало легче. Впереди их ждало что-то невероятно яркое и светлое — если не заглядывать слишком далеко вперёд.       Во время экскурсии на Корфу они купили набор открыток, и вечером мать выбрала две и черкнула по паре предложений отцу и сестре, потом спросила лондонский адрес Артёма и третью написала ему. Утром Артём отдал их девушке на ресепшене и попросил отправить.       Открытка пришла к нему через две недели, когда он уже был в Лондоне. На секунду стало грустно, но приятные воспоминания оказались сильнее и ярче, а та поездка… Это было всё же счастливое время. Несмотря ни на что.       Артём перешёл очередной канал и, судя по количеству туристов, приближался к самым оживлённым местам. Пока он плохо ориентировался в городе и каждый раз, когда нужно было куда-то дойти, открывал карту на телефоне. Названия улиц были длинными и путались в голове.       Он всего две недели как был в Амстердаме, ничего не знал и не понимал — в том числе языка, десять дней как приступил к работе над новым проектом и пока тонул в огромных массивах информации, которую на него сбросили; он снял квартиру, совершив при этом не самый разумный, зато очень эмоциональный выбор — купился на старинный дом, камин в спальне и вид на канал из окна гостиной, но пока еще не думал о том, где и как он будет доставать посуду, мебель и прочие нужные вещи, и том, как будет перевозить то, что осталось в лондонской квартире. Дел, к которым он пока ещё не знал, как и подступиться, была уйма, Захар должен был приехать ещё нескоро — а он всё равно был иррационально счастлив. Впереди ждало что-то прекрасное.       Он достал из кармана телефон и поменял трек в плеере. У него были папки под настроение, и он выбрал ту, куда отложил по своим ощущениям «счастливую» музыку. В последнее время он редко бывал в таком расположении духа, чтобы включать её, хотя там были «Beach Boys», которые могли сделать его счастливым принудительно, настолько эта музыка была невероятна.       Первым шаффл выбрал «Breakfast in America», но Артём не успел дослушать до конца, — пошёл звонок. Незнакомый женский голос с несильным акцентом назвал его имя.       — Да, это я.       — Меня зовут Тесс Мейер, я работаю в «Фицрой Нидерланды». Хотела бы обсудить с вами кое-какие вопросы. У вас найдётся сейчас время?       Артём встал возле крыльца одного из домов, чтобы не мешать гуляющим. Он пока не понимал, что «Фицрой» от него нужно, но несложно было догадаться, что это как-то связано с Захаром.       — Да, я могу говорить.       Конечно, он мог: бродил по центру города в рабочее время, хотя в офисе ждало сумасшедшее количество имейлов и бумажек.       — Я занимаюсь переводом Захара Леванова из московского офиса. Когда к нам переводят сотрудника, мы должны разъяснить ему все касательно налогов, иммиграционного законодательства, условий медицинского обслуживания и…       — Да-да, я понимаю, можете не объяснять, — к Артёму приставили точно такого же специалиста.       — Сегодня я созванивалась с Захаром, чтобы уточнить пожелания насчёт квартиры. Мы можем подобрать варианты. Захар дал мне ваш номер и сказал, что вы его партнёр и уже приехали в Амстердам, то есть, я могу всё обсудить с вами заранее, чтобы…       Тесс говорила быстро, так что Артёму с трудом удалось вклиниться:       — Спасибо за помощь, но я уже договорился насчёт квартиры.       — Да?.. — озадаченно пробормотала Тесс. — Странно, что Захар не сказал, потому что я разговаривала с ним три минуты назад.       — Он ещё не знает. Я уже несколько дней смотрю квартиры, но определился буквально только что. Извините.       — Да нет, что вы! Никаких проблем. Хорошо, что вы уже нашли дом. Очень рада, но если что…       — Да, если что, я позвоню. Спасибо ещё раз!       Артём снова включил музыку. «Supertramp» сменились «Beach Boys», затем заиграли «Shocking Blue». Артём невольно вслушался: «Before loneliness will break my heart send me a postcard, darling».       Он никогда не посылал открыток. Он много где побывал вместе с Китсом, но никогда даже в голову не приходило… А ведь можно было отправить открытку матери или Оксане, да хотя бы самому себе. Некоторые так тоже делали.       И получил он за всю жизнь только одну открытку — ту самую, от матери.       Кому бы он мог отправить открытку сейчас? Тоже Оксане? Или Захару? Но он скоро приедет. Хотя не так уже скоро, через пятьдесят шесть дней. Можно отправить Китсу — у них сохранились на удивление хорошие отношения. Не то чтобы они постоянно созванивались и встречались, но до сих пор поздравляли друг друга с днями рождения и с Рождеством, совершенно искренне желая счастья. Наверное, с Китсом вообще было невозможно поссориться. Он был слишком уравновешенным и слишком рациональным. Слишком хорошим…       Артём, увидев выставленные перед магазином стойки с картами, путеводителями и открытками, подошёл к одной, потом ко второй. Он посмотрел несколько открыток, но все они были слишком… туристическими, что ли. Он бы повыбирал ещё, но пришлось уйти из-за шумной компании американцев, которые начали рассматривать и примерять кломпы.       Какое-то время Артём просто шёл по улице и слушал музыку — «Send Me a Postcard» он поставил на повтор. От этой музыки делалось хорошо и немного тревожно, словно ждёшь, что что-то необыкновенное должно произойти, и ты пока даже предположить не можешь, будет это плохим или хорошим.       Увидев большой, по-настоящему огромный магазин с сувенирами, Артём всё же зашёл туда. Пройдя вдоль стены домиков, он остановился возле стенда с открытками. Их было много, они продавались по отдельности, но больше наборами.       — Не можете выбрать? — обратились к нему по-английски.       Артём обернулся: пожилой мужчина в очках стоял рядом.       — Да, слишком много, — улыбнулся Артём. — А не попадался Йордан?       — Именно Йордан? — взгляд у мужчины стал извиняющимся.       Артёму и самому было ясно: никто не мог знать каждую открытку здесь.       — У некоторых есть картинки сзади, — мужчина взял один из наборов со стенда: на обороте действительно были миниатюрки открыток. — Но не у всех.       — Я посмотрю, спасибо, — Артём из вежливости потянулся к одному из наборов, решив, что перевернёт парочку, а потом уйдёт. Он сам, даже если бы и увидел где-то на фото Йордан, всё равно не узнал бы его без подписи: для него пока все эти улицы были одинаковыми.       Он поставил всё, что взял со стенда, на место и развернулся к маленьким домикам на другой стороне ряда. Захотелось такой купить… Зачем ему приторно милый сувенирный домик? У него даже посуды пока нет… И постельного белья. Вообще ничего. С другой стороны, он архитектор, и ему вполне позволительно любить домики.       Артём уже хотел уйти, как мужчина снова его окликнул:       — Вот тут есть!       Он протянул Артёму набор открыток, запаянный в слюду. Стопочка открыток внутри была толстой, плотной, миниатюрки на задней стороне пестрели домиками, крышами и яркими ставнями.       — Я возьму, — сказал Артём, хотя, как он и опасался, Йордана он на таких маленьких изображениях не распознал.       Он рассмотрел открытки только на следующий день в офисе.       Утром, включив ноутбук и приколов на большую, во всю стену, пробковую доску распечатанные вчера вечером эскизы, он увидел на дальнем краю своего второго стола позабытые открытки.       Артём сходил в холл за кофе и вернулся к себе. Кабинеты — не опен-спейсы, а небольшие кабинеты на двух-трёх человек — были удобными. Всё продумано: и освещение, и длина и ширина приставных столов, и места для хранения чертежей. Разве что коллеги были куда как менее общительными, чем на предыдущих местах работы. Отвлекаться на нового работника никто не желал: ни архитекторы и проектировщики, ни прочий персонал. Артём не мог представить, чтобы та менеджер, которая занималась его переводом в офис, стала бы тратить время на звонки Захару, если бы тот приехал в Амстердам первым.       Артём не сомневался, что со всем разберётся и привыкнет, но пока было тяжеловато.       Он вскрыл упаковку и достал открытки. Они сверкали как осколки витражей, яркие, сочные, блестящие.       Артём просматривал их по очереди, пока не остановился на одной. Дом на ней показался ему знакомым, он присмотрелся… Да, точно, он был совсем рядом с тем, в котором снял квартиру. Это же его улица.       Сине-серая полоса канала разрезала кадр по диагонали, и ближе к верхнему краю открытки в череде на первый взгляд неотличимых один от другого игрушечных домиков был тот самый… Два окна гостиной на втором этаже. Казалось, что если поднести лупу, то можно будет увидеть даже белые полоски раздёрнутых штор, как это было вчера.       Артём с минуту смотрел на открытку, а потом потянулся за ручкой. Его любимые тоненькие «Шарпи» стояли в большой карандашнице.       Он обвёл домик на фотографии, а потом перевернул открытку.       Он не знал нового адреса Захара, а звонить ему и спрашивать значило бы всё испортить… Хотя сюрприза точно не получится: он вчера рассказал про квартиру, назвал улицу, и Захар наверняка всё уже посмотрел на «Гугл Мэпс». И всё же…       Артём повернулся к ноутбуку. Найти адрес московского представительства «Фицрой» было делом десяти секунд. Артём переписал его на открытку и задумался. Кроме обведённого домика и адреса должно быть что-то ещё. И что-то не слишком личное, потому что открытка придёт в офис, и её сможет прочитать секретарь или ещё кто-то, через чьи руки проходит корреспонденция.       Артём отпил кофе, повертел ручку в руках, а потом написал единственное, что хотел сказать Захару: «Жду».       КОНЕЦ