Одиночество втроем

      Для Чимина стало привычным ловить на себе взгляды, наполненные ненавистью, со стороны рыжего парня. Просто в какой-то момент ему стало все равно на эти косые взгляды, нелепые попытки избежать прямого контакта или же вовсе колкости, что не могли иметь только одно значение — в них всегда был отчетливо виден пошлый подтекст.       У Пака вошло в нелепую привычку всегда проверять замки на их целостность или же запертость, даже в туалете он на всякий случай придерживал ручку закрытой двери, чтобы вовремя среагировать. Это сводило с ума, но иного выхода он просто не видел.       Пару раз брюнет порывался собрать свои вещи и съехать из этого дома, но каждый раз прямо перед носом возникала глобальная проблема — некуда. Вернуться в Пусан для Чи означало начать все с нуля, пережить все тот же негатив и переваривать в своей голове различные ситуации и выходы из нее. Он любил копаться в собственной каше из мыслей, добивая себя до финального и просто не давая жить настоящим. Это стало огромной проблемой, когда Чимин взглянул на себя в зеркало.       Из гладкого отражения на него смотрел почти бледный парень. Под глазами-бусинками залегли огромные, размером с целую черную дыру, синяки. Прежние щечки и вовсе опухли от многочисленных слез и звонких пощечин — дабы прийти в себя от ночных кошмаров. Чимин загибался на глазах, но никому и дела не было до него. Люди, даже самые близкие и родные, всегда оказываются чуточку эгоистичными, предпочитая ссылать все на банальные вещи.       Вот и Ви ссылал внешнее состояние своего парня на стрессы в семье, учебе, даже приписал ему парочку лишних килограммов, но по-прежнему не лез к нему с расспросами. Чимин все равно не ответит. — Может, прекратишь уже так открыто меня ненавидеть? — с громким стуком отставляя чашку на стол, прикрикнул Чим, когда словил очередной взгляд на себе.       Ви вызвали на работу, и Чимину просто не дали шанса на то, чтобы незаметно уйти куда-нибудь погулять. Не важно куда, главное, подальше от этого дома. Только вот уходить гулять сразу после того, как перешагнул за порог и наткнулся на спешащего блондина — как минимум странно. Чимин не любил чувствовать себя неловко, правда, основывая все это только у себя в голове. — Что, прости? — брови рыжего взлетают в удивлении вверх, а пальцы все так же медленно помешивают ложечкой в стакане. Будто Чимин и вовсе не повышал на него голос. Ведь наблюдать за тем, как растворяются кристаллики сахара в ароматном напитке, интересней.       Чимин злится. И тут дело даже не в этом равнодушном виде, исходящем от объекта его ненависти, а скорее в самой ситуации, ведь он впервые решил поговорить с ним так открыто. Но Тэхену все равно даже на половину его слов. — За что? — голос ровный и четкий, но кончики пальцев все равно выдают Пака с головой. Он на грани очередной истерики. Сколько он уже их испытал за последний год? Он сбился на пятисотой. — Не понимаю тебя, — эти слова так легко слетают с тэхенова языка, что Чимин волей-неволей, а тянется к лежащему ножу. Пусть этот десертный ножик и не такой острый, как хотелось бы брюнету, но и это лучше, чем ничего.       В ушах гул, а руки холодеют. Пак не думал о последствиях или о том, что этот грех может лечь ему на всю оставшуюся жизнь. Он даже не задумывался о родных и близких. Просто желание мести. Лютое желание нормальной жизни. Он тоже живой человек.       Рукоятка, гладкая и блестящая, прекрасно ложится в руку, но Чимин не думает в ту же секунду подорваться с места и вонзить лезвие куда-нибудь в сердце или сонную артерию. Он терпеливо ждет и дышит громко через нос. Его все достало. Этот равнодушный ответ просто не может не ударить по больному месту чиминовой души. Он не заслужил такого к себе. — Если ты меня ненавидишь, то говори об этом в открытую! Ты просто берешь и пользуешься… — глаза слезятся, а в горле не вовремя появляется вязкий ком, заставляя проглотить концовку собственной фразы. Он даже перед своим насильником не может признать сей факт. Это больно до жути. — Пользуюсь? — Тэхен тихо смеется в кружку, отпивая немного и тут же отставляя ее на стол. — Ненавижу? Да, потому что таким шлюхам, как ты, — указательный палец обрисовывает очертания чиминовой фигуры, — тут не место, знаешь ли.       Брюнет задыхается. Капелька слезы повисает на кончиках ресниц, тут же падая на дрожащие руки. Его обвинили в том, в чем он невиновен. Его сравняли с грязью, как и в прошлые разы, но даже сейчас он чувствует себя беспомощно и подавленно.       Рукоятка ножа приятно холодит кожу, и Чимин уже готов воспользоваться холодной сталью, когда до него доходят слова Кима. — Ты как бельмо на глазу. Пришел сюда, еще и про ненависть мне что-то заливаешь. Знаешь ли, мне неприятно жить под одной крышей с полнейшей шлюхой, которая вертит своим задом перед каждым. Ну, скажи же, сколько их у тебя было? Двадцать? Тридцать? Или не сможешь так быстро посчитать? — Заткнись, — такое тихое и сухое, что Чимин сам шарахается от собственного тона. — Что? Я прав, да? Столько много, что с одного раза не выходит сообразить? — Тэхен подходит близко, пытается развернуть к себе брюнета, но Чимин лишь раздувает ноздри и руки в кулаки сжимает. Еще немного и он точно набросится на своего обидчика. — Заткнись! Молчи! Замолкни! — он не выдерживает и срывается на плач.       Словно маленький ребенок, который копил всю грязь жизни в открытой ране, позволяя ей гноить. И грязь туда вносили качественно и долгие мучительные месяцы, а сейчас болячка лопнула, причиняя боль в два раза сильнее предыдущей.       Тэхен не понимает, что произошло, он просто хлопает глазами, смотря на плачущего парня. Рукоятка ножа исчезает из-под чиминовых пальцев, потому что это невыносимо, потому что хочется спрятаться и скрыться хотя бы в плену собственных рук. Ким молчит. Он смотрит, как дрожат хрупкие плечи брюнета, и не знает, что ему сделать. — Я не собираюсь забирать свои слова обратно, — сконфуженно сипит Тэ, отшагивая слегка назад. — Просто замолчи, — срывается тихо в ладони, но рыжий не слышит этот слабый голос. — Все равно мое мнение о тебе не изменится. Хлопок двери и тишина.       Чимин сжимается, подобно броненосцу — раковиной, рыдает навзрыд и просит бога дать ему ответ на многочисленные вопросы. Он рвет волосы скорее по привычке и тихо шмыгает носом, потому что на большее сил просто не остается. Он так и не поговорил с ним. «Лучше бы этот нож воткнулся ему в горло»