дорогая

Восточный ветер дует вечным парафином и царапает щеки. Восточный ветер – клятва «я не вернусь», несказанная. Через два года Диппер все также смотрит новости – ему семнадцать, скоро закончится школа, а батальная астра перерастает в одуванчик, - и на экране статичная неудача: теракты, война, деньги, пожары, смерть. Статичность новостей – статичность тьмы. Диппер ненавидит огонь. Диппер помнит, как пылал Паланник в оранжевом. Диппер помнит Билла в судороге. Билла, который сжимал в костлявых руках книги, а после этими же руками в пепле касался чужих белых ребер. Серость въедается в белизну. Пайнса немного испортили. Немного. Билла уносит тем самым восточным ветром – муссоном со свойством возвращения обратного хода, который тянет за собой цепь лондонских передряг. Сайфер ненавидел королевство Британии. Сейчас – неизвестно. Мальчик-созвездие обоюдно верит в то, что Сайфер мог сдохнуть. Завести вторую-третью-четвертую-бесконечную Балти и вновь кинуть под дорогу. Мальчик-Арабелла чертов везунчик, если в этот раз ему не разломало грудину. Август заканчивается в двадцатый раз. Сегодня вровень праздник у Мэйбл. Порой Пайнс видит на экранах Пасифику с ее анютиными глазками, что медленно вянут. Рядом с ней то олицетворение имени из графы. Стивен Роджерс – звучит не слишком броско. Им двоим, крохотным цветкам голокостья, немного не повезло. Диппер не приходит на могилу сестренки ни завтра, ни вчера, ни пять лет назад. Мальчик-созвездие пытается забыть кое-кого в двойном объеме. Одуванчики в ребра разрастаются букетом пышности. Желтые Солнца продирают кожу спины. Дипперу щеки жгут слезы и хочется вдираться пальцами в чужие выгнутые кости. Билла не существует, господи, забудь ты это имя. Непомнинепомнинепомни. Того исландского акцента в американском-английском нет. Того бешеного взгляда и психотропики космоса нет тоже. Н и ч е г о Н е С у щ е с т в у е т. Смирись. Диппер смотрит на свой новый второй дом из всех вместе взятых. Пайнс помнит бредни про проксиму. Пайнс помнит слишком много. Мальчик-созвездие ровно так же мелким школьным почерком подписывает тетрадки «астробиология» и может быть, однажды он скажет хотя бы в пустоту «проксима центавра уже мертва». И статистичность красных карликов по приближению к Земле увеличится. Одиноко ли Биллу – вопрос глупый. Билл может быть полноценной диссоциацией личностей. Сайфер может быть разможден фурой и валяется ошметками в крематории. Хоронить мальчика-Арабеллу некому. Либо его жгут и пеплом на свалку. Либо к остальному бесчинству безымянных трупов. Парню не поставят кенотаф. Пайнс находит глупым многие вещи. Он строит логическую цепочку замкнутой формулой и делает рациональный вывод: он до сих пор помнит Сайфера. С тем безумным взглядом. С теми дрожащими руками, держащими стопку книг на святую инквизицию. С бесшабашными логично-нелогичными построениями шестиугольника Юпитера, исключения Плутона из системы и возможности достижения межзвездного пространства. Основные составляющие. У Билла ворох желтых одуванов в ребрах. Таких же звезд-мерилл. Точно таких же. Диппер смотрит. И больше ничего не делает. Он знает, что везет не всегда. Он знает, что где-то кто-то сейчас умирает. Где-то кем-то гремят выстрелы. Где-то у кого-то пылает огонь. Где-то что-то зарождается. Билл – мальчик со сломанной душой. Сердце с зияющей дырой. Если Сайфер исчезает, Пайнс не собирает рюкзак на его поиски. Муссон - свойство дуть с моря на сушу, а после с суши на море. Клятвенное возвращение. Мальчику-созвездие за двадцать и жизнь такая обычная-обычная. Диппер не одинок, у Диппера есть четыре стены, пол, потолок. Н е о д и н о к. Ему лишь вторник кажется отдает понедельником в горьком зеленом чае. Пайнс меняется слишком немного. Строит миллионную баррикаду от мира. Пайнс смотрит в звезды и еще не говорит «проксима центавра мертва». Немного рано. Но глаза. Глаза у него все те же. Прожженные детской наивностью. И добрыедобрыедобрые. Диппер вечно смотрит в толпу. Толпа из тысячи людей. Высокие и низкие. В красном пальто и не очень. С венком роз на голове или со шляпой. Мир кажется таким приевшимся и таким новым. Диппер вечно смотрит в толпу. И встречается с тем бешеным желтым взглядом. Билл Б-и-л-л. Б и л л. Билл с теми узкими зрачками. Билл с той безумной гримасой. Билл с тем ворохом одуванчиков под винным градусом. Билл с теми спичками для книг. И теперь Билл с теми шрамами на лице, руках, шее, плечах, вездевездевезде. Сайфера немного испортили пожары инквизиции. Может быть, мальчик-Арабелла расскажет ему о поджоге целой библиотеки. Может мальчик-Арабелла назовет это невинным и девственным самокремированием. А может быть, мальчик-Арабелла растает в этой толпе тысячи и больше никогда не появится. Сайфера невозможно исправить. Сайфера лишь можно приручить. Восточный ветер, огибающий Землю с запада, имеет свойство возвращаться. И убегать снова. Билл жмется брошенной кошкой.