Уроборос

Who are the Ghosts watching over us Who do we follow when we’re lost and we’ve had enough Who are the Ghosts watching all of us Who do we call to know we’re not here alone in the dark Mako – Ghosts

      В этот раз Гинтоки проснулся в еще большем недоумении, поскольку по всем законам логики он и вовсе не должен был проснуться, ведь тот, кто однажды сомкнул навеки глаза, попросту не смог бы открыть их вновь.       Мужчина дышал тяжело, словно долгое время провел под водой и вот наконец глотнул столь желанный воздух. Трясущейся рукой он скользнул вниз по своей обнаженной груди и нащупал место, где еще, казалось бы, минуту назад зияла дыра, из которой обильно вытекала кровь. Но раны не было, и, как только Гинтоки в этом убедился, он перестал ощущать призрачную боль, что доселе сковывала движения. Он определенно был жив, хоть и не понимал, как это вообще было возможно.       Можно, конечно, все списать на подкинутый разумом кошмар, но уж больно реалистичным тот был, чтобы считать его таковым. Гинтоки помнил каждую деталь произошедшего с ним события настолько четко, словно действительно все это пережил, а не просмотрел в своем подсознании. Да и место, в котором он очутился, было ему уже знакомо. Он снова проснулся в жалкой лачуге на окраине Эдо без малейшего понимания, как вообще докатился до такой жизни.       Чтобы привести мысли в порядок, еще вчерашний, хотя черт его знает, сколько на самом деле прошло времени с тех пор, когда все было на своих местах, мастер на все руки занял себя обыденными вещами. Он оделся и, подпоясываясь, не мог отделаться от неприятного ощущения, что одежда все-таки принадлежала именно ему, равно как и нынешнее убежище. Катана, как и в прошлый раз, отыскалась между футоном и стеной. Гинтоки принялся ходить из угла в угол, меряя комнату широкими шагами. Пускай он и не поддался панике, однако зябко ежился от свернувшегося в груди страха, пока еще маленького, что однажды мог и разрастись, опутав Сакату без возможности высвободиться.       Так что же в итоге произошло? Он совершенно точно не крал машину времени у Дока и не совершал ошибок, которые бы привели к искажению будущего, где все ведут себя с ним так, словно он закоренелый преступник. Вспомнив выражение лица Шинпачи и как твердо его рука держала пистолет, мужчина вспылил и в сердцах пнул котелок – тот сорвался с крючка и с глухим звоном покатился по полу. Гадство!       Гинтоки проснулся совсем недавно, но уже чувствовал себя безмерно уставшим. Он прекратил свои метания и провел ладонью по лицу в попытке немного себя взбодрить. Пальцы нащупали щетину, и мужчина отвлеченно подумал, что было бы неплохо побриться, а то он и не помнил даже, когда делал это в последний раз. Да и что он вообще делал перед тем, как начался весь этот бедлам? Воспоминания ускользали от него, стоило ему напрячь память в попытке выудить из нее момент, когда реальность переменилась.       Но знать определенно кто-то должен был. Никогда не бывает так, что чертовщина творится сама по себе без чьей-либо подачи. Гинтоки найдет затейника и доходчиво объяснит ему, почему так поступать не следовало.       Мужчине претило находиться в этом пыльном и пропахшем плесенью домишке, словно вот-вот и раскроет прямо за его спиной свою пасть преисподняя, слизав сумрачным языком его существование из этого мира, который будто бы и вовсе о нем позабыл. Теперь он не больше, чем призрак, блуждающий на руинах своих надежд. Сакате, и правда, хотелось трусливо оттуда сбежать, но все же он взял себя в руки и, укротив неуемное желание закрыть за собой дверь с другой стороны, на этот раз тщательно осмотрел помещение. Вдруг что натолкнет его на правильную мысль или сможет пригодиться в будущем.       На одной из полок обнаружилось несколько рисовых лепешек, завернутых в платок. Повертев одну в руках, Гинтоки сделал вывод, что те уже лежалые и являлись тщательно сберегаемым провиантом на случай, если так и не удастся добыть другой еды. Когда Гинтоки был ребенком и боролся за свое существование, буквально выцарапывая у жизни каждый новый день, то делал так же – припрятывал стащенные у трупов онигири и ел только в том случае, когда чувствовал, что скоро его настигнет голодный обморок. У живых же он не крал: предпочитал и вовсе с ними никоим образом не связываться.       В углу притаился холщовый мешок, который он раньше не приметил. Внутри оказалось пусто, если не считать маленького тэру-тэру бодзу*, улыбающегося ему со дна. Талисман выглядел изрядно потрепанным временем, но Гинтоки показалось, словно ему посчастливилось найти настоящую драгоценность. Это ведь подарок учителя! Разве он не потерял его во время войны? Мужчина против воли широко улыбнулся, радуясь тому, что хотя бы какой-то кусочек безмятежного прошлого остался рядом с ним.       В то время Гинтоки был полностью асоциален. Он не переносил присутствия других людей поблизости и мог ненароком прикончить человека, неосмотрительно подошедшего слишком близко, не потому, что был настолько кровожаден, что стремился омыть свой меч в крови большого числа людей, а из-за слишком быстрых рефлексов, диктующих ему избавиться от потенциальной угрозы. Мальчик боялся людей, потому что те боялись его. Это был тот замкнутый круг, из которого ему своими силами было не выбраться. И ему помогли. Подобрали, обогрели, научили быть человеком и подарили чувство, что и он, маленький демон без прошлого, может быть кому-то нужен. В один из дней, когда Гинтоки вновь одолели сомнения и он задался вопросом, зачем этому странному человеку понадобилось возиться с ним, ничего не требуя взамен, Ешида Шое сделал для него талисман, сказав, что однажды дождь в душе мальчика прекратится.       Саката еще некоторое время предавался воспоминаниям, но затем, осознав, в какой ситуации находится, помотал головой и принялся дальше осматривать комнату. Вдруг его взгляд зацепился за татами слева от него. Его край не примыкал к краю соседнего татами как следует, и создавалось впечатление, будто бы кто-то пытался его отодрать. Да почему кто-то? Наверное, он сам и постарался – вновь прокралась неприятная мысль. Под матом оказался небольшого размера тайник, из которого Гинтоки выудил кулек, набитый мелкими монетами. Пересчитав, мужчина вздохнул. Не абы какое богатство, чтобы так его прятать. Хотя с другой стороны, если ты человек в бегах без возможности нормального заработка, то и эта сумма покажется значительной. Гинтоки сунул деньги и рисовые лепешки в мешок, затянул его, перекинул себе через плечо и наконец покинул лачугу, даже не потрудившись задвинуть за собой дверь.       Если все, кого он повстречал после Отосе, не помнили его, то тогда имело смысл искать тех, с кем был знаком и раньше. Как бы ему ни хотелось этого признавать, но сейчас единственным, кто хоть как-то был способен ему помочь, при этом не стремясь снять голову с его плеч, был Кацура, наверняка ошивающийся где-то в городе и замышляющий очередную диверсию.       Прежде чем покинуть трущобы, Гинтоки озаботился тем, чтобы более-менее замаскироваться, а то его совершенно не прельщало ходить по улицам, всем своим видом словно крича: «Я Широяша! Попробуй возьми!» Он выкупил у какого-то повстречавшегося ему на пути оборванца амигасу** и скрыл за ней не только свои белые кудри, но и верхнюю половину лица. Не то чтобы мужчина знал, куда идти, однако он уверенным шагом направился прочь из трущоб, совершенно не собираясь тратить львиную долю времени и умственных сил для тщательного продумывания плана. Стратегии не его конек, а Кацуры, вот потому и заморачиваться даже не стоило. Пока что хватало и того, что у него есть хотя бы одна цель, ради достижения которой можно было и отбросить тревоги и позволить той себя поглотить.       Гинтоки не раз и не два приходилось сталкиваться с парнями, что гордо называли себя революционерами и патриотами Джои. В основном подобные группировки состояли сплошь из мнимых борцов за справедливость, чьи действия, напротив, приносили лишь только головную боль, да из обычного хулиганья, желавшего прикрыть свои грязные делишки за высокими идеалами. Правда, Гинтоки не мог этого отрицать, среди них были и те, кто всей душой верил, что однажды человечество избавится от гнета пришельцев и вновь станет хозяином самому себе. Именно они и шли за Кацурой Котаро, плененные его речами. Им бы глаза пошире раскрыть да посмотреть, насколько их действия продвинули революционеров вперед. Хотя эти речи были нужны не только для того, чтобы воодушевить последователей, но одновременно и сдержать более радикально настроенную их часть, ведь кто знает, на что озлобленные, припорошенные горем, точно пеплом, люди, которые прошли войну и живыми смогли добраться до выхода из преисподней, оставив позади себя несчетное количество трупов, будут способны. Гинтоки, несомненно, считал Котаро редкостным придурком, но отнюдь не дураком.       На улицах скоро стало оживленно, и Саката старался лавировать в толпе так, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание. Со стороны могло показаться, что он просто бесцельно бродит, не отягощенный никакими проблемами, что любого другого человека заставили бы куда-то спешить, однако это было совсем не так. Самурай наблюдал за людьми, желая отыскать среди множества движений и эмоций то, что выбивалось бы из общего скоординированного хаоса. Вот, низкорослый мужичок пару раз нервно бросил взгляд себе через плечо, словно проверяя, а точно ли за ним никто не следит, и юркнул в подворотню между табачным магазином и прачечной. Повторного приглашения для Гинтоки было не нужно.       Джекпот! Тот действительно был одним из группировки Джои и наотрез отказался выдавать своего лидера, явив собой чудеса верности и отваги, хотя ноги у мужичка тряслись, а в его испуганных глазах Гинтоки бы мог увидеть целый блокбастер с собой в главной роли, где он беспощадно разделывает свою жертву, отказавшуюся обменять сведения на жизнь, и это все притом, что он, Гинтоки, был донельзя вежлив и терпелив. В итоге ему это надоело и он, сорвав с себя амигасу и угрожающе нависнув над террористом, как следует представился, ожидая, что после того, как тот узнает, кто он, станет более словоохотлив. Но за этим последовало полное фиаско. Вместо того чтобы отнестись к одному из лидеров восстания, Белому демону, с почтением, мужичок вонзил в Гинтоки свирепый взгляд и выплюнул ядовитое: «Предатель!»       – Какой еще предатель? – недоуменно переспросил Гинтоки. – Ты не выспался, что ли?       Мужичок ситуацию прояснить не захотел и лишь продолжил обвинять его в предательстве. Ко всему прочему, Саката видел, что тот был уже не далек от того, чтобы броситься на него прямо вот так, с голыми руками, тем самим свершив акт отмщения. Черт бы побрал этих самураев с их глупой жертвенностью! Гинтоки, по совершенно случайному стечению обстоятельств также являясь самураем, все же не разделял точку зрения таких, как он. Гинтоки никогда не стремился так просто расстаться с жизнью, хотя зачастую могло показаться совсем наоборот, ведь ему не раз доводилось совать голову в пекло, лишь чудом получив возможность ее оттуда высунуть. Гинтоки будет бороться, сражаться, кусаться, пинаться, предлагая очередному врагу прилагать больше усилий в попытке его умертвить, а с собой покончит лишь в том только случае, если в определенный момент именно он будет этим врагом.       Со всем этим надо было что-то делать: уж больно не хотелось отпускать мужичка восвояси, тщетно надеясь на то, что он приведет его с собой на хвосте в нынешнее убежище своей группировки. Скорее всего, он будет осторожен и вряд ли совершит подобную глупость, раз так радеет за своего лидера. Гинтоки почти не сомневался в том, что этим человеком был Зура, поскольку тот умел располагать к себе единомышленников. Поэтому пришлось в срочном порядке сварганить на скорую руку план дальнейших действий и без промедлений воплотить его в жизнь, пусть он и родился не из совсем здоровых идей.       Гинтоки отступил на пару шагов и, резко сдернув с пояса катану, кинул ее ошеломленному его поступком террористу. Мужчина не мог не усмехнуться, припомнив, как когда-то подобный фокус проделали с ним. До того как член Джои успел собраться с мыслями, чтобы выразить свое отношение к происходящему, Гинтоки вступил в диалог первым, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно:       – Хорошо, ты можешь не называть имени своего лидера и не сообщать его местонахождение. Но вместо этого ты лично отведешь меня к нему… в качестве пленного, разумеется.       Тот недоверчиво поджал губы и принялся пристально рассматривать Широяшу, пытаясь углядеть в его поведении некий скрытый смысл. Вот зачем понадобилось опасному ронину так запросто отдавать себя в руки негативно настроенным по отношению к нему людям? Какая ему от этого выгода? Может, он идиот?       Гинтоки прекрасно знал, что творилось сейчас в голове у мужичка, поэтому даже не стал дожидаться, пока он озвучит свои вопросы вслух, и дал ответы наперед:       – Видишь ли, для меня настали не лучшие времена: за мной охотятся псы Бакуфу да и просто все, кому не лень. Неважно, как хороши мои навыки, ведь отбиться от всех и сразу даже мне не по силам, поэтому приходится слать ко всем чертям свою гордость и просить помощи у тех, к кому я однажды повернулся спиной. Понимаешь теперь, в каком я отчаянии? Подумать только, моя жизнь зависит от всего одного твоего решения! Смешно даже!       Мужичок обнажил катану и наставил ее на Гинтоки, но сам держался как-то неуверенно, видно, слова Сакаты подействовали на него как надо. Они казались абсурдными, но в то же время завлекали, опутывая твердость решений сомнениями. Разве он не сослужит службу своему лидеру, приведя на поводке усмиренную шавку. В конце концов если он будет действовать с осторожностью, то не должно возникнуть трудностей, особенно учитывая то, что теперь у него имелось оружие, а у предателя нет, и штаб-квартира полнилась до зубов вооруженными воинами, так что тому оставалось рассчитывать теперь только на милость лидера.       Террорист чуть отошел в сторону, открывая путь, и мотнул головой, пропуская Гинтоки вперед себя. Тот смиренно сделал так, как ему велели, и через пару мгновений почувствовал, как в поясницу уперлась рукоять меча, а в шею нетерпеливо задышали, давая указания:       – Иди вперед и не смотри по сторонам. Одно неверное движение, и тебя станет в два раза больше. Все понял, Широяша?       – Понял, понял, – охотно отозвался Гинтоки, нахлобучивая врученную ему амигасу обратно и надеясь, что ему удалось убрать из голоса насмешку. Хоть он и потерял меч, однако совершенно не чувствовал себя беззащитным, ведь, по сути, ему бы ничего не стоило вернуть его назад и одним точным движением отделить душу мужичка от тела. А пока пускай упивается мнимым чувством контроля и помогает ему идти к своей цели.       Они довольно долго петляли, прежде чем добраться до нужного места. Штаб-квартирой оказалось трехэтажное жилое здание, в которое они прошмыгнули с внутреннего двора, не настолько примечательное, чтобы бросаться в глаза и вызывать подозрения, но и не настолько скромное, чтобы принадлежать террористам, не получающим никакую денежную прибыль от своих ухищрений. Что ж, кошелек Кацуры не его, Гинтоки, дело – ему бы со своим для начала разобраться.       Поднявшись на последний этаж и миновав несколько комнат, мужичок наконец остановился перед дверьми, отделявшими Сакату от цели. Позволив завести себя внутрь, мастер на все руки даже подобрал выражение лица, с которым поприветствует старого друга, но план сразу же пошел под откос, стоило ему среди набившихся в комнату людей отыскать совсем не Кацуру Котаро.       – Такасуги?.. Какого?..       Одноглазый засранец, вальяжно расположившийся на циновке возле окна, казалось, был удивлен не меньше его самого, но уже спустя миг на его губах зазмеилась привычная ухмылка, а на волю даже вырвался смешок.       – Хорошая работа, Ешинори. – Кивнул Такасуги подчиненному, что сдюжил привести к нему не абы кого, а самого Белого демона. Затем он снова перевел взгляд на неожиданного гостя: – Какими судьбами, Гинтоки? Хотя постой, дай я сам угадаю причину твоего визита, – он театрально выставил руку вперед и нахмурился, раздумывая, – не успокоишься, пока хотя бы у одного из старых знакомых остается голова на плечах?       Где-то в груди неприятно кольнуло, но Гинтоки выстоял под натиском словесной атаки и сам тут же перешел в наступление:       – А ты, я смотрю, все стараешься забраться повыше: в космос там, на верхний этаж. Твои комплексы совсем тебя извели? К тому же, зачем мне сдалась твоя голова, если до меня тебя уже кто-то укоротил?       Шинске не стал отвечать на колкость, а про себя же сделал заметку хорошенько проучить за неуважение наглеца, что только что осмелился прыснуть в кулак из-за слов Сакаты, в назидание остальным.       – Тогда что же тебе от меня нужно? – Изогнул бровь предводитель Кихейтая. – Хотя, кажется, искал ты не меня. Кого же в таком случае?       Гинтоки оттолкнул Ешинори, гордого из-за похвалы, что так и продолжал тыкать его рукоятью катаны, видимо стараясь доказать начальству свою важность, и вышел в центр комнаты, чем заставил остальных подчиненных Такасуги занервничать, но тот жестом приказал им сохранять спокойствие.       – Где Зура?       На его вопрос тот только рассмеялся.       – Ты серьезно, Гинтоки? По-моему, не тебе об этом спрашивать, ведь никто лучше тебя не знает, где он.       – Где Зура? – Начал терять терпение Гинтоки, подозревая, что с Котаро действительно что-то приключилось, иначе бы Шинске не стал долго ломать комедию.       – Кормит червей.       С минуту они буравили друг друга взглядом, и, к ужасу Гинтоки, он так и не нашел хоть что-то, что могло бы опровергнуть сказанное. Насколько он мог судить, зная старого товарища, тот не шутил. Кацура… мертв? Да что, черт возьми, происходит в этой прогнившей реальности! Сначала Таэ, а теперь и Зура!       Гинтоки потер переносицу, старясь справиться с охватившим его напряжением. Все можно исправить, кроме смерти. Мужчина всегда считал, что если такое действительно произойдет, то воспримет эту новость спокойно, ведь прекрасно знал, что Кацура в своих стремлениях ходил по лезвию ножа. Но в действительности принять это оказалось гораздо труднее – легче преодолеть пролив Цугару*** прямо по воде пешком.       – Кажется, в последнее время память тебя подводит, – издевательски протянул Шинске, – и ты, наверное, даже готов отрицать, что не предавал его.       Гинтоки резко отнял руку от лица и в бешенстве выкрикнул:       – Да о каком предательстве, вашу мать, вы все талдычите?!       Такасуги перестал глумиться и, подавшись вперед, наконец сказал все, как есть, понизив голос практически до шепота:       – Он спас тебя от казни, а взамен ты оставил его там на съедение Бакуфу. Не то чтобы меня это сильно огорчило, но после этого мне пришлось подобрать его людей, что остались живы в той мясорубке. Хотя его жертва не напрасна. Все группировки Джои, действующие в Эдо, объединились под моим началом, желая отомстить сегунату.       В этот самый момент Гинтоки был готов убить человека, первым воскликнувшего: «Правда превыше всего». Может, лучше стоило выбрать забвение и никогда этого не слышать? Он не знал, как все происходило на самом деле, но что-то всепоглощающе темное в зеленых глазах напротив не давало усомниться в сказанном. А еще назревала новая война. Невзначай он глянул вниз на свои ладони и воочию увидел, как с них стекала кровь и поразительно громко ударялась тяжелыми каплями о дерево пола. На какое-то время он был способен воспринимать лишь только этот звук.       Но на том сюрпризы не закончились.       – Знаешь, Гинтоки, ты слишком неуправляем, чтобы допустить хотя бы мысль, что ты добровольно присоединишься к нам, поэтому… нет, нет, – он остановил стоящего от него справа мужчину, который при его словах дернулся вперед, положив ладонь на рукоять катаны, – никто из вас ему не ровня, поэтому…       Такасуги щелкнул пальцами, и Ешинори поспешил скрыться за дверьми, чтобы затем вернуться уже не одному.       – Кого тут нужно уложить баиньки, ару?       Гинтоки застыл, как если бы в каждую клеточку его тела вонзилось по отравленной игле. Голова вмиг опустела, а конечности словно налились свинцом. Он приложил немало усилий, чтобы смочь развернуться на столь до боли знакомый голос. Ну точно, Кагура!       Девочка рассматривала его, склонив голову на бок, с неприкрытым интересом, как если бы внезапно наткнулась на диковинную вещицу. Даже в этой реальности ей была присуща детская непосредственность и озорной блеск в глазах, но в то же время эта Кагура была не та. Эта Кагура считала его врагом.       – Банда Завитых, если я ничего не путаю, влезла не в свое дело, поэтому пришлось с ними разобраться. Кто же знал, что там окажется такой ценный экземпляр, – между тем рассказывал Такасуги. – За хорошее питание и карманные деньги она вносит значительный вклад в Джои. Кагура, будь добра, избавься от этого лохматого дяди.       Остальные тут же прижались к стене, освобождая пространство да и просто опасаясь попасть под руку Ято. Девочка сделала шаг вперед, Гинтоки же – назад. Кагура демонстративно разминала кулаки.       Первый удар Саката блокировал выставленными крест-накрест руками и, пока та не успела еще отскочить, отточенным движением отвел ее кулак в сторону, после чего он подался вперед и сделал подсечку, роняя девочку на пол. Но на этом все и закончилось. Это была не его Кагура, но это отнюдь не означало, что он смог бы причинить ей вред. Она просто Кагура, старающаяся выжить в жестоком мире взрослых и связавшаяся не с теми. Гинтоки с легкостью мог бы добыть себе меч, уйти от града ударов, переместиться ей за спину и покинуть помещение, а если не получится избежать сражения, то придется ему ее…       Гинтоки закашлялся, отметив, что одно из сломанных от последнего выпада ребер повредило легкое, судя по острой боли в грудной клетке и наполнившей рот крови. Мужчина согнулся, и тут же ему на голову обрушился молот из ятовских кулаков. Била девчонка от души, и, как следствие из этого, Гинтоки мешком повалился на пол, вдобавок ко всему разбив себе нос. Пинка он избежал только чудом, вовремя успев откатиться, и беззвучно застонал: теперь любое движение отдавалось яркой вспышкой боли и, ко всему прочему, его начало беспощадно тошнить. Удара в бок он избежать уже не успел… или не захотел, не сразу поняв, что попросту дает себя избивать, подсознательно принимая все это как данное. За смерть Таэ и Зуры. За то, что допустил осквернение своих детей.       – Думаю, хватит, ару, – склонившись над ним, проговорила Кагура, наверное и сама до конца не осознавая, что от нее требовалось убить.       Такасуги встал, и, обнажив свой меч, тоже приблизился. Оглядев распластавшегося на полу Гинтоки, отчаянно пытающегося сфокусировать взгляд, он укоризненно покачал головой.       – Ты так жалок, Широяша. Готов умереть только потому, что не способен избавиться от одного ребенка? Ну что ж…       Отведенное для удара лезвие катаны поймало луч света, пробравшийся через окно, чтобы затем погрузить Гинтоки во тьму.