Одиночество втроем

      Беда никогда не приходит одна, и Чимин смело может об этом написать далеко не один лист. Он не удивился раннему звонку матери, даже не помышлял услышать на том конце трубки такой подавленный и до леденящего ужаса отрешенный голос, который сообщит о том, что отца больше нет. Чимин не верит до последнего, перебирая в голове всю последовательность своей жизни и отчетливо понимая, что последними словами в сторону этого мужчины, которого он открыто ненавидел много лет, были лишь слова презрения и очередная просьба исчезнуть с его глаз. Да, Пак не особо ладил с родителями, но, признаться честно, к матери он был капельку ближе, а вот с отцом дела не ладились совершенно.       Брюнет нервно собирает сумку, туда же закидывает свой телефон и зарядку и мчится на ближайший вокзал. Поезд скоростной не дает ему особых надежд на глупую ошибку или злую шутку матери, но Чимину не верится. Он не раз смеялся с глупых сцен в фильмах, когда у главных героев погибали родители, иногда он даже представлял себя на их месте и отмечал, что совсем бесчувственный и даже жестокий, ведь слезинки не проронит. А тут неожиданно ему звонит мать и говорит о том, что отца больше нет. Был человек и нет человека. От этого непроизвольно становится больно.       Дома Чимина ждет маленький брат, и пусть они родные лишь по маминой крови, но все же Пак чувствует груз ответственности перед ним. Женщина встречает его в дверях абсолютно разбитой, на столе лежат три пустые пачки легкого «Winston», а четвертая растворяется в холодных ладонях за считанные минуты. — Не кури так много, — отчаянно просит брюнет, выкидывая пустые пачки в урну. — Я до последнего верила, что это был не он, — ее голос наполнен болью, и от этого на глаза Чимина наворачиваются слезы. — Как он погиб? — ДТП. Ушел под автобус. Это был первый день его отпуска, Чимин-а, — она всхлипывает так громко, что у Пака по позвоночнику мурашки табуном проносятся. Ей больнее. — Ты видела его? — Мы разговаривали за час до аварии. Он говорил, что скоро приедет домой. Господи! А я ведь даже ключи у него забрала и просила вообще не возвращаться, — ему было непривычно видеть мать в таком разбитом состоянии. Даже когда в их жизни наступали далеко не сладкие времена, она не впадала в такое уныние. — Я не говорила твоему брату, что отца больше нет. — Но рано или поздно придется сказать. — Я скажу, только не сейчас. Уже поздно, завтра состоятся похороны, — недокуренная сигарета ярко вспыхивает о края пепельницы, позволяя Чимину вздохнуть с каким-то облегчением. — Сейчас почти пять утра, мам. — Через два часа мне нужно будет съездить и заказать гроб. — Я поеду с тобой, а брата отведу в садик. — Хорошо.       Чимин так и не смог заснуть, наблюдая за хрупкой спиной своей матери и проматывая в голове все счастливые моменты. Только вот… Их не было.       Чимин помнил все обвинения в свою сторону, бесконечные пьянки и маты. Помнил, как его наказывали за то, чего он не делал. Он помнил все плохое, но вот припомнить счастливые деньки не мог. Потому что их не было.       Пак переворачивается с боку на бок, пытается устроиться удобнее, но сон просто не идет к нему. Наволочка намокает, и только сейчас до брюнета доходит, что все это время он плакал. Так продолжается еще трое суток.       Чимин видел поистине ужасную картину в своей жизни. Картину страха и нежелания поверить в истину. С каждым сантиметром, как опускался гроб в сырую землю, с каждым сантиметром сердце пропускало неровные удары. — Держите его! — неожиданно выкрикнула мать, заставляя Пака обернуться и вновь посмотреть в сторону могилы. Парень замер от картины, которая раскрылась перед его глазами: его младший брат прыгнул вслед за опустившимся гробом. — Сыночка! Не надо! — голос матери сорвался, когда ребенка буквально поймали в воздухе, вытаскивая обратно на рыхлую землю. — Папа! Там мой папа! — ребенок плакал навзрыд, но никто не мог ему толком пояснить, что папы больше нет и никогда не будет.       Брюнет выдержал еще три дня, подавая матери стакан с успокоительным и принимая соболезнования от многочисленных знакомых и родных, которых он видел впервые в жизни. Все проходило как в тумане, а в голове не укладывалось ровным счетом ничего. Пустота и сожаление о недосказанном, о грубости и о бесконечной ругани. В конечном итоге это все привело к тому, что Чимин стал винить себя в смерти отца, замаливая грехи перед богом и прося прощения у того, кого больше никогда не увидит. Вся жизнь словно отошла на задний план, оставляя только слабые осадки сожаления и горечи. Чимин был слишком разбит. — Тебе пора возвращаться к учебе, — спустя неделю сообщила мать. Она не любила напоминать лишний раз о том, что жизнь имеет свои обязанности, а у Чимина жизнь давно уже своя. — Знаю, — с тяжелым вздохом согласился Чим, смотря на темные чаинки в своем стакане. — Знаешь, та комната, которую ты снимаешь, — с нотками дрожи начала она. — Можешь ее больше не снимать? — Что? — чайная ложечка, что крутилась в ладонях парня, со звоном падает в фарфоровый стакан, разбрызгивая чай по столу. — Ты не сможешь ее оплачивать на свою зарплату, — голос женщины железный и даже без капли сожаления. Она всегда знает, что права и умело этим пользуется. — Но до этого я прекрасно с этим справлялся! — Потому что мы оплачивали твое обучение, а сейчас у нас нет такой возможности! Пойми ты уже, что не один в этой семье, а я далеко не молода! — она сорвалась. Чимин не мог припомнить момента, когда она бы кричала на него с таким усердием, как сейчас. — Я понял, — сглатывая ком в горле, Пак уже знал, что его жизнь просто не может быть светлой и радостной. Она не может быть у него такой же, как у большинства его ровесников.       Он тихо встает, так же тихо складывает вещи обратно в сумку и выходит из дома. Ему все равно, что приедет в Сеул он уже глубокой ночью, и что, по сути, его мать давным-давно расторгла его договор с арендодателем. Чимин просто надеялся, что общежитие все еще имеет две пустые кровати. Но он ошибался.       Старенький комендант даже не стал выслушивать мольбы парня, что побеспокоил его чуткий сон в три часа ночи. Старичку было проще выгнать Пака за шкирку обратно за ворота, дожидаясь утра и решения директора. Чим, правда, уже не был уверен, что директор как-то ему поможет. В этом мире все люди эгоисты.       Ночные улицы слабо освещаются фонарями, а легкая курточка особо не греет от сильных ветров. Чимин даже не пытается думать, просто катя свой собранный арендодателем чемодан по ровной дороге и иногда поправляя свою сумку и рюкзак. Он ощущал себя раздавленным и крайне уставшим.       Брюнет не понимал, как его тело смогло дойти до знакомой улицы с фасадными крышами в один ряд. И он действительно удивился, как вообще осмелился даже подумать о таком, но указательный палец уже сам тянулся к дверному звонку. Оледенелая кнопка поддалась далеко не с первого раза, и он мог в любую минуту уйти незамеченным, но почему-то упорно продолжал давить на небольшую черную кнопку в нелепой надежде на чудо. — Чимин? — на пороге появился заспанный блондин, что потирал глаза и кутался в махровый халат с лошадками. — Ви, не приютишь меня на пару часов, а?