Ты будешь королевой… пока не появится другая, моложе и гораздо красивее, чтобы свергнуть тебя и отобрать всё, что было тебе дорого.
POV Махидевран Султан
Я с силой толкаю тяжелые дубовые двери. Они отворяются, с грохотом ударяясь о стены. Но меня это мало волнует. Я потеряла часть себя. Я потеряла малыша, что носила под сердцем. Законы гарема суровы, чем больше у тебя детей, чем больше наследников тем больше власти… Противно. Ребенок не орудие для достижения целей. Это чудо, что заставляет светиться изнутри. Для меня он был чудом, которое связывало меня с Сулейманом. А теперь… Теперь его нет. И во всем виновата эта русская рабыня! Змея! Хюррем! Служанки склоняются, придерживая створки дверей. Они опускают глаза, боясь на меня взглянуть, боясь моего гнева. Правильно, пусть боятся! Пусть все боятся! Пусть этот дворец выгорит дотла! Лишь бы унялась боль внутри. Слегка пошатываясь, я прохожу дальше по коридору. О Аллах, я даже не знаю куда иду! Просто не могу больше находится в покоях — стены собственных комнат давят на меня, будто говоря, что всё кончено, что смерть идет за мной по пятам. В коридорах так светло. Скоро, наверное, уже будет полдень. Я понимаю, что ещё не видела Мустафу, моего львенка, мою единственную отраду. Тяжёлый вздох вырывается из груди. Низ живота ужасно болит, а душевная боль лишает возможности нормально дышать. Я опускаю взгляд. На мне бледно розовый халат. Нет, в таком виде я не могу показаться сыну. Я уже собираюсь вернутся в покои, но тут замечаю в конце коридора мелькнувший «огонь». Русская рабыня! Она ведет себя подобно госпоже, нагло мне улыбается, высокомерно приподнимая подбородок, вместо того, чтобы склонится передо мной. Я ведь султанша, я жена падишаха, а она ведет себя так словно мы равны в статусе. Едва сдерживаюсь, чтобы не ударить её, сжимаю ладони в кулаки так, что ногти впиваются в мягкую кожу. Это она во всем виновата! Она! Эта змея! Эта Хюррем! Хатун подходит ко мне. Я выпрямляю и без того идеально ровную спину и надеваю на лицо непроницаемую маску, окидывая фаворитку моего Сулеймана безучастным взглядом. Она склоняется передо мной, положа свою правую руку себе на грудь, как бы прикладывая к сердцу, привлекая внимание к кольцу с изумрудом, что красуется на её безымянном пальце. Я чувствую, как ненависть вязкой горячей удушливой волной заполняет меня. Чуть прищуриваю глаза, равнодушно глядя на рабыню, стараясь не выдавать эмоций. А невольница наоборот слегка усмехается и победно смотрит на меня. Я знаю, что она идет из покоев султана. Из покоев того человека, единственного человека, с которым я могла бы разделить свое горе. — Султанша, — слышу я её до одури наигранно невинный и тонкий голосок. — С Вами всё в порядке? Ах, да, глупый вопрос, простите, ведь покои Сулеймана для Вас теперь закрыты… Она что, смеется надо мной? Эта бесстыжая рабыня моего падишаха?! Злоба внутри уже точит острые когти о мое горло, так и подначивая ответить резко и грубо, так, как не подобает султанше. Но я вовремя сдерживаюсь, лишь усмехаюсь словам рабыни и со снисходительной улыбкой отвечаю. — Не переживай так за меня, Хюррем Хатун, — я впервые называю её новым именем, её это судя по всему удивляет. — У меня всё в порядке, да разве и может быть иначе? Мой Мустафа, хвала Всевышнему, здоров, наш Повелитель и Валиде Султан тоже в добром здравии, мне не о чем печалиться. Рабыня зло смотрит на меня. Я вижу по её глазам, она ожидала не этого. Но я султанша, она мне не ровня. Я не поддамся на провокацию. Хюррем поджимает губы и произносит: — А что же ты молчишь о нерожденном ребенке? Не велика потеря? — я сжимаю зубы. Эта наглая рабыня никак не умолкнет. Она не имела права затрагивать эту тему, это низко даже для невольницы гарема. С этим нужно заканчивать. Я уже собираюсь ответить ей, но она не дает мне и слова сказать. — Не утруждай себя, Махидевран, я была с Сулейманом, когда ему доложили об этом несчастье, — говорит вкрадчиво, сдержано кивая на мой живот, и продолжает. — Но ты не волнуйся, я рожу ему еще много шехзаде, он не будет долго печалиться твоей потерей. Она смеет называть его по имени? Она смеет обращаться ко мне по имени? На секунду я прикрываю глаза, а после снова смотрю на русскую рабыню. Как же мне хочется ударить её. Эта рыжая змея! О, Аллах, убереги. Я уже готова осадить её, едва удерживая порыв отвесить наглой девице пощечину, но слышу сзади шаги. Оборачиваюсь, ощущая как пол под ногами качнулся. Мне требуется несколько секунд, чтобы сморгнуть надоедливую пелену с глаз. К нам направляется Валиде Султан. Я поспешно склоняюсь перед матерью султана. Хюррем делает тоже самое. — Александра! Что ты себе позволяешь?! Не забывайся! — отчитывает её Валиде. — Дайе, что эта бесстыдница делает здесь одна? Отведите её немедленно в гарем и напомните о правилах. Она явно не знает как нужно обращаться к Баш-Кадын Падишаха. Меня не радует разыгравшаяся сцена, я лишь молча наблюдаю за происходящем, искренне веря, что мне хватит сил удержаться на ногах. В голове всё ещё круговорот мыслей. Русская рабыня заставила меня усомнится в чувствах Сулеймана. В тот момент, когда я потеряла малыша, Сулейман был с ней. С этой рабыней! Перед глазами всё плывет. Боль в животе, кажется, накатывает вновь, я уже не ощущаю ничего, словно сквозь пелену до меня доносится: «Махидевран!». Это голос Сулеймана, я точно знаю, это его голос. А после я проваливаюсь в забытье. Наконец, свобода от боли, наконец, мне снова хорошо. Последнее, что я почувствовала, это как сильные руки подхватывают меня, не позволяя упасть.Темнота.