Жатва

      Локи очнулся, но никто этого не заметил. В голове как будто набат звучал. В горле всё было сухо, нестерпимо хотелось пить. По телу ручьями стекал пот, но всё это было не страшно. Страшно было то, что он не чувствовал ног. Всё, что было ниже верхней трети бедра, как будто было из гранита. Он попытался пошевелить пальцами, отклика не было. Тот яд, который предназначался Тору и который рассвирепевший Громовержец самолично влил ему в горло и заставил проглотить, сделал его инвалидом. — Пить, — тихо попросил он, пытаясь осмотреть местопребывания слезящимися глазами. В губы грубо ткнулась чашка. Локи жадно припал к воде, пил с наслаждением, пока ни осталось ничего. — Как он? — Один строго спросил у целителя, даже не взглянув на того, кого он называл когда-то сыном. — Это очень страшный яд. Его почти невозможно вывести из организма. У Локи отнялись ноги, да и сердце плохо работает. Если не вернуть ему магию, он не сможет больше никогда ходить, да и долго не проживёт. — Сколько? — Тор тоже не взглянул на Локи. Он теперь его презирал. Ему было всё равно, что будет с младшим братом. — Год, может полтора, а может и полгода, но если ему вернуть магию, хотя бы на неделю, то организм одолеет хворь. — Нет! — снова сказал Один. — Он получил то, что заслужил. Я помиловал его, оставил на свободе, по просьбе Фригги. Она всегда говорила, что он исправится. За свои деяния в Мидгарде он поплатился только магией и что в итоге? — Всеотец, наконец, повернулся к лежащему на койке в лазарете Локи. — Я не отправлю тебя в подземелье только потому, что ты сам наказал себя за свою подлость. Время пожинать то, что сам посеял.       У Локи закружилась голова. Ему отказывали в помощи и за что? Да он был на этом пиру, после того, как Один уничтожил в нём магию он стал таким же слабым как человек, с асами он не мог тягаться. Частенько за своей спиной он слышал злые насмешки. Он даже ответить на них не мог. После того, как он один раз нагрубил воину, тот толкнул его, не сильно, но хватило, чтобы сломать ему руку в двух местах. Кости срастались почти два месяца, а потом ещё полгода пришлось заново учиться пользоваться рукой. С тех самых пор Локи прочно обосновался в своих покоях, никуда не уходил, ни с кем не общался, да и с ним общаться никто не хотел. Он погрузился в мир книг, больше ему ничего не оставалось. Он больше не выходил к семейному столу, да его и не звали. Он больше не мог практиковаться в магии, не мог сражаться на корте. Он стал никем в Асгарде, даже в качестве простого воина он был слабее самого последнего слуги, не то что обученного эйнхерия.       В итоге он стал угрюм, раздражителен, и без того непростой характер стал окончательно взбалмошным, скандальным и неуправляемым. В этот злосчастный день к нему в покои вломился Тор и в ультимативной форме объявил, что он должен присутствовать вечером на пиру по случаю его коронации. То ли он хотел его унизить, то ли правда считал, что Локи будет рад увидеть эту церемонию, но факт остаётся фактом.       Именно Тор притащил его на пир. Локи терпел, когда за спиной у него шептались, он старался не обращать внимания на презрительные взгляды в свою сторону. Он молча всё это сносил, но когда Тор поднял дорогой хрустальный кубок с вином, что-то дрогнуло в нём.       Да, у него больше не было магии, да он не мог проверить вино, но то как отражался свет в бокале, то что вино чуть-чуть отличалось от того, что подавали всегда, да ещё чутьё всколыхнули в нём былую хитрость. Он внезапно догадался, вскочил со своего места и воскликнул: — Тор, не пей! Там яд! — Тор медленно отставил кубок. Лицо его сначала побелело, потом стало краснеть, и разгневанный Громовержец медленно произнёс: — Повтори, что ты сейчас сказал? — Не пей. Кто-то хочет тебя отравить. — Гул пирующих моментально стих. С другого конца стола послышался возмущённый голос: — Уж если кому и придёт в голову такое злодейство, так это тебе! — Я не верю тебе, Локи. — Невозмутимо произнёс Тор и снова взял кубок. — Не пей! Я не вру! — И кому это придёт в голову меня травить? — Тор как хищник двинулся в сторону брата. — Может быть тебе? — Тор, брат, — Локи впервые за норны знает сколько времени назвал Тора братом, но тот даже не слушал, — я не знаю кто это сделал, но точно вижу, что в твоём бокале яд. — Твоя пакость сегодня не удалась, зато я уж сам гостей повеселю. — Сказал Тор и схватил Локи за ворот рубашки. — Пей! — он разжал рот брата и вылил туда весь свой бокал, заставив Локи проглотить всё до капли. На вкус вино было прекрасным, немного терпким с миндальным привкусом. Тор разжал руку, Локи упал на четвереньки: — Видите, Тор посмотрел на гостей, ничего не….       Локи на полу захрипел и стал задыхаться, лицо его посинело, кровавый пот покатился по лицу. Когда спустя многие годы Локи вспоминал тот вечер, он осознал, что яд был рассчитан на аса. Его спас не лекарь, а лишь то, что он был полуйотуном.       Локи отнесли в лазарет и поручили заботам лекаря. Разбирательство было недолгим, а результат его плачевно предсказуемым. Тор, опираясь на мнение большинства, решил, что Локи хотел вернуть своё положение при дворе и устроил спектакль с ядом. Просто он не предвидел то, что Громовержец напоит этим вином его, поэтому его «показная» доблесть вышла ему боком. Все согласились, поэтому услышав о последствиях, решили, что это справедливая кара лжецу.       Один не вернул Локи магию, он считал, что приёмный сын этого заслуживает. Тор окончательно решил, что брата у него больше нет. Фригга посмотрела на Локи глазами полными разочарования и сказала: — Сегодня ты убил последнюю надежду в моём сердце. — Мама, это не я… — простонал Локи из кровати, но его не стали слушать. — Ваше величество, — обратился лекарь к Одину, — Локи теперь калека. Он не сможет сам себя обслуживать, вы не могли бы приставить к нему прислугу? Всеотец с отвращением посмотрел на Локи и сказал: — Я пришлю служанку и приставлю к дверям его покоев одного эйнхерия. На этом всё.

***

      Локи остался в лазарете один. Никто не проявил к нему ни жалости, ни сочувствия. Только раз в жизни он решил совершить благородный поступок, и был наказан за это. Он, наверное, мог заплакать, но уже не осталось сил. Он не мог бороться, да и не хотел. Пусть всё будет на совести Тора, которого опять не короновали.       Когда Локи очнулся в следующий раз, он был перенесён в его же покои. На закрытых окнах были чёрные, светонепроницаемые шторы. После отравления у него развилась светобоязнь. Он вытащил руку из-под одеял, которыми был укрыт и начал отрешённо водить по квадратикам мозаичного пола, пока не наткнулся на что-то металлическое. Он подтянул это что-то к себе и поднял, чтобы рассмотреть. Это было судно.       Из глаз против воли потекли слёзы, его просто бросили умирать. Это было ужасно. Да он много чего натворил. Да он несколько раз пытался убить Тора, но подлецом он не был, и подсыпать яд Тору не мог, но только никого это не волновало.       За дверью послышались тяжелые шаги подкованных сапог. Это его сторож заступил на свой пост, а дальше гнетущая тишина навалилась на Локи. Он закутался во все одеяла и начал дрожать, не то от холода, не то от страха. Он ничего больше не мог и сейчас, как никогда остро нуждался в заботе и утешении. Он обрадовался бы кому угодно, Тору, Фригге, Одину, но никто к нему не приходил. Не разобравшись в чём дело, его бросили умирать.       Ну и пусть, подумал Локи, плотнее кутаясь в одеяло. Пусть всё это уже кончится, надо просто заснуть. Во сне не будет так обидно, больно и плохо.       У старого колодца сидели три женщины. Каждая из них была занята важным делом. Они пряли серебряную пряжу. Нити судьбы сплетались в их руках. Юная, хорошенькая девушка мечтательно наблюдала за крутящимся веретеном, вдруг нитка лопнула, пряжа потускнела, а веретено упало. — Ой, — удивилась Скульд, — судьба изменила ход. Ой, сестрицы, а ведь где-то несправедливость творится. Смотрите, как нить почернела. Женщина средних лет подняла веретено и изумлённо сказала: — Беда, сёстры. Лжец сказал правду, и за правду был наказан. Один Всеотец подвесил Асгард на тонкой ниточке. Быть большой беде. — Верданди, дай я посмотрю. — Урд забрала веретено. Нитки из серых уже были чёрными как смоль, но среди них мелькнули две золотые полоски. — Не все в Асгарде прогнили до нутра. Видишь, есть там ещё благородство древних асов. Скажите Хеймдалю, чтобы не вмешивался. — С этими словами Урд подняла веретено. Взяла свою пряжу и начала плести нить снова. Чёрно-золотые нитки наматывались, веретено весело постукивало. Нить судьбы плелась заново.