У тебя есть время быть счастливым. Пользуйся этим
У Дилана интерес. Он как может скрывает это, но без остановки наблюдает за поведением Хоуп, которая сидит рядом на сидении в практически пустом поезде. Раннее утро, солнце только поднимается из-за горизонта. Оно теплое. Теплее, чем обычно, и девушка ощущает это кожей лица. Прикладывает ладонь к стеклу, живыми, горящими глазами разглядывает пейзаж за окном. Как она поведет себя в другой среде? Сможет ли понять, что не везде люди агрессивны по отношению к ней? ОʼБрайен начинает искать ответы на эти вопросы, параллельно с этим разглядывает девушку, но уже совершенно под иным углом: её бледная ветровка гармонично смотрится с такой же бледной кожей, небольшой черный рюкзак на коленях, обтянутых черными джинсами. Волосы все так же в беспорядке, но без этого хаоса Хоуп — была бы не Хоуп. Эмили сидит вполоборота к окну, наблюдая за тем, как светлеет и краснеет темное небо, и выглядит она настолько расслабленной, что Дилану охота ткнуть её пальцем и поинтересоваться о самочувствии. Уж больно привык к вечно нервной мямле, дергающей свои волосы. Томас хоть и кряхтит как старый дед, но всё-таки держит у себя Засранца, пытаясь найти с ним общий язык. Русый парень сидит с другой стороны от Хоуп, изредка прося её забрать котенка, но Дилан тут же дает щелбан, отбивая все желание вообще говорить. Они решили поехать раньше, чтобы не попасть в час пик, но при второй пересадке наверняка зайдут в переполненный вагон. Этого Дилан не продумал: как почувствует себя Эмили среди толпы людей, которые жмутся друг к другу? Вряд ли она получит удовольствие. В любом случае, когда-нибудь ей все равно пришлось бы «выйти в мир». От лица Эмили. Мне страшно. Мои коленки трясутся, а руки дрожат, но при всем этом я ощущаю адреналин, ведь то, что делаю сейчас, — это безумие. Одно сплошное, и моя вера в происходящее растет. Я правда еду, я правда сама подписалась на то, что проведу какое-то время вне дома, вне стен, где я чувствую себя в безопасности. И это сносит крышу. Мне нравятся эти новые, ни с чем не сравнимые ощущения, но пока тяжело принять тот факт, что я еду в совершенно незнакомое мне место, с людьми, которых еще не так хорошо знаю. Сажусь прямо, вытащив из рюкзака книгу, и замечаю заинтересованный взгляд Дилана: — Это твой дневник? — Спрашивает, а я удивленно хлопаю ресницами, открывая первые страницы: — Это печатное издание, — хочу посмеяться над сказанной глупостью, но голос застревает в глотке, когда вижу, что все буквы и правда исписаны от руки. И это мой почерк. С испуганным непониманием листаю страницы, убеждаясь, что все то, что я читаю, — написано мною. Поднимаю глаза на парня, который сбит с толку, поэтому так же листает мою «книгу», доказывая, что это вовсе не печатная продукция. Нервно улыбаюсь, приложив ладонь ко лбу, ведь в моей голове не укладывается это безумие. Все это время я верила, что это — книга. А оказывается, что нет. Тогда отпадают такие вопросы, касающиеся того, почему не указан автор? Почему нет названия? И к чему эти непонятные, совершенно не связанные между собой строки текста? Теперь в голове один вопрос — как я могла подобное не заметить сразу? Если так подумать и напрячь свое серое вещество, то вспоминаю, как писала и делала здесь заметки. Но с чего вдруг я начала так свято верить, что это — книга? Бред. Закрываю дневник, видя, что Дилан изучает открытую страницу, где написано всего одно слово в самом низу: «Энди». ОʼБрайен хмурится, когда прячу дневник обратно в сумку: — Кто такой Энди? Поднимаю на него глаза, вовсе не раздумывая над ответом, ведь для меня подобное нормально: — Это мое мужское имя. Отец ведь мальчика хотел, — игнорирую смятение в глазах парня, поворачиваюсь к Томасу, начиная играть с Засранцем, чтобы тот перестал пищать. Видимо, поездки не для него. Как я его понимаю. Но все равно безумно счастлива, что мне выпал такой шанс. Какое-то время спустя, нам приходится сделать пересадку. Дилан предупреждал, что второй поезд может быть набит, поэтому морально я пыталась себя подготовить к давке, вот только когда передо мной раскрылись двери, за которыми большой стеной, вплотную друг к другу жались люди, я невольно сглотнула и взглянула на парней, надеясь, что они не собираются лезть туда. Но нет. Они явно не из тех, кто так просто сдаются. Огромная станция, полная людей. Громкий женский голос из рубки вещания, визг поездов. Если честно, мне казалось, что подобное должно вызывать дикий дискомфорт, но нет. Да, я чувствую себя немного сковано, но не более. Когда все люди со станции начинают «заплывать» внутрь вагона, я невольно хватаюсь пальцами за куртку Томаса, чтобы меня не утянули за собой. Радуюсь, что парень не реагирует на это агрессивно, а наоборот даже придерживает меня за локоть, после чего, глотая комок за комком, мне приходится идти за ними в вагон. Теперь ясно, почему Дилан настоял подождать. Мы занимаем место у самых дверей сбоку, чтобы не мешать людям выходить. Все равно нам ехать чуть не до самой конечной. Томас, наконец, получает разрешение вручить мне Засранца, поэтому тот засыпает у меня на плече. Поезд начинает двигаться, несмотря на толпу, в вагоне тихо. Люди еще толком не проснулись, поэтому стоят в полудреме, покачиваясь и опираясь друг на друга, что в полной мере ощущают на себе Томас и Дилан, которые стоят спиной к пассажирам — лицом ко мне. Я с улыбкой, хоть и с сожалением, наблюдаю за тем, как они пытаются удобнее встать, чтобы на них буквально не ложились. Мне повезло — стою у двери, в углу, и никто мне не мешает, хотя, если бы парней здесь не было, то все пассажиры навалились бы на меня. Поворачиваю голову, рассматривая пейзаж за стеклом: высокие городские дома уже сменяются ровными полями с желтой травой, хвойные деревья кажутся мне выше, чем те, что растут в парках, легкая холмистость на горизонте радует глаз. И какое-то неясное умиротворение внутри от вида этой природы. Голубое, совсем не холодное небо, яркое, даже слишком, солнце. Щурюсь, впитывая кожей его тепло, и чувствую, как через открытые окна по вагону ветер разносит аромат хвои и солёной воды. Потрясающее сочетание. Мне охота прикрыть веки и позволить забыться всего на пару минут, чтобы как следует пропустить через себя столь блаженное состояние. Опираюсь лбом на стекло, прижав котенка к груди, и даже не дергаюсь, когда вагон шатает и Томас внезапно ставит руку рядом с моим лицом, чтобы сохранить равновесие. Немного поворачиваю голову, взглянув на Дилана, который делится наушником с русым парнем, и прикрывает глаза, видимо, от усталости. Мне дается возможность рассмотреть его, как следует, но в этом не нуждаюсь, ведь уже какой раз вот так нагло изучаю его лицо, убеждаясь в одной настоящей истине — он привлекателен. Думаю, так говорят девушки моего возраста, но для меня эти слова, нет, даже простое осознание — необычно. Перебираю пальцами шерсть Засранца, пытаясь вспомнить, какие на ощупь были волосы ОʼБрайена, но не могу. Порой, когда вот так смотришь на него, то невольно одолевает желание прикоснуться к одной из родинок на его щеке. Парень постоянно чешет их пальцами, будто хочет избавиться от этих нежелательных отметок, но они совсем не портят его внешний вид. Наоборот. Интересно, сам он это понимает? Если бы Дилан не общался со мной, то давно бы нашел себе здесь девушку и друзей. Странный всё-таки он. Время шло медленно, но это вовсе не раздражало. Час, два, три — черт, не важно. Мне пришлось по душе ехать в поезде, так что не успела заметить, как вагон стал полупустым, а за окнами уже виднелся морской горизонт с одной стороны, и поля с густым хвойным лесом вдали на холмах с другой. Слышу шум прибоя, крики чаек и стрекочущих насекомых в траве. — Нам выходить, — Дилан поднимается с места, заставляя нас пойти за ним, и я даже с грустью вздыхаю, когда приходит время покидать вагон. Станция небольшая с прозрачной крышей над головой. Белые крупные облака быстро плывут по синему, больно яркому небу. Словно сейчас лето. Спускаюсь по ступенькам со станции, следуя за парнями, когда поезд уже пропадает с поля зрения, оставляя лишь способность слышать его визг. Приятный теплый ветер колышет уже желтую траву, я вижу высокие холмы, забитые елями, елками и прочими деревьями невиданной высоты. Мне не удается все как следует рассмотреть, я просто не успеваю насладиться картиной, что окружает меня со всех сторон. Слышу и вижу море. Поверить не могу, что такие места существуют в моем мире. Когда ты всю жизнь сидишь за стенами города, то даже представить не можешь, сколько потрясающего находится снаружи. Прикладываю ладонь к нагретой под солнцем макушке, кручусь во время ходьбы, не в силах остановиться. — Не тяжело? — Томас кивает на мой рюкзак, но качаю головой, ведь вещей у меня немного с собой. Держу Засранца, который, жаль, спит, не видя всей этой красоты. Поют птицы, но подобных звуков раньше никогда не слышала, поэтому не могу определить, кому принадлежат голоса. — Печет, однако, — Томас идет немного вперед, тропинка здесь одна, с одной стороны от неё обрыв к пляжу с морем, с другой поле и лес. Думаю, рельсы поезда уходят как раз в чащу. Смотрю в небо, щурясь, и улыбаюсь, жадно глотая свежий воздух. Эта природная тишина… Она потрясающая. Дилан идет рядом, поправив ремни своего рюкзака, и опускает на меня взгляд: — Жарко? — Немного, — отвечаю, вновь накрыв макушку ладонью, чтобы не так сильно пекло. ОʼБрайен не сразу и как-то медленно снимает с головы бейсболку, натянув её мне на волосы, так что от неожиданности сего действия с его стороны, притормаживаю, вынуждая себя продолжить идти, словно ничего не произошло. — Вечером будет холодно, здесь всегда так, — оповещает, пряча руки в карманы джинсов, а я запаздываю с ответной реакцией, поэтому киваю спустя несколько минут, поправляя бейсболку на голове за козырек. Стоит сказать «спасибо», так? Но смущение не позволяет. Жаль, что идем мы не долго. Спустя какое-то время нам навстречу начинают попадаться люди — женщины, мужчины, старики, совсем маленькие дети с родителями. И я на автомате опускаю лицо, не желая встречаться с ними взглядом, пока один из маленьких мальчишек не врезается по неосторожности мне в ногу, поднимая на меня большие, зеленые глаза. Я с ужасом готовлюсь к тому, что его мамочка сейчас устроит скандал, но вместо этого женщина касается моего плеча, с виноватой улыбкой спрашивая: — Вы в порядке? Простите, я сколько раз уже говорила ему по сторонам смотреть, совсем не слушается. От неожиданности я хлопаю ртом, как рыба, но все же нахожу возможность дать ответ: — Ничего, простите, — провожаю взглядом мамочку с ребенком, немного не понимая, что с этими людьми не так? — Эмили, — Дилан зовет, ведь сильно отстаю, поэтому ускоряюсь, решая оставить размышления на вечер. К слову, он уже близился. Мы вышли к небольшому городку, который во многом отличался от того, из которого мы приехали — здесь много соборов, узких улиц, невысоких зданий. Приходится перелезть через невысокий, совсем хилый, забор на поле, на котором пасутся овцы. Я с легким страхом наблюдаю за этими животными, вижу их впервые. Такое ощущение, что я попала в фильм восьмидесятых. Такая приятная атмосфера. Здесь ходят автобусы и электрички, есть дороги и машины, бары и клубы, забегаловки и рестораны, но все воспринимается мною иначе. — Я голоден, — Томас подает голос, оборачиваясь к Дилану, тот осматривается, взглядом ища место, где можно недорого поесть: — Бабушка сказала, что с шести часов открыт парк. Там есть дешевые забегаловки. — Парк? — Я догоняю ОʼБрайена, заинтересованно спросив. — Это как парк развлечений? — Кажется, я видел колесо обозрения, когда мы проходили мост, — припоминает Томас, видя, как внимательно я его слушаю. Мне доводилось издали видеть парк в нашем городе, но я никогда не была внутри. — Можно пойти туда, вот только моей бабушке не говорите, что мы тратим деньги на еду. Она придет в ярость, — судя по выражению лица, Дилан не шутит. Городок небольшой, но количество жителей не перестает удивлять. Стоило нам войти в парк, как нас окружили толпы людей, здесь полно родителей с детьми, так что я стараюсь держаться ближе к парням, чтобы не потеряться. А ведь могу, ибо никак не прекращу осматриваться: большие карусели, разновидные аттракционы, аромат попкорна и сладкой ваты… Здесь смешано столько потрясающих запахов, что голова идет кругом. — Когда стемнеет, будет намного красивее, — Дилан держится близ меня, а его слова проходят мимо моих ушей. Черт, куда ж еще красивее? — Между прочим, кое-кто обещал «угостить молоком с печенькой», — ОʼБрайен припоминает, намекая, что пришел черед Томаса оплачивать, и тот усмехается, сдаваясь: — Да, да, — замечает одну более менее пустую забегаловку. — Чёрт, идем есть, иначе я не доберусь до конечной точки… — Три порции лапши? Не жирно? — Дилан опирается одной рукой на прилавок, поражаясь тому, как много может съесть Томас, а тот лишь машет рукой у его носа: — Ты зря недооцениваешь меня, — хмурится. — А вы что будете? Мой взгляд изучает небольшое помещение с круглыми столиками, паркетным полом и большими чистыми окнами, за которыми бродят люди. — Я хочу колу, — Дилан такой Дилан. — А из нормальной еды? — Томас подхватывает мою мысль, озвучивая, но ОʼБрайен ворчит, хмурясь, и обращается ко мне: — Что будешь? Прижимаюсь ладонями к прилавку, изучая названия блюд, но не разбираюсь, что есть что, поэтому чешу затылок, нервничая. — У нас есть неострый куриный суп, — девушка в фартуке вдруг переводит на меня свое внимание, поэтому растерянно поглядываю на парней, которых это не смущает. Нормальных людей не смущает. Стучу пальцами по прилавку, пытаясь смотреть девушке, с виду дружелюбной, в лицо: — Давайте, суп… — Неуверенный ответ, но незнакомка не меняется в лице, кивая: — Хорошо, садитесь за столик, пока посетителей мало, так что заказ будет готов через пару минут, — косится на Дилана, протянув ему колу. — А вам и вовсе ждать не нужно… — Вот и хорошо, — парень забирает банку, пересекаясь с моим хмурым взглядом. — Чего? Не отвечаю, качая головой. Прощай, желудок Дилана ОʼБрайена… … А ведь думала, Томас шутит… Несмотря на свою худобу, парень правда собирается съесть три тарелки. Неплохой аппетит. К слову, суп оказался очень даже вкусным. Девушка все это время мило общалась со мной, так что я успела даже почувствовать себя комфортно здесь. Дилан был прав — чем ближе вечер, тем больше на улице людей, да и значительно красивее за счет включенных разноцветных огней. Я медленно ем суп, ведь все мое внимание подарено тому, что происходит за окном, возле которого стоит наш столик. — Надо было и Засранцу поесть взять, — Дилан пытается угомонить котенка, который с интересом рвется на волю из его рук. Поворачиваюсь к нему лицом, взяв из супа маленький кусочек курицы, и подношу к носу рыжего котенка, который моментально замирает, начиная работать только ртом. Поднимаю глаза на ОʼБрайена, подмечая, что он хоть и хмур, но в целом выглядит каким-то уставшим. — Ты часто ездил сюда в детстве? — Спрашиваю, желая занять его разговором, хотя это совершенно не похоже на меня. Если бы Томас не был так увлечен поглощением своей лапши, то говорил бы он. — Да нет, — Дилан вздыхает, локтем правой руки опираясь на столик. — Я здесь был один раз. — Почему? — Не понимаю, ведь это место потрясающее. — Родителям надо было куда-то сплавить? — Предполагает Том, и молчание Дилана говорит, что парень попал в точку. ОʼБрайен смотрит на свои наручные часы: — Уже восемь, — укладывает недовольного котенка себе на плечо, взглянув на меня, вот только быстро отводит глаза, замечая, что я смотрю на него в момент разговора. — Надо уже идти. Он ведет себя… Странно. Хмурю брови, но ничего не говорю, лишь перевожу внимание на Томаса, который только взялся за третью порцию, с усмешкой игнорирую замечания по поводу своего аппетита от друга, довольствующегося одной колой. *** Эмили встает со стула, и этого вполне достаточно, чтобы Дилан переключил свое внимание: — Куда ты? — Он становится параноиком? Опять считает, что девушка не способна передвигаться в одиночку? Да, как бы сильно не убеждал в обратном, Эмили для него — слабый ребенок, который понятия не имеет, как устроен мир. — Пока он ест, хочу выйти и посмотреть на колесо, — кивает в сторону окна. — Оно почти видно, я просто подойду ближе к бортику. — Доешь суп, — парень находит повод заставить Хоуп остаться, но девушка отнимает у него котенка, поставив на стол возле тарелки, из которой он тут же начинает лакать. Дилан не смотрит на неё, когда она предупреждает, что просто будет в нескольких шагах от забегаловки, так что переживать нечего, после чего желает, хоть и поздно, Томасу приятного аппетита, и надевает рюкзак на плечи, поспешив к выходу, пока у неё есть время. ОʼБрайен удивлен? Нет, он просто не верит, что она смогла так легко покинуть зал, выйдя на незнакомую улицу. Парень откидывает голову, желая рассмотреть, где остановится Эмили, но за окном слишком много людей. — А она не так запущена, — вставляет слово Томас, наблюдая за поведением Дилана, который начинает нервно стучать пальцами по поверхности столика, а взгляд опускает, плохо скрывая напряжение. Томас изгибает брови, невольно предположив один возможный вариант, но его еще стоит проверить: — Не барабань, а просто выйди за ней, — отводит взгляд, принимаясь кушать, пока ОʼБрайен косо смотрит на него, хмурясь. — Я быстро. Дилан еще пару секунд наблюдает за тем, как Томас поглощает пищу, после чего берет Засранца и встает со стула, по привычке потянувшись рукой к волосам. Он постоянно поправляет бейсболку, когда нервничает, но сейчас она не у него, поэтому чешет затылок, с каким-то неловким чувством покидая заведение. А вот Эмили и впрямь не по душе выходить одной, но не может же она тащить за собой парней по первой своей прихоти? Да и отошла она не так далеко, просто встала ближе к бортикам, за которым течет река и открывается вид на весь парк. Он небольшой, люди отсюда походят на муравьев, что выглядит забавно. Небо давно почернело, ветра нет, но воздух ощутимо холодный. Яркие огни приятны для глаз, все вокруг кажется таким красочным, будто Хоуп попала в параллельную от реальной вселенную. Девушка опирается руками на бортик, пуская пар изо рта, и разглядывает огромное колесо обозрения впереди. Оно находится выше всего остального, поэтому привлекает внимание. Да и горит ярче. Конечно, здесь шумно: в каждом киоске играет музыка, за каждым углом толпы разговаривающих людей, смеющихся детей, но во всем этом Эмили видит не признаки для раздражения и самоугнетения. Совершенно иной мир. Девушка даже спокойно реагирует на Дилана, который встает сбоку, поставив локти на перегородку. Молчат. Слушают. Хоуп вдыхает чистый морозный воздух, не сдержав: — Удивительно. — Что именно? — Дилан сразу отвечает на её шепот, повернув голову. Он с каким-то смятением наблюдает за тем, как яркие огни отражаются в голубых глазах девушки, лицо которой озарилось легкой улыбкой: — В мире столько потрясающих вещей. — Это просто парк, — он произносит это раньше, чем думает о последствиях. Эмили хмурит брови, но ничего не говорит, а парень готов дать себе по лбу, ведь её оценка окружающего совсем иная. Она никогда прежде ничего подобного не видела, поэтому для неё это нечто «сверх». — Я просто не очень люблю это место, — неловко. Ужасно неловко. Дилан трет шею ладонью, чтобы хоть чем-то занять руку, иначе вновь начнет стучать пальцами, проявляя признаки нервозности. — Почему? — Озадаченно спрашивает Эмили, наконец, переводит внимание на О'Брайена, который не был готов к вопросу с ее стороны. Это не совсем та тема, которую он хотел бы поднять, но… Если Дилан будет честен с ней, то, быть может, она станет ему больше доверять? — Пока я тух от скуки здесь, мои родители оформляли документы для развода, так что… — ОʼБрайен почему-то улыбается. — Так что впечатление от поездки было испорченно. — Почему они развелись? — Эмили интересуется, как ребенок, а Дилан кашляет, давясь холодным ветром, что вдруг ударяет по лицу: — А почему люди разводятся? — Смотрит на девушку, которая задумчиво наклоняет голову: — Потому что ошиблись в выборе спутника жизни? — Не романтизируй, — ворчит парень, высказывая свою точку зрения. — Просто одному становится скучно трахать другого. Хоуп хмуро смотрит на Дилана, явно не довольна таким ответом: — Грубо. — Правда не всегда приятна, знаешь ли, — он нервничает. Ему впервые удается с кем-то об этом поговорить, хотя и не очень-то хочется. Вынимает сигарету из пачки, готовясь закурить, а Эмили опускает взгляд, как-то разочаровано подводя итог: — То есть, по твоему, люди начинают отношения, основываясь на степени сексуальной удовлетворенности? — Огорченно смотрит на парня, который под давлением такого разочарованного взгляда чуть не глотает сигарету. — Отношение строятся на сексе? — Именно, — сам-то верит в это? — И для тебя главное секс? — Вот. Этого Дилан и остерегался. Эмили переходит на личности, а парень не любит говорить о себе, но и ответа на вопрос найти не может. Ему легко солгать, и сейчас то самое время, когда надо это сделать, но в таком случае он оттолкнет от себя Хоуп. Что ему ответить? Ведь Хоуп продолжает смотреть, продолжает терпеливо ждать. Теперь она загнала его в угол, и именно ему глотать комок в сухом горле, пытаясь распутать клубок мыслей. Основываясь на опыте родителей, Дилан еще с детских лет понял, что отношения — пустое слово. Брак — лишь письменный документ. А любовь — это игра гормонов. Временное ощущение удовольствия от присутствия предмета воздыхания. Поэтому ОʼБрайену не нужны отношения. Ему лень тратить свое время впустую, ведь все равно позже один или второй уцепится за новые чувства. Зачем пытаться что-то строить на неровной местности, когда все под давлением ветра разрушится? Он этого не понимает. Так, почему же сейчас молча смотрит на Эмили, не дает ответа? Дилан не считает себя человеком, способным избавиться от влечения к кому-то. Именно поэтому он сторонится. Постоянно избегает тесных контактов с другими людьми, страшась, что привяжется. Люди всегда уходят. И Эмили когда-нибудь уйдет. А вот Дилан останется. Он не из тех, кто умеет отпускать. ОʼБрайен откашливается, грубо пригладив шерстку Засранца, и практически набирается уверенности, чтобы солгать, но настрой сбивает Томас. Парень выглядит довольным, когда подходит ближе: — Теперь я вполне могу продолжить идти, — нет. Он вовсе не явился, будто чудо, снизошедшее с небес, чтобы спасти ситуацию. Он минуту стоял на месте, всего в паре шагов от ребят, наблюдая за тем, как они оба пилят друг друга взглядом, и понял, что проблема в их схожести. Дилан и Эмили замкнуты, поэтому ни один, ни второй никогда не сможет добиться какой-либо близости, доверия от другого, пока не научатся раскрываться и быть честными, прежде всего перед самими собой. От лица Эмили. Мне бы удалось получить больше удовольствия от оставшегося пути, если бы не самый приятный разговор с Диланом, который полностью перевернул мое мнение о нем, как о человеке. Нет, я вовсе не огорчена его мнением об отношениях. Парень был нечестен со мной. Вот, что неприятно. Томас всячески пытается разбавить молчание своими вопросами, касающимися бабушки ОʼБрайена, но тот отвечает кратко и сжато, не скрывая того, что не очень-то готов к разговору. Вечер ложится на холмистую местность, окутывая мраком лес вдали. Поля с пасущимися животными затихают, но просыпаются ночные насекомые, а так же птицы. Кажется, я слышу, как ухает сова или филин. Сверчки громко дают о себе знать, практически заполоняют все пространство, мешая сосредоточиться на своих мыслях. Ветер здесь сильный, так как мы поднимаемся выше, на холм, я бы сказала, в гору. Торможу, обернувшись, и смотрю на природу, что открывается мне отсюда. Выглядит красиво. Даже сейчас, когда ничего толком не видно из-за темноты. На чистом, еще темно-синем небе горят звезды, и их несчитанное количество. Я поправляю козырек бейсболки, невольно задержав на ней руку, чтобы хорошенько пощупать плотную ткань. Трава еще зеленая, хоть и не такая яркая, но не сухая. Она шуршит на ветру, как и листья деревьев — лиственных. А вот хвойные стоят смирно, даже не покачиваясь. Мы идем, минуя дома. Ничем не отличаются от тех коттеджей, что стоят в городе, просто немного меньше. Плюс на участках полно высаженных растений и фруктов с овощами. Дилан вдруг тормозит у ворот одного дома, что плохо виден за кирпичным забором, но я могу рассмотреть острую крышу и стену из красного кирпича, что обросла диким виноградом. ОʼБрайен нажимает на кнопку звонка, а все внутри меня замирает, когда звон разносится по округе эхом. Парни выглядят расслабленно, даже Томас, который в том же положении, что и я, но именно мне отведена роль вечно нервной девчонки, которая вновь начинает теребить свои волосы. Долго ждать ответа не пришлось: дверь ворот открывается, и выглядывает пожилая женщина с темно-каштановыми волосами, подстриженными в каре. Её карие глаза впиваются в лицо Дилана с какой-то строгостью, отчего я глотаю страх перед незнакомкой. — Прекрати, ты их пугаешь, — Дилан недовольно ворчит, покосившись взглядом в нашу с Томом сторону, и так же поступает старушка, хотя назвать ее так неуважительно с моей стороны. Женщина медленно переводит на нас взгляд, и мое сердце падает в пятки, мне приходится удержаться, чтобы не спрятаться за Томасом, который явно в порядке. — Каким был капризным, таким и остался, — хрипло ворчит женщина, но тут же ее лицо озаряется улыбкой, но она не тянется обнимать Дилана, а выходит к нам с Томом, так что могу рассмотреть её с ног до головы: довольно стройная женщина в домашнем платье и фартуке. Дилан слишком уж усугубил, назвав её бабушкой. Она мне в матери годится. — Поверить не могу, что у такого, как ты, появились друзья, — я не могу не улыбнуться, когда женщина делает подобное замечание, а Дилан пыхтит, сложив руки на груди, отчего незнакомка смеется. — Вновь эта поза ворчливого мальчишки, как же мне твоего недовольства не хватало, — она явно любит посмеяться над ним, но в этом нет ничего плохого. Женщина вновь смотрит на нас, поставив руки на талию: — Признавайтесь. Он просто ваши документы отобрал, так? — Щурит веки, и выглядит серьезной, отчего я теряюсь, а вот Томас кивает головой, подхватив волну женщины. — Обещал вернуть, как женится. И она смеется: — Ждать до гроба придется, — протягивает руку русому, и мне остается только поражаться. Мне казалось, что в подобных местах живут только необразованные старушки, которые целыми днями копаются в огороде и жуют семечки, сплетничая с соседками о более молодых девушках. Но эта женщина полностью разорвала все мои шаблонные представления. Она улыбается, отчего на её правой щеке появляется ямка: — София, но для такого тощего парня — Соф, — и теперь смотрит на меня, заставляя опустить взгляд в землю, но прежде замечаю, что Дилан косится в мою сторону. Ожидает, что я сдам назад? Нет уж. София протягивает мне ладонь, внезапно шепнув: — Господи, да ты, — немного наклоняет голову, чтобы разглядеть мое лицо. — Ты девушка, — прикрывает рот ладонью. — Прости, просто ты так одета, еще и эта кепка. Да и к тому же, я думала, что скорее умру одинокой, чем Дилан приведет в дом девушку, — она косится на парня, который роняет лицо в ладонь, что-то ворча. — Прости, как тебя зовут? Перебираю пальцами, пожимая её ладонь, и вижу, что ничего в подобном действии страшного нет, поэтому поднимаю голову, взглянув в уже сверкающие глаза женщины: — Эмили. — Боже, — она дергает меня за щеки. — Правда, девушка. — Софи, — Дилан закатывает глаза, а женщина отходит от меня, вновь извиняясь и приглашая нас войти. Томас улыбается, переглядываясь со мной, а я пальцами щупаю свои щеки, растянув губы в улыбке. Кажется, она приятная женщина. Территория участка небольшая, но первое, что бросается в глаза, — это клумбы. Цветы. Их так много, и все они разные. Я чешу пальцем висок, пытаясь разобрать, что есть что, но кроме роз ничего не отгадываю, так что спешу за остальными, замечая, что София частенько поглядывает на меня, словно не веря, что я действительно девушка. Это… Необычно. Я для неё странное явление? — Я приготовила ужин, так что, надеюсь, никто не против пасты с томатным соусом? — Женщина подходит к крыльцу кирпичного дома с трубой, а мы с Диланом переводит взгляд на Томаса, который берется за живот: — Вообще-то, я… — Он безумно голоден, — ОʼБрайен перебивает его, поднимаясь по ступенькам в дом, и теперь я понимаю, почему тогда в забегаловке он взял одну колу. — Вот и хорошо, — София явно не часто принимает гостей, поэтому радуется, впуская нас в дом, а я смотрю на Томаса, морально жалея его. Поворачиваю голову, изучая участок еще раз: высокие деревья с еще зелеными листьями, есть один старый на вид дуб, который стоит у небольшого пруда с камышами. И разновидные цветы, от которых тяжело оторвать взгляд. — Эмили, — София зовет меня, поэтому смущаюсь, быстро войдя в коридор дома. За мной закрывают дверь. Я пытаюсь скрыть свою заинтересованность, пока топчусь на месте, оглядывая помещение: высокий потолок, стены с узорчатыми темными обоями, блестящий темный паркет, комод, лестница на второй этаж и двери, ведущие в разные комнаты. Есть еще одна с прозрачным стеклом в конце коридора. Думаю, она ведет на веранду и задний двор. — Я сначала покажу вам ваши комнаты, а потом уже сядем есть, — София оглядывается на меня. — Вот только… Надо было упомянуть, что с вами девушка. Я-то посчитала, что ты только парней привезешь, — она хмуро смотрит на Дилана, виня его, а ему хоть бы что. Вот только я чувствую себя неловко из-за этой ситуации. — Идем, я что-нибудь придумаю, — женщина улыбается мне, кивая в сторону лестницы, после чего ведет нас наверх. Я все еще не понимаю, в каких они с Диланом отношениях. Видно, что она рада гостям, но, мне казалось, что бабушки должны на шею бросаться своим внукам, а эта уж больно сдержанная. Скорее всего, она просто знает, что парень не переносит подобное проявление чувств, вот и сдерживается. Второй этаж — небольшой коридор с ванной комнатой в конце, одной комнатой с кабинетом и двумя гостевыми. Женщина думала, что все парни поселятся в одной, поэтому постелила все, но теперь ей придется еще одну комнату приготовить для меня. Мне. Неловко. Очень. Видимо, София любит темные оттенки, но они не вгоняют в уныние и не устрашают. Выглядит очень изысканно. У женщины есть свой вкус. Она проводила парней в их комнату, а меня повела в соседнюю: — И как тебя угораздило связаться с ним? — Улыбается. Совсем не так. Это он связался со мной. София открывает комнату, вручив мне ключ. Эта комната не больше моей в городе, вот только здесь сразу видно, что кто-то живет, кто-то приложил руку и облагородил. Пахнет красками, и я тут же замечаю в углу мольберт с красками на столе. Пахнет маслом. Я с удовольствием вдыхаю ароматы, что, кажется, замечает женщина: — Рисуешь? — Улыбается. — Это моя мастерская. Пришлось обставить одну половину, как обычную комнату, ибо я часто валюсь с ног после написания картин, а тут вот — кровать. Я улыбаюсь. Что ж, очень удобно. — Не стесняйся, — София берет меня за плечи, расправляя их. — Ты очень зажата. Пытаюсь поблагодарить её, но язык вяжется узлом. Правда, меня поражает то, что женщина не воспринимает это, как признак невоспитанности. Она качает головой, все с той же улыбкой: — Боже, я так хотела внучку, а мне принесли этого ворчуна, — я хихикаю, ведь от неё так и исходит какая-то теплота: — Не так уж он и плох, — говорю в защиту, но София машет ладонью у меня перед носом: — Пф, поверь, его терпеть невозможно. — Я всё ещё здесь, — Дилан встает на пороге, держа в руках Засранца, и хмуро смотрит на женщину, после чего отпускает котенка ко мне в комнату. — А почему у меня? — Хлопаю ресницами, подняв на парня глаза. Дилан усмехается, сунув руки в карманы кофты: — Чью комнату засирает, тот и убирает, — улыбается, когда Засранец запрыгивает на стол, роняя упаковку с кисточками. Я щурю веки, взглянув на женщину: — Беру свои слова назад. Он невыносим. Она пожимает плечами, улыбаясь в ответ. Что ж, с ней мне удалось найти общий язык. — Ладно, пока располагайтесь, а я пойду раскладывать ужин, — она подносит ладонь к груди. — Тот русый парень такой тощий! Я ему побольше наложу, — разворачивается, покидая комнату, а я еле сдерживаю смех, как и Дилан, который бросает на меня взгляд, убрав улыбку с лица, и тянется к ручке, закрывая за собой дверь. Стою на месте, вздохнув полной грудью, и снимаю с плеч рюкзак, еще раз осмотрев комнату, которая явно принадлежит творческому человеку. Замечаю гитару у стены. Светлые обои приятно гармонируют с общим настроением комнаты. Кладу рюкзак на кровать, подходя к балконной двери, и толкаю её, выходя на балкон. Мне открывается вид со склона на крыши остальных домов и верхушки деревьев. Чуть ниже свет от парка и колесо. Вижу впереди лес, а чуть левее морской горизонт. И где-то в груди становится тепло. Опираюсь локтями на перила, согнувшись. Не верю, что подобное место реально.***
Ужин проходит в удержании смеха над Томасом, которого с такой добротой и желанием помочь откармливает София. Мне его жалко. Хотя, Дилан ведь предупреждал. Я давно так плотно и хорошо не кушала, даже живот стал немного выпирать под кофтой, что удивительно для меня. Женщина не стала нас задерживать, зная, что мы устали с дороги, поэтому отпустила, сказав, что сама вымоет посуду. Приняв теплый душ, что крайне непривычно, я быстро направилась в комнату, чтобы никого не задерживать. И вот. Три ночи, а сна ни в одном глазу. Даже после долгой дороги, хотя, мне он принес только удовольствие. Смотрю в потолок, пытаясь привыкнуть к новому месту, сажусь, поправляя съехавшую лямку темного лифчика под белой майкой. Поворачиваю голову в сторону открытой балконной двери, и прикрываю глаза, прислушиваясь к «ночным» звукам. Ночной город не сравнится с этим. Хочется выйти на улицу и прогуляться, но местность мне незнакома. Вдруг потеряюсь? Слезаю с кровати, босыми пятками топая к двери, и приоткрываю её, вспомнив о наличие замка. Выглядываю в темный, тихий коридор, моргая, чтобы глаза привыкли к мраку. Обычно в это время я шла за латте, но здесь я могу позволить себе только воды, так что уничтожу ею жажду. Тем более, женщина показала мне, где находится фильтр на кухне, откуда можно пить. Оставляю щелку у двери, идя по коридору, и удивляюсь тому, что половицы совсем не скрипят под ногами. Прохожу мимо комнаты Софии тихо, боясь потревожить её сон, но после ускоряюсь, спеша к лестнице. Спускаюсь, вглядываясь в темноту, и боюсь оступиться, так что держусь рукой за перила, медленно ступая на ступеньки вниз. Стук. Кто-то явно не думает вести себя тихо, поэтому хлопает дверцами полок. И у меня нет сомнения в том, кто это. Я подхожу к раскрытым дверям кухни, на которой горит подсвечник. Обнимаю себя руками, наблюдая за тем, как Дилан достает с полки шкафчика упаковку чая и останавливает на мне взгляд, повернув голову. Смотрит. Молчит. Переступаю с ноги на ногу, впервые поборов в себе дискомфорт: — Вряд ли на полках завалилась банка колы, — шепчу. — Думаю, латте здесь ты тоже не найдешь, — голос Дилана хриплый и громкий, поэтому поднимаю ладонь, оглядываясь: — Тише, — прошу с беспокойством, а Дилан лишь улыбается, поднимая и вертя в руке упаковку чая: — Будешь? Это лучше, чем «молокочай», что она держит в термосе, — идет к чайнику, нажав кнопку, чтобы вода согрелась. Подхожу ближе к столу, потирая голые плечи, и отодвигаю стул, садясь. Держу руки на коленях, нервно играя с тканью моих спальных штанов. Дилан, кажется, еще даже не ложился. Он по-прежнему в джинсах и футболке. Видеть его без бейсболки непривычно, но та до сих пор у меня в комнате. — Не бойся Софи, — Дилан разбавляет молчание, пока льет кипяток в кружки. — С чего мне вдруг бояться её? — Поднимаю глаза на парня, рассматривая его со спины. Молчит. Видимо, не знает, что ответить. Разворачивается, держа в руках кружки, так что вновь отвожу взгляд. Он ставит возле меня кружку, садясь напротив с тяжелым вздохом. Стучит пальцами по поверхности горячей посуды, смотрит в стол. Молчим. Дилан потирает макушку. Он часто трогает волосы, если нервничает или чувствует себя некомфортно, хотя, если на нем бейсболка, то просто поправляет её. Набираю в легкие воздуха, выдавливая: — Спасибо, — беру кружку, поднося её к губам. Зеленый чай. Он положил сахар, но это излишки. Обычно я пью без него, но вкус все равно приятный. Поднимаю глаза, тут же опустив, как и Дилан, который, видимо, наблюдает за мной все это время. — По поводу того вопроса, — я удивленно приоткрываю губы, вновь взглянув на внезапно заговорившего парня, который смотрит на жидкость в своей кружке, потирая ладонью шею. — Я вовсе не считаю, что в отношениях значительную роль играет… Ну, это… — Я поняла, — так сложно сказать «секс»? Я думала, он привык прямо называть вещи своими именами. Чего сейчас так копошиться? — Просто, это все слишком, — кривит губы, хмурясь. — Я имею в виду, что для меня это все равно, что излишки. Мычу в ответ, не зная, что сказать. По крайней мере, он старается быть честным. — Уже вижу тебя через лет тридцать — одинокий, живущий в деревушке, вдали от социума, — улыбаюсь, наблюдая за выражением лица парня, который усмехается, отпивая чая: — Было бы неплохо. — Не спорю, — шепчу, ведь сама бы с удовольствием перебралась бы сюда. Дилан смотрит на меня, все так же держа кружку возле губ, но не вижу, чтобы он глотал. Серьезный взгляд, немного пытающий меня. Молчание терзает, поэтому ерзаю на стуле, откашлявшись: — Возможно, будем соседями в какой-нибудь глуши, — пытаюсь сохранить на лице улыбку, но та меркнет, ведь Дилан продолжает молча изводить меня взглядом, держа кружку возле губ. В последнее время он часто уходит в себя, даже если я рядом. Но проблема в том, что его взгляд сосредоточен на мне. Это напрягает, но не вызывает дискомфорта внутри, поэтому спокойно дышу, продолжая смотреть в ответ. Молчание уже заполняет пространство вокруг. Мое лицо горит, но расцениваю это, как признак усталости, поэтому прочищаю горло, но не нахожу, что сказать. ОʼБрайен опускает взгляд на вторую свою руку, что лежит на столе, и шевелит пальцами, медленно потянувшись в мою сторону. Не шевелюсь, правда брови сами сходятся у переносицы, но не злюсь. Скорее меня одолевает волнение, которое не позволяет двигаться. Мои обе руки лежат на столе рядом с кружкой. Дилан продолжает смотреть на свою ладонь, которой касается пальцев моей правой руки, немного хмуря темные брови. Взгляд полон тревоги, но мне неясно, что именно вызывает у него волнение. Продолжаю молча смотреть на парня, который уперся взглядом в свою руку, держа другой кружку у своего подбородка. Меня пробивает ток, все тело словно под напряжением, когда чувствую, как Дилан скользит пальцами по тыльной стороне ладони, сжав мое запястье, и резко переворачивает ладонь, уставившись на порезы на коже руки. Молчит, осторожно касаясь их большим пальцем, водит, гладит, из-за чего чувствую покалывание на коже. Выражение моего лица слабнет. Смотрю на парня, который поднимает взгляд, немного удивившись тому, что я не прячу глаза, как делаю обычно. Прекращает гладить мои порезы на запястье. В животе жжение. Стискиваю зубы, быстро моргая, и чувствую, какая горячая у него ладонь. Мне не по себе, но прежде чем я что-то говорю, а я ведь собиралась, даже набрала воздуха в легкие, Дилан убирает свою руку, глотнув чая. Отводит взгляд, оставаясь молчаливым. Моргаю, сжав губы, и встаю со своего стула, взяв кружку, решаю покинуть кухню и не мешать парню своим присутствием. В моей груди настоящий пожар, неприятные ощущения, прежде мне не знакомые. Это пугает. Переступаю порог, и только тогда до ушей доносится стук кружки о поверхность стола. Дилан в последнее время ведет себя странно. Нет, именно в нашем общении появилась эта неловкость, которой раньше не было. Что-то не так с нами. Двумя. *** А Дилану просто нужно проверить. Пройти тест, предназначенный для самого себя. Ему не по себе, чувство раздавленности под тяжестью своих же мыслей. Он не должен вообще даже на секунду предполагать подобное, и наедине парень понимает, что все это лишь брехня, о которой не стоит морочиться, но как только в поле зрения попадает Хоуп — страх находит подтверждение. Дилан не создан для любви. Ему не могут нравиться люди, ведь каждого именно в этой области отношений равняет под созданный его отцом шаблон. Но ему стоило попробовать проверить. А для этого необходимо коснуться. Почувствовать. И он коснулся. Ощутил? В этом проблема. Парень еле сдержал тяжелый вздох, он практически выдал себя, но глотнул чаю, чтобы сдержаться. Отвлечься. Отвести взгляд, разорвать контакт с этими голубыми светлыми глазами. Дилан почти утонул. И за это он себя ненавидит. Так сильно, как никогда раньше. Томас как-то ему сказал: «Просто, расслабься», — и тогда эти слова ни черта не значили, но теперь ОʼБрайен, кажется, понимает, что именно имел в виду тощий парень, который вечно наблюдает за ними. Но проблема в том, что Дилан не может позволить себе расслабиться. Ибо тогда он даст волю эмоциям. Черт, но Эмили так на него смотрела, словно это он застал её врасплох, а вышло все наоборот. Они оба загнали друг друга в угол. Причем в один и тот же.