«Какого хрена я в детстве не занимался акробатикой? Навыки невообразимой гибкости мне бы сейчас пригодились», — проносится досадная мысль в голове, а на деле получается выплюнуть всего лишь обреченное и скомканное:
— Блять, я пойма…
Пальцы одной руки в воздухе лишь мажут по экрану ноутбука, а второй придают ускорение, добивая сверху по корпусу, сокращая временной интервал до встречи с полом. Сердце сжимается. Все тело молниеносно пронзает страх. А кулаки остаются конвульсивно сжимать невидимый, судя по всему состоящий из воздуха, аппарат.
Мозгодробящий треск-хруст разбитого стекла заставляет прискорбно сморщиться.
— Он не жилец, — качает головой Трой, продолжая сидеть на своем месте и наблюдать за всем издалека.
— Каркни мне тут еще. Надежда умирает последней, — опускаюсь на колени перед павшей жертвой моей рукожопости и осторожно за край приподнимаю раскрытый как книжка ноутбук. — Обидно-досадно, — выдох безысходности разрезает воздух. — Экран в ебеня, сколов дохринилион, словно падал не со стола, а с вышки в пустой бассейн, — проговариваю вслух очевидные вещи, не в силах сдерживать эмоции.
— Да ладно тебе, купишь новый, — рука Кэсси поддерживающе опускается на плечо.
— Только спустя тридцать дней после поминок. Мы обязаны проводить его в последний путь достойно!
— До мусорного бака? — тут же прилетает издевка от Троя.
— Он слишком долго служил мне верой и правдой — только кремация, — сажусь на крутящийся стул, прижимая бездыханное тело к груди, начинаю исполнять последний танец вместе с ним.
— Может, включишь в сеть? Вдруг заработает, — резонно предлагает Кэсси, но я быстро парирую:
— Не стоит вселять последнюю надежду в убитого горем человека. Я сильный. Я справлюсь, — закрываю глаза, поглаживая израненный, испещренный царапинами, трещинами и сколами ноутбук.
Трой на фоне начинает дико ржать. Кэсси больше не сдерживает улыбку. Мне откровенно похер — я недосягаем для этого бренного мира, все, что сейчас волнует меня больше всего, — осознание, что в скором времени придется привыкать к новой аппаратуре. И что будет, если мы не подружимся? Не сработаемся? Сколько придется сменить ноутбуков, чтобы найти именно тот, что подходит мне?
Кажется, пока я пребываю в своих нерадужных грезах, Трой решает воспользоваться моей беззащитностью — подходит ближе, берет меня за руку, одновременно с тем забирая телефон со стола и, разблокировав отпечатком большого пальца, залезает в сообщения, открывая последнее входящее.
— Вот это я лузер, — заявляет Холлинг, по интонации не очень-то походя на удивленного человека. Скорее на того, кто только что подтвердил и так очевидный для самого себя факт. — Ну, оно и понятно, ведь я единственный из нас троих, кто за время общения с Кори ни разу не рискнул своей жизнью, — возвращает телефон на место, и взглядом «ой, кончай ломать трагедию» уставляется на меня. — Тебе столько бабла прилетело — можешь себе всю комнату этими ноутбуками обставить.
Времени на то, чтобы проверить достоверность полученной информации, разделив в уме имеющуюся в распоряжении сумму на среднюю стоимость на рынке лэптопов, я решаю зря не тратить, тупо соглашаясь.
— А если он тебе так сильно нравился, купи такой же, и проблема решится, — предлагает Кэсси.
— Для меня этот ноут, как собака. Сомневаюсь, что люди после смерти своего любимца, бегут сразу же покупать щенка той же породы и параметров.
Парни закатили глаза — я улыбнулся.
— Да ладно вам, моя реакция — всего лишь стресс в результате непредвиденного факта. Я еще не успел обрадоваться неожиданно прилетевшим плюшкам, как в списке покупок уже появился незапланированный пункт.
Под «плюшками» подразумевалось «денежное вознаграждение», которое вся наша дружная команда получила по завершении трех месяцев после выхода первой статьи о Кори. Разумеется, негласно в перечень предоставленных услуг вошла и та помощь на конференции Уаилда, которую оказала компания «Massword».
Утром, за пару минут до того, как всем на телефон пришло сообщение о пополнении банковского лицевого счета, Пак вышла к нам с объявлением. По ее словам, история нашей сферы знала и помнила мало подобных случаев проявления такой щедрости со стороны клиента, потому считала, что наше колесо фортуны вращалось запредельно быстро, чтобы притянуть к себе такую удачу. Всю силу сказанных слов мы прочувствовали, только когда наглядно удостоверились в этой «щедрости». Неподготовленные члены команды прошли все эмоциональные стадии друг за другом: удивление, ошеломление, отрицание, радость и принятие. Лично мне стало легче только после того, как закрыв пару нулей, я постарался не думать, насколько большой оказалась сумма и как много могу на нее купить.
Пак предупредила всех о том, что вечером состоится незапланированный корпоратив в уже известном нам тесном кругу лиц, и, настояв на том, чтобы мы отменили все запланированные дела, скрылась в своем кабинете. Спустя полчаса переваривания случившегося, как раз и произошла эта губительная ситуация с моим ноутбуком…
— Не расстраивайся, я с тобой поделюсь, — Кэсси толкает плечом Троя, и, подмигивая, добавляет. — Куплю баночку пива и рулон туалетной бумаги. Я ведь задолжал тебе за гостеприимство, — глаза Форда искрятся огнями, а губы искривляются в саркастической улыбке.
Холлинг склоняется к Форду, что-то шепчет на ухо и с довольным видом возвращается на свое место. А после, скрещивая руки на груди, вновь обращается ко мне:
— Ну, что, успокоился или все еще требуется помощь в утирании соплей?
— А что, тебе практика нянечки нужна? Решил профессию сменить?
— Конечно, у него теперь бабла немерено — будет заниматься любимым делом, — поддерживает Трой. Я улыбнулся, глядя ему в глаза.
Стебать ближнего — святое дело. Стебать не одному — сродни причащению перед отправлением в рай.
— Да ну вас в жопу, клоуны. Шутите и сами же с себя угараете, — отмахивается рукой Кэсси и возвращается за свой рабочий стол.
«Где-то я уже это слышал», — проносится в голове.
Короткая вибрация по столу от неожиданности заставляет вздрогнуть.
«Привет», — гласит входящее сообщение от Кори.
«Подумать только, утром же виделись, а тут…», — в голову закрадывается подозрительная мысль. А пальцы уже печатают ответ: «Ну, здравствуй, благодетель. Что, решил проверить, дошла ли посылка до адресата?»
Все так очевидно, что даже смешно: никакой тебе непредсказуемости. Все действия и мысли Кори можно предугадать на несколько шагов вперед. Предполагаю и тут же сам себе перечу, приводя достойные аргумента в противовес. Потому что со «все» я, пожалуй, загнул: Уаилд умеет удивлять, далеко не читается, как открытая книга и иногда своими поступками вгоняет в дикий ступор. И за три месяца, прошедших с момента знакомства, я смог лично в этом убедиться.
«Раскусил. Но я вовсе не за этим писал… А что, „посылка“ совсем не понравилась?»
Не задумываясь ни секунды, продолжая крутиться на стуле уже без ноутбука в руках, отсылаю ответ: «Смеешься? Все круто. Вот только озадачился, чем же я заслужил такой гонорар?»
«Тебе по пунктам или обойдемся без перечисления всех твоих подвигов?» — сообщение завершают смеющиеся смайлики.
Почему-то при слове «подвиги» в сознание закрадывается мысль ну явно не о пострадавшем теле в результате знакомства с Кристофом и даже не кропотливая работа со статьей. Она куда более пошлая, находящаяся на уровне ширинки или лежащая на горизонтальной плоскости, где обычно располагается кровать. И заливать ее приходится воображаемым огнетушителем. Потому что воображение разгорается настолько быстро, что кровь приливает к лицу, и я перестаю себя контролировать.
«Обойдусь. Просто приму как факт и отвечу с благодарностью. И да, так зачем написал, если не за этим?»
«Просто. Захотел и написал». А следом еще одно сообщение: «На самом деле я по делу, хотел уточнить, есть ли возможность попасть к тебе домой раньше окончания рабочего дня? Я оставил у тебя важные бумаги, не думал, что они понадобятся мне так срочно, но дело не требует отлагательств. P. S. Не очень хочется пропускать ужин в компании тебя и твоих коллег».
«Звучит неубедительно, как раз-таки со мной ты ужинаешь достаточно часто. Просто признайся, что тебе надоело мое общество и ты хочешь разбавить его новыми лицами, и тогда, так уж и быть, можешь заехать за ключами», — даже не замечаю, как во время переписки не перестаю светиться и довольно улыбаться, как идиот. Хоть табличку вешай «кто-нибудь бросьте в него кирпич — слишком жизнерадостный вид у человека».
Неужели все так очевидно?
И чем может оказаться это «все»?
«Не признаюсь, потому что только ради твоего общества я сейчас суечусь с бумагами. За ключами уже выехал».
Поднимаюсь и плетусь к автомату с кофе. Нажимаю нужную кнопку, и пока напиток готовится, подвисаю не хуже предыдущей кофемашины. Так удивительно ограничивать себя в понимании некоторых вещей, когда все настолько очевидно и просто, что разложит по тарелочкам даже маленький ребенок. Без всякой сервировки.
И если до ответной конференции Кори мне казалось, что наши отношения и так достаточно тесные, то спустя целый месяц после того, как в опасной близости с Уаилдом закрутилась моя личная жизнь, понял, что ошибался. Я никогда и представить не мог, что с ним понятие «близость» может раскрыться в таких удивительных аспектах моего быта, как пара-тройка вещей на специально отведенной полке в шкафу, бритва и зубная щетка, соседствующие с моими на раковине. И самое интересное — в его квартире наблюдается абсолютно идентичная картина. Только вместо его вещей — мои.
Наши встречи могут длиться целую неделю, завершаясь парой совместно проведенных ночей в чьей-либо квартире. Или, наоборот, общение обрывается на пару-тройку дней, после, как невзначай, будто так и должно быть, заканчивается тем, что Кори поселяется у меня на некоторое время. Без оправданий. Не ища предлогов. Просто остается, потому что действительно этого хочет. И каждая такая встреча двадцать четыре часа помноженные на семь дней в неделю сталкивает меня лоб в лоб с реальностью, наводит на очевидные мысли. И я не знаю, ждет ли от меня какой-то конкретики Кори или довольствуется тем, что есть на данный момент, но внутренний тумблер останавливает от вынесения этого «само собой разумеющееся» на обсуждение между нами. И копаться в причинно-следственных поступках приходится самому. Хоть я и не спешу утверждать, что прикладываю к этому слишком много усилий. И одна часть меня хочет добиться соответствующих поведению тридцатилетнего мужика поступков, вторая шепчет: «А куда спешить?». И это пламя внутренних противоречий так и остается едва гореть, не затухая и не разгораясь в поглощающий все вокруг пожар.
***
Очередной жест благодарности, заключающийся своего рода в прощальном ужине, завершился на удивление достаточно поздно. К финалу мы пришли в полном составе. Никто не захотел повторять прошлый трюк и сбегать раньше времени. Сегодня кто-то очень добрый сверху не поскупился и добротно заправил наш вечер подходящей атмосферой. Я не переставал ловить себя на чувстве, что находиться в компании этих людей мне было дико комфортно и приятно. Разговоры не перешли запретную черту. А еда и алкоголь уместились в лаконичное понятие «в меру».
Подзаправившись друг от друга эмоциями, вся дружная семерка, попрощавшись, прыгнула в такси и укатила в закат. Каждый со своими планами на остаток ночи. Каждый со своей идеей. Каждый со своей атмосферой. И только мы не спешили покидать точку дислокации, переминаясь с ноги на ногу около машины Кори. Вариант собственно-педально-ножно-ручно сдвинуть ее с места отпал сразу же: насиловать свою удачу и испытывать судьбу никто из нас не собирался. Но и возвращаться домой не хотелось. Почему-то оставалось ощущение незавершенности в душе, и оно не переставало всеми возможными способами намекать на то, что было бы неплохо немного пройтись и развеяться.
И чтобы насладиться видом и атмосферой ночного города, прежде требовалось решить негласно повисший в воздухе вопрос. Но сделать это я смог только, когда мы с Кори, наконец, остались наедине.
— К концу вечера я заметил, что ты как-то сник. Так и чувствовал, как шестеренки в твоей голове вращались по кругу, перемалывая одну и ту же мысль. Что случилось?
Кори стоял, опираясь о капот мерса, засунув руки в карманы брюк. Задумчивая маска не сходила с лица. Губы сжимались в тонкую линию. Он старательно избегал моего взгляда, выискивая на носках своих белоснежных мокасин следы улицы.
— Даже не знаю с чего начать, — протягивает Уаилд, вскидывая голову и пряча часть лица за волосами, словно задергивая штору.
— По факту. Как есть, — обхожу Кори, вставая прямо перед его лицом и едва ли не подпирая своими ногами его. Тело не покидает какое-то странное ощущение. Все нутро так и требует допытаться до причины резкой перемены в настроении парня. Что-то на подсознательном уровне подсказывает, что этот разговор нельзя просто так опустить или вовсе задвинуть.
Взгляды сталкиваются.
Испытывающий против обеспокоенного.
И Уаилд, словно осознав, что смысла тянуть нет, продолжает.
— Прозвучит, словно я ревную. Но сегодня не получилось выкинуть из головы эту мысль, — сканирующе проходится взглядом. — Как часто ты вспоминаешь свое прошлое, глядя на мое лицо?
Наверное, я ждал этого вопроса, оттого ничуть не удивляюсь.
Хочется только одного — быстрее покончить с этим.
— Честно, никогда не задумывался, не подсчитывал, — и понимая, что в этом случае краткостью не отделаюсь, продолжаю. — Иногда мысль о нем проскальзывает едва уловимо, иной раз врезается прямым фактом в лоб, но не считаю, что причина в твоем лице. Почему спросил об этом?
— Сколько бы ни ставил себя на твое место, не могу понять, что бы испытывал я и как поступил бы. Наверное, тяжело изо дня в день видеть в другом человеке напоминание о том, кого давно нет в живых. Вряд ли такое можно игнорировать. Я бы не смог.
Не уверен наверняка, но в голову закрадывается смутное подозрение, что не все так просто, словно Уаилд не договаривает, огибает ненужными вопросами самый важный. И пускать на самотек этот диалог я не собираюсь. Раз уж так получилось, что сегодня мы затронули эту тему, я просто обязан сделать так, чтобы в будущем ее повторное появление было маловероятно. А для этого нужно докопаться до истины и ответить на все вопросы, даже те, что, возможно, останутся не озвученными.
И почему я не экстрасенс?
Все было бы намного проще.
И в то же время намного сложнее…
— Не сравнивай себя с ним. Вы абсолютно непохожи. У вас двоих слишком разные тараканы и заморочки в головах, чтобы невзначай путать одного с другим.
— Хочешь сказать, никогда этого не делал? — недоверчиво смотрит, но головы не опускает, больше не пытается скрыться под тенью волос. Но я все еще чувствую, с какой неловкостью он произносит каждое слово.
Словно боится лезть в мое личное.
Словно не уверен, есть ли у него на это право.
— Лишь первое время, — отвечаю и сам понимаю, что не вру. Я, действительно, ни разу не задумывался об этом раньше.
Стоим какое-то время в абсолютной тишине. Наполняя легкие разряженным воздухом. Каждый в своих мыслях. Не сразу разрываю повисшее молчание. Прищуриваюсь, внимательнее смотрю на его лицо, стараясь не упустить не единого мимического жеста.
— Может, не будешь темнить и ходить вокруг да около, а скажешь, что именно тебя смущает?
Закусывает губу. И какое-то время мнется. В очередной раз заставляет ловить диссонанс его образа: как он умудряется быть таким напористым, прямолинейным и одновременно абсолютно нерешительным, сомневающимся в собственных силах?
— Просто пытаюсь понять, тебе так же комфортно со мной, как и мне с тобой.
«Так вот в чем вся соль?» — хочется ответить, но вовремя прикусываю себе язык.
— И при чем здесь Нил? — недоумеваю, слабо понимая чувства другого человека, который смотрит на эту проблему под другим углом. Для него все произошедшее девять лет назад изготовлено из отличных от моих продуктов и подано совершенно под иным соусом — отсюда и разница восприятий.
Соображаю, что уже держусь за нужную нить, и остается только потянуть на себя, чтобы распутать клубок. И делаю следующий шаг.
— Поверь, в памяти все настолько смутно, словно я никогда и не знал его. Слишком мало осталось реальных фактов, характеризующих и описывающих Нила. Сомневаюсь, что тому виной собственное желание подсознания забыть обо всем, скорее — просто хреновая память, — выдыхаю, делая паузу. — Так что можешь не волноваться: ни ты, ни твое лицо не тревожат старые раны.
— Хочешь сказать, что сейчас ты со мной откровенен? И это не трюк, чтобы просто успокоить? — голос Кори сквозит недоверием. Для того, чтобы принять услышанное, необходимо время. И оно у него, безусловно, еще есть впереди.
Однако, видимо, не желая оставлять двусмысленность после себя, слова сами вырываются наружу.
— Комфорт между нами зависит только от тебя и только от меня. И ни давно разложившийся парень, ни твои покойные родители, ни любая другая ерунда из прошлого не могут влиять на то, что происходит сейчас. Уяснил? — резко и грубо, присыпано перцем в конце, но иначе никак.
— Уяснил, — коротко кивает, а на лицо, как по щелчку, наползает довольная улыбка.
А меня продолжает нести, не остановиться.
Мысли, не задерживаясь в голове надолго, упорно становятся словами.
— Так что выкинь из головы все свои опасения. Иначе мы еще раз поднимемся на крышу твоего дома, но вместо мантии с нее полетишь ты.
Кори взъерошивает волосы, откидывая на бок, поднимается с машины и подходит ближе, вставая напротив. Глаза искрятся от выпитого алкоголя и отражающегося света уличных фонарей и неоновых подсветок. А выражение лица меняется невообразимо быстро, прощаясь столь легко с напряженностью и задумчивостью, словно и не было этого разговора.
— Ты точно уверен, что журналист — твое призвание? Устроился бы мордоворотом к какой-нибудь влиятельной шишке — не пропал бы зря твой дар убеждения.
— Хочешь, к тебе устроюсь?
Пара сантиметров и мы столкнемся носами. Специально не подаюсь ни вперед, ни назад, сохраняя этот, безусловно, дразнящий, вызывающий и провокационный момент.
— А что… Было бы неплохо — виделись бы чаще, — соглашается Кори, улыбаясь так, словно я уже нанялся к нему на пожизненное и от зарплаты отказался. Посему считаю своим долгом присыпать его мечтательную улыбку своими принципами.
— Только при одном условии: я не сплю с начальством. Чту законы профессиональной этики. Субординация… Все дела…
Тут же отшатывается, выставляя ладони перед собой в протестующем жесте, воспринимая сказанное слишком серьезно — чертов актерище.
— Ом… Забудь о моем предложении. Я не переживу.
— И что, так бездушно позволишь пропасть моему дару убеждения?
— В этом мире ради гармонии приходится чем-то жертвовать! — пожимает плечами.
— Под «гармонией» ты подразумеваешь мой член в твоей заднице? — слова завершают жест «рука-лицо», а Кори едва не давится воздухом — «юмористическая пауза» чуть не закончилась вызовом скорой.
***
Когда улицы ночного города напоминают четыре стены твоей собственной квартиры? Наверное, когда стрелка часов едва переваливает за три утра, и вокруг ни души. Разреженный воздух, практически пустые дороги, спящие с погашенным светом в окнах дома, обездвиженные машины, приткнутые к обочине, — все становится безликим. Лишь горящие неоновые вывески и приглушенно доносящаяся из приоткрытых дверей ночных заведений музыка, с редкими скупыми кучками посетителей, толпящихся у выхода во время перекура, напоминают о том, что жизнь на планете окончательно не вымерла. Апокалипсис отменяется.
Собираясь поймать такси по дороге, мы без цели и четко выверенного маршрута плетемся по улицам, потеряв счет времени и совершенно позабыв о первоначальной идее.
Пальцы то и дело переплетаются. Наэлектризованные тела то прижимаются друг другу плотнее, то, как с одинаковыми полюсами на магните, отлетают на пару метров. Скорость шага нередко и вовсе спадает до нуля. Движение тормозят то скользкие, едва ощутимые, то глубокие, высасывающие из легких воздух умопомрачительные поцелуи. Нет нужды прятаться по углам, опасаться быть замеченными или, тем более, бояться поймать на хвост фаната, желающего попытать удачу за счет пары снимков. Можно не переживать, что этой ночью кому-то будет до нас дело. Что кто-то узнает…
Мы можем сцепиться в вызывающем адский вихрь внутренних органов поцелуе, стоя посреди улицы. Лишенные стеснения. Лишенные страха. Просто превращая этот вечер в один из тех, который позже, прокручивая в памяти, обязательно захочется повторить.
Мы почти не разговариваем, большую часть времени погружаясь в молчание. Виски щекочет разум, задраивая все выходы пьяным налетом, лишая кислорода и света. Без возможности освободиться от его омута раньше, чем солнце покажется на горизонте…
В очередной раз ухожу вперед, проходя мимо спящих витрин, неотрывно следя взглядом за нашим отражением, подпрыгиваю, замечая метаморфозы своего, и замираю.
Секунда. Две. Три.
И в спину врезается ничего не замечающий перед собой, так вовремя (для меня), опустивший взгляд вниз Кори.
— Эй, что за полоса препятствий? — без капли недовольства в голосе, удивленно спрашивает.
И вместо того, чтобы ответить, описываю сто восемьдесят на пятках, цепляясь пальцами за плечи Уаилда, дергаю на себя. Влипаю в желанный рот губами, влажными от то и дело проходящего по ним языка. Вжимаю его в себя. Не даю отстраниться, хоть и прекрасно знаю, что он этого не сделает. Кори лишь смеется в губы. И надсадно дышит. Отвечает на поцелуй со всей ему присущей самоотдачей, дикостью, местами животной страстью и подкупающим забвением. Каждый раз дразнит, смыкая губы во время самой пиковой эмоциональной части, когда хочется съесть его язык или оставить, перед тем как отстраниться, на память след от зубов. Чтобы высосать из него всю эту пылкость без остатка. И когда он вот так прерывает, хочется разбежаться и разбить головой витрину, потому что слишком садистская ухмылочка появляется на губах, слишком довольный взгляд человека, который видит, как меня кроет от одного только контакта с этими глазами. Все читает. Не упускает ни одной эмоции. И я уверен, в голове Уаилда в невидимом блокноте за сегодняшний день появится приличная гора заметок на мой счет.
Сгребаю его в охапку, сжимаю одну руку на пояснице, вторую, пропуская сквозь пальцы волосы, оставляю на затылке. Целую без нажима и языка, с тенью целомудрия, после которой становится все слишком очевидно для нас обоих. По-настоящему. Языком провожу по губам, слегка надавливая, заставляя разомкнуть зубы, толкаюсь в теплый приоткрывшийся рот. И Кори, наигравшись на моих нервных клетках вдоволь, наконец, отмирает. Рукой скользит под кофту, обжигая своими горячими ладонями. Поглаживает, приспуская одну на бедро, сжимает, одновременно с этим проникая языком внутрь. Перехватывает инициативу. Цепляется кончиками пальцев за задний карман моих джинсов, оттягивая, удерживает ткань под напряжением. Заставляет мысленно проклясть собственную инициативу, потому что мы все еще на улице, а ширинка так нещадно трет. Становится слишком тесно.
Свет фар бьет по приоткрытым глазам. Практически слепит на резком контрасте. Поравнявшись с нами, в открытое окошко высовывается какой-то парень и, бормоча нечто невнятное, свистит. Одновременно с ним раздаются частые сигналы клаксона.
Выдыхая в губы Кори возмущенное «блять», выкидываю в сторону водилы и его компаньона средний палец, довольствуясь звуком отдаляющейся машины.
— Какого черта мы им сдались?
— Не все ли равно? Или хочешь догнать и спросить? — ухмыляется Уаилд, перехватывая мою ладонь и сжимая в своей, ускоряет шаг, заставляя и меня сдвинуться с места.
— Пойдем лучше, не хочу опоздать на представление, — добавляет он, вызывая во мне ничем неприкрытое удивление.
— На какое?
— На часы смотрел? До восхода солнца осталось немного, какой смысл пропускать, раз уж мы все еще здесь? Поэтому нужно занять самые лучшие места, — заманчиво скользит по мне взглядом, а-ля «у тебя нет выбора, идем же», на невесть откуда взявшемся порыве утягивает за собой вперед.
Смотровой площадкой оказывается «Небесный мост». А мы — единственными зрителями, которым этой ночью пришло в голову посетить ее.
Ночь, как по заказу, стоило нам ступить на мостовую и начать свой длинный путь на тот конец, медленно принимается отступать. Темное небо, прибавляя красок, становится все светлее. А в воздухе повисает предвкушение и ожидание… Не торопясь, словно последние секунды нежась в небесной кровати, как люди до победного сигнала будильника, тяжелое алое солнце высовывается на том конце океана, за горизонтом. Первые лучи пронзают небосвод, отбрасывая тени на облаках, раскрашивают всеми оттенками от размыто-красного до насыщенно-багряного.
И верится с трудом, что мы здесь совсем вдвоем. Что в такую рань не нашлось ни одного человека, который захотел бы даже на машине переправиться с одного берега на другой, словно весь город живет по единому расписанию. А мы те самые борцы с системой и устоями, которым взбрело в голову нарушить правила. И это подкупает. Потому что тело и душа реагируют на все куда острее, иначе, с большим азартом. Воспринимая все, что происходит в данную минуту, через новую призму.
И посему не сопротивляюсь тяге быть в этот момент как можно ближе, прижимать к себе и чувствовать тепло чужой кожи. Улыбаться искренне. Отвечать импульсом на чужой импульс.
— Подумать только, столько живу в этом городе, но за прошедшие десять лет — это первый раз, когда я выбираюсь сюда встречать рассвет. Так странно задумываться о том, сколько раз я упускал элементарную возможность, добровольно лишая себя таких впечатлений, — продолжаем идти по мосту, так и не смея отлипать друг от друга. Рука скользит под рубашку, задерживаясь на пояснице Кори.
— Прошу заметить, абсолютно бесплатных, — резонно подчеркивает Уаилд, неотрывно скользя пальцами по перилам мостовой, словно прощупывая. Мягкий теплый свет падает на его лицо, заставляя кожу алеть, а кофейные глаза искриться, словно язычки пламени золотистые всполохи.
— Тоже верно, — замечая наши колышущиеся на воде тени, добавляю. — Помнится, последний раз, когда мы тут были, по ту сторону моста тебе было намного интересней. Что, даже не тянет поадреналинить? — несколько прядей, выбившись из хвоста, раскачиваются на ветру, взмывая вверх. Воздух, пропитанный солью и йодом, до отказа наполняет легкие. Здесь неоспоримо становится легче дышать.
— Неа, абсолютно не тянет, — отнекивается Кори. — Сейчас голова забита куда более захватывающими вещами, нежели какой-то адреналин. Только что родилась слишком потрясающая идея, чтобы не дать ей право на жизнь, — с каким-то неведомым воодушевлением, блаженно прикрывая глаза на мгновение, говорит он.
И я трактую его слова по-своему.
— Точно, мы ведь никогда с тобой об этом не говорили раньше. В интервью не поднималась эта тема, но, тем не менее, мне хочется об этом знать: ты же писатель, откуда черпаешь вдохновение для своих книг?
— Хотел бы я сказать, что это нечто определенное. Что-то вроде моей фишки, но увы… Мои источники повсюду. Кто-то случайно обронил интересную для меня фразу; где-то в песне услышал необычное слово или выражение; в каком-нибудь фильме проникся небольшим событием; стал очевидцем мимолетного события на улице — все это мой мозг или воображение, как угодно, докручивают до состояния полноценной идеи или ее наполнения.
— И этого достаточно?
— Вполне.
— А как же обстановка во время письма? Атмосфера и настрой? Некоторые известные писатели и слова не напишут, пока не воцарится полнейшая тишина. Многие просто до маниакального постоянства в любую погоду выбираются на улицу, потому что их антенна лучше ловит сигнал из космоса на открытом воздухе.
— Хм… Пожалуй, я ограничусь прослушиванием музыки, потому что не люблю тишину — она давит. Конечно, голоса домочадцев на фоне смогут отвлечь меня, но это только если они станут ее перекрикивать.
— Вот как? Звучит заманчиво.
Кори, обогнав меня, резко остановился напротив, преграждая путь. Пришлось сбавить шаг.
— Но когда я сказал о том, что меня посетила идея, я имел в виду не ту, что касается книг… — Я не рискнул продолжить, замечая, что Уаилд вмиг стал слишком сосредоточенным. Будто собравшись с духом, решился произнести вслух то, что вертится в мыслях. Смотрю в эти кофейные глаза и не могу прочитать ничего, абсолютно. И когда он продолжает, не рискую вмешиваться со своими ремарками, застегивая на невидимую молнию свой рот. — Если с творческим порывом я еще хоть как-то могу бороться, то с душевным проигрываю вхолостую. Потому что заглушить его практически нереально. Во всяком случае, зависит не от меня…
Засунув руки в карманы джинсов, я внимательно смотрю на него, стараясь игнорировать свое желание задать наводящий вопрос, чтобы как-то ускорить процесс — чертова рабочая привычка.
И когда он продолжает, что-то внутри, словно до этого висевшее на ниточке, обрывается и резко падает вниз. А челюсть немеет, будто в нее вкололи лидокаин — бесконтактная анестезия.
— Мне нравится, как выглядит твоя щетка в одном стакане с моей.
Недоумевающе изгибаю бровь, мол «я догадываюсь, к чему ты клонишь, но продолжай, не останавливайся, я хочу услышать это от тебя».
И он продолжает.
— Мне нравится, что твой бритвенный станок лежит на МОЕЙ ванне, — выделяет предпоследнее слово нарочито медленно, акцентирует внимание.
И я с трудом сдерживаюсь, чтобы не один уголок губ не дрогнул в улыбке. Чтобы она не выражала, пусть появится после. Не сейчас.
— И у меня в шкафу найдется куда больше места для твоих вещей, чем две полки, — неотрывно смотрит прямо в глаза, дает понять, что подвел логическую черту, и теперь дело за малым.
И несмотря на всю свою ехидную натуру, любящую часто косить под дурочку и забрасывать уточняющими вопросами, в данную минуту я просто предпочитаю задвинуть свое эго в самый дальний ящик. Не спрашивать напрямую Кори о желании. Не превращать столь откровенный момент в попытку выстебать и отыграться за те разы, когда лишними становились его слова. И не переводя взгляда, не отрывая от лица Уаилда, отвечаю так, как действительно хочу. Не иду на поводу у временного желания. Не прогнозирую на долгие годы вперед. И уж точно не обнадеживаю ни себя, ни его.
Говорю то, в чем, действительно, уверен.
Даю ответ, о котором точно не буду сожалеть после.
Выпуская из легких воздух, позволяя воодушевленной улыбке все-таки заползти на лицо, прибавляю к его словам свои:
— Не обещаю, что сгребу каждую мелочь с полок и перетащу к тебе, но чемодан с самым необходимым готов завезти уже завтра утром.
***
Два года спустя.
Летний зной одерживал безоговорочную победу над жителями города: асфальт плавился под августовским солнцем; горячий воздух обжигал легкие на вдохе; прохладительные напитки спасали только первые пару минут, после, не употребленные до конца, превращались в подогретое на природных конфорках противное на вкус пойло. И только работники, приглашенные гости и зрители «You’re in the shot» на какие-то пару часов смогли позабыть о том, что творилось за пределами студии.
Кори сидел на большом диване цвета марципана, закинув ногу на ногу и откинувшись на подлокотник, то и дело скользил изучающим взглядом по собравшимся живым рядам, состоящим в основном из молодежи. Восторженные фанатки не упускали ни одного удобного мимолетного случая, и когда Уаилд смотрел в их сторону, те принимались слать ответные вербальные и невербальные сигналы: «пальчиковые» сердечки, улыбки, подмигивания, воздушные поцелуи, визг (насколько позволяли рамки допустимого поведения во время эфира) и размахивание перед лицом плакатами. Ведущая, вовремя подметившая, что внимание разгоряченной и подогретой всеми возможными прелюдиями данного формата публики начало постепенно угасать, вновь разумно опустила остаток официальной части. Переходя от вопросов, касающихся выхода на большой экран книги «Бетонные стены воздушного города» и тех, что были адресованы актерскому составу, который столкнулся с различными нюансами и преградами во время съемочного процесса, к одной из ключевых тем, твердость который была просто обязана прощупать во время сегодняшнего эфира.
Доброжелательно улыбнувшись самой юной актрисе из каста и поблагодарив ее за эмоциональный и красочный в силу возраста ответ, Карен Страйд обратилась к Уаилду.
— Не могу позволить себе обойти вниманием этот вопрос, так как большинство твоих поклонников и я в том числе знаем, как много значит для тебя экранизируемая книга. Кори, скажи, ты по-прежнему ощущаешь себя Шиллой?
Элизабет, одна из самых юных исполнительниц роли главной героини, застенчиво, но с не меньшим задором засмеялась, не имея даже малейшего представления, в чем крылась основная суть вопроса. Зал не смог проигнорировать этот момент, заходясь в протяжном гуле, призванным выразить все умиление над семилетней девочкой.
Кори, выдержав паузу, переведя взгляд с поклонников на ведущую, согласно добавил:
— Конференция почти двухлетней давности стала своеобразным перекрестком, после которого наши с Шиллой пути разошлись. Я пережил вместе с ней эту ситуацию, а после смог, не без помощи близких, принять ее и отпустить, чтобы она осталась лишь страницей в моей жизни, а не свертком затертого до дыр пергамента, — Кори вскинул голову, заставляя волосы полностью открыть лицо, и бегло пробежался взглядом по дальним рядам, в поиске знакомого человека. И не найдя, вновь сосредоточил внимание на Карен.
— То есть ты хочешь сказать, что старые шрамы больше не беспокоят, и мы можем не волноваться за тебя?
Ведущая опустила на колени планшет, дожидаясь ответа, но его не последовало — Кори лишь сдержанно улыбнулся, решая не озвучивать и без того очевидные вещи. И Карен, подводящая все это время к одному единственному вопросу, наконец, переключив невидимый ручник на новую скорость, уверенно продолжила.
— А вы изменились… — загадочно протянула она.
— И в чем же? — уточнил Уаилд, не утруждаясь запустить на лицо даже призрачную тень заинтересованности — вряд ли его здесь чем-то могли удивить.
Взгляд, словно по щелчку, предательски заискрился, поза в кресле стала напряженной, девушка вытянулась, будто натянутая струна. И Кори, спокойно наблюдая за происходящим, мысленно уже приготовился получить от ведущей очередную порцию сплетен, присыпанных самыми разнообразными конфетти-подробностями.
— Ты стал выглядеть как человек, который обрел гармонию с самим собой.
И снова вместо ответа на вопрос красноречивый взгляд «так и есть, ничего не могу с этим поделать». И Карен, замечая, что столь скупая эмоциональная и словесная реакция Кори, смогла завладеть вниманием зрителей, заставляя тех сидеть в предвкушенном волнующем ожидании, озвучила заготовленный вопрос, который ей и самой не терпелось задать.
— А еще в сети не так давно появились снимки, и теперь я сама в этом лично убедилась — кольцо на безымянном пальце сложно спутать с простым аксессуаром или незаменимым атрибутом твоего образа. Мы можем тебя поздравить? — не переставая ерзать, не зная куда деть руки, и не найдя ничего лучше, как упереться локтями в спинку кресла, ведущая, закусив губу, выжидающе смотрела на Кори.
Ближняя камера взяла крупным планом выглядывающую из-под выглаженного пиджака совсем не хрупкую кисть, в следующее мгновение фокус «сполз» ниже и теперь все завороженно смотрели на длинные пальцы, а максимальное приближение позволяло в мельчайших деталях рассмотреть широкое выпуклое с мягко закругленными краями идеально гладкое отполированное кольцо.
В очередной раз лишая публику пищи для рассуждений, Кори не стал затягивать с ответом, ясно давая понять аудитории, что его краткая содержательность намекает на то, что сильно распространяться об этом он не горит желанием. Губы тронула искренняя улыбка, а взгляд наполнился живым блеском, стоило ему самому обратить взор туда, куда уже с минуту смотрели окружающие его люди.
— Да, у меня все хорошо, — Кори, возобновив зрительный контакт с аудиторией, благодарно кивнул в знак оказанного внимания и проявленного с их стороны интереса. — Можете за меня порадоваться.
— Вот это да, — не сумев справиться с эмоциями, отчего-то заливаясь румянцем, Карен обмахнула себя пару раз планшетом, следом обращаясь к публике, что взорвалась в восторженных аплодисментах и свисте. — И это называют «неожиданным поворотом»? Признаться, я удивлена. Как же вам удалось скрыться от настойчивых папарацци, церемония проводилась в тайне? — не стала сдерживать себя ведущая, где-то внутри себя и так зная, что вряд ли ее любопытство будет удовлетворено.
— Признаться, для нас самих до определенного момента она являлась тайной, — усмехнулся Кори, на мгновение уплывая в своих воспоминаниях далеко за пределы телестудии. В тот самый день.
***
Июль, 2024 год.
Кори стоял напротив широкого во весь рост зеркала, разглядывая свое чересчур сосредоточенное отражение, стараясь не замечать легкую тень волнения на лице и игнорировать едва ощутимую тряску внутренних органов, мысленно представляя, что он находится не в своей квартире, а в вагоне метро, несущемся на полном ходу по тоннелю. Даже в ушах шумело идентично.
— Всю жизнь боялся излишнего лоска, горы серпантинных декораций и белого платья, — он осторожно поправил галстук, контролируя каждое движение, чтобы рука ненароком не соскочила и не затянула слишком туго, лишая возможности дышать.
— Белого платья? Думал, что тебя из-за длинных волос спутают с невестой и вместо фрака потуже затянут в корсет? — за спиной в полный рост выросло отражение Ларса, обтянутое в светло-коричневые хлопковые штаны и приталенную рубашку цвета индиго — если бы не формальные правила, соблюдать которые требовало государственное учреждение, в котором меньше чем через час они собирались зарегистрировать брак, Эванс отправился бы туда в шортах и майке — жара стояла невыносимая.
— Не то слово. А тут тебе ни платья, ни костюма. Словно в магазин за продуктами собираемся, — усмехнулся Кори, застегивая последнюю пуговицу на рубашке.
Они подали онлайн заявление три дня назад на любую ближайшую дату, а сегодня пришел ответ — их ожидали уже в полдень.
Без гостей и свидетелей.
Без лишнего официоза и торжественности.
Прежде чем кого-то посвящать в этот день, им самим в первую очередь необходимо было свыкнуться с мыслью… Сейчас оба воспринимали происходящее не до конца всерьез. Не до конца взаправду.
Но, безусловно, решение, к которому они пришли, не было спонтанным — к нему подводили многие события в их жизни: совместный быт, мировоззрение, мировосприятие и само отношение друг к другу накладывали свои отпечатки.
— Спешу напомнить дресскод был не моей идеей, можем вернуться и прыгнуть в костюмы?
— Вот уж нет, — отмахнулся Кори.
— Как думаешь, может, стоило сказать хотя бы родителям? — задумчиво спросил Ларс, вынимая из кармана бархатную бордовую квадратную коробочку и раскрывая, — содержимое оставалось на своем неизменном месте: два одинаково гладких кольца разницей лишь в полразмера.
— Покажем фотки, им будет достаточно, предполагаю они и так догадываются.
— Но у нас нет фотографа, — удивился Ларс, открывая дверь и кивая Кори, мол «вперед, на выход».
— Обойдемся двенадцатью мегапикселями на телефоне и моей длинной рукой? — усмехнулся Уаилд.
— Договорились, — согласился Ларс, тут же судорожно хлопая себя по нагрудному карману и подмечая. — Паспорт забыл.
— Ты забыл, а я взял, — удовлетворенно хмыкнул Кори, демонстрируя в руке два прямоугольных плотных документа. — Так что, если это не была попытка бегства, можем спускаться, — и уже стоя в лифте, добавил. — Мы так и не решили, кто чью фамилию возьмет?
— Договорились же оставить все на своих местах? — в очередной раз удивился Ларс.
— М… ладно. Думал, ты от волнения забудешь и возьмешь мою, — заискивающе улыбнувшись, пояснил Уаилд, наблюдая за отражением в зеркале.
— Но я не волнуюсь, — возмутился Эванс.
— Ага, а я высоты не боюсь.
***
Ларс появился в дверном проеме в верхних рядах за спинами зрителей в студии, его обеспокоенный и взъерошенный вид мгновенно привлек внимание Кори, заставив встретиться взглядами. Эванс выставил перед собой руку, указательным пальцем стуча по корпусу круглых часов. И этот жест Уаилд распознал безошибочно — они оба сильно проштрафились перед Самантой, истратив все возможные запасы времени. Поэтому если он не хотел усугублять ситуацию и все-таки исполнить роль «хорошего дяди» и появиться на крестинах племянницы, ему следовало как можно быстрее покинуть помещение и прыгнуть в машину. Делать нечего — пришлось наглеть. Уход приглашенных звезд до полноценного финала передачи — далеко не новость в индустрии развлечений: графики многих расписаны поминутно, потому в один день знаменитости могут позволить себе поучаствовать сразу в нескольких теле и иных проектах. Кори решил воспользоваться своим правом и, попрощавшись со всеми, удалился из студии, встретившись с Ларсом уже в коридоре.
— Скажи мне, как сильно она злится?
— Я еще не разговаривал с Самантой. Церемония закончилась, и ей с Фиби дали время отдохнуть перед кафе. Мне звонил Грэг, сказал, что прикрыл наши тылы, но, если через час мы не окажемся на месте с тортом, который еще нужно забрать из кондитерской, он нам уже ничем помочь не сможет.
— Если ты знаешь куда ехать, садись за руль.
В салоне было прохладно, Ларс большую часть времени просидел в машине, потому не выключал кондиционер перед уходом.
— Как все прошло? — бросая беглый взгляд на Кори, Эванс вновь направил все внимание на дорогу — за рулем он всегда концентрировался, не желая отвлекаться на посторонние вещи. Даже когда очень хотелось. Даже когда было невтерпеж.
— Без казусов. Если честно, я думал, Карен вновь проявит свою настойчивость и попытается вытянуть из меня больше информации, но ошибся. Она слишком хорошо разбирается в людях — поняла, что толку со мной возиться ноль и отстала, — Кори, заметив, что все еще сидит в солнцезащитных очках, придерживая за оправу, переместил их на голову в качестве ободка — тонированные стекла машины прекрасно спасали от солнечных лучей.
— Она же не зря ведет эту программу столько времени. К тому же и так получила от тебя то, что хотела — факт брака ты подтвердил. Думаю, «газетчикам» на первое время этого хватит, — предположил Ларс.
— Не буду спорить — тебе лучше знать, вы, журналюги, такие ненасытные и хитрые, что иногда только делаете вид, будто неголодны, но стоит только ослабить бдительность, и обглодаете до костей, — губы Кори растянулись в довольной ухмылке.
Нет, против работы Ларса он ничего не имел. И попытки вытянуть того из мира прессы Уаилд оставил еще полтора года назад, когда с дуру предложил Эвансу бросить работу. А в качестве альтернативы заняться более благородным и менее времени- и трудозатратным делом, раз уж все равно безразлично сколько зарабатывать. «Хочешь, сам начнешь выпускать статьи обо мне, а я буду тебе платить», — даже как-то ляпнул, не подумав. Поднимать эту тему вновь Кори отговорили разбитая губа, опухшая скула и пара недель одиночества. Он понял, что поступил глупо. Что не посчитался с истинными желаниями и предпочтениями Ларса, пойдя на поводу эгоизма и странном рвении первое время привязать к себе журналиста всеми возможными способами, словно боялся исчерпать лимит отпущенного им времени.
— Что поделать? Таковы законы дикой природы — выживает самый шустрый и сильнейший, — подтвердил Эванс.
— Как думаешь, в случае с Самантой, кто выживет?
— Думаю, такие факторы, как лошадиная мощь твоей машины и отсутствие пробок на дороге делают нас более жизнеспособными. Не волнуйся, мы все успеем. Хорошо, что презент для Фиби взяли сразу, а не решили оставить дома.
Конечно, подарок для трехмесячной девочки абсолютно не имел никакого значения. Потому даже если бы они забыли его, вряд ли племяннице это испортило праздник или заставило затаить на них долгую обиду. Данный жест предназначался для родителей, как следствие, и носил более общий и сугубо символический характер. А посему можно было отставить какие-либо волнения по этому поводу. И сконцентрироваться только на том, что действительно было важно: появиться в назначенное время и в назначенном месте без опозданий, прихватив с собой праздничный торт в форме причудливой сказочной башни и принцессой из Диснея, которым можно накормить не только всех гостей, но и обслуживающий персонал и проходящих мимо желающих.
Кори, удобно устроившись в кресле, решив больше не отвлекать Ларса от дороги, углубился в свой аккаунт в «instagram», который не так давно посоветовала создать и вести одна знакомая из мира шоу-бизнеса: «Если хочешь напрямую знать мнение людей о себе, своем творчестве и жизни — это лучший способ. Да. Горы флуда, конечно, не избежишь, но, по крайней мере, поймешь, что именно других интересует касательно тебя». И, конечно, так как сегодняшняя передача шла в прямом эфире, многие уже успели выразить свое мнение по поводу брака: людей, которые присоединились к искренним поздравлениям было куда больше тех, кто видел в этой новости какие-то свои несбыточные мечты и упущенные возможности. Несомненно, благодаря заслугам все тех же источников средств массовой информации и кое-где появляющимся время от времени снимкам их вдвоем с Ларсом, некоторых наталкивало на догадки, что слухи эти небеспочвенны, и что, возможно, законным супругом Уаилда окажется мужчина. Но пока официального подтверждения этому не было, весь возможный «хейт» на его странице заканчивался единичными высерами редких гомофобов с излишком личного свободного времени. И складывающиеся обстоятельства подталкивали Кори на мысль: «Подумать только, моя жизнь практически идеальна. Если быть точным, на две трети».
Под недостающей третью автор подразумевал свою творческую сторону, которая уже второй год терпела значительные перемены: фактически полное отсутствие полноценных идей и вообще желание браться за перо. Поселившийся страх сумел забраться настолько глубоко внутрь Кори, что невидимые рычаги ставили на «стоп» все возможные поползновения начать хоть какую-то работу, заставляя Уаилда надеяться на то, что это всего лишь творческий кризис — очередная и практически неизменная ступень в его долгом пути.
«Какой-то дурацкий эффект кривого замещения: только я нашел себя в одной сфере — тут же потерял в другой, — думал он, — и сколько я еще смогу выезжать на прошлых заслугах?» Отчасти причина столь сильному рвению Кори доказать прежде всего самому себе, что он не исписался и не истратил свой талант, заключалась в Ларсе. Уаилд хотел, чтобы Эванс ни на секунду не сомневался в нем, в том, что выбрал достойного, что Кори действительно значит и представляет из себя то же, что и значила его когда-то безликая слава. Потому не переставал накручивать. Не переставал рваться вперед. Не переставал пинать себя дальше. Эванс, сам того не зная, становился для Кори катализатором: он делал из него трудоголика в своей сфере, заставлял добиваться прогресса и непрерывно работать над собой. И у Уаилда в свою очередь не было и малейшего желания сопротивляться этому рвению…
***
И пока Кори и Ларс на одном конце города боялись опоздать на празднование крестин племянницы, Кэсси и Трой, находясь совершенно в другой стране, со всех ног неслись на концерт любимой группы «Bring Me The Horizon», билеты на который незадолго до этого события удалось перекупить у того, кто по совершенно безразличной для обоих причине не смог попасть на него.
— Почему же меня всего так колотит, словно я экзамен собираюсь сдавать или только что спалили родители за курением травки? — Кэсси, пребывавший в сильном мандраже, стоял в огромной длиннющей очереди, то и дело переминаясь с ноги на ногу и выглядывая вперед, подмечая, сколько же еще человеко-метров осталось до того, прежде чем они попадут в концертный холл.
— Я бы хотел сказать, что тебе кажется и ты себя накручиваешь. Но самого распирает схожее чувство. Мне до сих пор не верится, что через какие-то пару часов мы воплотим в жизнь одну из давних мечт, — Трой пользуясь своим ростом, неотрывно следил за перемещающимся людским потоком, подмечая, что его скорость недостаточна для того, чтобы попасть в зал к началу разогрева.
— Мы идиоты — надо было прийти раньше. Кажется, все воспользовались нашей логикой, — возмущался Форд, подразумевая под сказанным, что многие понадеялись на то, что основная масса народу изъявит желание заявиться на концерт задолго до его начала, освободив вход для тех, кто решит оказаться неизменно пунктуальным.
— Эта очередь — своеобразный ритуал, который нельзя миновать. Осталось не так долго, так что потерпи, — Холлинг опустил руки на плечи Кэсси и притянул к себе ближе, заставив спиной вжаться в загорелую грудь. — Стой так, иначе наушник выпадет, я уже заебался его вечно поправлять, — под еще одним ритуалом значилось совместное прослушивание музыки с одного телефона, дабы окончательно войти в то самое нужное состояние и погрузиться в ту самую необходимую атмосферу.
Форд не стал возникать, макушкой уперевшись в нос Трою, с интересом наблюдая за тем, как на них поглядывают впереди стоящие девчонки.
— Пока не появится Оливер Сайкс, они так и будут продолжать пялиться на тебя, — с нескрываемыми нотами раздражения заявил Кэсси.
— Ну не на одного меня, твоя блондинистая башка тоже им интересна, — поспешил остудить пыл друга Трой.
— Это все потому, что она закрывает им вид на твои татуировки, может, мне отойти? — Форд только подавшись вперед, не успев сделать и шага, был тут же остановлен, оказавшись еще сильнее вжатым в тело позади.
— Давай тебе парочку на видном месте набьем? Только боюсь после этого мне придется все время ходить с бензином и зажигалкой, ибо сомневаюсь, что по-хорошему получится избавиться от твоих воздыхателей, — криво ухмыльнувшись, хмыкнул Холлинг, взъерошивая отросшие пряди — Форд все-таки уговорил отпустить немного длины, изменив привычному короткому ершику.
— Себя тоже подожжешь? — довольно подметил тот.
— И не надейся, от меня ты точно не отделаешься так легко! — Трой сильнее сдавил в руках тело парня, заставляя того чувствовать дискомфорт от давящих объятий.
— Да я и не собирался, шучу же, — тут же попытался откреститься Кэсси, радуясь тому, что грудную клетку перестало ломить от напора и можно дышать, как и прежде свободно.
В отличие от Ларса и Кори за прошедшие два года эта парочка не смогла добиться для себя какой-то определенности, не заводя вновь тему, которая была поднята лишь однажды. Но тем не менее, отсутствие подобного рода разговоров, не ограничило и не избавило их жизнь от перемен, несомненно последовавших после одного единственного вечера, сбросившего занавес и приоткрывшего чужие желания.
В квартирах обоих с каждым разом появлялось все больше и больше личных вещей друг друга. Совместно проводимое время росло в геометрической прогрессии. В итоге пыл Кэсси поубавился, и рвение попытать новое счастье на стороне постепенно сошло на нет. Он перестал ощущать потребность в ком-то другом, бросил вечную гонку за пусть и не приевшимися, но далеко не новыми и изведанными чувствами. И Трой, не до конца веря в то, что друг окончательно остепенился, и эта тяга, это пламя погасло окончательно, все же поддался собственному желанию, оградив и себя от большего, чем просто общение с другими. Обоим не хотелось. Оба не испытывали чувства, словно чего-то лишились. Оба перестали анализировать. Оба приняли все происходящее как данность.
И в отличие от столь гладких, местами тихих и лишенных множества типичных для отношений проблем Кори и Ларса, этим двоим никто не давал гарантию, что своеобразный штиль в их жизни будет длиться вечно. Никто из них не мог заглянуть в будущее. Никто не тешил себя мнимыми иллюзиями. Оба прекрасно знали свою собственную натуру. И пока один не мог пообещать другому, что желание попробовать новое и неизведанное однажды не вернется, другой не мог гарантировать, что неизменно продолжит сносить все выходки и идти на поводу. И, наверное, поэтому обоюдные опасения потерять друг друга, возможно, раз и навсегда, заставляли действовать более осторожно, более обдуманно, взвешивать каждое свое решение и просчитывать каждый свой шаг. Довольствуясь этой синхронизацией душ и тем, что пока у обоих неплохо получалось с этим справляться…
***
Уаилд сидел на полу в непривычной для себя домашней одежде и разбирал третью по счету коробку, которую больше месяца назад в квартиру притащил отец: они с матерью переехали в новый дом неподалеку от Саманты и, не рискнув без спроса избавиться от многих вещей детей, разослали обоим, переложив на их плечи эту обязанность. И Кори, очень долгое время оттягивавший этот процесс, пока однажды встав ночью в туалет, запнувшись об одну из коробок, разбил коленку и саданул руку, заодно разбудив и до смерти перепугав Ларса грохотом, наконец, решил с ними покончить. Выделив один вечер специально под это занятие, Уаилд даже не ожидал, что его так затянет. О многих вещах он успел и вовсе позабыть. Ностальгия, накрывшая так внезапно, никак не хотела отпускать, лелея прежними чувствами и окуная в омут приятных воспоминаний. Казалось бы, в этих коробках хранилась вся его молодость: футболка с логотипом когда-то любимой группы «Evanescence»; пара томов книги «Ведьмак»; несколько школьных исписанных тетрадей; рюкзак с россыпью значков и брелоков; альбом с криво-косо-нарисованными эскизами татуировки, на которую несколько лет Кори пытался уломать маму и в итоге, когда у него все же получилось заполучить ее согласие, она уже потеряла для него всякую актуальность; серебряная цепочка и даже пачка первых и давно снятых с производства презервативов — все эти вещи были своеобразной нитью, что тянула к прошлому. И когда Уаилд, пережив целую массу разнообразных эмоций, решил, что уже ничего не сможет его удивить еще больше, на глаза как раз попалась последняя вещь, лежащая на самом дне.
— Так все это время он был здесь? — Кори вытащил толстенный, с местами выдранными и выходившими за края листами черный покоцанный блокнот. Какое-то время просто смотря на потускневшую обложку и не решаясь его открыть, он все же не смог сопротивляться нахлынувшим чувствам. Подумать только, сколько связывало Уаилда с этой вещью, еще совсем недавно без которой он не обходился не один значимый период в его жизни. — И как я мог так запросто забыть о нем? — Он осторожно пролистал страницы, без особого интереса пробежался по строчкам — Кори и так помнил все слишком подробно, чтобы прочитывать сие от начала до конца. Уаилд был не готов к эмоциям, заполучить которые мог, если бы рискнул углубиться в содержание. — Последняя запись 12 июля 2022 года…
— Долго еще будешь сам с собой разговаривать? — Голос Ларса донесся со спины, он стоял у плиты и жарил на сковородке горячие бутерброды с сыром и ветчиной, предпочитая не соваться в ностальгию Кори и дать ему возможность самому пережить ее вновь.
— Ну ты же здесь, значит, у моего монолога есть слушатель, — Кори поднялся с пола и подошел к Эвансу, встав рядом, подперев собой холодильник, продолжил разглядывать блокнот. Что-то внутри него до сих пор сомневалось в реальности происходящего. Казалось, что он до сих пор продолжал вносить записи, просто не придавал этому моменту столь большое значение.
— Подумать только, я однажды забыл его в своей комнате, когда кантовался у родителей, и уже больше двух лет ничего не записывал.
Ларс, поглядывая на содержимое в руках Уаилда, проявил заинтересованность. Перемена в настроении Кори не скрылась от него, не оставляя сомнений, что крылась она именно в этой вещице.
— Что это? Личный дневник? — он накрыл крышкой сковородку и выключил плиту, переставив посудину на холодную конфорку. Вытер руки о полотенце и взял протянутый блокнот, внимательно разглядывая обложку. Ничего не обычного для парня — на ней была изображена крупным планом машина со светящимися фарами.
— Помнишь, как-то в интервью ты спросил меня, писал ли я о чем-то личном?
— И ты сказал, что скорее для самоанализа, чем для чужих глаз, — согласился Ларс.
— Я думаю, мне это больше не нужно. Можешь прочесть, если хочешь, а после давай сожжем его?
Ларс открывать дневник не стал, внимательно изучая лицо Уаилда и пытаясь понять, чего именно от него хотели в данную минуту. Понять — не понял. А потому решил действовать так, как считал на данный момент правильным.
— Там что-то, касающееся твоей матери?
— Именно. Взгляд на ситуацию в определенные жизненные периоды.
— И зачем мне это читать? — Ларс не удивился, скорее его чувства можно было описать иначе: содержимое дневника было личным для Кори, и он посчитал, что у него нет права совать в него нос. В отношениях необходимо соблюдать дистанцию, оставлять личное пространство и помнить о некоторых границах.
— Подумал, что тебе будет интересно увидеть итог, к которому я пришёл, — пожал Кори плечами, сам не до конца понимая, почему отдал его Ларсу. Просто что-то подсказывало, что он должен это сделать, а почему и для чего — объяснить не мог.
— Я и так его вижу, — он сложил руки на груди. Много времени, чтобы все тщательно взвесить и принять объективное решение, не потребовалось. Истина лежала на ладони. И изменять ей Эванс не собирался. — Давай минуем первый пункт — я не буду ее читать. И сразу перейдем ко второму, только сначала поедим.
Кори настаивать не стал.
В итоге оба ощущали себя довольно странно, стоя на окраине города посреди ночи около импровизированного костра: Ларс притащил откуда-то взявшийся железный поддон, облил рукопись бензином и поджег.
— Наверное, стоило доверить это тебе — все-таки твоя книга, — держа руки в карманах и смотря на полыхающий огонь, столб поднимающейся копоти и отлетающие ничтожно мелкие клочки исписанной бумаги.
— Мне все равно, главное избавиться от этого. Если я столько времени не вспоминал о ней, чувствую, что и не стоит начинать, — протянул Кори, как завороженный, смотря на разгоревшийся костер. «Всего пара сотен исписанных листов, а столько пламени», — подумал он, ничуть не жалея. — Это выглядит так пафосно: что-то вот так демонстративно сжигать, с чем-то прощаться таким образом, — задумчиво произнес он.
Обжигающее пламя медленно сжирало многолетние труды, в которых такие скрывались откровения мальчишки, юноши, парня, на которые многие подростки вряд ли были способны. Богатая почва для психолога. Ценная информация для родителей. И больше, чем просто мысли и рассуждения для Кори. Сейчас на его глазах сгорала значительная часть его жизни. Огонь уничтожал ее беспощадно.
— Зато эффективно и надежно, — добавил Ларс, припоминая, что многие психологи рекомендуют этот способ, как один из самых действенных. Мало просто выкинуть что-то из жизни… Мало просто так что-то забыть… Иногда вещи, которые наделяли твое существование особым смыслом, необходимо провожать «на тот свет» определенном образом. И Эванс где-то глубоко внутри радовался тому, что Кори предпочел поступить с ней именно таким образом, и в этот самый момент он находился рядом с ним.
— Как ты думаешь, это своеобразная точка в этой истории? — задумчиво спросил Кори, смотря на Ларса — языки пламени отражались в его глазах. Абсолютно спокойных и умиротворенных.
— Полагаю, ты давно ее поставил. А это то, что обычно попадает в титры на последнее место… Вроде эти записи имели для тебя значение, но весомый вклад не внесли, — предположил Ларс, искренне веря в свои слова.
— Может и так, кто знает, — не стал спорить Кори. И его многозначительного взгляда, который оказался красноречивей слов, Эвансу было достаточно.
Обстановка и атмосфера происходящего сеяла далеко не призрачную надежду, что совсем скоро эта история для обоих исчезнет бесследно. Словно это все было с кем-то другим. А они всего лишь наблюдали со стороны.
Уаилд продолжил не сразу, какое-то время молча разглядывая затянутое облаками темное небо и уплывая в своих мыслях далеко за буйки происходящего, того, ради чего они собрались здесь.
— Сомневаюсь, способствует ли обстановка тому, что я скажу, но почему-то не хочется сдерживаться. Если бы не вся эта история, где бы я еще смог тебя встретить? Вряд ли при других обстоятельствах мы бы когда-нибудь пересеклись и вообще заговорили. Поэтому как бы странно это ни звучало, я безумно рад тому, что все сложилось так, как сложилось, — Уаилд с какой-то опаской посмотрел на лицо Эванса, прекрасно понимая, как звучат его слова — они оборачивали весьма печальную историю его семьи во что-то более светлое, придавали иной смысл, становились точкой соприкосновения там, где ее не должно быть. И если бы Ларс воспринял его слова буквально, то наверняка бы принял за сумасшедшего и покрутил пальцем у виска. Какой же кретин радуется такому? Но журналист умел читать между строк, потому не спешил вынимать руки из карманов, смотря на Кори в ответ, побуждая того закончить свою мысль. — Находясь рядом с тобой, я превратился в оголенный провод, где ни тронь, какое чувство ни задень, словно бьет током. Прошибает до костей. И ощущается слишком бурно и ярко. Мне казалось, так чувствовать невозможно, но на собственном примере доказал себе обратное. Моя эрогенная зона — это ты.
Тусклый свет от костра едва освещал землю под ногами, погрузившись на мгновение в полумрак, видя только силуэты друг друга, Ларс мягко улыбнулся, опустив голову и посмотрев себе под ноги. Он понимал, о чем говорил Кори, читал между строк, улавливал малейшее изменение интонации. И оттого удивился, почему за прошедшее время произнесенные слова, которые он и раньше слышал, таким сильным отголоском отзывались внутри него. В таких случаях говорят «каждый раз, как первый раз». И Ларс был готов поклясться, что так оно и было. Привыкший держать многое в себе. Привыкший слушать. Привыкший подмечать. Он со временем научился давать ответы, пусть менее эмоциональные, но куда более содержательные и глубокие из всех тех, которые мог от него ждать Кори.
— Люблю тебя.
Обоих обдало тепло, исходившее не от костра, а поднимающееся изнутри, окутывающее каждую клеточку и разливающееся по телу, словно вкололи внутривенно саму лаву.
Когда впускаешь в свою жизнь человека, позволяешь корнями врасти в душу и осесть на ее дно, откровения становятся чем-то естественным. Ты разрешаешь другому увидеть себя без маски, а тот ответно снимает перед тобой свою…
В конечном итоге оба нашли то, в чем больше всего испытывали потребность.
Кори нуждался в человеке, который помог бы ему забыться, отпустить прошлое и перестать оглядываться на него, тормозить собственное движение вперед.
Ларс нуждался в человеке, который помог бы ему вспомнить себя, сбросить свой жизненный якорь, что все это время неизменно держал на одном месте и, поменяв свои устои и принципы, наконец, обзавестись столь необходимой целеустремленностью и смыслом в жизни.
Их отношения с самого начала строились по определенным законам.
Их отношения успешно миновали многие стадии, развиваясь в своем собственном ритме.
Их отношения лишились многих зачастую встречающихся проблем.
Судьба, щедро подкинувшая обстоятельств, подарила им шанс. И когда два пути пересеклись, склеиваясь воедино, переплетаясь, наслаиваясь друг на друга и срастаясь между собой, образуя прочную нерушимую связь, словно скручивая тугим стальным канатом их дороги в одну, они не стали противиться и бежать от реальности, не цеплялись за возможность в одиночку шагать по когда-то давно намеченному пути. С удивительной легкостью отмахнулись от прошлого. Выстроив один на двоих маршрут и одни на двоих цели.
Конец.
Спасибо большое, что уделили время этой истории. Она и ее герои много значат для меня, и, если в ваших сердцах нашлось для них немного места, я очень этому рад.
Несмотря на то, что основная задумка логически завершилась, у меня припасены на будущее несколько работ формата мини для каждой из пар. Они не войдут в эту истории, а будут публиковаться как отдельные, самостоятельные части. Надеюсь, в скором времени получится до них добраться.
Хотелось бы выразить слова благодарности тем, чья поддержка для меня во время написания работы оказалась неоценимой.
Санта-ТД, ты мой вечный помощник и спутник. Без тебя никуда. Спасибо, что была со мной.
SaDesa, человек, который помог мне снова вернуться к любимому занятию. Если бы не ты, эта книга не увидела бы начала.
Anzholik, безумно рада тому, что наши пути пересеклись и привели к такому плодотворному сотрудничеству и помощи утопающему выбраться из застоя. Если бы не ты, работа не увидела бы конца.
Echo, спасибо за свободные ушки, для меня это много значит.
Strawberry Rainbow, Sibil Lancer, Ника._., Зесамми, Сильверин, StrugaTSkie_brothers, Scary_Ugly, Nimo, Vincent_M, lubova, Squirrеl, Аарен, Тринадцатый., Шалунишка, Нигаи — спасибо вам за вдохновляющие отзывы, получать их было невероятно приятно!
