О далёких звёздах

BoA ft. Nell – 한별 (Implode)

Огни прожекторов бьют в лицо, ослепляя, но Ухён ни за что не закроет глаза. Он цепляется руками за ограждение и вытягивает шею, тщетно пытаясь разглядеть происходящее за кулисами. Толпа, забившая до отказа популярный клуб, свистит и воет, вразнобой выкрикивая название группы в ожидании энкора. Ухён хранит молчание, надеясь хоть немного поберечь саднящее горло, но восторженный крик помимо воли вырывается из груди, когда четыре силуэта сквозь вновь вспыхнувший яркий свет пробиваются на сцену. Сонгю улыбается и счастливо щурится, сдержанно благодаря зал за поддержку, даря своим музыкантам время воссоединиться с инструментами. Зрители кричат, неудержимой бушующей волной вдавливая передние ряды в железное ограждение. Ухён смотрит. Смотрит, боясь моргать и дышать, не замечая визжащую прямо над ухом девку, которая наваливается сзади и тянет руки к сцене. Ухён её понимает. Иногда ему тоже хочется фанатично визжать, благоговейно протягивая ладони к Сонгю, который, как сейчас, светится по-неземному, словно не отсюда, и Ухён точно знает – дело не в прожекторах. Его имя похоже на вечную песню о далёких звёздах, и эти звёзды мерцают в его же глазах, маня к себе далёким светом, до которого так хочется дотянуться. Там, на сцене, он превращается в божество, в сгусток космического света, и поёт так, что самая душа медленно покрывается мурашками и вздрагивает, заставляя зябко ёжиться и судорожно вдыхать полной грудью тяжёлый воздух. Но Ухён знает совершенно точно: Сонгю здесь, он живой. Его руки тёплые – он обнимает ими так бережно, прижимает так близко, нестерпимо, невыносимо, горячо, что очень хочется умереть прямо здесь и сейчас, застыть во времени неподвижной скульптурой двух сплетённых тел, чтобы больше никогда не пришлось делить его ни с расстояниями, ни с музыкой. Но сообщать об этом желании Сонгю пока совершенно необязательно. Ухён знает: совсем скоро, когда концерт закончится, прожектора погаснут, а зрители шумной толпой вывалятся на улицу, чтобы вдоволь наговориться о полученных эмоциях, Сонгю превратится обратно в человека. Он будет стоять около чёрного входа в своей дурацкой тонкой куртке, комкая в замёрзших пальцах край шарфа, подаренного Ухёном на прошлое Рождество. И разглядывать мутное небо, пока Нам не пошутит про «ну, чего ты, домой захотелось?» Тогда Сонгю шутливо толкнёт его в плечо и заворчит, жалуясь на сырость этого чёртового города, от которой ноют колени и нелепо краснеет нос, совсем не под стать восходящей звезде. Они вызовут такси и поедут через ночные мосты, в незатейливой иллюминации которых есть что-то неизменно магическое. Дверь квартиры закроется за ними с тихим скрипом, чайник закипит, и Ухён будет слушать о кажущихся такими далёкими городах, о самолётах и поездах, несущих к новым сценам, и о чуде рождения прямо в дороге новой песни. О весёлых пьянках с друзьями-музыкантами и о трогательных письмах фанатов. Ухён будет слушать и переживать каждое воспоминание, как своё собственное, потому что делить всё на двоих давно вошло в привычку. Или умножать на два? И, сколько бы Сонгю ни ворчал, ещё Ухён совершенно точно знает, что он всё равно всегда будет возвращаться в этот дождливый хмурый город, потому что здесь есть то, что нужно самому обыкновенному человеку - уставшему от суеты Ким Сонгю. Парк, в котором всегда можно встретить старого знакомого; озеро, где отражается сверкающее яркими огнями колесо обозрения; открытая всем ветрам крыша, с которой, как по заказу, потрясающий вид на закатное солнце; крохотная квартирка недалеко от центра, легко превращающаяся в их собственную маленькую вселенную, если задёрнуть штору и включить чайник. Здесь есть ещё один обыкновенный человек, застрявший в бесконечном цикле учёба-работа-дом, и он, чёрт возьми, ждёт. Ждёт, когда рекламные щиты запестрят афишами об очередном концерте, и тогда усталый, но счастливый голос по ту сторону провода обязательно выдохнет долгожданно-неизменное «Я еду».