Эллипс рассеивания

Солнце. Это необычно – такое солнце в Лондоне. На чистом голубом небе, ясное и яркое. Но после пустынь Афганистана Морану кажется, что оно не совсем настоящее. Настоящее – безжалостно жгучее, всепроникающее, раскаляющее все сущее до зыбкого марева, почти миража. А это – прекрасная красочная имитация. Оно не пахнет ни пылью, ни просоленной потом формой, ни разогретым железом. Оно просто радостно сияет, как чистая новенькая стоваттная лампочка. Себ сидит в кресле и смотрит на Джима в своей постели. Сам Моран проснулся еще на рассвете и, встав, сразу задвинул плотные шторы. Теперь в комнате полумрак, и пронзительный луч, пробравшийся в щель между полотнищами ткани, не может дотянуться до подушки и потревожить спящего. Такого спокойного лица у бодрствующего Джима не бывает. Чистый высокий лоб, на котором сейчас не видно длинных поперечных морщинок. Тяжелые веки, спокойно и надежно закрывающие огромные ланьи глаза. Черное кружево густых ресниц. Мягкая линия расслабленных полных губ. Легко отброшенная в сторону рука, свесившаяся с края кровати. И в который уже раз Себ удивляется, каким невыносимым подростком умеет выглядеть этот мужчина... Как мгновенно словно сбрасывает десяток лет, не только выдавая голосом петуха, но и всем телом ныряя в собственное прошлое, в резкие, ломаные жесты и нелепые гримасы, и как мастерски раздувает нелепый, невозможный огромный розовый пузырь неизменной жвачки... Зато сейчас, думает Моран, никому не пришло бы в голову назвать этого человека подростком. Ничего мальчишеского сейчас нет в этом мужчине, не очень высоком, изящном, неимоверно чувственном и – любимом. Себе полковник всегда говорит правду. - Где мои шмотки? Голос со сна хриплый, и хотя Джим не вкладывает в это ни малейшей сексуальности – какого черта, только глаза продрал! – Моран все равно чувствует, как тело отзывается напряжением. Хорошо, что снайперская выучка – не хуже кевларовой брони. Даже если Мориарти что и учует, то внешних доказательств нет. Вот он, полковник, сидит в кресле, по-прежнему спокойный и невозмутимый, и легко кивает в сторону двух кожаных чемоданов, стоящих у стены. Мориарти переворачивается на живот, свешиваясь с края постели. Он ползет вперед, дотягиваясь рукой до тисненой крокодильей кожи. А простыня, прижатая его коленом, ползет вниз, обнажая поясницу и ягодицы, кстати, на правой видны еще слегка красноватые следы от пальцев Морана. Эти почти уже синяки заставляют полковника на секунду прикрыть глаза и коротко сглотнуть. - Это все? – удивленно тянет Джим, капризно выпячивая губы. – Я что, голым должен ходить? Себ на пару секунд позволяет себе представить... Нет! Нельзя такое представлять с утра пораньше! Поэтому Моран встает, переносит чемоданы поближе к кровати, кладет на пол и откидывает обе крышки. С его скромной точки зрения, одежды, упакованной аккуратными рядами и переложенной бархатными отрезами, достаточно, чтобы нарядить сразу человек шесть, не повторившись ни в одной детали. Но говорит он совсем другое: - Думаю, босс, на один раз наберется. А магазинов, каталогов и платежных карт еще никто не отменял. Джим щерится в улыбке: - Пытаешься шутить, да? Кончик языка высовывается, как у кобры, «ощупывающей» воздух, и тут же прячется. Он скидывает простыню, вразвалку подходит к шкафу и распахивает дверцу, открывая взору полупустые полки. Несколько футболок, несколько пар джинсов, пара брюк, несколько сорочек, пара цивильных костюмов, черная косуха, камуфляж и форма. Все. Себ стискивает зубы. Ему и самому неясно, что больше выводит из себя, бесцеремонность, с которой босс забрался в его вещи, или эта наглая голая спина и задница, выписывающая замысловатые фигуры у него прямо под носом – пол холодный, и Джеймс переступает босыми ногами, как будто пританцовывает... Честно говоря, еще не во всяком борделе такое блядство увидишь! - Никак нет, сэр. - Что «никак нет»? – глумливо передразнивает Мориарти. Но больше ничего сказать не успевает, потому что Моран в пару шагов подходит, сгребает его в охапку и усаживает обратно на постель. - Какого черта?! Глаза, думает Себастьян, нифига они не оленьи... горят, как угли, чуть ли не красным... Дьявол... - Ты меня нанимал снайпером и телохранителем, босс. - Какого хрена ты тогда меня лапаешь? Моран размеренно закладывает руки за спину. Ноги на ширине плеч, как будто на нем не джинсы и майка, а та самая форма, стянутая ремнями пояса и кобуры. Медленно, с широко развернутыми плечами, сгибается в пояснице, наклоняясь ближе: - Ночью я тебя не лапал, а трахал, и ты, вроде, не возражал... И чувствует, как внутри все скручивается тугой пружиной от азарта, а по венам бьет адреналиновая волна, потому что губы у Мориарти вздрагивают, как у адской гончей, готовой вцепиться ему в глотку. Миг, и Себ снова стоит навытяжку. - Что ты сказал? – ласково тянет его безумный любовник, наклоняя голову к плечу и оглядывая высокую фигуру перед собой, словно прикидывает, в каком месте начнет срезать с него шкуру. - Полы здесь холодные, босс, простудишься. А я телохранитель, а не сиделка. В темно-карих глазах еще несколько секунд колышутся мутные тени, а потом Джим смеется, искренне, словно ничего и не было. - Ладно, ладно, ладно, Се-е-е-еб... Ты, черт возьми, прав! Думаю, ты почти всегда прав, ну должен же быть рядом со мной хоть один не полный идиот... Кофе сделай, и мой... - Ноут на столе, сэр. Мориарти успевает выудить из чемодана брюки и рубашку, натянуть носки и, покрутив перед глазами две пары ботинок, выбрать черные, в тон брюкам. - Гладильной доски у тебя, конечно, нет... И ты сейчас заявишь, что ты не служанка, да, я понял-понял... это я тут всем служанка и должен ходить хер знает в чем, да еще и мятом... Единственный в мире криминальный консультант усаживается за стол, тянет к себе ноутбук, откидывает крышку и, не глядя, стучит по столешнице рядом: - Кажется, я сказал слово «кофе»? Моран еле заметно усмехается и отправляется на кухню. *** Морока начинается, как только он включает эту чертову машинку. Пароль. Которого он, разумеется, не помнит. Этот простой факт чуть не ввергает его в истерику... Но Моран, устроившийся в кресле, молча поднимается, тычет какую-то клавишу и прикладывает палец босса точно в небольшую выемку справа от тачпада. - Отлично, - шипит Джим вместо благодарности, - осталось только отрезать мне палец, и вуаля! – заходи и читай, кто что хочет! Себастьян, успевший усесться обратно в кресло и взяться за армейский нож и оселок, поднимает на него глаза и сообщает: - Отрезанный палец бесполезен. Комп считывает не только отпечаток, но и потожировую формулу, а в холодном виде кожа не выделяет ни того, ни другого. - Да-а-а-а? – в темных глазах мелькает интерес. – А если его нагреть? Моран задумывается на пару секунд, словно речь идет о самых обычных вещах, - да, собственно, так оно и есть, - и качает головой: - Не поможет. Формула пота начинает меняться, посмертная тоже не подойдет. - У-у-у... – Джим вытягивает губы трубочкой. – Кто это придумал? - Ты, босс. Мориарти смотрит, как совсем неторопливо и крайне размеренно движется оселок по кромке лезвия, и отворачивается к экрану. Через пару часов становится ясно: вот так, наскоком на драгоценный ноут, память не вернуть. То, что он читает, - интересно, забавно, иногда даже глупо, какие-то наброски, схемы, дурацкие выкладки по пиротехнике, - но в голове по-прежнему глухо. Джим кидает взгляд на снайпера. Тот закончил с ножом и, придвинув к себе небольшой столик, натирает до шелкового блеска какую-то деталь из разобранного пистолета. И Мориарти вспоминает, что с любимым оружием Моран может заниматься часами... Ну, конечно! Твою ж мать... - Вот скажи мне, дорогой мой друг Себ, - произносит Джим, отодвигаясь вместе со стулом от стола, - какого хрена я сижу тут уже два с лишним часа? - Не могу знать, сэр, - отвечает полковник и начинает собирать «глок». - А какого хрена ты не сказал мне, что я только время зря теряю? - Что? – светлые синие глаза отрываются от созерцания железок и смотрят прямо в лицо боссу. Впрочем, руки продолжают собирать пистолет сами по себе. Джим издает трагический вздох. - О-о-о-о... прости, мой милый Себ, ну разве можно рассчитывать на то, что ты способен думать и осознавать хоть что-то, происходящее не при участии твоих драгоценных игрушек? – он изламывает брови в притворном сочувствии. Джим захлопывает крышку ноута и подскакивает со стула. - Так... Где твоя винтовка? - Мы едем в тир? – осведомляется Моран, щелкая предохранителем и поднимаясь. - Все так просто... просто... просто... – чуть ли не напевает Мориарти, только голос с каждым словом становится все тише и ниже. – Интересно, а если включить в уравнение твою игрушку, ты поймешь, насколько все просто? Себастьян молча сует «глок» в наплечную кобуру. И когда успел ее надеть? - Покажи мне свою винтовку. Моран подходит к стене, отодвигает портьеру, открывает сейф и аккуратно извлекает на свет божий свою когда-то первую любовь – L115A3 AWM. [1] Она и сейчас бы ей оставалась. Если бы не Джеймс Мориарти. - Отлично! – радуется его босс. – Пакуйся, мы едем на Риджент-стрит. [2] *** Они стоят на крыше одного из домов на Риджент-стрит. И Моран точно знает, что отсюда их увидеть нельзя: снизу прикрытием работает подсветка здания и яркая иллюминация вечернего освещения, сверху никто не летает, а место, где они стоят – одно из «слепых пятен» у вездесущих камер наблюдения. Когда-то отставной полковник потратил немало времени, чтобы все вычислить и проверить. Джим смотрит вниз, на текущую по улице толпу туристов. Себастьян ждет. - Что ты сделал, когда в первый раз пришел ко мне? – тихо спрашивает Мориарти. - То, что ты приказал, босс. - Отличный ответ... – язвит тот. – До крайности информативный. - Не мое дело предполагать, - так же тихо говорит Себ, - но, кажется, это ты должен вспоминать. - Просто, просто, просто... все должно быть просто... – снова повторяет Джим. Замолкает на пару секунд и смотрит в упор на снайпера: - Делай! Себастьян быстро и ловко расчехляет винтовку, пара движений – и он уже стоит на колене у самого края крыши, плавно опуская ствол до ему одному видимой точки. Раз. Два. Три. Джим понимает, что считает удары своего сердца. Своего? Или Морана? Четы... Вспышка мгновенна, звука выстрела не слышно. Еще пара секунд, и снайпер уже стоит рядом, «ломая» и укладывая свою красотку обратно в чехол. Закидывает его на плечо, берет босса за руку и кивает в сторону люка: - Уходим. Они сбегают по черной лестнице вниз так быстро, что у Джима кружится голова. Это не страх, это азарт и волна за волной накатывающее ожидание... Мимо мелькает площадка с выходом к лифту, но они бегут дальше. Раз. Моран резко тормозит и ловит его в руки, первым приоткрывая дверь. Два. Пара переулков, которые они проскакивают быстрым шагом. Три. Неприметный «форд», клик, распахнувшаяся дверца, поворот ключа в замке зажигания. Четы... Он дергается на пассажирском сидении не от того, что Моран впечатывает педаль газа в пол. - Да! Да!!! Джим хохочет, совсем как мальчишка. - Да, точно!!! В первый раз я велел тебе пойти со мной и убить первого попавшегося, в которого я ткну пальцем! А ты потащил меня на крышу... На резком повороте его заносит, прижимая к дверце. Выровняв машину, Моран, не отрывая взгляда от дороги, протягивает левую руку и защелкивает на боссе ремень безопасности. - Я вспомнил!!! – Джим взвизгивает как ополоумевший щенок. – Твою мать, ты хоть понял, Моран?! Я вспомнил! Он с размаху лупит ладонями по торпеде и замирает. - Басти... Моран вздрагивает от нежности, с какой Мориарти произносит его постельное прозвище. - Басти, ты – мой ключ...