***
Впервые за очень долгое время Маша пришла в школу без телефона. Конечно, дома он остался по чистой случайности. Дело было не в том, что гаджет то и дело гудел, уведомляя хозяйку о новых сообщениях. И не в том, что Маша хотела (и всеми силами пыталась) избегать Ваню. Конечно же, нет. Она же взрослая. — Соколова, блять, я тебя сколько буду звать. Маша с ужасом остановилась, прижимая к груди потрепанный учебник по обществознанию. Голова шла кругом, ноги стали слишком невесомыми, а щеки словно кто-то поцарапал. Оборачиваться совсем не хотелось. — Не надо пытаться от меня бегать. Иван Терентьевич поднялся на две ступеньки вверх, поправляя тонкий галстук. Маша развернулась в пол оборота, осматривая учителя. Было как-то слишком страшно. Сердце колотилось с бешеной скоростью, выбивая из легких весь имеющийся воздух, а бледноватые щеки залились разными оттенками красного и розового. — Я не бегаю. У меня урок уже две минуты идет. Маша не смотрела в знакомые (хотя, знакомые ли?) синие глаза. Ее взгляд очертил левую руку, поднятые к локтям рукава рубашки, алый галстук, какие обычно мальчишки надевают на выпускной в школе, тонкий ремень. В глаза смотреть было страшно, да и путающиеся внутри чувства требовали немедленного побега с места встречи. Однако когда Маша уже развернулась к учителю спиной и сделала первый шаг наверх, холодные пальцы коснулись ее локтя. — У вас окно, зачем ты мне заливаешь? Что-то похожее на чувство вины неприятно осело внутри. Маша развернулась, в этот раз полностью, но взгляд опустила вниз, на чужую обувь, хотя и стояла на ступеньку выше. — Соколова. Тебе сколько лет? — Семнадцать. Маше казалось, что сейчас из-за спины выйдет человек с оружием и просто ее расстреляет. Не могут же ее пытать просто так? — А ведешь себя так, как будто тебе семь. Маша не видела, но Ваня не выглядел особо довольным. Он, как и любой другой человек, занимающийся пытками, не особенно любил это занятие. В общем-то, допроса на лестнице в его планах вообще не было, как и допроса где-либо еще. Просто Ваня очень сильно не любил, когда от него бегали. — Пусть так. — Маша поджала губы, чувствуя, как слезы скапливаются в глазах. Опять. В который, блять, раз. Постоянно, попадая в стрессовую ситуацию, ей приходилось бороться со своим неумением держать себя в руках. Получалось плохо. — Мне плевать. Маша опустилась на холодную ступеньку, словно это было ее единственным спасением. Вообще, оказалась она на этой лестнице потому, что здесь никто не ходит — и никаких Иванов со странными отчествами тут тем более не должно быть. — Только не надо врать, боже. — Ваня сел рядом. Создавалось ощущение, что они не в школе, а где-то дома, в подъезде, сидят на ступеньках и знают, что их никто не потревожит. — Я просто хочу поговорить. В чем проблема, Маш? Все тело пробило мурашками. Информатик всегда скверно-скверно произносил ее фамилию, заставляя ежиться от неприязни к самой себе. Маша уже и привыкла, успокоилась, смирилась: как не назови — все одно. И вдруг такие изменения обстановки. Подготовиться к тому, что твой друг по переписке окажется твоим учителем, наверное, было бы неплохо. Хотя, Маша бы никогда в такое не поверила, не окажись в этой ситуации. — В том, что я… — Слов просто не было. Что сказать? Напугана? Запуталась? Ничего не понимаю? — я не знаю, что вам говорить. Ваня тяжело вздохнул. От него едва ощутимо несло табаком и чуть сладким ароматом туалетной воды. Маша старалась этого не замечать. И случайных прикосновений его плеча к своему — тоже. — Так давай ты помолчишь, а говорить буду я? Маша все еще держала голову опущенной. Казалось, стоит выпрямиться, и тебе ударят под дых, распластают по земле и бросят страдать в одиночестве. Как это было почти всегда… до прихода Вани в ее жизнь. Кажется, настала его очередь бить и бросать. — У вас же урок идет в седьмом «А». Ваня осторожно повернул голову. Он не видел ее глаз, поджатых губ, скатившейся по щеке слезы — короткие светлые волосы полностью закрыли лицо, и в профиль можно было разглядеть только чуть вздернутый нос. — Тогда оставайся после своего урока. — Ваня поднялся и отряхнул брюки. Маша старалась не двигаться. Казалось, что это дурацкое состояния страха-смущения-возмущения не уйдет никогда. — И даже не вздумай не приходить. Он поднялся наверх, и Маша просидела на своем месте еще минут пять. Она просто не могла заставить себя встать и хоть куда-то пойти. Казалось, что ее тело навечно прибили к этому месту. И одеяло бесконечного непонимания ее вообще теперь никогда не отпустит.***
На урок Маша пришла. Заставила себя переступить через свои страхи, стеснение и непонимание. У нее все же, были вопросы, на которые она была бы не прочь получить ответы. И если подумать, она ведь хотела встретиться с Ваней, которому изливала душу. С которым переписывалась ночами, напрочь забывая о сне. Которому доверяла свои переживания. По сути, Ваня ведь остался тем же, верно? Наверное, в нем ничего не изменилось. Наверное. — Сдаем тетради с домашним заданием. Маша отдала ребятам спереди тетрадь и опустила голову. Казалось, что на человека-у-доски даже физически было тяжело смотреть. Руки начинали дрожать, как ненормальные, а мысли путались, путались, путались. Понимание того, что Ваня и был тем самым противным, заставляющим краснеть информатиком пришло, а вот принятие этого факта как-то отставало от расписания. Великодушный учитель спрашивать Машу не стал и, как обещал, двойку не поставил. Но даже если бы он поставил ей десять «неудовлетворительно», обеспечил бы выход из школы со справкой вместо аттестата, ей бы было плевать. Потому что несмотря на то, что экзамены были очень близко, а взрослая жизнь уже открывала свои скрипящие двери, предлагая окунуться во все проблемы «взрослых» с головой, Машу больше всего волновал стоящий у доски учитель, который не отрывал своих синих глаз от ее светлой шевелюры. И черт бы побрал этого Терентьевича с его излишним интересом, который все еще привлекал внимание сверстников. — На следующем занятии мы напишем последнюю контрольную, и больше я вас мучить не буду. — Маша на автомате листала книгу, не найдя себе лучшего занятия. Оставленный дома телефон сейчас был бы очень кстати. — Петренко, Изотов и Соколова как наиболее отстающие и не дотягивающие до своих прежних оценок ученики должны будут подготовить по одному докладу через занятие. Соколовой, в общем-то, было все равно, по какому предмету качать реферат из интернета, чтобы получить в полугодии оценку, необходимую маме. Когда прозвенел звонок, Маша начала медленно собирать свои вещи, как она делала это, в общем-то, всегда. Сегодняшний день, правда, был большим исключением: Маше хотелось вылететь из кабинета пулей, убежать домой и полностью игнорировать Ваню-который-оказался-ебаным-учителем-информатики. — Соколова, ты идешь с нами завтра в кино или нет? — Маша посмотрела на Сашку, который с ней не говорил, наверное, класса с восьмого. Идти с ними в кино (кем бы «мы» не были) не хотелось. — Нет. У меня завтра два репетитора, прости. — Ладно. До завтра. — До завтра. Маша улыбнулась на прощание резко заговорившему с ней однокласснику, а после убрала оставшиеся вещи в рюкзак. Дверь кабинета хлопнула и, казалось, так громко, что напрягаться пришлось еще сильнее. Хотя, казалось бы, куда? Ваня-учитель-друг-из-интернета-хер-знает-кто-еще стоял у доски и молча на нее смотрел. Кажется, не только Маше было сложно найти подходящие слова для этой встречи. — О чем вы хотели поговорить? Маша чувствовала себя так неловко, как никогда до этого. Она не знала, как обращаться к человеку напротив — на «ты» или на «вы»? О чем с ним говорить — о чувствах, проблемах, переживаниях или об информатике? — Никого нет, ты можешь обращаться ко мне нормально. Ваня был максимально сдержан. Он не хотел пугать Машу, не хотел причинять ей боль, быть причиной ее переживаний перед экзаменами. Он не так давно понял, что девушка, с которой он так долго переписывался, является его ученицей. И — честное слово — он бы потерпел до выпускного, сказал бы ей позже(если бы вообще сказал), но она ведь спросила сама, верно? А врать Ваня не любил. — Не надо молчать, Маша, пожалуйста. Я не хочу делать вид, будто ничего не произошло. А что произошло? В принципе, Ваня просто был немного не тем человеком, которого Маша себе представляла. Он оказался учителем, преподающим в ее школе, человеком, который был старше ее на порядок, и тем самым товарищем, который заставлял ее краснеть по поводу и без из-за своей же глупости-невнимательности-рассеянности. Ничего, в принципе, не произошло. Просто интернет-друг приобрел новые статусы. — А я хочу. Маша сидела за партой, почти не двигаясь, тяжело дыша и чувствуя, как яростно бьется сердце в груди. Она не поднимала взгляд на своего собеседника и с трудом подбирала слова. Маше просто было невероятно страшно, и этот страх сковывал ее. — Давай так: ты успокоишься, придешь в себя, сосредоточишься на учебе, а я не буду тебе мешать. — Впервые за долгое время Маша подняла взгляд, с вопросом глядя на Ваню. — Я не хочу портить тебе жизнь, поэтому если что — пиши, подходи после уроков поговорить, я все еще остался твоим другом. Наверное. Пойми, что я просто учитель на замену, а с тобой мы познакомились до того, как я пришел в школу, и в нашем общении ничего ужасного нет. Ваня начал собирать вещи. Создавалось ощущение, что он сам себе не верит. — Ладно. Маша сжала ручку сумки, а после встала со своего места. Говорить что-то не хотелось, потому что сказать было попросту нечего. Слишком мало времени прошло. Она еще не была готова к этому разговору. И не знала, когда будет. — Вот и хорошо. — Ваня улыбнулся. И это было странно. В эту секунду даже красный галстук не выдавал в нем противного учителя, скандирующего фамилию Маши максимально неприятным тоном. — Только не надо меня игнорировать. Ты всегда можешь сказать, что не хочешь говорить. Но бегать по далеким лестницам и не носить с собой телефон — это глупо. Маша даже не успела ничего ответить, потому что Ваня вышел из кабинета, не закрыв за собой дверь. Двигаться не получалось, пока его тяжелые шаги раздавались по полупустому коридору. Все это было настолько странно, насколько это было возможно. — Блять. Маша потерла глаза, опуская голову, а после, захватив вещи, вышла в коридор, оглядываясь. Вани, конечно, в поле зрения уже не было. И так сильно хотелось не видеть его еще пару дней, передохнуть, успокоиться, все обдумать — но никто ей этого спокойствия не даст, увы.