От заката до рассвета, от Тьмы до Света

- Сиэль! - Лиззи дожидалась его в гостиной. - Я знала, что с тобой всё будет хорошо! Знала! Но все равно так волновалась! - Не стоило, леди, - сухо бросил Сиэль, и осёкся. Воображение нарисовало ему, как он теряет Лиззи, вероятно, уставшую от его вечной холодности. Но ведь она даже не догадывается, как он любит её, как рад её видеть! Может, если она узнает об этом...       В любое другое время Сиэль вряд ли бы сделал это. Но адреналин, ещё кипевший в крови после дуэли, приятная усталость и счастье, а также начинающийся рассвет сделали своё дело. - Лиззи... на самом деле я так рад тебя видеть! Я не хочу тебя терять. Ты... ты чудесная, Лиззи. Лучше всех девочек в Англии, нет, даже в мире! - Сиэль! Боже, ты улыбаешься! Мои глаза меня не обманывают?! Ты улыбаешься Сиэль! - Что ты плачешь, Лиззи? - заметив заблестевшие глаза девочки спросил он, затем неловко прошёлся рукой по её волосам и про себя обомлел, какие же они мягкие, приятные, шелковистые, чудесные... - Я плачу от счастья! Я так рада за тебя, Сиэль! Я так рада, что тебе хорошо! Я люблю твою улыбку... И тебя тоже, - робко, неловко, но очень искренне добавила девочка.       Горло Сиэля перехватил спазм. Она счастлива, потому что счастлив он. Она любит его. Пусть это утро будет самым счастливым для них обоих. Он подарит счастье Лиззи. - Я... я... - он не решился сказать, что тоже её любит. - Я хотел предложить кое-что. Хочешь, мы прогуляемся по саду? Будет дивный рассвет... Я хочу быть с тобой, Лиззи.       Когда они вышли, держась за руки, Солнце уже появлялось из-за линии горизонта. «Почему я раньше не встречал рассветов, не замечал, какие они красивые, чарующие?»       Лиззи внезапно всхлипнула. - Лиззи, что случилось? - с искренним беспокойством спросил Сиэль. - Алоис повержен, я же всегда буду тебя защищать, никогда-никогда не брошу! - Я... прости меня, Сиэль! - задрожала девочка. - Этот Транси целовал меня против моей воли! Моя репутация... какая я леди после этого? Не злись, Сиэль! Я не хотела! Это... это был мой первый поцелуй! И такой мерзкий! А я всегда мечтала, чтобы первый поцеловал меня ты... - она расплакалась. - Лиззи, ну что ты! Это не считается. Первый поцелуй — тот, который ты даришь сама. Только взаимный поцелуй можно назвать первым! Лиззи... ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя? - А ты? - шепнула она, утирая слёзы. - Если честно, последнее время только и думаю о тебе, и о поцелуях с тобой тоже...       Изумрудные глаза Лиззи сияли. Сиэль видел в них рассвет, любовь, счастье... «Почему я раньше не замечал, как она дорога мне?» - Ты открыла мне глаза Лиззи, - шепнул он. - Любовь — это свет во тьме... А месть — тьма. Я хочу любить! Любить тебя, Лиззи!       Они одновременно потянулись друг к другу. Их души встретились. Их глаза встретились. Их губы встретились.       С балкона за возлюбленными незаметно наблюдал Себастьян. Улыбка освещала его лицо, как восшедшее солнце густое синее небо. Себастьян знал, что с господином и его возлюбленной ничего не случится, но ему приятно смотреть на счастливых людей, на своего счастливого господина. Ведь тогда и сам дворецкий счастлив... «Да, я начинаю понимать... Смешно, но именно дети открывают глаза на истинное положение вещей. Любовь сильнее всего! Сильнее мести, ненависти, всех тёмных сил вместе взятых... Любовь — это Свет. Хотел бы я любить!..»       Первый луч Солнца озарил влюблённых. «Наверное, Солнце — это много-много любви, раз оно так сияет...» - Я люблю тебя, Лиззи! Так же сильно, как сияет Солнце...       Первое, что увидел Алоис, когда очнулся, фигуру Анны. Женщина сидела спиной к нему, перебирала лекарства и повязки. Видимо, она сидела рядом с ним весь день, раз солнце уже клонилось к закату. Алоис с радостью отметил, что рана почти не болела. Ему вдруг стало хорошо и спокойно, как не бывало очень давно. Он огляделся. Комната была освещена оранжево-огненным закатным светом, не устрашающим, а тёплым и согревающим. - Анна, дай воды, - пошевелил он сухими губами. - Вы очнулись, господин! - обернулась Анна. Алоис с удивлением отметил, что в её голосе... счастье и облегчение? Она что, волновалась за него?!       Женщина тем временем подошла к нему, держа в руках стакан с водой. Алоис выхватил стакан и жадно выпил всю воду. Отдышавшись, он бессильно повалился на подушки. - Где Клод? - Думаю, у себя... Позвать его? - Нет, - неожиданно для себя сказал Алоис. - Нет, не надо... Я его боюсь. Анна, я боюсь его! Когда я терял сознание, он посмотрел на меня, как на... Я запутался. Но я люблю его! Потому что если я не буду любить, я не смогу жить, понимаешь?! Я так хочу, чтобы хоть кто-то меня любил, пусть даже Клод! Я ничего не понимаю и больше не могу это терпеть.       Он с великим изумлением увидел слёзы в глазах Анны. - Ты чего разнылась, кретинка? - Ничего, мой господин. - Сядь ко мне ко мне кровать. Клод иногда сидел со мной, когда мне было плохо и одиноко ночами... - теперь и глаза Алоиса заслезились. - Сейчас мне очень одиноко.       Женщина послушно села рядом с мальчиком. Он посмотрел ей в глаза и увидел нежность. - Не смотри так на меня, - буркнул он. - Она послушно отвела взгляд. - Ну неужели я не раздражаю тебя? - вдруг спросил он. - Как ты можешь находиться рядом со мной, когда именно над тобой из всех слуг я издевался больше всего? Я не понимаю тебя. - Вы не раздражаете меня, никогда не раздражали и не будете раздражать, - тепло ответила Анна. - Только мне до слёз грустно, что вы думаете, что вы никем не любимы, и оттого столь часто пускаете зло в своё сердце... Мне жаль вас. - Не нужна мне твоя жалость! - отвернулся Алоис. - Мне вообще ничего не нужно. Я совершенно опустошён, меня скоро поглотит эта пустота... - А любовь? Чистая и вечная... Она ведь нужна? - вдруг спросила Анна. - Любовь нужна... Клод любит меня... я знаю... - его голос надломился. - Понимаешь, не может быть, чтобы меня никто не любил! Я верю, что ему нужна не только моя душа для насыщения... Я верю, что нужен ему! - он повернулся и увидел заплаканное лицо Анны. - Да прек-ра-ати т-ты... - выдохнул он, тоже не в силах уже сдержать слёзы. - Если он вас любит, то почему же вы плачете? - Потому что мне кажется, что его любовь ко мне столь же истинна, сколь моё настоящее имя Алоис Транси, - всхлипнул он. - Я боюсь, что лишь убедил себя в этом! - Помните, кто вы, мой господин, - улыбнулась Анна. - Вспомните Луку МакКена... - Ты знаешь его? - выдохнул Алоис. - Знаешь моего братишку? - Я люблю его, Джим. Коль вы были откровенны сейчас со мной, я отвечу взаимностью... Ваш брат открыл мне глаза на истинное положение вещей. Его любовь к вам преобразила меня. Я была поражена столь чистой детской душой, пожертвовавшей собой ради счастья того, кого он любит... - Плечи Анны тряслись, голос дрожал. Алоис изумлялся. - Так ты... - прошептал он. - Это с тобой, а не с Себастьяном он заключил контракт! Сиэль сказал правду, ни он, ни Себастьян не виновны в его смерти! - Он не умер, Джим, - улыбнулась Анна. - Его душа просто покинула тело... Души людей бессмертны, а души детей тем более! Он в моём сердце навечно... - Анна... - Я люблю тебя, Джим! Так же, как и Луку! Ты очень хороший, жаждущий добра, но страшно запутавшийся в паутине Клода! - ясные синие глаза, казалось, глядели в самое сердце мальчика. - Как ты можешь меня любить? - всхлипнул он. - Я унижал тебя, оскорблял тебя, издевался над тобой и ты все равно меня любишь?! - В ответ она обняла его. - Да, мой господин! Это лишь крошечное возмездие за все мои прошлые грехи, что я делала тысячелетиями... О, это было так ужасно! Одна лишь тьма, всю вечность! - она дрожала. - Но Лука открыл мне глаза... И я больше не хочу быть во тьме!       Джим МакКен плакал. - Я тоже, - прошептал он, обнимая её в ответ. - Я тоже не хочу... Я так счастлив, что меня любят! Знаешь, Лиззи говорила: что отдаёшь, то и получаешь. Она хорошо это сказала! Теперь все, все будут счастливы! - Он посмотрел ей в глаза. - Да, - ответила она, тепло улыбаясь сквозь слёзы. Они помолчали, глядя в окно. - Анна... а почему свет Солнца не угасает, а становится всё ярче? - Так ведь это не закат, Джим, это восход! Если бы кто-либо сейчас зашёл в комнату, он бы увидел освещённых солнцем светловолосого мальчика и женщину, обнимающую его так, словно хочет защитить от всего зла мира. Мальчик, не размыкая объятий, обернулся бы к нему, смело взглянул чистыми голубыми глазами и уверенно, ясным голосом сказал: - Я больше не Алоис Транси! Я отрекаюсь от ненависти и этого имени! Я — Джим МакКен, и я нужен и любим, и я больше не буду один, и я больше не буду во тьме!