Песня, скованная льдом

      Ровный и сильный северо-западный ветер задувал со стороны побережья. Он не обжигал лицо, но нес на своих крыльях запах соли и заснувшего подо льдом моря. От его порывов поземка скользила по темно-серой поверхности льда, словно живая белая змея. Низкое однотонно-серое небо висело над морем опрокинутой чашкой с белой окаёмкой по линии горизонта. Вороны, прилетевшие из леса, вяло перекликались, прыгая у краев вырезанных во льду лунок. Пахло снегом.       Снусмумрик брёл по берегу моря, с наслаждением вслушиваясь в протяжный и резкий скрип гравия под подошвой своих высоких ботинок. Освобожденный от снега и льда кусачей морской солью и теплыми ветрами, он тоже никак не мог заснуть. Без крика чаек и шума волн было немного неуютно. В безветренную погоду здесь, должно быть, каждый звук разносился на многие мили вокруг. Снусмумрик остановился и раскурил трубку, чтобы подумать.       В этот серый день у него на душе было светло: лямки рюкзака привычно оттягивали плечи, ветер трепал края старой поношенной шляпы, а затянутые в перчатки руки покоились в карманах плаща. Снусмумрик выдохнул дым и поправил охватывающий шею теплый шарф – подарок от Муми-тролля. Если честно, в нем было жарковато, но он хранил в себе запах муми-дома, и мумрик хотел ощущать его, пока он не выветрится или, как и все другие вещи бродяги, не пропахнет кофе и табаком.       Купальня, потемневшая с одной стороны от постоянного морского ветра, тускло мерцала витражными окнами, выдавая теплящийся внутри живой огонь. Туу-тики жила там зимой, согревая маленький домик до тех пор, пока не вернется отдохнувшее на юге солнце.       Прислушавшись к шуму ветра, мумрик услышал обрывки песни, доносящиеся из-подо льда. Протяжные и глубокие звуки были печальны, и мумрик подумал, что так могла бы петь промерзшая до основания земля в тоске по потерянному теплу и свету. Немного постояв на берегу, Снусмумрик направился к большой лунке во льду, откуда слышалась эта зимняя песня. Однако стоило ему приблизиться к проруби, как мелодия смолкла, словно он вспугнул ее своими громкими шагами.       - Привет-привет! Чудесная песня. Ты здесь рыбачишь? Всегда хотел узнать, как ловится зимой рыба.       - Снусмумрик? - Туу-тики быстро вскинула голову, удивленно улыбнувшись. Эхо разнесло звук ее голоса далеко вокруг, в подледный полумрак. Бросив удочки, она быстро поднялась по лесенке на поверхность льда, со спокойным удивлением глядя на нежданного гостя.       - Это действительно ты, Снусмумрик. На фоне серых и голубых снегов его темно-зеленый наряд казался ярким, приковывал глаз. Холодный ветер беспощадно рвал его широкий плащ и шляпу, словно пытался потушить эту веселую зеленую искру, такую чужеродную в этом царстве льда.       - До весны еще так далеко. Как же ты оказался здесь, в Муми-дален?       - Это не такая уж длинная история. Местами она даже забавна. Это больше не моя тайна, так что, если хочешь, могу ее тебе рассказать.       Снусмумрик улыбнулся, закрыв глаза, и с вызовом подставил лицо под очередной шквал. Туу-тики смотрела, как на него нападает ветер. Летними короткими ночами, когда она видела его у реки или на веранде муми-дома, он виделся ей более эфемерным. Зверек-невидимка, лесной дух. Сейчас, под безжалостным напором стихии, он показался ей куда более осязаемым, хрупким, обреченным на гибель, как зеленый росток, высаженный в мерзлую землю.       - Конечно, - Туу-тики торопливо кивнула. – Давай поговорим в купальне. Ты, конечно, опытный путешественник, но, думаю, в такую погоду даже ты не откажешься от горячего кофе. Ты, наверное, ужасно замерз. Туу-тики прикусила язык, молча отругав себя за то, что все-таки произнесла это вслух, но Снусмумрик вовсе не обиделся, только торжествующе сверкнул глазами.       - Нет. Я много времени провел взаперти, так что теперь мне хочется на воздух, даже если здесь царит такой холод. – Он замолчал, чтобы улыбнуться ей своей новой улыбкой, умеющей согревать сердца. – Не волнуйся, я умею хранить тепло.

***

      За окном разыгралась вьюга, ветер слепо бился в окна, отчего цветные стеклышки витражей звонко и нестройно дрожали. Из многочисленных щелей ощутимо тянуло сквозняком, и мумрик невольно подумал, что жить в таком продуваемом всеми ветрами доме даже лучше, чем в палатке. Пока Туу-тики подбрасывала уголь в маленькую чугунную печурку и ставила на огонь кофейник, Снусмумрик забрался на высокую скамейку, разматывая шарф. Едва мумрик освободился от его удушающих объятий, как шустрые невидимые лапки подхватили вещицу и убрали в шкаф, притащив ему взамен теплый, слегка поеденный молью плед.       - Скажи-ка, какие расторопные у тебя помощницы. Спасибо, мышки-малышки, я совсем не замерз.       - Надо же. Они совсем тебя не боятся. Туу-тики достала для него большую глиняную кружку, а себе взяла маленькую, фарфоровую, с отбитой ручкой. Когда прошлой зимой у нее гостил Муми-тролль, они пили из одной, по очереди. Тогда это не имело значения, а сейчас почему-то вспомнилось. Туу-тики досадливо нахмурилась, разливая кофе.       - У тебя очень красивый голос... Туу-тики обернулась, неловко повела рукой. Фарфоровая чашка, наполовину наполненная кофе, с дребезгом ухнула об пол, оставив на светлых вытоптанных досках темное зловещее пятно. Снусмумрик не обратил на это внимания, продолжая смотреть в окно.       - ...и эта песня, которую ты пела. Она такая зимняя. Я оставил губную гармошку Муми-троллю, но я запомнил мелодию, так что весной обязательно разобью ее на ноты. Думаю, она хорошо будет звучать апрельскими ночами, когда, бывает, случаются заморозки. Снегу будет не так грустно таять. Снусмумрик замолчал, раскуривая трубку, и, бросив быстрый взгляд на замершую неподвижно Туу-тики, с улыбкой выдохнул дым.       - Восхитительный аромат. Думаю, я выпью кофе чуть позже, когда докурю. Давай сначала ты. Там, подо льдом, наверняка тоже было очень холодно.       Молчание рядом с ним было очень уютным. Туу-тики слышала, как мышки-невидимки забились в дальний угол шкафа и перешептываются там, поглядывая на нее блестящими в темноте глазами. Она и сама знала, что выглядит глупо. Обхватив кружку ладонями, Туу-тики сделала большой глоток, чувствуя, как напиток приятно согревает горло.       - Ты... правда будешь играть мою песню? Она посмотрела на него внимательно и спокойно, скрывая под этой маской растерянность и недоумение.       - Конечно.       - Но... Так нельзя. Снусмумрик промолчал, и тишина, повисшая между ними, натянулась звенящей от напряжения струной. Глубоко затянувшись, словно желая вытравить из себя это слово, он больше ничем не выдал своего недовольства.       - Правда. Нельзя. Нельзя играть весной зимние песни, нельзя оставаться зимой в муми-дален, нельзя привязываться к тем, кого любишь... Нельзя... Нельзя пить из одной кружки. Туу-тики стало жарко, и она отступила от накалившейся печки, прижавшись плечом к холодному окну.       - Я нарушаю не все правила, Туу-тики. Некоторые я соблюдаю. Правда, иногда мне кажется, что я зря это делаю. Снусмумрик поднялся, чтобы вытряхнуть пепел из трубки, подошел к окну и всмотрелся вдаль, сложив руки за спиной. Туу-тики молчала, прижавшись к холодному стеклу виском, и думала о том, что тоже хотела бы нарушать правила. Холодный северный ветер, отыскав щелку в окне, дышал ей в шею, как старый знакомый, близкий настолько, что стал больше, чем другом.       - Туу-тики, тебе никогда не бывает одиноко зимой? Снусмумрик повернулся к ней лицом, улыбнувшись сочувственно и мягко, словно уже знал ответ. Не смотря на то, что он так резко сменил тему, Туу-тики совсем не удивилась. Она знала, что если однажды встретится с ним в тоскливый зимний вечер, этого вопроса не избежать.       - Бывает. Иногда ужасно одиноко. Но это нормально. Зимой это нормально. Поэтому я люблю зиму. Туу-тики смотрела на него не мигая, неподвижная, как статуя изо льда. Рядом с ним ей было одиноко, даже больше, чем одной. Тень от шляпы ложилась на его лицо точно бархат, космос застыл в его почерневших глазах.       - Зима учит ценить тепло. Оттолкнувшись плечом от окна, Туу-тики отвела взгляд. Воздух тяжело давил ей на плечи как пловцу, только что вынырнувшему из глубины. Ей не хватало наивности и юности Муми-тролля, но к счастью это или к горю, она пока не могла решить. Растревоженные мысли натыкались одна на другую, как рыбы подо льдом, но она не была бы Туу-тики, если бы не смогла их успокоить.       - Так какое правило ты решил нарушить? - Она перешагнула через подсохшее кофейное пятно, мимолетно отметив, что осколки от чашки уже прибрали мышки-невидимки. – Учти, первое и последнее я нарушить тебе не позволю. Туу-тики улыбнулась, но в глазах её застыл лед. Снусмумрик тихо рассмеялся и вернулся на лавку, поднимая свой рюкзак. Раскрыв горловину, он извлек из его недр собственную кружку, железную, закопченую со стороны дна.       - Очень жаль. Конечно, я не буду посягать на чужие кружки и песни, но на кофе я ведь могу рассчитывать? – Он дождался, пока Туу-тики нальет ему горячий и ароматный напиток, и некоторое время молчал, наслаждаясь запахом зерен и горьким вкусом.       - Так, значит, дело касается Муми-тролля? Туу-тики решила быть к нему беспощадной. В конце концов, разве он один имеет право задавать болезненные вопросы? Снусмумрик промолчал, поставив кружку с кофе на лавку возле себя.       - Почему ты так решила?       - Ну, ты ведь сам сказал, что нельзя привязываться к тем, кого любишь. Разве не это правило ты собираешься нарушить?       - Нет, не это. Голос Снусмумрика прозвучал как эхо. Он обернулся к огню, и черный космос в его глазах вновь просветлел, возвращая себе теплый кофейный оттенок.       - Это правило я нарушил уже давно. Это одна из причин того, что все мои дороги возвращаются в муми-дален. Как думаешь, Туу-тики, может, пришло время разрубить этот узел? Он спросил это небрежно, словно сам не задумывался над смыслом своих слов. Он сказал это так, как обычно произносят самые важные вещи. И он уже все решил. Туу-тики скрестила на груди руки и прищурила глаза, словно пытаясь разглядеть его сердце. Она не имела права его уговаривать и власти, чтобы остановить. У неё была одна возможность: выбрать, что ему сказать. Разговор с ним, как бой на мечах, был сложен и опасен, и ей нравилось это.       - Знаешь, Муми-тролль терпеть не может холод. Когда он приходил ко мне, то всегда садился у печки. Он ворочался, вздыхал и смотрел в окно на юг. Он говорил мне: «Если бы я только знал, Туу-тики, что он ждет меня там, я смог бы перевалить за горы...» В её голосе звучала улыбка и теплота. Снусмумрик усмехнулся, узнавая в её словах привычки лучшего друга. Образы и воспоминания были его сокровищами, и он ценил, когда кто-то делился с ним подобным.       - Он так привязан к тебе. Даже сильнее, чем ты к нему. Но он не пойдет за тобой, если ты решишь не возвращаться. Он будет тосковать и ждать, и со временем, возможно, ты станешь его мечтой. Все Муми-тролли большие мечтатели и чудаки, но они не спешат исполнять свои заветные желания, потому что знают – иметь мечту очень уютно. Особенно, если мечта заветная и неисполнимая. Его привязанность к тебе крепка не подвигом, а постоянством. Он никогда тебя не забудет, даже если ты решишь вернуться сюда через десять лет. Он встретит тебя так...       - ...словно мы виделись только вчера. Снусмумрик перебил её, и они закончили в один голос. Туу-тики замолчала, чувствуя, как её мысль теплой змеей скользит к нему в сердце. Теперь она будет для него и бальзамом, и ядом. Он снова усмехнулся, низко склонился, скрывая лицо полями шляпы.       Туу-тики чувствовала, что он счастлив. Невозможно не быть счастливым, когда тебя любит такой зверек, как Муми-тролль. Туу-тики залпом допила теплый кофе. Стальные иглы зависти и ревности не смогли дотянуться до ее защищенного сердца – она лишком привыкла к зиме и одиночеству, чтобы эти чувства могли задеть её за живое.       - Ты не останешься ночевать? Туу-тики молча смотрела, как он допивает кофе и не глядя сует кружку обратно, в рюкзак. Поля шляпы теперь надежно скрывали его лицо, намекая, что он больше не расположен говорить по душам.       - Нет. Сейчас самое время, чтобы уйти. Мышки-невидимки засуетились, услышав слова мумрика. Скоро из шкафа высунулся край шарфа и, словно неведомая зверушка, влез на скамейку и улегся на коленях гостя. Снусмумрик на миг замешкался. Время откровенности прошло, но все слова, что прозвучали в стенах этого дома, сейчас связали его решительность.       Туу-тики удовлетворенно смотрела на шарф, к которому он ненароком боялся прикоснуться с нежностью. Ему нельзя дорожить вещами. Маленький, глупый Муми-тролль. Сам того не понимая, связал Снусмумрика по рукам и ногам. Играючи расставил сети, в которые попался опытный, осторожный зверь.       - Давай, я помогу. Туу-тики подумала, что это даже хорошо, что Муми-тролль впадает в зимнюю спячку. Если бы он приходил к ней чаще, кто знает, может, одиночество стало бы ей в тягость.       Она потянула конец шарфа из расслабленных пальцев Снусмумрика. Его лицо горело огнем, словно под ударами северного ветра, но твердый взгляд выдавал решимость и жажду пути. Дорога звала его.       - Подарки обычно носят у сердца, но, думаю, и так пойдет. Пальцам Туу-тики не хватало тепла и мягкости движений Муми-мамы, но шарф, повязанный её рукой, все равно выглядел аккуратным. Она улыбнулась, желая подшутить над ним напоследок, и он улыбнулся в ответ.       - Ты сегодня подарила мне много мыслей и воспоминаний, так что твои подарки я буду хранить как следует. Он приподнял шляпу, закинул на плечо лямку рюкзака и двинулся в сторону выхода, за которым ревел готовый ворваться в дом ветер. Когда он опустил ладонь на ручку двери, Туу-тики поняла, что он уйдет просто так, не прощаясь.       - Снусмумрик! Времени не было, чтобы придумать что-то важное или трогательное: тоска, как ревнивая подруга, уже наваливалась ей на плечи, не позволяя этого сделать. Он остановился на пороге, и это мгновение, такое быстротечное, превратилось в вечность.       - До весны! Он улыбнулся ей самой теплой, самой весенней своей улыбкой, такой светлой, что ей показалось, что солнце, спящее за горизонтом, внезапно заглянуло в окно. И ушел. Ушёл, чтобы вернуться.