Звон разбитого стекла

Немного помедлив, Акаши переводит взгляд на приоткрытую дверь в кабинет его отца и бесшумно направляется туда. В его бездонных глазах цвета созревшего мака плескается нескрываемое детское любопытство, активно рвущееся наружу. Оно съедает его, отчего мальчик, повинуясь внутренней прихоти, медленным шагом идёт к помещению. Сейджуро украдкой разглядывает длинный чистый коридор, ведь он практически не бывает здесь. Ему не позволено. Поэтому, невесомо дотрагиваясь подушечками пальцев до прохладных и до жути голых стен бежевого оттенка, мальчишка запоминает этот, пусть и неважный, но отчего-то интересующий фрагмент из его мимолётной жизни. Ведь где-то глубоко в сердце он радуется тому, что смог незаметно нарушить запрет его отца, который, скорее всего, останется незамеченным. Он чертовски восхищён. Сердце колотится как сумасшедшее. Его звонкие удары отчётливо слышны внутри головы. Кровь болезненно пульсирует в висках, заставляя глаза неприятно ныть. Горло омерзительно колет от частых вздохов. Акаши переполнен эмоциями, что бьют через край. И это так гадко. Неимоверно. — Это удивительно, не правда ли, Сей? — звонкий детский голос эхом раздаётся в пустующем коридоре, наслаиваясь на изнеможённый разум тонкой вуалью. — Ты видишь это? — Вижу, Сейджуро. Отчего ты так возбуждён? Это всего лишь коридор, — вкрадчивый металлический голос изнутри будоражит нутро. Его отголоски ласкают слух, всё глубже впитываясь невидимыми нитями в тело маленького Сейджуро. Но мальчик добродушно улыбнулся. — Тебе этого не понять… Ты постоянно сидишь во мне и бубнишь, как какой-то дед. — Лучше бы подошёл к кабинету, чтобы вникнуть в разговор… Вдруг это о тебе, — мальчишка чувствует хитрый прищур. — Тебя ведь съедает интерес… — Подстрекатель… — Отнюдь. Немного помедлив, Акаши метнул взгляд в сторону приоткрытой двери. Может… в действительности разговор будет про него? Любопытство берёт верх, раздирая мальчика изнутри. Он подвластен ему. Сейджуро делает нерешительный шаг по направлению к двери. Мелкая дрожь пробирает его тело, окончательно сбивая дыхание. Вспотевшие ладони неприятно трутся о сухую ткань белоснежной рубашки. Растерянный взгляд алых глаз прикован к двери. Рвано выдыхает. Делает шаг. И ещё один. И ещё. Это запрещено, что он непременно знает. Но поддаётся или, даже, проигрывает внутреннему голосу и делает наперекор плотно выстроенным правилам. Мальчишке казалось, что его бесшумные шаги звучат громко. Там, где-то в голове. — Время течёт крайне медленно, не так ли? Только не смей отступать, Сейджуро. Для тебя это важно. — Почему ты… так уверен в этом, Сей? — Доверься мне, братишка. Поступательные шаги становились более уверенными, хотя необоснованный страх в них прекрасно чувствовался. И Сей это понимал. — Не бойся, братик. Всё в порядке. Слышишь голос мамы? Иди на него. Она никогда тебя не обидит. Надеюсь. Сердце продолжает отбивать сумасшедший такт. — Хорошо. Маленький мальчик даже не помнит, как дошёл до двери, прислоняясь ухом к дверному проёму и вслушиваясь в разговор его матери и отца. — Акаши-сан, ему не надо рассказывать об этом. Это травмирует его детскую психику. Данная информация для Сейджуро будет чересчур шокирующей. — Шиори, я решаю в этом доме что правильно, а что — нет. Не нужно в это вмешиваться. — Но для семилетнего ребёнка будет шоком, что он должен был быть не один. Что у него должен был быть братик-близнец, который умер в утробе. — Если правильно подобрать слова, то всё будет в порядке, поверь. Главное, не задеть его психику. — Теперь ты понял, почему тебе надо было это услышать, Сейджуро? — приторный голос вызывает табун мурашек. — Это ради твоего же блага, братишка. — Но… почему? Почему ты умер? — Так надо. Не все близнецы или двойняшки выживают на первых неделях беременности. Зато я с тобой. В твоей голове. Твоей душе. К горлу подкатывает ком. Это слишком. «Так надо, Сейджуро. Непременно надо. А теперь… Беги». Акаши срывается на бег, наплевав на незаметность. Он громкими шагами направляется в ванную, где есть возможность закрыться. Становится душно. Что-то сродни формалину забивает дыхательные пути, отчего создаётся ощущение, что некоторые клетки мозга начинают атрофироваться из-за переизбытка углекислого газа. Чересчур. У мальчишки начинается лихорадка. Тело пронизывает жгучая боль, а голова неимоверно болит. «От правды не убежишь, братик». До ванной осталось ещё чуть-чуть. Буквально за поворотом он увидит дверь, ведущую туда. — Ещё немного… — подступающая истерика. Он сломан, как какой-то механизм. С силой нажав на неподатливую ручку, он с приглушённым звуком падает на прохладный кафель. Но, быстро среагировав, мальчик встаёт и с хлопком закрывает дверь. Он подбегает к зеркалу, прижимаясь ладонями к стеклу. Истерика внутри вспыхивает из-за маленькой искры. Глаза широко распахиваются, а из глотки вылетает немой крик. В отражении теперь не он. — Это ради тебя, братик. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Из-за синдрома близнеца. Теперь ты побудешь на моём месте, просто наблюдая за всем происходящим. Будешь, как птица в золотой клетке гнить. Зычный хохот. Ради тебя…

***

Внутри меня так тесно… Потерпи, Сейджуро. Сей подносит холодное лезвие ножа к горлу, нанося незначительные раны. Он издаёт гортанный звук, который эхом разносится в полумраке собственной комнаты. Это омерзительно. Наблюдать за собственноручным нанесением увечий. Перестань. А где же волшебное слово, братишка? Неужто мама тебя не обучила этикету? Бесишь. И не смей упоминать о ней. Ненавижу. А когда-то ты её горячо любил её. Души в ней не чаял. Она умерла, слышишь. Умерла. Её нет. Она исчезла. Как и Рай на этой Земле. Его и никогда не было, тупой мальчишка. Ты изначально был мёртв, но занял моё место. Мразь. Ты не лучше. Лезвие блестит при лунном свете. Увидимся в Аду, ублюдок.