Они должны держать Эмили
— Элис? Её тихий вздох эхом раздается в длинном темном коридоре дома. Она привыкла к ночному мраку, поэтому вовсе забывает о таком чуде, как «электричество». Девушка медленно шагает босыми ногами по пыльному паркету в сторону ванной комнаты, дверь которой приоткрыта. У раковины, в темноте, боком к Эмили стоит светловолосая девушка. Она не шевелится, не подносит руки к холодной воде, что струится в трубу из крана. Хоуп хмурит темные брови, невольно останавливаясь, чтобы сохранить дистанцию. Взглядом, полным тревоги, изучает «сестру» со стороны: — Элис, — повторно называет её имя, которое неприятно звучит в воздухе. Её волнение растет, ведь девушка не реагирует, продолжая стоять на месте, не шевелится, не подает никаких признаков того, что слышит зов. А дышит ли она вообще? Эмили не может знать. Она не видит всё достаточно четко, но никакого страха не зарождается в груди. Её одолевает приятное чувство ностальгии. Будто твоя неотъемлемая часть, наконец, отыскалась, вернулась — и вы вновь становитесь одним целым, единым человеком. Хоуп ещё не до конца может объяснить самой себе эти ощущения, но она знает точно, что ждала «элис» всё это время, что они обязаны дополнять друг друга. И эту часть себя Эмили не может потерять. Только не опять. Дверной скрип. Хоуп сохраняет хмурое выражение лица, медленно поворачивая голову, оборачивается, чтобы устремить свой серьезный взгляд в сторону двери комнаты отца. Полоска света оставляет след на темном паркете, проникая сквозь щель. Эмили щурит веки, чувствуя, как внутри до сих пор горит это знакомое чувство «близости», родства, и её вовсе не шатает от увиденного: через небольшую дверную щель на неё смотрит пара темных глаз. Короткая стрижка неопрятно выглядит, а старое тряпье вместо одежды висит на тонком теле. Взгляд не злой, но устрашающий. Правда, вместо проявления ужаса Эмили демонстрирует слабое удивление, сама не понимая, откуда в голове начинают возникать непонятные картинки, будто кадры из старого немого фильма: — Энди, — звучит не вопросительно. Эмили стоит к нему полубоком, озадаченно моргая, так как вновь это необычное тепло в груди. Под ребрами, словно именно этого ей не хватает. Элис и Энди. Они — важная часть. И только с ними Хоуп сможет, наконец, стать собой. Вернуть себе утерянные воспоминания. Вернуть саму себя. Будто «Инь» и «Ян». Энди и Элис. А Эмили — это промежуточное состояние. Состояние «ничего», состояние «пустоты». Вакуум, который необходимо наполнить. Энди медленно со скрипом приоткрывает дверь в комнату отца, впуская в мрачный коридор холод с запахом медикаментов. Эмили спокойно смотрит на него, слыша, как кто-то шагает босыми мокрыми ногами по паркету с другой стороны, оставляя лужи воды после себя. Хоуп поворачивает голову, упираясь взглядом в Элис, волосы которой внезапно стали темными. Эмили не может разглядеть её глаз, но зато видит, что девушка вся мокрая. От неё пахнет хлоркой, словно она искупалась в бассейне. Совершенно иной голос. Знакомый, женский. Хоуп слышит его, поэтому вовсе поворачивается боком к тем, кто медленно подбирается к ней, но вовсе без угроз. Эмили слышит голос матери, хриплый, какой-то довольный, так что не мучает себя догадками, а просто быстро идет в сторону двери в её комнату, игнорируя шепот за спиной. Ноги внезапно становятся ватными, сделать шаг тяжело, выдается с трудом, но девушка продолжает идти, всматриваясь в сгущающуюся перед собой темноту: — Мам? Эмили подскакивает к двери, когда слышит, как женщина громко кричит, и хватает ручку, дергая на себя. И глаза в ту же секунду распахиваются, а с мокрых губ слетает рванный вздох. От лица Сангстера. Буквально вваливаюсь в тускло освещенный коридор старой квартиры на одном из этажей этой ебаной развалины, которую все в округе зовут «домом». Неприятный запах гари вонзается в ноздри, вынуждая хрипло драть себе глотку, выкашливая из себя все то дерьмо, что я принес с собой с этой чертовой на хер улицы. Прижимаюсь спиной к двери, тяжело дыша, и корчусь, сжимая пальцами порванную ткань футболки, на которой можно нащупать влажные алые пятна. Вся кожа живота и груди болит, где-то в районе почек начинает ныть. Двигаться становится невыносимо тяжело, так что хватаюсь за все, что вижу, добираясь до двери ванной комнаты, и распахиваю ее, хлопая по выключателю тяжелой рукой. Помещение, в котором трещит лампа и мерцает свет. Холодная треснувшая плитка. Запах сырости. Ржавчина у потолка с облупленной краской. Хочу закрыть за собой дверь, но уже слышу тяжелые шаги, что быстро приближают ко мне очередную проблему. Стону от боли, сжимая веки, но сил запереть дверь не хватает. Высокий, крупный мужчина с лысиной на голове врывается в ванную комнату, красными от алкоголя и гнева глазами находит меня, вжавшегося в стену между раковиной с трещиной на крае и холодной стеной, затылком касаясь плитки. — Чертов урод! — отец хватает меня за волосы, бросая на пол, и мои руки сгибаются в локтях, так что бьюсь лбом о твердую поверхность. Мне сегодня уже приходилось быть в таком положении, так что примерно знаю, чего ожидать в данной ситуации. — Где мои деньги, засранный ублюдок?! — кричит на меня, плюясь, и начинает наносить удары ногой в живот, по спине, пока ему не приходит мысль вдарить по голове. Успеваю прижать руки к лицу, чтобы хоть как-то защититься от удара, боль от которого раскатом грома раздается по черепу, вынуждая меня громко простонать сжатыми зубами. Отец продолжает бить. Продолжает поливать меня грязью. И с каждой секундой его ярость растет. Пытаюсь свернуться калачиком, чтобы предостеречь тело от сильных повреждений, но мне трудно двигаться, ведь ещё не отошёл от побоя на улице. Я так и не вернул тем парням деньги за траву. Собирался, но потратил заработанное на выпивку и сигареты. — Гейер! — женщина в порванном и старом халате врывается в ванную комнату, хватая мужа под руки, и начинает оттаскивать человека, еле стоявшего на ногах после принятого алкоголя в сторону. — Оставь его! Там… Там я ужин приготовила, милый! — кричит, визжит, отвлекает. Я морщусь, утыкаясь потным лицом в пол. Язык отца заплетается: — Верни мне деньги к среде, дерьмо ты собачье! — последний удар приходится в плечо с ноги, так что не выдерживаю, простонав в голос, и переворачиваюсь на спину, чувствуя, как всё тело трещит по швам. Давлюсь кровью из носа, что крупными каплями скатывается по щеке к подбородку. Мать в бигудях и домашних тапочкам уводит отца, бросая на меня взгляд. Осуждающий. Она в муже души не чает, ходит на поводу, считая своим долгом — ухаживать на ним. Ведь до сих пор считает, что виновата за то, что залетела мною от другого. Прекрасно. Лучше бы сделала свой ебаный аборт, гребаная стерва. Мразь. Плююсь ругательствами, переворачиваясь на живот, и кусаю губу, сдерживая больной крик, ползу к двери, трясущимися пальцами, вымазанными в крови, толкаю её. Закрывается, так что сажусь, прижимаясь к деревянной поверхности спиной, и запрокидываю голову, хрипло дыша в потолок. Глаза сами начинают болеть, а нос колоть, так что сил сопротивляться уже нет. Мычу сжатыми губами, смотря на мерцающую лампу, и шмыгаю носом, со злостью повторяя удары головой о дверь, после чего с губ слетает всхлип. Прижимаю грязные мокрые ладони ко рту, пытаясь заглушить тем самым мой отвратительно жалкий вой, от которого плечи начинают дрожать. Рвано дышу через нос, сердце в груди скачет, как безумное, увеличивая в разы уровень боли во всем теле. Громко всхлипываю, игнорируя вибрирующий в кармане кофты телефон. Смотрю вверх, моргая, чтобы избавиться от соленой воды в глазах, и сжимаю веки, подрагивая всем телом от неприятного терзания под кожей. Терпи. Осталось всего ничего. Справишься. Подумай о том, что постоянно помогает тебе прийти в себя, что способствует возврату твоих сил. Да, думай о крае. Думай о том, как шагнешь за него. Думай о том, что у тебя всегда есть выбор, один из которых помогает тебе терпеть. Да, мысль о смерти — твоя мотивация прожить ещё какое-то время. Чувствую, как мысли о суициде приносят мне внутреннее успокоение. Сердце уже не так сильно колет, но его биение по-прежнему вызывает неприятную тошноту. Мне нравится то, что хоть что-то в этой жизни я могу принять сам. Я могу сам решить это. И это потрясающе. Глубоко дышу, приоткрывая веки, и медленно роюсь в кармане, вынимая дрожащими пальцами свой телефон. Номер. Дилана. Сглатываю, моргая, и шмыгаю носом. Я должен отдать кому-то её. Должен быть уверен, что она не останется одна. Именно поэтому терпеть осталось недолго. Ведь ОʼБрайен хоть и баран, но просто так не отступит. Я чувствую, что обязан позаботиться об Эмили, но при этом начинаю пытаться «устроить» жизнь Дилана, стараясь помочь ему разобраться в себе. Опускаю руки, отклоняя вызов, и прижимаюсь затылком к двери, закрывая красные от слез глаза. Вытягиваю больные ноги, полностью уходя в себя. Завтра мне нужно быть сильным. *** Дилан опускает руку, хмуро смотрит на экран телефона. Вызов не принят. Парень моргает, нервно потирая лоб ладонью, и вздыхает, бросая телефон на кровать. Сидит, опираясь на стену, и наблюдает за тем, как Засранец крутится в его ногах, всячески привлекая внимание, но Дилан не может ни о чем думать. Он опирается локтями рук на колени и прижимает сжатые кулаки к губам. В комнате темно, в большом доме тихо. Завтра новый день. Учебный. И парню тяжело принять это, как факт. Ему не удается даже собрать себя по частям, чтобы наконец окончательно разобраться в своих чувствах, окончательно принять их. Но к волнению об Эмили добавляется беспокойство о Томасе, который игнорирует его звонки, хотя обычно отвечает сразу. ОʼБрайену сейчас необходим этот худощавый парень. Сангстер. Дилан невольно начал заботиться о Хоуп, но так же взялся за Томаса, думая, что этот тип не сможет «выжить» в этом дерьмо-мире без него. Возможно, парень завышает свою значимость, но опять показывает иное. ОʼБрайен должен заботиться о них. Поэтому ему стоит прекратить вести себя, как кретин.Они должны держать Томаса
***
От лица Хоуп. Серое утро. Бледное небо с холодным ветром, гоняющим «жидкие» облака. Я, стоящая у зеркала в коридоре первого этажа и смотрящая куда-то на уровень ниже своего лица в отражении, водящая расческой по волосам. Медленно, как-то лениво, безжизненно. Напряженные мускулы бледного лица. Мешки под глазами и искусанные от нервов губы. Большой ком в груди, который увеличиваю своими страхами и тревогами, ведь сегодня я вновь иду туда. Иду в школу. Бессонная ночь. Странный, напряженный сон, после которого проснулась с ярым чувством потери. Я что-то потеряла. И оно было моим. Оно было частью меня. Оно было мною. Энди и Элис. Они — это я? Прекращаю расчесывать волосы, хмуро взглянув на свое отражение. Всматриваюсь в светлые глаза, ища ответы где-то в глубине себя, но разочарованно качаю головой, бросая расческу на комод, невольно перевожу свое внимание на фотографии, где я одета, как мальчишка. Рядом отец. Рядом мать. Рядом со мной. Долго сверлю взглядом снимок, чувствуя, как обида подкатывает к горлу. Моя мать. Она врет. Отец. Его нет. Энди. Это я. Мои воспоминания. Не могу им верить. Что есть реальность? Что есть правда? Что есть «я»? Этот чертов сон выбил меня из колеи. Мама говорила, что у меня самая обычная проблема с памятью, которой страдают многие, но вряд ли эти «многие» верят в то, что у них есть сестра, хотя её на самом деле никогда и не было. Вряд ли они думают, что отец с матерью в командировке, а на самом деле вовсе не помнят, когда в последний раз его видели. Грубо опускаю рамку фотографии, пряча лица родных, и обуваю кеды, поправив кофту Дилана, которую он вчера оставил у меня дома. Есть повод подойти к нему. Беру рюкзак и хватаюсь за дверную ручку, замерев на пару секунд, чтобы сделать несколько глубоких вдохов, после которых могу заставить себя открыть дверь и выйти на улицу. Бледный свет слепит в глаза, отчего приходится щурить веки. Закрываю дверь на ключ, разворачиваясь, и торможу, моргая, чтобы лучше видеть. Дилан стоит у моей калитки, пиная камень ногой, и вздыхает, поправив бейсболку на голове. Сегодня выглядит как-то необычно: темная клетчатая рубашка расстегнута, под ней темная футболка и всё те же черные джинсы. Он поднимает взгляд, сжатыми губами улыбается мне, и я не способна это игнорировать, так что тоже растягиваю губы, поспешив к нему: — Привет, — хочу скрыть удивление. Он здесь. Решил пойти со мной в школу? Если да — то я буду самым счастливым человеком, которому поддержка была необходимей кислорода. ОʼБрайен кивает головой, явно что-то вертится у него на языке, но он не находит правильных слов, поэтому начинает запинаться, пытаясь высказаться: — Знаешь, вчера, я… — жестикулирует одной рукой, а другой поправляет съехавший ремень рюкзака. — Я вчера… — Всё в порядке, — улыбаюсь, радуясь, что не одна я испытываю волнение. — Правда, теперь свою кофту ты вернешь только в конце дня. Дилан уже шире улыбается, мельком скользнув заинтересованным взглядом по моему телу, после чего откашливается, начав уже более уверенно, и его непринужденный тон мне нравится: — Окей, всё равно тебе больше идет красный, чем мне, — разворачивается, начиная идти, а я стою пару секунд на месте, осознавая то, что только что получила в свой адрес комплимент. Спешу за Диланом, убирая локоны волос за ухо, проглатывая стеснение: — Давно ждешь? — Минут двадцать, — не задумываясь отвечает, а я раскрываю рот: — Двадцать? Почему не сказал, что пришел? Я бы поторопилась, — озадаченно смотрю на парня, который просто пожимает плечами, просто отвечая: — Думал, тебе нужно время, чтобы настроить себя и морально подготовиться к выходу. — А, — киваю, протянув в голос, и вздыхаю, пытаясь идти с парнем в ногу. — Что ж, это было верным решением, — мельком поглядываю на Дилана, собираясь с мыслями, и выдаю. — Мне… Мне сегодня приснился странный сон, — чертовски глупое начало, но как иначе? Дилан переводит на меня взгляд: — Какой? Хмурюсь, пытаясь составить внятный ответ, но не выходит, ибо мне тяжело объяснить и описать все те эмоции, что я ощущала, так что начинаю мямлить: — Там была Элис. — Твоя сестра? — задает вопрос. — У меня нет сестры, — бросаю с неприятным смешком, замечая, что выражение лица Дилана изменилось. Он сощурился: — Так ты, наконец, приняла этот факт? — Я ни в чем не уверена, — качаю головой, припоминая. — Ещё там был Энди. — Энди — это же… — ОʼБрайен задумчиво отводит взгляд, поэтому продолжаю, перебивая: — Да-да, мой папаша был не в себе, поэтому называл меня так. Он хотел сына, — закатываю глаза, а Дилан всё ещё давится своим непониманием: — Но ты совершенно не похожа на парня, — прикусывает заплетающийся язык. — То есть ты, ну… — указывает на меня ладонью, сам же загоняя себя в угол, поэтому хмуро смотрю на него, тормозя: — Что с тобой? — Что? — Дилан разворачивается, потирая ладонью губы. — Ты ведешь себя… — щурюсь. — Как-то нервно. Что-то произошло? ОʼБрайен отводит взгляд в сторону, оттягивая пальцами ремни рюкзака, и притоптывает ногой, прикусывая нижнюю губу: — Ничего необычного, — качает головой, вновь взглянув на меня. — Простая бессонница, — лжец. Смотрю ему в глаза, и он первый прерывает зрительный контакт, продолжая идти: — Пойдем. Сегодня первый урок физики, — улыбается, ведь я вновь закатываю глаза, поспешив за ним. Если Дилан не может сказать, то не мне его винить. Каждый из нас что-то утаивает. По мере приближения к школе я всё больше ощущаю тяжесть на плечах, а, подходя к воротам, где уже толпятся школьники, меня пронзает самый настоящий холодный страх. Ледяной, что вонзает когти мне в спину, будто заставляя развернуться и уйти. Эти голоса. Этот шум. Смех. Я не хочу возвращаться во весь этот хаос. Я… Я хочу домой. Я ещё не готова. Я… — Эмили, лицо попроще, — Дилан улыбается, продолжая идти. Только потому, что он не останавливается и не убавляет свою уверенность, у меня находятся силы плестись за ним. Обнимаю себя руками, замыкаясь, автоматически опускаю голову, смотря под ноги, когда мы минуем ворота, и взгляды начинают сыпаться со всех сторон, утяжеляя мои ноги. Хочется расправить плечи, вскинуть голову, но вместо этого лишь сильнее сутулюсь, поникая. Голоса. Смех. Шепот. Взгляды. Моргаю, позволяя локонам темных волос скрыть лицо. Голоса. Смех. Шепот. Взгляды. Глотаю воздух с привкусом хлорки, и чувствую, что такое бешеное сердцебиение может лишить меня рассудка. А вокруг лишь голоса, смех, шепот, взгля… Чувствую, как холодные пальцы обхватывают мое запястье, поэтому сильнее прижимаю руки к груди, взглянув на Дилана, который хмуро смотрит перед собой, грубо дергая мою руку. Заставляет опустить её вдоль тела и переплетает наши пальцы. Я нервничаю, оглядываясь по сторонам, пока ОʼБрайен тащит меня к входу в здание школы. Вижу, что нас окидывают взглядами, поэтому ближе встаю к Дилану, шепча: — Все смотрят, — хочу вырвать руку, но это вызывает на лице парня улыбку, да и в ответ я ничего не получаю, кроме его довольного хмыканья. Растерянно озираюсь по сторонам, глотая один ком за другим, и пытаюсь не отходить от Дилана, чтобы перенять его уверенность и спокойствие, но не удается. Я — есть я. Мне трудно переносить всё это осуждающее внимание, которое теперь с большей силой давит на ОʼБрайена, ведь он не просто разговаривает со мной, не просто стоит рядом, не просто смотрит в глаза. Он держит меня за руку. Это уже совсем иное. Сглатываю, продолжая смотреть под ноги, пока мы входим в коридор школы, переполненный людьми. Как рой мух они создают шум, вызывающий раздражение, но мне нечем заткнуть уши, чтобы хоть на мгновение забыть, где нахожусь. — Тебе что-нибудь нужно в шкафчике? — Дилан говорит непринужденно, а вот мой голос звучит взволнованно: — Нет, — хочу избежать излишне долгой прогулки по коридору за руки, чтобы как можно меньше людей начали воспринимать парня враждебно. — А мне нужна тетрадь по физике, — ворчит ОʼБрайен, таща меня за собой, через толпу, так что не жду и натягиваю на голову капюшон темно-красной кофты, скрывая лицо. Мы добираемся до шкафчика Дилана, который отпускает мою руку, чтобы открыть дверцу и найти нужную вещь. Встаю ближе к нему, виском прижимаясь к соседнему шкафчику, и прячу глаза за локонами волос. Парень хмуро поглядывает на меня, не понимая: — Чем ты занимаешься? — он громко кладет обратно на полку тетрадь по физике и поворачивается ко мне, заставляя меня напряженно оторвать голову от дверцы: — Подожди, — хочу перехватить его руки, но Дилан хмуро бьет по моим ладоням, пальцами сдергивая с меня капюшон. Руками хватаюсь за ремни рюкзака, опустив взгляд на уровень шеи ОʼБрайена. Послушно стою, пока он приглаживает ладонями мои волосы, наводя своеобразный порядок, и улыбается, касаясь пальцами моих щек, после чего полностью берет мое лицо, заставив приподнять голову. Смотрю ему в глаза, стараясь сдержать мечущийся от волнения взгляд. Но голос всё равно тихий: — Знаешь, что такое личное пространство? — цитирую его же слова шепотом, а Дилан продолжает улыбаться краем губ, поглаживая мои скулы уже теплыми ладонями. Это… Успокаивает. Быстро моргаю, когда парень касается своим носом моего, выдохнув. Чувствую, как глаза начинают приятно гореть, как и кожа щек. Молча смотрю на Дилана, и весь посторонний шум просто прекращает давить мне на уши. Всё вокруг прекращает существовать. Но не долго. — А мне поцелуй? — звонкий, хриплый голос — и к щеке Дилана своей щекой прижимается Томас, который начинает громко смеяться, когда ОʼБрайен закатывает глаза, отпустив мое лицо, и смотрит на него, хмурясь. Я успеваю рассмотреть бледное лицо Сангстера, на скуле которого была ссадина. — Ты подрался? — Дилан озвучивает вопрос, что беспокоит меня, а Томас качает головой, махнув рукой: — Ерунда, — прячет руки в карманы джинсов, но мне удается заметить на его костяшках красные пятна и разодранную кожу. Поднимаю взгляд на Томаса, который улыбается недоверчивому другу, переводя внимание на себя: — Как тебе вновь вернуться в среду мудаков? — выбор его слов заставляет меня улыбнуться, а Дилана откашляться. — Всё хорошо, — уверяю, и, правда, понимаю, что чувствую себя гораздо лучше. Груз упал с плеч. Тем более… Смотрю на ОʼБрайена, который начинает изучать ссадины на лице Сангстера и просит его показать руки. … с ними я чувствую себя в безопасности. — О, смотрите. Дочка шлюхи вернулась, — и да. Всё хорошее не вечно. Мы втроем поворачиваем головы на звук голоса. И источник — Шон. Смотрю ему в глаза и, знаете, не чувствую обиды. Ведь его неприязнь ко мне основана на детской обиде, так что… — Мы уж надеялись, что ты померла, — плюет в меня словами, заставляя прижаться спиной к шкафчику, но больше ничего. Мне абсолютно всё равно. Правда, мне одной. Дилан толкает Томаса в плечо, заставляя того отойти в сторону, и быстро подходит к Шону, который успевает вновь повернуться к нам лицом, после чего получает удар в низ живота ногой. Испуганно делаю шаг в их сторону, но Томас толкает меня обратно к шкафчику, рванув к ОʼБрайену, который повторно замахивается ногой, чтобы врезать по спине уже стоящего на коленях Шона. — Дилан! — Сангстер хватает его под руки, оттаскивая назад. У этого худого парня удивительно много сил. Напряженно наблюдаю за происходящим, испуганно оглядываясь, ведь боюсь, что сейчас кто-то выйдет заступаться за Шона, тогда Дилану может достаться. Не хочу, чтобы ему вредили. ОʼБрайен дергает руками, желая вырваться и повторить ещё пару раз удары, но Томас кое-как рывком толкает его к шкафчику, встав между ним и поднимающимся с пола Шоном, который зло смотрит в нашу сторону. Я вытираю вспотевшие ладони о ткань кофты и плюю на ненавистный взор бывшего друга, подскакиваю к Дилану, который глубоко дышит через нос, скрывая свое подскочившее давление. Сжимает ладони в кулаки, неотрывно смотрит в глаза Шона, который моргает, делая к нему шаг, но тормозит, ведь Томас, стоящий между ними, пихает его в грудь, заставляя сделать большой шаг назад. — Ублюдки, — шепчет, поправляя ткань кофты, и озирается по сторонам, видимо, ища своих друзей, но те, наверняка, уже в классе, поэтому окидывает нас гневным взглядом. — Сдохните уже, — шепчет, разворачиваясь, и быстро удаляется, сворачивая в уборную. Все вокруг, кому «посчастливилось» лицезреть спектакль, медленно возвращаются к своим делам, расходясь в разные стороны. Я быстро дышу, коснувшись руки Дилана пальцами: — Не обращай внимания… — шепчу, и не успеваю поблагодарить Томаса, как слышу мужской голос: — Вы. Трое. Оборачиваемся, видя пухлого мужчину в костюме у двери кабинета секретарши. Директор с зализанными волосами. Он жестом подзывает нас к себе: — Ко мне в кабинет, — открывает дверь, заходя внутрь, а мы переглядываемся, решая, что здесь стоит послушно выполнять. Я обеспокоено сглатываю. Если у них будут проблемы из-за меня, то… — Лицо попроще, — Томас улыбается, совершенно не выглядит напряженным, чего не скажешь о Дилане. Он вытирает губы ладонью, смахивает пот со лба, идя рядом со мной, и оглядывается, видимо, думая, что Шону придет идея напасть сзади. Заходим в светлый кабинет, за столом сидит секретарша. Она смотрит на нас исподлобья, молча указав пальцем в сторону двери с табличкой, что находится дальше. Невольно хватаю ОʼБрайена за запястье, и тот не отдергивает руку, когда Томас спокойно раскрывает дверь. По всей видимости, он попадает в кабинет директора довольно часто, поэтому чувствует себя, как рыба в воде. В помещении приятно пахнет кофе. Зеленые стены расслабляют глаза, но я не поддаюсь этой уловке, сохраняя напряжение. Стою между парнями, смотря на мужчину, который улыбается, садясь за свой темный широкий стол: — Эмили, — внезапно обращается ко мне, не меняясь в лице. — Не могла бы ты подождать в приемной? Удивленно моргаю, окинув парней взглядом, которые с таким же непониманием переглядываются, опуская на меня глаза. Сжимаю руку Дилана, который кивком головы говорит мне выйти за дверь, так что слушаюсь, расцепив пальцы, и делаю шаги назад, покидая кабинет, после чего закрываю дверь, утопая в полной растерянности и напряженном недоумении. Не могу сидеть на месте, поэтому начинаю ходить по приемной, игнорируя взгляд молчаливой секретарши, и кусаю ногти, тяжело вздыхая. О чем они говорят? *** — Присаживайтесь, — мужчина в галстуке ведет себя прилично, не кричит, не ругает за поднятый в начале учебного дня шум. Он предлагает парням сесть на стулья напротив его стола, и те с подозрением смотрят друг на друга, выполняя. Садятся, хмуро смотря на директора, который негодует, перебирая какие-то бумаги: — Столько мусора набралось, полнейший хаос, — улыбается «гостям», сунув все бумаги в ящик, и ставит локти на стол, прижимая кулаки к губам. — Что ж, у меня есть пара вопросов к вам, так что расслабьтесь, — уверяет, но парни всё равно не меняются в лице, молча слушая мужчину. — Вы — друзья Хоуп, так? Отчего-то Дилан догадывался, что их позвали сюда из-за Эмили, вот только ему неясна цель, поэтому он молча бросает взгляд на Томаса, который так и блещет непринужденной улыбкой: — Ага, — Сангстер опускает глаза на небольшую стеклянную фиалку с конфетами, что стоит с краю стола, и набирает себе из неё сладкого, всё так же улыбаясь. — А что? — не смотрит на директора, который наблюдает за его действиями, не хмурясь, совершенно не меняясь в лице: — Как вас зовут? — потирает ладони. — Мистер Сангстер и мистер ОʼБрайен, — с важностью в голосе произносит Томас, откинувшись на спинку стула и сунув себе в рот первую конфету. Дилан напряженно вздыхает, скованно сцепив руки на груди, и мужчина пытается добиться от них смены настроения: — Поверьте, я не собираюсь сейчас толкать вам речи, которые вы наверняка слышали от большинства школьников, — не улыбается, говорит серьезно. — Мне важно знать, что у Хоуп появились друзья. — Что вам нужно? — не выдерживает Дилан, перебив взрослого человека, который даже рад, что не придется многословить: — Хочу обсудить с вами дальнейшую реабилитацию Эмили Хоуп. *** Брожу. Не могу присесть даже на минуту. Постоянно поглядываю на часы. Они там уже больше десяти минут, а мои пальцы начинают болеть, ведь теперь кусаю кожу. Секретарша дважды предлагала мне кофе, но я вежливо (насколько могла) отказывалась, продолжая ходить из угла в угол, всё время бросая взгляд в сторону двери директора. Прислушивалась, но ничего не слышала. Даже намека на крик. Если быть честной, то вообще не помню, чтобы наш директор повышал голос. Но, кто его знает?.. Наконец, дверь отворяется, и в приемную первым выходит Томас, лицо которого озаряется широкой улыбкой. Всё в порядке? Им слабо досталось? Хрущу пальцами, выжидая Дилана, который выходит за другом, тихо прикрывая дверь до щелчка, и внутри меня зарождается тревога. ОʼБрайен поворачивает голову, улыбнувшись мне, правда, не так широко, как Сангстер. — Всё в порядке? — не в силах терпеть, поэтому подхожу к ним, ожидая объяснений, но парни лишь отмахиваются короткими фразочками. — Он просто придурок, — Дилан чешет переносицу, а Томас подхватывает: — Да, как будто драки — это нечто необычное в школе. — Так всё-таки из-за этого? — виновато кусаю губу, взглянув на Дилана. — Не обращай внимания на Шона. Он — придурок! — будто наказываю парня за его несдержанность в эмоциях, что странно для такого «холодного» человека. — Верно, верно, — Дилан бормочет, подтолкнув меня к выходу. — Идем, — поглядывает на Томаса, спрашивая как-то больно спокойно. — У тебя что сейчас? — Литература, — Сангстер находится на одной волне с ним. Волне непринужденности, и это слишком странно, ведь всего полчаса назад эти двое были сами не свои. — Увидимся на перемене. Я курить хочу, — выходим в пустой коридор, ведь звонок уже был. Поворачиваюсь лицом к Томасу: — Всё точно хорошо? Сангстер улыбается, пожимая плечами: — Ерунда, впервой что ли, — смеется, хлопнув Дилана по плечу. — Увидимся, — разворачивается, идя в сторону лестничной клетки, чтобы подняться на нужный этаж. Я смотрю ему вслед, хмурясь, ведь… Ведь какие-то они странные. Перевожу взгляд на Дилана: — Точно… — Порядок, — перебивает, не давая задать мне вопрос, и забрасывает руку мне на плечо, заставляя идти рядом с собой. — Ты сейчас о физике думай. Он будет рад видеть нас, — сарказм. Шагаю рядом, вовсе не чувствуя себя скованно от того, что тяжелая рука обхватывает мое плечо, наоборот, ощущение защищенности. Киваю, соглашаясь. Стоит заботиться о предстоящей проблеме, а эту отпустить. Надеюсь, ОʼБрайен больше не станет вести себя так.***
Они должны держать Дилана
Эта дата нашла свое место в памяти. Этот пасмурный осенний день навсегда осядет в груди. Дилан стоит в пустом доме, в пустой комнате, забитой старыми вещами, пахнущими сыростью. Хлам — пустота. Предметы быта — не основная составляющая квартиры. В его руке рюкзак, в который помещается вся одежда, личные вещи. В этом рюкзаке весь он, вся его жизнь. Жалко. Дилан молча окидывает взглядом старую кухню, где было обнаружено повешенное тело, где парень проронил последний вздох, прежде чем осознать — он один. Его, черт возьми, бросили. И на смену страху, боли от потери последнего родного человека, которого он так и не начал ценить, приходит злость. Обида. Моргает, избавляясь от боли в глазах, и даже не может хмурить брови, когда слышит шаги за спиной. Мужчина. Отец. Человек, бросивший их. В один день, после которого всё пошло наперекосяк. Смерть матери — второй день, перевернувший мир Дилана. Всё может измениться за один миг. Достаточно одного дня для того, чтобы разрушить сознание, убить морально. Убить парня, который не переносит насилия. Итог — зря я боялась этого дня. Зря переживала по поводу возвращения в былую «среду мудаков», как выразился Томас. Всё оказалось не так уж страшно. Дилан подходит со мной к двери моего дома, мы спокойно разговариваем, и я даже не задаю ему вопрос, почему он всё ещё здесь, а не в пути до своего дома. Открываю дверь, взглянув на него: —… Но всё-таки было забавно наблюдать за тем, как мистер Алан Рилман постоянно подшучивает над доброй половиной класса, — переступаю порог, и Дилан следует за мной: — По крайнем мере, хоть кто-то тебя игнорирует, — он закрывает за собой дверь. На улице ещё достаточно светло, поэтому в коридоре царит полумрак. — Чем думаешь заняться? — странно такое спрашивать у человека, который находится с тобой в одном доме, но ОʼБрайен, на удивление, быстро находит ответ: — Я думал, ты заставишь меня помогать с уборкой комнаты. — Точно, — щелкаю пальцами, продолжая идти в сторону лестницы. — Я постоянно чихаю. Там очень пыльно. — Поверь, — Дилан следует за мной. — Я не сомневаюсь. Выхожу на второй этаж, спеша к своей комнате: — Но у меня там всё разбросано, — смущенно предупреждаю, хватаясь руками за ручку двери, а Дилан закатывает глаза, подходя ближе: — Господи, ты думаешь, что способна меня чем-то удивить? Вздыхаю, открывая дверь, и нервно жую шнурок от кофты Дилана, пока сама изучаю взглядом тот беспорядок, что творится в моей комнате. Парень вздыхает, качнув головой: — Окей, удивить ты меня смогла. — Черт, — опускаю руки, чувствуя себя неловко, и выталкиваю ОʼБрайена обратно за порог. — Иди за тазом и тряпками, — Дилан улыбается, выполняя мою просьбу, а я мчусь по комнате, надеясь сей свинарник превратить в просто плохо убранную комнату, но это вряд ли получится. Я официально «Королева всея хаоса». Успеваю лишь забросить пару маек на полку шкафа, прежде чем Дилан возвращается в комнату, строго произнося: — Я видел, — щурит веки, проходя к столу, чтобы поставить таз, а я закатываю глаза, наблюдая, как те самые майки падают с полок на пол. ОʼБрайен улыбается, бросая свой рюкзак на пол возле стены, и снимает с плеч клетчатую кофту, вешая её на спинку стула. Отворачиваюсь, решая тоже снять кофту, ведь во время уборки мне становится жарко. Да и не хочется случайно намочить чужую вещь. Бросаю кофту на кровать, встречаясь с вопросительным взглядом Дилана, который кивает в сторону брошенной вещи, заставляя меня обреченно простонать, и повесить её на спинку того же стула, что и он. Работы меньше, чем на кухне. Я довольно быстро справляюсь с разбросанными вещами, кое-как раскладывая их по полкам, пока Дилан протирает пыльные полки. Присоединяюсь к нему, схватив вторую тряпку, и встаю ногами на стол, чтобы дотянуться до самой верхней полки. ОʼБрайен поглядывает на меня, покусывая внутреннюю сторону щеки. Он набирает больше воздуха в легкие, будто хочет начать разговор, но постоянно останавливает себя, так что беру всё в свои руки, сев на край стола, рядом с которым возится парень: — Ты точно в порядке? — Ты параноик, — хмуро выдает Дилан, но меня это не останавливает. Он только и делает, что переводит стрелки, когда не хочет разговаривать на определенную тему. Значит, ему есть, что сказать. — Ты можешь мне всё рассказывать, — и тут сама делаю ошибку, запнувшись. — Мы ведь друзья, — звучит как-то неправильно, но решаю сохранить спокойное выражение лица, наблюдая за ОʼБрайеном, который ополаскивает тряпку в тазу, мельком взглянув на меня: — Ага, — вздыхает, отодвинув таз в сторону от меня, и садится на край стола, рядом, коснувшись своей коленкой моей, но я не отодвигаюсь, продолжая изучать выражение лица Дилана, который сутулится, скрестив пальцы в замок: — Что ж, — начинает как-то с сарказмом, хотя его напряжение говорит о том, что тема вовсе не шуточная. — Сегодня… — замолкает, постучав кулаком правой руки по бедру. — Я не думаю, что это стоит кому-то говорить, если честно… — признается, серьезно смотря перед собой. Больше не улыбается, не в силах заставить свое выражение лица измениться. Выглядит уставшим и немного… Немного потерянным, словно сам пока не до конца разбирается в том, что чувствует, поэтому не знает, как передать это мне, так что решаю помочь, начав гадать: — Это как-то связанно с тем, что Томас с кем-то подрался? — Дилан лишь вздыхает. — С тем, что мы вернулись? Тебе хочется обратно? Или директор сказал что-то… Хотя, нет, — сама себя исправляю. — ты ещё с утра был таким и… — Моя мать убила себя, — резко, как-то грубо перебивает, выдавливает из себя эти слова с трудом, и я не сомневаюсь, что прежде он никогда не произносил это вслух, тем более не говорил никому другому, оставляя всё в себе. Я перевожу на него взгляд, касаясь пальцами своей щеки, панически ища правильные слова для ответа, но Дилан говорит первым: — Сегодня, — нервно стучит кулаками по своим ногам, бросая в мою сторону короткие взгляды. — Я нашел её на кухне, повешенную, — сжимает губы, опустив глаза на свои руки, и мои пальцы невольно опускаются к шее: — Повесилась, — повторяю шепотом, прекращая сверлить висок Дилана взглядом. — Поэтому ты сегодня сам не свой, — всё встает на свои места. — Это ничего, — внезапно признается ОʼБрайен, выдавив из себя жалкое подобие улыбки. — Время прошло и… — заикается. — И я не особо мучаю себя по этому поводу. Если быть честным, я вовсе стараюсь не думать об этом. Даже на похороны… — замолкает, сглатывая, и я вновь смотрю на него, не скрывая беспокойства. — Я не пришел на похороны, — поворачивает голову, взглянув мне в глаза. — Вообще, знать и слышать о ней не хотел. — А почему она… — качаю головой, сжимая пальцами горло, что замечает Дилан, медленно поднеся свою руку к моей, сжимает запястье, заставляя опустить. Парень осторожно «играет» с пальцами моей ладони, уставившись на неё, и откашливается: — Думаю, всё просто накопилось, вот она и сорвалась, — пытается улыбнуться. — Говорю же, мне… Мне всё равно, — лжец, — просто осадок остался, — пускает смешок. — Надеюсь, в следующем году я вообще об этом не вспомню, — смотрит мне в глаза. Постоянно прячет правду за шуточками и улыбкой. Бросается сарказмом, когда тема разговора правда заботит его, волнует, заставляет чувствовать себя разбитым. Хмурю брови, стиснув зубы во рту, не скрываю того, что переживаю за парня, который непринужденно улыбается. Слабо и совершенно неестественно. — Думаю, мне нужно было это, — вновь отворачивает голову, а я щурюсь: — Что? — Сказать кому-то, — слезает со стола, отпустив мою руку, и потирает ладони, резко меняя тему. — Давай закончим и сходим ко мне. Засранец голодный небось, а если он голоден, то… — замолкает, поворачиваясь ко мне спиной, и нервно дергает ткань своей футболки, стараясь как можно тише выдохнуть всю тяжесть из груди. Обеспокоено смотрю на него, нервничая: — Дилан, — зову, вынуждая парня в ту же секунду развернуться, ведь если он будет мешкать, то даст мне понять, что что-то не так, но это и без того ясно. Он поправляет бейсболку, улыбаясь, и хмурится, чуть не смеясь: — Лицо попроще, Эмили. Чувствую, как глаза начинают болеть, поэтому протягиваю обе руки, продолжая смотреть на парня, который прекращает улыбаться, кусая кожу костяшек, и невольно заикается: — Поверь, в этом нет необходимости, — вновь жалкая попытка выдавить улыбку, но на этот раз Дилан начинает тереть губы ладонью, кашляя. Продолжаю тянуть к нему ладони, на моем лице нет даже намека на улыбку. ОʼБрайен хлопает себя кулаком по бедру, и мне удается заметить, что его движения становятся скованными. Недолго осталось. — Ты будешь убираться, или решила всё на меня скинуть? — он подходит обратно к столу, чтобы взять из таза тряпку, и я хватаю его за ткань футболки, притягивая к себе. Дилан не сразу поддается. Он поднимает голову, выдохнув в потолок, но двигается в мою сторону, сжав губы в тонкую полоску. Борюсь со своим смущением, которому сейчас совсем нет места в груди. Щупаю предплечья парня пальцами, заставляя встать ближе к себе, и Дилан занимает место между моими коленями. Больше не повторяет провальных попыток натянуть на лицо свою жалкую улыбку, которой я не поверю. ОʼБрайен не опускает на меня глаза, смотрит в стену, тихо дыша пыльным воздухом, сохраняет моральный барьер между нами, хотя физически мы уже ближе, чем нужно. Ногами сжимаю его бедра, продолжая поглаживать кожу рук. Когда он уже прекратит это? Прекратит лгать мне? Поправляю ткань его футболки, чем всё-таки заставляю Дилана опустить на меня взгляд, так что отбрасываю неуверенность в сторону, подняв голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Черный, горький шоколад. Его глаза. Темные. Карие. Глубокие. Засматриваюсь в них, теряя себя, и проглатываю скопившуюся во рту воду, пытаясь притянуть парня ближе к себе, чтобы обнять, но он стоит смирно, продолжая испытывать меня своим взглядом. Смотрит, игнорируя мои попытки «сближения», телесного контакта. Моргаю, нервно шепча: — Лжец, — прозвучало с обидой, осуждением. Дилан сглатывает, так что сжатыми губами улыбаюсь, но скорее от собственного бессилия, ведь пока парень сам не научится доверять мне, я ничем не смогу ему помочь. ОʼБрайен наклоняется, сделав последний короткий шаг, прижимается своим тазом к моему, опираясь руками по обе стороны от меня, но я не меняюсь в лице, продолжая смотреть на него. Напрямую. Не отводя глаз. Не пряча их. Парень приближает свое лицо к моему, дышит мне в губы, заставляя те дрожать от приятного тянущего ощущения внизу живота, от которого хочется сжать ноги, но не удается. Пальцами сжимаю ткань футболки Дилана, вытягивая шею. Навстречу. ОʼБрайен прижимается своим лбом к моему, с трудом вздохнув, и накрывает мои губы своими, сразу же проявляя настойчивость, отчего приходится так же резко отвечать на поцелуй. Держусь за парня, чтобы не завалиться на спину, ведь он довольно сильно напирает. Тяжелее дышит. Глубже. Вдыхаю кислород через нос, притягивая Дилана ближе к себе. Обхватываю руками, вонзая пальцы в спину. Одной ладонью скольжу по его груди к шее, к волосам, проникая пальцами под бейсболку. Судорожный вздох с его стороны. Тепло в моей груди. ОʼБрайен наклоняет голову, поцелуй становится глубже, и я одобрительно стону ему в губы, пытаясь хорошенько запомнить, пропустить через себя, под кожу это чувство удовольствия. Одна рука Дилана сжимает моё бедро, поднимаясь выше к талии, отчего майка задирается. Борюсь с диким желанием прижать парня к себе. Ещё сильнее. Так, чтобы лишить себя возможности дышать. Чтобы каждой клеткой своего тела ощущать его присутствие здесь. Чувствовать, как бешено скачет его сердце в груди. Как бьется давление в висках. Стать неотъемлемой частью его самого. *** Курит. Никотином встречает холодную ночь, стоя на балконе. Подносит к губам сигарету. Одну. Вторую. Сбивается со счету, просто продолжая опустошать пачку до тех пор, пока там не остается две штуки. Их он должен оставить. Томас должен поделиться своей последней сигаретой с Диланом. Отходит от края балкона, разворачиваясь, и возвращается в гостиную, где напротив телевизора на диване спит мужчина с лысиной на макушке головы. Томас проходит мимо него в коридор, чтобы свернуть в свою комнату, но тормозит, взглянув на мать, которая в старом тряпье бродит по квартире, перегородив ему путь. Она смотрит на него, как на врага. Как на чертова ребенка Розмари, который несет одни несчастья и разочарования. Женщина окидывает его таким осуждением столько, сколько Томас в силах себя помнить. Он не собирается тратить свое оставшееся время на неё, ведь в его планах нет пункта с именем матери. Сангстеру всё равно, что с ней будет. Он желает обойти мать, опускает взгляд в пол, так что вовсе не был готов к удару, который приходится ему по щеке. Сильный. Она не собиралась сдерживаться. Томас дергает головой, медленно переводя взгляд, полный возмущения, на женщину, в глазах которой безумие. Она рычит на вздохе: — Это всё ты… — качает головой. — Прекрати мучить меня! — кричит, вовсе не думая о том, что её муж может проснуться и вынести свою злость на сыне. Тот стискивает зубы, сжимая ладони в кулаки. Он никогда не поднимет руку на женщину. Обходит мать, даже не задевает её плечом, быстро скрываясь за дверью своей комнаты. Терпи. Осталось недолго.***
Да. На дворе уже вечер. После пяти часов темнеет довольно быстро, а уже семь. Пришлось включить свет. Комнату так и не удалось убрать до конца… И не могу винить в этом Дилана или себя. Мы вместе постоянно отвлекались, начиная разговаривать или… К слову, я рада, что он смог поделиться чем-то своим со мной, даже если он всё ещё не до конца честен. Но это уже большой шаг для него, так ведь? Спускаюсь вниз по лестнице. Последние несколько часов только и делаю, что скрываю свое смущенное лицо, прячу улыбку, лишь бы не заставлять самого ОʼБрайена чувствовать себя неловко. А ведь он ощущает это. Неловкость — вот, что объединяет нас в данный момент. — У меня остался питьевой йогурт, — как бы невзначай говорит Дилан, роясь в рюкзаке, и спускается за мной на первый этаж. — Положу тебе в холодильник, — вертит бутылку в руках, быстро окинув меня взглядом, так что киваю, обнимая себя руками. Парень сжато улыбается, свернув на кухню, и я могу выдохнуть, прижав ладонь к груди. Чертовски странная боль. Между ребрами так и зудит. Но это даже приятно… Звон ключей. Хмурю брови, резко обернувшись, когда слышу, как кто-то вставляет ключ в замочную скважину. Напряженно смотрю в сторону двери, невольно делая шаг назад: — Дилан? — не отвожу глаз от дверной ручки, которая дергается, и вся моя душа падает в пятки, а дыхание перехватывает, когда дверь раскрывается. — Что? — парень выходит с кухни, резко повернув голову в сторону входа, так что говорить мне ему ничего не пришлось. На пороге стоит высокая, стройная женщина, с убранными в опрятный пучок темными волосами. Она держит серый чемодан за ручку, глаза приятно блестят, а улыбка вызывает внутри меня настоящий взрыв положительных эмоций: — Привет, зайка, — её теплый, спокойный голос ласкает мои уши, так что еле выдавливаю, слегка сощурив веки: — Мама?Они должны держать друг друга