Материнское сердце

      Куцый хвостик кролика мелькал между камней, пока сам зверек выискивал траву и корни растений. Он и не подозревал, что за ним давно уже наблюдают. Голубые глаза молодой волчицы хищно сверкнули, когда она, принюхавшись, почуяла близость добычи. Кролики — слишком мелкая дичь, чтобы охотиться на них всей стаей, достаточно лишь одного волка, если он хороший охотник.       Еще один осторожный шаг… Пепельно-серая шерсть сливалась с каменистой местностью, покрытой редкой травой, делая свою обладательницу почти незаметной. Не раз это спасало ей жизнь, не раз помогало лечь спать на сытый желудок даже без помощи стаи. Там, где черная, бурая или рыжая шерсть предательски выдавали волков, серая давала несомненные преимущества. Не зря именно светло-серый мех считался в ее стае самым красивым. И он у нее был. Он помогал ей.       Кролик, кажется, почуял неладное и настороженно поднял голову, вовсю работая носом. Но для него все было уже слишком поздно: решив, что подкралась к добыче достаточно близко, волчица прыгнула и одним резким движением обеспечила себе пищу. А сытый волк — сильный волк, способный охотиться и сражаться за территорию.       Довольная, она направлялась в Становище, когда ушей достиг далекий тревожный вой. Голос отца и вожака стаи волчица узнала сразу и, не разжимая челюстей, в которых болтался кролик, бросилась на звук. Только бы не опоздать, только бы не было слишком поздно. Этот вой мог означать одно. Сигнал тревоги не часто оглашал их бедные добычей земли, но смысл его был понятен любому — нападение. Ее путь лежал через Становище на другой конец территории стаи Высоких Холмов. Бросив там добычу, волчица помчалась дальше. Лапы сами несли ее по знакомым с детства тропам, грудь горела от бега и возбуждения, чужой запах врагов врезался в ноздри, а чуткие уши улавливали отголоски битвы, и сама она испустила короткий резкий вой, предупреждая стаю о своем приближении.       Но битва была короткой. Остановившись на краю холма, волчица увидела поразившую ее картину: ее стая, сбившись в кучу, затравленно наблюдала, как чужаки поедали кабана на их территории. Что же произошло, пока она охотилась? Почему никто не остановил чужаков, ведь со времен Первой Луны это земля принадлежит стае Высоких Холмов?! Волчица не могла это понять и принять. Гордый несломленный поражением дух не желал мириться с происходящим, не позволял покорно склонить голову, напротив он побуждал ее к действию. Губительному, опасному, но действию.       Она уже знала, как поступить. Осторожно и тихо, как тень, волчица спускалась с холма. Никто не заметил ее приближения: запах крови и свежего мяса перебил все прочие запахи и сейчас служил ей хорошим союзником против нарушителей. Она уже видела их: самый мелкий из чужаков был почти в полтора раза крупнее большинства волков ее родной стаи. Могучее сложение, свирепая сила — вот чем они заставили склониться волков стаи Высоких Холмов. Но она не последует примеру сородичей. Свободный дух нельзя покорить, его можно уничтожить, обратить в ничто, но заставить склониться — никогда. Оттого, наверное, свободный дух и губит больше всего жизней, ярких молодых жизней.       Тут один из ее сородичей поднял глаза, и волчица поймала на себе его пристальный взгляд. Миг — и молодой черный волк хотел окликнуть ее, но она отрицательно мотнула головой.       Нет. Не вмешивайся. Я знаю, что следует делать, сама.       Она произнесла бы эти слова вслух, если бы могла. Но им слова не нужны. С детства они были вместе и вместе же делили добычу. Не будь дочь вожака столь свободолюбивой, они могли бы стать парой и взвыть на Великое Ночное Светило вместе. Но волк и сейчас еще не терял надежды. Еще не потерял… Ведь они еще так молоды.       Она очень молода, и она прекрасна, и когда-нибудь она осчастливит одного из волков стаи Высоких Холмов здоровым потомством, а он достаточно крепок и силен, чтобы позаботится о ней и их возможных детях, пока гордость не вынудит ее вновь сопровождать стаю на охоту.       Но как ему быть теперь? Волку не нравился мрачный решительный блеск ее голубых глаз. Этот взгляд всегда предвещал беду. Но как остановить ее, не навредив еще больше?       Не делай глупостей. Не губи себя. Не губи стаю. Не губи свою жизнь. Не губи меня… кто я без тебя?       Он почти умоляюще посмотрел в ее голубые глаза своими черными, как безлунная темная ночь. Она отвернулась, не желая слушать. Отвернулась в своем необузданном упрямстве, гордости и дерзкой отваги.       Отвернулась. Зажмурила глаза. И, сделав глубоких вдох, спрыгнула вниз с холма прямо на широкую спину одного из чужаков.       Послышался удивленный полный боли и ярости вой, когда она опустила клыки в чью-то черную холеную шкуру.       Ее собственная стая оживилась, но чужаки окружили волчицу и ее противника, не позволяя кому-либо приблизиться.       Они были одни. Еще намечая жертву, волчица знала, что это не простой волк, видела, чувствовала, понимала. Теперь она знала точно. Вожак! Она бросила вызов вожаку нарушителей! Но эта мысль не пугала ее, напротив — лишь подстегивала гордый неспокойный дух.       Поняв, что неведомого противника, свалившегося на него прямо с неба, ему так просто не сбросить, чужак пустился на хитрость и, повалившись на спину впечатал волчицу в землю. Послышался сдавленный полный ярости вой, но она не разжала челюсти и только крепче вцепилась во врага острыми когтями.       Черный волк поднялся на лапы. Он предпочитал нападать открыто, считая, что нападение на волка другим волком из-под тишка признаком презренных одиночек, но стойкость и упорство противника невольно вызывало у него восхищение. Ему хотелось взглянуть чужому волку в глаза, а затем научить сражаться, как подобает стайным волкам.       Нарушитель был в два раза крупнее своей противницы так, что когда он сделал несколько шагов, то она просто волочилась следом. Черный волк снова повалился на спину, но уже в другом месте.       Острые камни больно впивались в молодое и сильное тело, вынудив, наконец, волчицу разжать челюсти.       Чужак поднялся на лапы и, сделав несколько шагов в сторону, посмотрел на ту, кто осмелилась бросить ему вызов. В его горевших зеленью глазах ясно читалось удивление, когда он понял, что доставила ему столько хлопот всего лишь волчица. Маленькая, чуть крупнее подросшего волчонка, она, тем не менее, оказалась яростным и упорным противником.       Взгляд, которым смерил ее этот наглый нарушитель, разозлил волчицу. Резко вскочив на лапы, она припала к земле и грозно зарычала, готовая к новой битве. Чужак ответил ей насмешливым взглядом и горделиво повернул голову к вожаку стаи Высоких Холмов.       — Я всегда знал, что горные стаи — мелкие коварные выродки, которых сложно называть волками! — весь его облик дышал высокомерием, в каждом слове или движении чувствовалось исходящее от него презрение, но где-то за всем этим волчица почуяла и силу, гордость и даже какое-то свое понятие о чести, пусть и не такое, как у нее самой. — Но это уже слишком, — он резко мотнул головой в ее сторону. — Что ты на это скажешь, Серогрив?       Из толпы волков стаи Высоких Холмов отделился пожилой, но достаточно крепкий для своего возраста волк с темно-серой шерстью и ясными голубыми глазами. Хоть его стая и потерпела поражение, но держался вожак с гордым достоинством.       — Я не отдавал приказа к нападению, Острый Коготь, — спокойно проговорил он, затем чуть склонил голову, не спуская с победителя внимательного взгляда. — И я сожалею, что это произошло.       При этих словах волчица пренебрежительно фыркнула. Он! Сожалеет! Да отцу самому следовало это сделать! Серогрив повернул к дочери голову и резко мотнул головой, чтобы она встала за его спиной рядом с остальными горными волками. Если бы она послушала… Если бы не была такой непримиримой и храброй… Как же часто эта храбрость граничит с безумием. Если бы… тогда, возможно, ее судьба и судьбы многих других сложились бы иначе. Но волчица сделала свой выбор. Ей невыносима была сама мысль о том, чтобы склонить голову и покориться этому дерзкому нарушителю. Это их земля! Земля ее стаи!       — Нет, отец, — вскинув голову и расправив плечи, отозвалась она. — Ты не должен сожалеть, и я не сожалею!       И она с вызовом уставилась на черного вожака. Без шанса на победу она неукротимо продолжала бросаться в бой. Что толкало ее на это? Безумие молодости и гордости или отвага и самопожертвование? Возможно, она сама не знала.       Острый Коготь мрачно ответил на этот взгляд. Какая-то тень промелькнула тогда в его свирепых зеленых глазах. Тень, не предвещающая ничего хорошего.       Дочь Серогрива… Дочь его врага… Впрочем, он мог бы и сам догадаться по ее ясным, как чистое небо глазам.       Из его могучей груди вырвалось насмешливое рычание. Он знал, как поступит. Это даже лучше, чем просто прийти на чужую территорию. Заветы Лунных Братьев и Сестер сейчас меньше всего волновали молодое, горячее, дорвавшееся до кровной мести сердце. Его мать уже давно ушла охотиться по Лунным тропам из-за него.       Он знал, как поступит. Это было жестоко, но лишь самый жестокий поступок сможет заполнить пустоту в его черной душе. Так он, по крайней мере, тогда думал.       — Твоя дочь, — слова приходилось вырывать из горла, так сильно смесь чувств ярости, боли, желания отомстить душили его, так сильно они въелись в его отравленное сердце, — нарушила закон стай, — «как и ты сам когда-то» говорил его тон, — за нарушением следует наказание…       — Кто бы говорил о нарушениях закона! — дерзко засмеялась волчица. — Здесь только один нарушитель — ты и твоя стая! — она презрительно плюнула и гордо прошествовала мимо чужака, намереваясь приблизиться к отцу.       То, что произошло дальше, уже нельзя было изменить. Молодая волчица сама предопределила свою судьбу. Когда назвала вожака стаи Высоких Холмов отцом. Нет, даже раньше, когда не подчинилась стае и не признала поражения.       Острый Коготь резко подался вперед и одним прыжком пригвоздил ее к земле. Волчица зарычала и попыталась выползти из-под могучего противника, но тот придавил ее всем своим весом и приблизил оскаленную морду вплотную к лицу ее отца, когда тот попытался как-то помочь своей глупой дочери.       — Наказание, — повторил нарушитель. — И наказание я выберу сам. Она твоя кровь, — черный волк злобно усмехнулся. — Ты причинил зло моим родным, а я причиню твоим. Это и будет наказание, — зеленые глаза зажглись злым торжеством, в то время как голубые приоткрылись от ужаса. — И ни ты, ни кто другой не смогут отказать мне в моем праве.       Вожак чужой стаи ухватил обессиленную волчицу за загривок и отшвырнул подальше в кусты.       — Нет, — лапы Серогрива, казалось, приросли к земле от потрясения. Он уже понял какое «наказание» выбрал для его младшей дочери этот озлобленный на весь мир волк. — Пощ-щади…       — Как ты пощадил мою мать?! — боль и ярость мешались в его голосе, затем волк отвернулся и приблизился к молодой волчице.       Когда чужак придавил ее к земле, он выбил из ее груди весь воздух, и прийти в себя волчица еще не успела, а потому смутно соображала, куда ее тащат.       — И ты позволишь этому случиться?! — где-то сквозь пелену тумана она слышала истошный крик своего давнего друга, молодого черного волка.       Она не видела, как тот бросился на нарушителей и был грубо отброшен прочь…       Острый Коготь бросил ее между камней. Смутно соображая, что делает, волчица поднялась на лапы и зарычала, готовая защищаться до последнего. Она знала, помощи не будет. Есть лишь она и он.       Чужой волк оценивающе посмотрел на нее. На один краткий миг ему даже стало жаль ее молодую жизнь, которую он собирался загубить. Но тут перед его глазами проплыл образ матери, лежащей в луже собственной крови. Ее жизнь тоже была загублена. Одна жизнь в обмен на другую. Это справедливый закон. Его собственный закон.       — Лучше, если ты покоришься хотя бы сейчас, — мрачно проговорил Острый Коготь, все же внутренняя тьма не до конца уничтожила его душу и сердце. — Лучше для тебя самой.       Его жертва наконец полностью пришла в себя и, поняв, какая ужасная участь ее ожидает, припала к земле, изготовившись к прыжку. Затем испустив грозный рык, прыгнула, намереваясь перегрызть чужаку горло. Вожаков запрещено убивать, да таков закон, но уж лучше так, чем то, что жестокий вожак соседней стаи уготовил для нее.       Но волчица устала и потеряла много сил. Более мощный и крупный противник легко опрокинул ее и взгромоздился сверху…       Через какое-то время волки услышали призывный вой Острого Когтя: он уводил свою стаю на их территорию.       Как только чужаки убрались с дороги, молодой черный волк бросился по запаху туда, куда еще раньше Острый Коготь уволок его подругу, нет, его любимую.       Кучку светло-серого меха он обнаружил довольно быстро и приблизился, чтобы обнюхать находку. Волчица подняла голову и сердито зарычала. Никогда она не рычала на него. Но это было не единственным изменением: ее шерсть просто провоняла чужаком, а взгляд, ошарашенный и дикий, горел безумием.       — Тихо… все хорошо, Пепельная, — прошептал пришелец. — Это же я… неужели ты не узнаешь меня?       Блеск покинул некогда живые глаза, а безумие уступило место усталости и горечи.       — Оставь меня, Чернолапый, — сдавленно проговорила Пепельная. — Моя жизнь кончена. Я опозорила стаю.