Старый волк

      Вне времени. Вне пространства.       Джодо.       На первый взгляд, здесь господствовало огромное и безраздельное Ничто. Вокруг — лишь тьма, в голове с каждым годом всё меньше того, что, умирая, прихватил с собой из мира живых: мыслей, воспоминаний, чувств. Да что уж там, после долгого времени, проведённого здесь, где души плавали в безбрежном океане Пустоты, давала сбои даже сама по себе способность думать.       Вот и сейчас он отчаянно пытался ухватиться за мысль, удержать то, о чём только что размышлял. Простейшие образы, цепочки событий, прежде легко возникавшие, стоило только подкинуть мозгу идею, сейчас появлялись в виде размытых, нечётких картинок, в которых не было связи, логики…       «Напрягись».       На первый взгляд — тьма, тишина, пустота. Да, именно таков был первый взгляд… и второй, и третий, собственно, тоже. Вообще, чтобы увидеть нечто, отличное от «ничего», нужно как следует присмотреться.       Впрочем, он всегда был любопытен и любил вызнавать тайны.       «При жизни. Теперь жизни нет, как и смысла беспокоиться…»       Лениво проплывшая мысль привела в раздражение душу, не желавшую быть частью Ничего. Может, кто-то и не хочет соображать, не видит тайны, но он не из таких!..       Тайна была в движении. В тихих перемещениях, в лёгком скольжении по пустоте неких сущностей, определиться с природой которых сложно — они не останавливались и не разговаривали с ним, даже не замечали, как и множество душ вокруг него, поглощённые какими-то своими целями. Лишь единожды, когда подобное проплывало мимо, он осознал, что конкретно это существо есть средоточие чакры, причём знакомой ему одновременно приятно и отвратительно — словно две противоположные силы смешались в одну. Знакомой же чакра казалась ему, потому что… Почему?       «Думай! — приказал он себе. — Если не думать — растворишься в забвении!»       В забвение ему не хотелось очень, несмотря на то, что он был мёртв, и давно, по собственным прикидкам. Даже тем ужасно размытым, какие только и можно было строить в этом месте.       Чакра казалась знакомой, потому что… когда-то он знал шиноби с подобной.       «Шиноби?..»       Слово, пришедшее на ум, представлялось чужим, инородным, но он подозревал, что прежде знал, что скрывается за этим понятием. Стал раскручивать: на мысль о «шиноби» он перешёл с мысли о чакре — энергии, которая течёт в людях… не во всех, только в предрасположенных. «В шиноби, — вспомнил он, а затем с кристальной ясностью осознал: — Я — шиноби».       Своему озарению он обрадовался в мыслях — это было хоть что-то. Имя уже давно стёрлось, и о себе он знал в данный момент лишь то, что мёртв и вместе с другими такими же неудачниками плещется теперь в этом бульоне небытия. А ведь когда-то его жизнь была прекрасна…       «Действительно?»       Ладно, быть может, «прекрасна» — не совсем верное слово. Сейчас, когда в сознании прояснялось, он точно вспомнил, что перед смертью беспокоился о чём-то — так сильно, что долго и безнадёжно боролся с подступающей темнотой, обволакивающей разум. Так хотел успеть сказать, объяснить, передать…       От попыток восстановить, что же его так заботило перед кончиной, шиноби отвлекла вспышка энергии неподалёку. Это точно было не одно из движущихся существ, и не кто-то из соседей-мертвяков, и не переселение новой души в Джодо…       Это нечто принципиально иное. Понять, что именно, вдруг захотелось с огромной силой.       Цепляясь за желание — ничего подобного он давно уже не испытывал, — черпая из него силы, шиноби направился… направил свою душу в сторону странной энергии, сгустком застывшей на месте будто бы в нерешительности. Оказавшись рядом, шиноби направил средоточию энергии ментальный вопрос: «Что ты?». Вместо ответа от сгустка к шиноби потянулось нечто — рука?.. — и крепко схватило его.       Тьма вокруг вспыхнула красным и потонула в слабом желтоватом свете.

***

      Смешение чёрного и жёлтого постепенно разбилось на десятки оттенков, отчётливо обрисовав помещение без окон и все немногочисленные предметы в нём: пять свечей, каждая — на своём луче вписанной в круг звезды, начертанной алым на каменном полу, кипу старых на вид пергаментов, скреплённых вместе явно для надёжности боковым швом, длинный кинжал, маняще поблёскивающий стальным лезвием — как и тяжело дышавшего человека, стоявшего на коленях, согнувшись так, что едва не касался лбом пола — при других обстоятельствах Изуна бы подумал, что человек ему почтительно кланяется.       Ах да, точно, его имя — Учиха Изуна. Теперь, когда всепоглощающее Ничто Джодо перестало давить, вспомнить это было нетрудно, как и всю свою жизнь.       Изуна прислушался к собственным ощущениям окружающей действительности, что давали сенсорные системы помимо зрения. Он слышал дыхание блондина, склонившегося перед ним, тихое потрескивание, с которым вспыхнул ярче фитиль одной из свечей, лёгкий шорох пергаментов, шевелившихся от вздохов. Он чуял запах крови, подвальной сырости, человеческого волнения, проступившего каплями пота. Однако были две вещи, заставившие шиноби всерьёз напрячься: он не ощущал собственной чакры… как и своего тела. Подняв руку на уровень глаз, Изуна обнаружил, что она полупрозрачная. «Что за?..»       Человек перед ним тем временем зашевелился и поднял голову — Изуна, сразу переключивший на него внимание, приметил измождённость лица, необычный разрез глаз и то, что блондин смотрел в глаза ему, Учихе, без малейшего страха. «Не шиноби? Скорее всего; я не ощущаю в нём чакру…»       — Кто ты такой?       — Если ты это мне, учти, я не понимаю, — ответил Изуна без тени эмоций, скорее чтобы просто нечто сказать, чем с желанием получить ответ: и так понятно, что обращается незнакомец к нему, при этом используя другой язык.       Поднявшись с колен, блондин удивлённо посмотрел на него, задумался, а затем поднял палку, по длине немногим превышавшую кунай, которую всё это время сжимал в правой руке, и указал на Учиху, что-то произнёс скороговоркой, а затем спросил:       — Сейчас ты меня понимаешь?       — Да, — кивнул Изуна, отметив, что не просто понял, а сам заговорил на чужом языке.       Блондин, похоже, этого не ожидал.       — Значит, всё же действует на духов, — проговорил он явно для себя, а затем придал себе величественный вид и повторил свой первый вопрос: — Кто ты такой?       — У меня к тебе тот же вопрос, — отчеканил Изуна, про себя отметив, что блондин понятия не имеет, кто перед ним, что делало ситуацию ещё более странной. — Ещё хотелось бы узнать, по какой причине и как ты выдернул меня из Джодо.       Незнакомец прищурился. Взгляд у него острый, внимательный, холодный, но это была ширма, за которой пыталась укрыться буря эмоций. Изуна поймал себя на том, что невольно сравнивает его со взглядом Мадары, своего брата; у того тоже порой мелькали в глазах такие вот, как у этого блондина, нездоровые искорки.       — Кажется, придётся признать этот опыт неудачным, — наконец, сказал незнакомец. Махнув своей палкой, он заставил скреплённые пергаменты и кинжал перелететь ему прямо в руку, что вызвало любопытство у Изуны, которое он без труда скрыл. — Я найду, как отменить ритуал, а после вернусь.       Держа Учиху в поле зрения, он сделал шаг назад, после ещё один и выступил за границу алого круга. Последовав за ним, Изуна скользнул (шагами это было сложно назвать) к красной линии, но пересечь не смог — словно врезался в невидимую преграду. Видя это, блондин удовлетворённо, немного даже с облегчением хмыкнул и покинул подвальную комнату, а Изуна, скрестив на полупрозрачной груди полупрозрачные же руки, задумался над ситуацией.