Играю. Сон

В воздухе стоял запах хвои. Свежий, чуть горьковатый, безумно приятный. Мысленно я удивился: откуда бы? Вроде соснового бора или ельника рядом нигде нет. Приоткрыл глаза, свет тут же ударил по ним так, что пришлось зажмуриться. Рядом послышался тихий смех, и меня мягко взяли за руку. — Ян, ты очнулся. Ещё как очнулся! От этого голоса я подпрыгнул и автоматически сгрёб в объятия сидевшего рядом. Снова тихий смешок, потом меня обхватили крепко-крепко и прижались всем телом. Я уткнулся в тёмную макушку, не в силах поверить, что он наконец-то со мной. Хвоей пахло от него. Некоторое время мы молчали. Хотелось спросить так много всего, но слова застревали в глотке. Какая разница? Он здесь. Мой брат здесь. Ромка осторожно отодвинулся и заглянул мне в глаза. Внимательно, мягко, немного обеспокоенно. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он. Я мысленно прикинул что да как. Вроде бы ничего не болит. Немного ноют мышцы спины и рук, но терпимо. И слабость. Но опять же не то состояние, чтобы расстраиваться. День-два и приду в норму. — Живой, — хмыкнул я и снова прижал его к себе. Выпускать не хотелось ни на секундочку. — Расскажи, где ты был. Ромка вздохнул. Получилось как-то тяжело и грустно. У меня внутри появилось нехорошее предчувствие. Он скажет что-то такое, что мне не понравится? — Здесь, Ян, — произнёс он. — И только первые две недели — в Одессе. У меня отвисла челюсть: — Как здесь? Я же… Рома погладил меня по руке. — Я знаю. И безумно благодарен тебе. И хотел дать весточку. Всё время. — Он осторожно высвободился. Не отодвинулся, но и не стремился вернуться в прежнее положение: — Городовой умеет хорошо прятать. — Городовой? Мне показалось, что я ослышался. Как Городовой? Ромка сжал мою руку. От прикосновения полилось родное тепло, я сделал глубокий вдох: — Расскажи. Он чуть пожал плечами: — Поначалу я жутко испугался. Засыпал в больнице, а очнулся бог знает где в компании странного мужика. Чувствовал себя мерзко, почти всё время спал. Но в то же время чувствовал, что силы медленно восстанавливаются, словно кто-то их мне вливает через силу. Уже через пару дней я пришёл в себя настолько, что был готов воспринимать информацию. Тогда-то и узнал, что Городовой перенёс меня на обратную сторону города. — Это ещё что такое? — буркнул я. — Это то же самое, что и здесь. — Ромка обвёл ладонью мою квартиру. — Только там живут другие сущности. Людям попасть — никак. Там действуют законы города — живого существа. И сам Городовой совсем другой. — При последних словах в его глазах появилоь какое-то странное выражение. — А как же он протащил тебя? — Я осторожно подцепил его лицо за подбородок и заглянул в глаза. — И зачем? — Те, у кого способности, не совсем люди, — спокойно ответил он, смело выдержав мой взгляд. — А уж хамелеоны, как я, тем более. А зачем… — Ромка вздохнул. — Если б Тот сумел выпить меня, то сила бы его увеличилась в несколько раз. А так ему перекрыли все ходы. Даже эмоциональную связь с тобой чуть не разорвали. — Он сжал мою руку. Сказать было нечего. Разве что снова появилось желание оторвать голову Городовому. Но уже такое… тихое, скорее тень желания, нежели оно само как таковое. Почему-то возникло мерзкое чувство, что меня обманывал не только Городовой, но и собственный брат. И в то же время умом я прекрасно осознавал, что это полный бред. У них были причины. Да, они мне не нравятся, но всё отрицать и упёрто стоять на своём — тоже глупость. — Ты… — неожиданно хрипло шепнул Ромка и тут же смолк. Я посмотрел на брата. В его глазах застыл страх. Ожидание, что я вот-вот скажу, что не хочу его видеть. Он замер крохотным зверьком в напряжении, ожидая пригоовра. Длинные пальцы побелели, вцепившись в покрывало. — Дурак, — буркнул я и снова сгрёб его в охапку. Ромка на мгновение замер, словно не веря происходящему, а потом облегчённо выдохнул и прижался. — Думаю, можно нарушить вашу семейную идиллию? — раздался бодрый голос Олега, в тот же миг появившегося на пороге с кухонным полотенцем в руках. Выглядел он немного бледно, однако в целом вполне нормально. Я подозрительно покосился на брата: — Слушай, кто у меня дома ещё? Ромка хихикнул: — Никого, успокойся. Но у Грабара. — Он обвиняющее ткнул в сторону напарника. — Ключи от квартиры. Поэтому сложно было его не впустить. Олег поднял указательный палец вверх: — Не сложно, а невозможно. Потому что я могуч и прекрасен. — А ещё вреден сверхмеры, — вздохнул Ромка. — Кстати, — встрепенулся Грабар, — скажи, а как ты оказался возле кургана? Хороший вопрос. Что-то я туго соображаю, а Олег молодец, мыслит правильно. — Городовой привёл. — За ручку? — поехидничал тот. — Дурак, — фыркнул брат. Я вдруг понял, насколько соскучился по их перепалкам. Легонько пощекотал брата, который тут же ойкнул и посмотрел на меня огромными глазами. А потом хмыкнул: — Приходишь в себя. — Он далеко и не уходил, — фыркнул Олег и сел на край кровати. — Слушайте, вы вообще помните, как тут оказались? Ромка отрицательно мотнул головой. Так, что чёрные локоны разметались по плечам. Рука сама потянулась, чтобы пригладить их. Он чуть улыбнулся. — Тоже не помню, — вздохнул я. — Впрочем, думаю, без рук Азова там не обошлось. — Азов твой — гад, — вдруг огорошил Олег. — Мало того, что вёл себя по-хамски, так ещё и ничего не объяснил. — Он не хочет осколков моря и богов, — усмехнулся Рома, и мы поражённо уставились на него. Брат немного смутился, не поняв нашего пристального внимания: — Что? — К-какие ещё осколки? — хрипло прошептал я. То есть, я слышал про них, но не в такой форме. — Ну… — Он запнулся. — Когда первозданных богов раскололи, большинство из них упало в море. И Тот, из кургана, не в силах остановиться, хотел было превратить море в стекло, чтобы расколоть вновь и уничтожить даже воспоминание о них, но Азов был не согласен. — Занятное толкование, — пробормотал Олег. Я нахмурился. Что-то явно не шло, не стыковалось. Азов — не из числа первозданных? Не бог? Но тогда кто? Чёрт разберет эту иерархическую лестницу высших существ. Я шумно вздохнул: — Что ж, тогда понятно его желание всеми способами избавиться от этой дряни. Олег почесал затылок: — Слушай, а ведь происходило, как в бреду. — Ещё каком, — мрачно отозвался я. — И морду я Городовому всё равно набью. Ромка дёрнул меня за рукав. — Что? — возмутился я. — Как ты себе это вообще представляешь? Я пожал плечами и взъерошил ему волосы. Ромка только вздохнул. Из нас двоих он всегда был самым рассудительным. И есть. — Знаешь, — вдруг тихо произнёс он. — А ведь не зря Лыбедь даже в легендах представляется отрицательным персонажем. Не во всех, конечно, но… Я вздохнул и откинулся на спину. Ну, да. Есть логика. С другой стороны… — Думаешь, слишком положительными были Кий, Щек и Хорив? При упомнинании второго имени взгляд Олега стал каким-то странно задумчивым: — Щек — проходимец ещё тот. Чехлянц Эммануил Борисович. То, каким тоном он это сказал, заставило вздрогнуть. А ведь мог бы и догадаться. Олег как-то проронил, что Следящий южного региона велел называть себя «Чех». А Чех — одно из имён Щека, пусть и не слишком распространённое. У меня по позвоночнику пробежал мороз. Мда уж. Братья и сестра ругаться друг с дружкой не будут. Играют с нами, как с оловянными солдатиками. Только и всего. Меня вдруг озарило: — Слушай, помнишь, когда я был в Стрелковом, ты позвонил и сказал, что нужно срочно возвращаться в Херсон? Олег кивнул: — Помню. — Но тогда так и не получилось. Это был приказ Чеха? — Ну, а кого ж ещё? — поморщился он. — Кстати, я потом по шее получил, что ты так и не явился. А когда разобрались в чём дело, то по шее уже получал Азов. Что ж, мелочь, а приятно. Азов… Где он сейчас? Что вообще это всё значило? Я принялся сползать с кровати. — Куда это? — приподнял бровь Олег. — В ванну, — буркнул я. — Раз уж мир спасли с нашими силами, но при этом ничего не удосужились объяснить, то выждем время и спросим ещё разок. А пока можно и привести себя в порядок. — Почему же не объяснили? — неожиданно подал голос Ромка. Мы снова уставились на него. Он не смутился. Тоже сполз с кровати, последовав моему примеру. Кстати, двигаться стал как-то более плавно и грациозно, исчезла вся угловатость. — Поясни, — нахмурился я. Он пожал плечами: — Всё просто же. Троим и Сестре был не угоден Тот. Его убрали. Троим и Сестре интересно было получить хамелеона — они его получили. Всё очень просто… просто, — Ромка шумно вздохнул, — наших интересов никто не учитывал. — Совсем. Хотя и не оставили в беде. Его объяснение мне не понравилось. Хотя оно и было чертовски логичным. Кто мы такие, чтобы высшие отчитывались? Вон сколько стоят города, растут и рушаться, а Трое и Сестра — на месте. И Азовское море тоже будет шуметь под солнцем и играть волнами, перекликаться с чайками. — А дальше-то что будет? — тихо спросил Олег. — Ну, появился хамелеон. Но это же только… начало. Я сглотнул, перевёл взгляд на Ромку. Тот в один миг словно стал меньше и беззащитнее. В почерневших глазах на секунду промелькнул страх. Сердце сжалось. Нет, не получите. Не отдам больше! Однако он тут же мотнул головой и выпрямился: — Что будет, то и будет. Прятаться я не собираюсь. А Городовой научил меня управляться собственными силами. Переживём. Уверенность, прозвучавшая в его голосе, наполниа сердце странной надеждой. Всё действительно может быть именно так, как мы того захотим. — Хватит стоять, — неожиданно заявил Олег. — Я там обед сварганил, а они тут стоят. Шагом марш! Спорить с Грабаром, когда тот сделал еду, лучше не надо. Поэтому, не теряя времени, я быстро направился в ванну. Действительно. Мир спасать уже не надо. А о себе мы сможем позаботиться сами. Холодный душ сделал из меня человека. Выбравшись, я вдруг услышал, как протиликал мой мобильник. Кому это в голову пришло слать смс-ки? Все родные и близкие теперь здесь, рядом. Телефон лежал на тумбочке в спальне. Подойдя к ней, я взял аппарат и нажал кнопку разблокировки. Конвертик сообщения замигал и тут же исчез. По экрану вдруг пошла рябь, в нос ударил запах соли и песка. В ушах зашумело, крики чаек разнеслись по округе. Я вздрогнул. На экране плескались волны, вырисовывая знакомые черты. Щеку на миг опалило, словно её коснулись чьи-то губы. Шею обожгло дыханием. Сильные пальцы на долю секунды сжали плечи. — Ян… — донеслось из ниоткуда, и жар прилил к щекам. Волны дрогнули, и вдруг слились в слова. Простые, понятные… долгожданные. Голова почему-то закружилась, а дышать стало трудно. «Приезжай. Волнуюсь. Море». — Ян! — донёсся с кухни голос Олега. — Ну, где же ты? — Иду, — прошептал я непослушными губами. «Приеду», — прошептало сердце. *** Рудольф Валерьевич Железный сидел на лавочке и смотрел на заходящее солнце, разливавшее на днепровских водах червонное золото. Прохладый ветерок заставлял немного ёжиться и поправлять клетчатый пиджак. Скоро осень. Даром, что юг. Ветра не скрыть, дыхания золотой поры не отменить. Пифия, заливаясь радостным визгом, пронеслась мимо. Гонять голубей — очень важное занятие. Особенно для собаки провидца. Железный поднял голову и посмотрел на гранитный парусник. Памятник первым кораблям Черноморского флота. Мало кто знал, что ночью, когда то угодно Городовому, каменная каравелла сходит с постамента и плывет по волнам. Порой по днепровским, порой — по волнам воспоминаний. Уж как пожелает Данила Александрович, как угодно будет господину Городовому. — Рад вас видеть, — вдруг произнесли рядом, и Железный с удивлением повернул голову и встретился с задорными зелёными глазами. Кавун смаковал скибочку спелого, изумительно ароматного арбуза. Тоже смотрел на залитый золотом и багрянцем Днепр, хитро улыбался. — Аналогично, Сергей Панкратьевич, — улыбнулся Железный. Только губами, глаза остались непроницаемы. Внутри плеснуло беспокойство: что задумал хитрый дух? Ведь не зря же нарисовался. — Что слышно? — как ни в чём не бывало спросил тот. — Видели ли что-то занятное? — Уж скорее занятное уже произошло, — вздохнул Железный. — Поиграли на море, почудили. Кавун кивнул. Выбросил скибочку, достал из кармана платок и сосредоточенно вытер пальцы. — Да уж как видите, — неожиданно ровно произнёс он, и в зелёных глазах появилась странная жёсткость. — Но иначе нельзя. Намаемся мы с хамелеонами, дражайший Рудольф Валерьевич, намаемся. — А с кем только не маемся? — усмехнулся провидец. Кавун не стал возражать. Да и что возражать? Роман Сокирник — только начало. Пускай Азов и Чех соединили свои силы, грамотно подобрали орудия… то есть, Грабара, Яна и Романа… Только всё гладко не пройдёт. Там, где исчезает одно, мгновенно появляется другое. Не бывает в мире пустоты. И на месте Того, из кургана уже появилось что-то новое. Обязательно. Просто пока не понять, что именно. — Азов — хитрец. Хорошо ему. Хозяин воды, — задумчиво сказал Кавун. — Повезло ему, что не был среди первозданных богов, Тот и дотянуться не смог. Железный нахмурился: — Кстати, как? С его-то мощью? Кавун ухмыльнулся: — А вот так. Море, как и прочий рельеф, уже создавали первозданные. А до них Тот не дотянулся бы. А происхождение Азова точно неизвестно, а сам — молчит. Железный хмыкнул, дивясь прозорливости хозяина вод. Молодец. Меньше знают — меньше смогут навредить. — А курган-то обчистили, — неожиданно сказал Кавун. — И грифоньи шахматы увели, и ожерелья, и шлемы… Всё. Словно, ничего и не было. — Ну, что и удивляться… — рассеяно ответил Железный и посмотрел вправо. По набережной шёл молодой человек. Стройный, невысокий, изумительно пропорциональный. В тёмном костюме и элегантной шляпе. Русые кудри рассыпались по плечами. Трость с набалдашником-черепом задорно постукивала по асфальту. Носки идеально чистых туфель сияли в свете ночных фонарей. Железный и не заметил, как потемнело. Или тут кто-то вмешался? Они переглянулись с Кавуном, синхронно усмехнулись. Надо же, явился. Ну, кто бы мог подумать! Молодой человек подошёл к ним. Остановился в паре шагов, посмотрел поверх круглых стильных очков жёлтыми глазами. — Доброй ночи, шановные, — поздоровался певучим голосом с лёгкой хрипотцой. — Не возражаете? Ответить не успели, как он уже оказался между ними, усевшись с независимым видом. Сделал глубокий вдох и, закинув голову, посмотрел на тёмное небо. — Уж вы не серчайте, — вкрадчиво произнёс он, — да только мочи нет терпеть. Вот я и… — Махнул рукой. — Ускорил. Кавун хмыкнул, мол, знаем тебя. — Что же вас с Чумацкого Шляха-то прямо к нам занесло? — вежливо, на сколько мог, поинтересовался Железный. В жёлтых глазах на мгновение отразилась луна — холодная, чужая, далёкая. На губах появилась усмешка: — Вы знаете, Рудольф Валерьевич. Должок. Железный чуть нахмурился. Кой чёрт заставил Призрачного Цимбалиста принять человеческий облик и явиться лично? Что-то уж совсем дела дивные. — Слышал, — тем временем продолжил Цимбалист, — меня вы тут вспоминали. Вот подумал, дай проведаю. Давно уж сюда не заглядывал. Железный прекрасно помнил, что Призрачного Цимбалиста никто не упоминал. Однако не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, почему тот явился. Сокровищница Цимбалиста, пожалуй, одна из самых больших в стране. Хозяйственный, зараза. Улучил момент. Только вот по чьей наводке действовал? Явно ж кто-то одобрил эту затею. — Раритеты вывозите, — буркнул провидец. — Смотрите, как бы с каракуртами чего не вышло. Сказал так, чисто из вредности. На что Призрачный Цимбалист звонко рассмеялся: — Не выйдет. Уж Эммануил Борисович позаботится, поверьте мне. Кавун хмуро посмотрел на Цимбалиста, покачал головой. Однако ничего говорить не стал. Железный пожал плечами. Соваться в дела Троих и Сестры не стоит. Добра точно не будет. — Красиво у вас тут, — неожиданно произнёс Цимбалист, задумчиво глядя на ночной Днепр. — Спокойно. И южные звёзды такие яркие. Моя б воля — провёл бы тут лето, погрелся в солнечных лучах. Послушал бы вашего Настройщика Душ. Дивно играет, нигде такого не слышал. И ночь и впрямь была хороша. И люди не мешали, и звёды светили ярко. Пифия с громким лаем подлетела к Железному. Тот поднёс указательный палец к губам. Она смолкла, села на задние лапы и внимательно посмотрела на всех троих. Призрачный Цимбалист протянул руки вперёд, нарисовал в воздухе невидимую окружность. Звёзды, горевшие в небе, метнулись в кончиками его пальцев. Озарили золотистым светом. Миг — выстроились в звёздную тропку, уходящую куда-то далеко-далеко, в чёрную синь небес. — Рад был видеть, панове, — сказал он певучим голосом. — Не могу больше задерживаться, хоть поболтал бы ещё. Он грациозно поднялся со скамейки. Опустил руку в карман и вынул колоду карт. Одним шутливым движением рассыпал их веером, карты тут же сверкнули звёздной пылью, зачаровали сиянием. Железный хмыкнул, признав колоду. — Да-да, — кивнул Призрачный Цимбалист. — И сам удивляюсь, что это я добрый такой. Но коль обещал — надо выполнять. Хорошей ночи, шановные. И, больше не задерживаясь ни секунду, развернулся и шаг шагом принялся подниматься по звёздной дороге. До Железного дошло, что трость Цимбалиста осталась одиноко прислонённой к скамейке. Вдруг глаза черепа-набалдашника сверкнули ядовито-зелёным светом. Цимбалист, даже не подумав обернуться, поднял руку и щёлкнул пальцами. Трость взмыла в воздух и полетела за своим хозяином. Пифия звонко тявкнула, покосилась на Железного. В её глазах явно читалось: «Это ещё что? Таких собак не знаю». Железный прицепил поводок к ошейнику. — Что ж, пора и нам потихоньку. А то совсем засиделись. Девочка проголодалась. — И то правда, — согласился Кавун, — Аннушка меня заждалась совсем. Доброй вам ночи, Рудольф Валерьевич. — И вам, Сергей Панкратьевич. Вам тоже. Неторопливо поднимаясь к перекрестку Соборной и Ушакова, оба молчали. Что говорить? Уж лучше слушать. Город не спит. Город шепчет тысячами голосов, смеется южным ветром, оставляет в душе след. Городовой уж вышел на свой обход. Вон, метрах в пяти, мелькнул алебастрово-белый бок льва. И славно. Данила Александрович покой стережёт, никого не пускает. Неважно, сколько лет прошло и пройдёт: Городовой от своего не отступится. Железный хотел было свернуть налево и пройти мимо Свято-Успенского собора, но передумал. Лучше по Суворова. Аппетит нагулять. Поднялся выше, обогнул остановку с весело галдевшей молодёжью. Улыбнулся замершему в металле Александру Васильевичу, уловив в ответ и улыбку на тонких губах полководца. Железный вздохнул полной грудью свежий ночной воздух и посмотрел на окна Сокирника. Там горел свет, и виднелись две фигуры. Кажется, в объятиях. Одна высокая, мощная. Вторая куда тоньше и стройнее. Провидец улыбнулся. И то правильно. Не стал Азов ждать — сам примчался. Вот и хорошо, вот и славно. Если что-то твоё — не отпускай. Держи крепко, помогай во всём, не отталкивай, даже если оступится. Ведь каждый может ошибиться. Но ты — не отпускай. Ведь хорошо это и правильно — любить своё.