Он умирал

Куст, припорошенный недавно выпавшим снегом, слабо дернулся. Я недоуменно покачал головой. И этот парень правда думает, что хорошо спрятался? — Эй, выходи, я тебя вижу! Я подождал пару минут, но в ответ мне в лицо лишь дунул слабый ветер. Этот наглый мальчишка все услышал, но решил меня проигнорировать?! Да как он смеет! — Выходи, кому сказал! Это говорю тебе я — Тевтонский Орден! — крикнул я, краснея от гнева. Я гонялся за ним по всему лесу целых полчаса, и теперь он решил, что я от него отстану?! Куст на этот раз дернулся сильнее. Я нахмурился, и ладонь привычно легла на рукоять меча. Мало ли, что учудит, этот странный парнишка. И наконец, ветки раздвинулись, являя моему взору растрепанную макушку в большой, по размерам, шапке. Мальчишка поднял голову, и испуганно дернулся. Он, посмотрев на меня, тихо прошептал на незнакомом мне языке: — Нечисть... — что бы он не говорил, мне это не понравилось. Достав меч, и насладившись звуком трения металла, которое придавало мне уверенности, я приставил лезвие к его шее, чуть надавливая, и пуская тонкую красную линию: — Кто ты? Почему от тебя за горами несет духом страны? — увидев его страх и смятение, я вспомнил, что он говорит на другом языке. Черт! И, что мне делать? — Ладно, убивать я тебя не буду... — размышлял вслух я: все равно не поймет. - А вдруг ты страна, и что тогда мне делать с твоей тушкой? Выгоды из нее не получить, это да. Я еще раз окинул его взглядом. Волосы его были седыми, словно он был внезапно помолодевшим старцем, а глаза были неясно голубого цвета. Впрочем, они могли быть и фиолетовыми: со странами всегда так, один Австрия чего стоит! Парнишка за время нашего недолгого знакомства успел продрогнуть: щеки его стали румяными от мороза, вокруг него витал слабый пар его собственного частого дыхания, да и сам он заметно дрожал. Да, погода здесь явно не для веселых посиделок в лесу, тем более на снегу. Я, немного подумав, убрал меч в ножны, и от этого парень спокойно выдохнул. Похоже понял, что убивать его здесь не собираются. — Так и быть, я тебя не убью... Но взамен, ты скажешь мне свое имя! — я присел на корточки, равняясь с его лицом. Оно было округлым, как у младенца, а его расу я бы назвать не смог: таких людей на моих землях не было. Глаза его, словно смотрели сквозь меня или заглядывая прямо в душу, от этого ощущения я повел плечами. А тем временем мальчишка потирал руки, и громко дышал. Господи, он что — дитя? На вид мы с ним равны, но он даже сдачи мне дать не может! Глупое, наивное дитя! — Скажи мне свое имя! — громко произнес я, и увидев его недоуменный взгляд, протянул руку, — Меня зовут Тевтонский Орден! — мальчишка похоже догадался, и неуверенно пожал мою руку. — Русь, — парень всхлипнул, и продолжил, — теперь Русь. Я его не понял, но похоже дело плохо: он начал хныкать, и по его лицу побежали слезы. Я растерялся, и потрепал его по плечу, но из-за этого, тот начал реветь уже в голос. Я неуверенно подсел поближе, и погладил его по голове: похоже так делали женщины в лагерях, когда их дети начинали плакать. Ну, точно, ребенок! — Успокойся! Да ты похоже даже не видел, как убивают людей! Плачешь, наверное, из-за какой-то ерунды, — я не знал, что говорить, и поэтому нес какую-то чушь. Сам я плакал давно, когда впервые зарезал человека: тогда мне и вправду хотелось плакать навзрыд, но мужчина, что был тогда предводителем нашего лагеря, звонко ударил меня по щеке и наорал за слабовольность, тем самым унизив меня перед остальными воинами. Тогда-то я и перестал плакать, наверное, даже забыв, как это делается. Но этот мальчишка еще совсем ребенок, и от удара заплачет еще сильнее. Поэтому, я откровенно не знал, что делать. — Почему они не уйдут? Это не их земля, наша! Мать мне ее оставила, так и должно быть, что я теперь Русь! Не мама, я! — парнишка вытер слезы, и с немым вопросом уставился на меня своими глазами. И, вздохнув, с решимостью проговорил: — Тевтонский Орден, я тебя запомнил! Я не хочу с тобой воевать, но похоже придется, — а в глазах его плескалась лишь печаль и глухое отчаяние. Я не смог оторвать взгляд от его пугающих глаз: теперь казалось, что в душу заглядываю уже я... Но это волшебство продлилось лишь пару мгновений. Вдали послышались гул голосов и топот копыт — похоже, шли мои солдаты. Им нельзя показывать этого парня, иначе, посчитав его обычным ребенком, его просто убьют! Толкнув его из всех сил я вполголоса прикрикнул: — Беги! — он растерянно покачал головой, и, вырвав себя из белого плена, побежал в лес, что есть сил. А я, поправив одежду и тщательно заметав следы, пошел к своему войску. О моей секундной слабости они знать не должны! Снега в этих землях к вечеру стало больше, а грубая метель гнала нас отсюда прочь. Я не забуду этого маленького трусишки, и наведаюсь к нему попозже. А пока, пусть растет, и познает азы владения мечом: может когда-нибудь мы встретимся, и сразимся друг против друга! Надеюсь, он меня вспомнит... Да и, как можно забыть Великого меня?!