Невеста Noblesse

***В те далёкие времена мы знали множество историй, но об этой практически ничего не слышали, ибо небеса не поведали нам подробностей…*** - Вы верите в Предназначение, Мастер? – спросил серьёзно Франкенштейн, не замечая того, как мелькают деревья вокруг. Путь был неблизким, но большая его часть осталась позади размытыми полосками. Рейзел внимательно посмотрел на своего слугу, заставляя того думать о том, что тот спросил что-то глупое или недозволительное. Такие моменты могли довести гениального учёного до полной растерянности. Но в лице он всё равно не особо менялся, чтобы не выдать своих эмоций. - Я ему не доверяю, - ответил Мастер, продолжая своё стремительное движение. Франкенштейн молча следовал за высшим ноблесс, понимая, что его второй вопрос теперь никак не подходил ситуации, потому что как варианты ответов рассматривались лишь «да» или «нет». О недоверии Предназначению речи идти словно и не могло. Но ответ Рейзела как всегда был вне рамок нормального и стандартного, отчего понять его порой было очень сложно. Поэтому Франкенштейн замолчал, не понимая, как можно продолжить этот разговор. Но внезапно Матер заговорил сам. - Ты не знаешь, почему я иду за ней, - проговорил он, не оглядываясь. - Мягко говоря, я не в курсе всей истории, - Франкенштейн мог тут упрекнуть Рейзела в том, что тот немногословен. Но это было дохлым номером, не стоило даже пытаться. Отчасти несложно было разделить мнение высшего ноблесс. Как можно доверять Предназначению? Мало ли кого оно может «предназначить». Если бы кто-то спросил Франкенштейна, хочет ли тот себе что-то подобное, сначала бы это вызвало интерес. Предназначение могло стать полем новых исследований и открытий. Но что-то подсказывало, что лучше сразу отказаться, потому что такой вид «абстрактности» был ещё мало кому «по зубам». Как и понимание того, что на самом деле лежит за границами смерти. - Она существует в этом мире так же давно, как и я. Я знал это, но никогда не понимал этого, - проговорил Рейзел, сосредоточившись на поставленном вопросе серьёзнее, чем показалось сначала. «Не понимал этого? Мастер имеет ввиду, что никогда не задумывался о том, что это значит?» - попытался объяснить самому себе всё Франкенштейн. - Наверное потому, что думал, что она предназначалась моему брату, - таким образом Мастер напомнил, что невеста ноблесс родилась в единственном экземпляре. И никто не оставил инструкций на тему того, как её следовало разделить между двумя высшими ноблесс мужского пола. К тому же близнецами. Эти слова ввергли верного слугу в шок, потому что Мастер никогда не говорил о брате. Эта тема была негласно запретной. Однако, не смотря на внезапную немоту Франкенштейна, разговор продолжился: - Но понял в итоге, что это не так. Понял, потому что она думала обо мне. И я слышал её, предполагая, что и он может это делать, - лицо Рейзела не изменилось ни на миг, но Франкенштейн что-то почувствовал новое в настроении своего Мастера. – Но только я слышал её всё это время. - Если верить добытой мною информации, то её сознанию не более двух лет, - зачем-то сказал Франкенштейн, но тут же осёкся. Таким образом он намекал на то, что Мастер не мог слышать мыслей ребёнка о себе. Как могло столь малое дитя думать о ком-то, кого не знало? О чём вообще думают дети в столь юные годы? А дети ноблесс? - Это моя вина, - внезапно проговорил Рейзел. – Это я не смог понять, что происходило вокруг неё. Франкенштейн не решился сказать ему что-либо на это. Он не знал того, что связывало прошлое трёх высших ноблесс между собой. Ему было лишь известно, что брат Мастера давно мёртв, а невеста ноблесс стала выдумкой на слуху, что давным-давно стали принимать за истину. Но на деле она существовала, томясь в оковах чьей-то жадности. Однако что-то в мире ноблесс сошло с привычной колеи, оковы ослабли, и чьи-то мысли достигли Мастера, распаляя в его сознании настоящий пожар, искры которого он предпочитал многие годы не замечать, думая, что тепло огня когда-нибудь согреет другого. *** В замке Иридия творился хаос. Послушники подняли мятеж против своего хозяина, не сумев разделить с ним богатства и власть. Смерть прежнего владельца оставила после себя слишком много разногласий между его детьми. И тот, который занял его место, сделал многих недовольными своим правлением. Не все желали следовать старым путём по безызвестному будущему, сохраняя в тени свои знания и главное сокровище замка. Но новый путь так же пугал некоторых его обитателей, ведь он сулил кровопролитные войны и вековые проклятья. Угроза быть погружёнными в вечный сон высшим ноблесс заставляла трястись от страха и желать сбежать. Одни желали присоединиться к предателям и заявить миру о себе и своих правах на него, другие хотели лишь наслаждаться дальше своим могуществом. Картина будущего их мало заботила. Только сокровище имело смысл, ведь оно было источником их сил и вечной молодости. Оно давало силу иллюзиям о собственной значимости и непобедимости, мудрости и вездесущности. Но оно же могло стать ключом к свободе от страха, последним шагом к абсолютной власти в мире благородных, а, может, и за его пределами. Сила сокровища была равна силе высшего ноблесс. С её помощью второй сын Иридия собирался сокрушить выстраивающуюся веками иерархию власти благородных. И начать он планировал с их главного оружия, которое было им же смертным судом. Но первый сын Иридия желал мира и покоя. Ему хватало тех благ, которыми они все были одарены, благодаря сокровищу. Века ушли на то, чтобы достичь совершенства в управлении им, чтобы обернуть все его силы на благо себе, чтобы перестать зависеть от каких-то правил и устройств других миров. Сокровище дарило полную независимость, а остальной мир терял свою привлекательность за негой спокойствия и высшего знания, которое сравнивалось с абсолютным просветлением. Знания были выше мира, знания были ключом к нему, знания были тем, что могло уменьшить мир и возложить его на ладонь. Так полагали они, не желая делиться своей мудростью ни с кем более. Хоть смерть, хоть голод, хоть что-то ещё терзало это мир. Они не собирались протягивать ему руку помощи. Однако первому сыну не улыбнулась удача ни тогда, когда отец выбирал себе приемника, ни теперь, когда младший брат разрушал собственный дом и убивал своих братьев и сестёр по разуму и крови. Так род Иридия разделился на Последователей Иридия, приверженцев знаний и исследований, и тех, кто шёл вперёд за своей гордостью, именуя себя Фратия в честь своего главаря. К счастью или сожалению, но главная тюремщица сокровища приняла сторону Последователей Иридия, что заставило членов Фратии отвоёвывать древние свитки, в которых хранились все знания, с помощью которых можно было использовать сокровище с большей эффективностью, призывая себе в помощь силы, лежащие за гранью понимания. Долго никто не знал, что Терния осталась верна прежнему пути лишь потому, что она не хотела другой жизни, где всё вокруг кричит голосом сражений. Ей не нужна была война или смена событий. Но и мудрость бытия тоже её мало волновала. Она не мечтала помогать нуждающимся, не хотела быть хранителем просветления и не желала связывать свою дальнейшую жизнь с кем-то, кроме сокровища. Поэтому все остальные были лишними. Лишь горечь манила её. Горечь силы, которую она держала в своих руках столетиями. Горечь силы дитя, которое она ненавидела, но не смела отпустить от себя. И уж тем более не собиралась никому отдавать. *** Терния пробралась через оранжерею на террасу, с которой была видна вся панорама пожара, охватившего северную часть замка. Горел новый архив, но это не могло быть большой потерей, потому что самое ценное хранилось в подземельях. А доступ туда тщательно охраняли не только живые создания, но и сложные механизмы, которые приводились в жизнь пространством крови. Или же его жалким подобием. Не одна Терния черпала свои силы из сокровища. Все обитатели замка были подобны кровососущим существам, влачащим своё вечное пиршество за счёт кого-то другого. Паразиты на теле драгоценного хозяина. Отчасти женщина понимала, что от монументальной постройки, в которой она прожила практически всю свою жизнь, не останется ничего к утру. Ей не было жаль, она давно хотела выбраться отсюда. Но для побега ей нужно было ещё проложить себе путь. Сделать всё так, чтобы никто не начал её в чём-то подозревать, ведь в одиночку она уходить не желала. При этом своих братьев и сестёр она брать в спутники не хотела. Это могло стать проблемой потом, когда пришло бы время от них избавиться, но лучшего шанса сбежать не могло более представиться. Терния давно обдумывала планы побега, а конфликт между наследниками Иридия всё никак не разгорался с должной силой. И чтобы это произошло, ей пришлось пойти на небольшую хитрость. Хитрость, которая обернулась не только удачным стечением обстоятельств, но и самой главной потерей в жизни Тернии. В очередной раз, осматривая сокровище, Терния заметила, что её подопечная снова немного подросла и стала более сообразительной. Но только Терния не поспешила к сыновьям Иридия с сообщением о том, что пора повернуть время Госпожи вспять. Нет, тюремщица позволила показать своей пленнице часть своей силы, которая была лишь отголоском того, чем могла овладеть эта малышка, стань она чуть выше и крепче телом. Фратия, младший сын Иридия, пришёл в восторг, узрев пространство крови и почувствовав его мощь над собственным разумом. Он не сказал, что видел, когда сокровище погрузило его в своё сознание, даровав ему новые зрение и слух. Но очнувшись Фратия окончательно укрепился в своих планах. Он приказал Тернии молчать и давать сокровищу расти дальше, тем самым нарушая главный запрет отца. Фратии нужна была вся мощь, которую только можно было почерпнуть из этого прекрасного сосуда. Он не верил в Предназначение и собирался пойти против него, устроив трагедию. Невеста убивает жениха и возлагает на голову другого венец власти и всесилия. Это было бы грандиозной драмой и прекрасной блестящей победой над старыми и древними правилами, которые так тяготили многих. Фратия ненавидел правила, считая, что они мешают развитию его рода. И лишь война за весь мир могла стать тем предлогом, чтобы достичь новых высот силы и разума. Терния кланялась, заверяя, что исполнит волю Фратии, но на самом деле не собиралась позволять сокровищу расти. Терния знала, что помимо силы, которая мелькнула ярким пламенным лепестком перед глазами изумлённого Фратии, произошло что-то ещё. Что-то, что привело беду для всех, кто был когда-то приверженцем Иридия. Двух незнакомцев, один из которых смог услышать то, как кто-то зовёт его. И этот зов оказался для него важнее всех его дел. И без этой демонстрации способностей сокровища Фратия готов был выступить против брата, но многим позже, чего Терния ждать не желала. «Позже» длилось уже не первое столетие. Так тюремщица, державшая в руках ключ от конфликта, открыла запретную дверь. Битва разгорелась в тот же вечер. Ночь озарялась светом костров, а тишина утонула в криках умирающих и убивающих. Надо было торопиться. Свою драгоценную ношу после очередного поцелуя, наполнившего тюремщицу силой со вкусом горечи, Терния оставила у кустов с белыми камелиями в углу, где чернеющую землю делали белой серебристые цинерарии. Маленькая девочка в белой ночной сорочке в кружевах на рукавах и подоле точно бы никуда не сбежала, потому что после того, как Терния выпивала часть её силы, ребёнок терял ощущения пространства. Неестественно глубокие зелёные глаза потухали, а лицо девочки становилось невыразительно кукольным. Крохи и без того жалких мыслей испарялись. Так она казалась застывшей фарфоровой безделушкой на ниточках, концы которых были привязаны к пальцам Тернии. И это состояние больше всего устраивало женщину. Она готова была испивать каждый день горькую силу, чтобы чувствовать приток прекрасной энергии в каждый рассвет и в каждую ночь, а так же, чтобы сокровище было тихим и удобным самозаполняющимся сосудом. Эти мысли тешили тюремщицу. Ведь ей очень долго приходилось ждать того момента, когда ей позволяли испить горькую силу. А Терния желала всё больше и больше, чаще и чаще. Стоило Тернии покинуть оранжерею, как тут же её кто-то окликнул. И клич этот значил лишь то, что пора вступить в бой. Это не страшило, лишь веселило, потому что тело женщины было переполнено невероятной энергией, способной смести любого врага на её пути. - Ты не уйдёшь! – закричал мужчина в белых одеждах с синими полосками вдоль тела. - Я и не собиралась, дорогой братец. Сначала ты подохнешь, а затем я уйду, - улыбнулась она брату, в последний раз любуясь его яркими рыжими волосами. У правого виска виднелась первая седина. Терния не думала в тот момент, что когда-то станет полностью седой, но брата этой участи лишила. – Я уничтожу вас всех. И она будет лишь моей! - Ты должна вернуть её! Опомнись, Терния! Фратия… Но эти слова не достигли ушей благородной. Она ринулась в бой, не видя того, как в зелёных глазах маленькой беспомощной девочки отражается бушующий огонь, подбирающийся к ней. Эрана не знала, каким бывает огонь. Она видела его много раз, но он всегда был далеко от неё. Ей не давали коснуться его, не позволяли узнать о нём больше. А теперь он шёл сам знакомиться с ней под звуки трескающихся стёкол и крики смерти. Девочка сидела тихо под кустами с цветущими белыми камелиями. Их запах и красота не трогали её, как и то, что становилось жарче, а крики и грохот громче. После того, как Терния коснулась своими гладкими губами её лба, зрение и слух частично покинули её. Но она не пугалась и не плакала, потому что едва соображала, не в силах понять происходящее. Языки пламени приближались. Из-за жара трескалось стекло огромных арочных окон, а растения в оранжерее погибали. Но Эрана всё равно не понимала, что жестокая смерть в огне раскрывает перед ней свои объятья. Девочка тяжело дышала, остатки силы еле теплились в ней. На этот раз Терния взяла чуть более положенного, ей нужно было много сил для предстоящей долгой битвы. И должно было остаться ещё что-то, чтобы преодолеть задуманный путь к убежищу. Эрана безразлично смотрела перед собой. - Беги! Беги же! – кричал кто-то, погибая от чудовищной силы, хлеставшей в пространстве. – Беги! Спасите её! Кто-нибудь, спасите её! Крики были далёкими, и их значения Эрана не понимала. Она смотрела дальше на пламя перед собой. На тёмную фигуру, которая приближалась к ней. - Нет! Не убивайте! Её нельзя убивать! Это невеста! Невеста ноблесс! – отчаянные крики пытались остановить того, кто выглядел, как убийца с безразличным лицом. – Беги! Эрана! Беги! Булькающий звук прервал крик. А силуэт всё приближался. Эрана подняла взгляд вверх, ведь пришедший за ней был высок. Как и все взрослые, которые её окружали все эти столетия. Её это сейчас совсем не волновало. Всё было ничем вокруг неё. Всё было ничем и вокруг него тоже. Рейзел смотрел в глаза своему Предназначению, не видя в них бликов и чудесных красок детской радости. Эти глаза были потухшими, тёмными, зелёными. Но смотрела она на него так, будто наконец что-то поняла. Будто кто-то, наконец, мог найти в них своё отражение. Эрана выставила правую ручку вперёд, нерешительно подавая её незнакомцу, стоящему в клубах пламени, которое едва касалось его, потрескивая на концах его удушающей силы. «Спаси, - мелькнул её голос в его голове, - меня. Мне… страшно». Именно эти слова он услышал совсем недавно. Услышал и что-то понял для себя. Предназначение настигло его. Ведь это было его Предназначение. Рейзел не взялся за протянутую руку. Он уверенно склонился над ребёнком, обхватывая её маленькое тельце ладонями под мышками. Эрана осталась тихой и податливой. Она хотела спать. Мастер усадил девочку себе на руку и прислонил её голову к груди. Он, как никто другой, чувствовал, как сильно устало это дитя, как невыносимо нуждалось в покое и заботе. - Мы уходим, Франкенштейн. - Да, Мастер, - улыбнулся мужчина, отбрасывая в сторону нависшего над ним врага. – Прошу прощения, но мне пора. Он оглядел презрительно тех, кто раненный или обессиленный лежал у его ног. Были там и мёртвые. Отвернувшись от неприятной картины, Виктор Франкенштейн последовал за своим Мастером, который уже был далеко впереди, поэтому не слышал, как кто-то кричал от негодования: - Чёртова девчонка! Иридий! Иридий! Терния слишком увлеклась своей местью, упустив то, что называли в замке Иридия сокровищем. *** - Ах, Мастер, вы снова с Госпожой смотрите друг на друга, - улыбнулся Франкенштейн, наблюдая за тем, как Рейзел сидит у небольшой кровати с белым пологом и смотрит на маленькую девочку в ней. К слову, девочка так же тихо смотрела на своего молчаливого собеседника. Так они могли просидеть очень долго. - Я пришёл пожелать доброго утра Госпоже, - Франкенштейн деловито вкатил серебряную тележку с травяным чаем и лёгким завтраком в комнату. Несколько дней назад привычная картина каждого дня изменилась. Теперь покорный слуга находил своего Мастера не у окна, как это бывало раньше, а в этой комнате. У постели маленького ребёнка, едва приходившего в себя. И это заставляло чувства Франкенштейна таять. Ему казалось, что Рейзелу становится спокойнее и легче. А в мире наступает час гармонии. Ведь звёзды явно сошлись на небесах, Предназначение вступило в положенный ему круг. - Доброе утро, моя маленькая Госпожа. Как чудесно, что Мастер разбудил Вас, - щебетал Франкенштейн. - Я не будил, - тут же отозвался Рейзел. И, вторя ему, Эрана отрицательно покачала головой. Проблески сознания радовали пытливого учёного безмерно. Совсем недавно он испытал страх по поводу того, что Госпожа умственно отсталая. Но оказалось, что её такой делали. И это, к счастью, было поправимо. Всему нужно было время. И можно было подумать, что его теперь предостаточно. - Я пытаюсь каждый день, - признался Мастер. Франкенштейн немного опешил. Он постоянно следил за своим драгоценным Рейзелом, но не помнил, чтобы тот предпринимал какие-то попытки разбудить ребёнка или же накормить его. Мастер вообще редко касался девочки, словно боялся ей навредить. Так он мог внезапно одёрнуть свою руку, когда желал дотянуться до волос Эраны, чтобы пригладить их. Франкенштейн не понимал этого, не зная, что Мастеру выпала доля познания такой вещи, как Предназначение и тяги к нему. Верный слуга просто не знал, как хотелось Рейзелу обнять это хрупкое дитя. Обнять изо всех сил, погрузив в кокон своей бушующей силы. - Кхм, - прервал неловкую паузу Франкенштейн, наливая чай. – Я осмелюсь узнать, что Вы говорили при этом Госпоже? Мастер озадаченно смотрел перед собой. Казалось, что его глаза немного расширились от удивления. - Ничего, - признался он. - Но ведь Госпожа не может читать мысли, поэтому ей надо что-то сказать, - Франкенштейн не взял в расчёт то, что к приходу Мастера Эрана обычно уже не спала. И происходило это потому, что она именно что слышала его мысли. Как и он её. Резейл ничего не сказал, явно решив оставить эту тайну между собой и своей невестой. А Франкенштейн попытался продолжить свою мысль: - Можно пожелать доброго утра, или сказать… - Доброе утро, Эрана, - от звуков собственного голоса, который произносил это имя, Мастер испытал странные ощущения, ведь до этого он не называл свою невесту по имени. Он боялся, услышать это. – Пора вставать. «Завтра я обязательно разбужу тебя, как полагается. Поэтому, жди меня», - обратился он к ней мысленно, вызывая лёгкую улыбку на её крохотном личике. Эрана легко кивнула. И таким образом для них началась эта маленькая игра. - Да, это будет прекрасно, Мастер, - Франкенштейн уже хлопал в ладоши, чувствуя, как Мастера распирает гордость за себя. Рейзел уверенно откинул мягкое одеяло в сторону и аккуратно подхватил Эрану на руки, спеша обнять её. Тёплая и маленькая она прижалась к нему, хватаясь неловкими пальчиками за складки его чёрной одежды. Он хотел будить её каждый день, произнося эти слова и получая эти объятья в ответ. *** Позже Мастер показал Эране своё любимое окно, и целый день они вместе наблюдали за деревьями, лесом и небом. Теперь казалось, что в этом куда больше смысла, чем раньше, потому что кто-то ещё находит это занимательным в отличие от тех, кто говорил об этом, как о причуде. Гостей высший ноблесс в это время не принимал, а Франкенштейн с удовольствием принялся за исполнение роли няньки маленькой девочки. Он даже отправился в короткое путешествие за крохотными платьями, игрушками и книжками, которые стали первыми в долгой жизни ребёнка. Купая её, он смеялся, забавляясь с мыльными пузырями и возвращаясь в своё далёкое детство, где было что-то хорошее, пусть и мало. Ему было любо наблюдать за тем, как Мастер улыбается, обнимая девочку, как ему нравится пить чай рядом с ней или держать её спящую у себя на руках. Они были счастливы. Просто втроём. И больше ничего не надо было. Но изменения были неотвратимы. Старая ведьма хорошо знала своё дело, и блики жизни покидали глаза ребёнка. Её тело начинало страдать. Печати, которые Терния в ходе долгих лет преобразовывала в теле Эраны, заканчивали круги своих модификаций. Они больше не сдерживали рост, не мешали силе расти с неистовой скоростью, ведь Терния желала испивать её каждый день, а для этого ей не нужны были те вещи, что замедляли процесс накопления. Печати гасли, засыпая, превращаясь в смертоносное оружие или же в части короткого поводка, на котором Эрана предстояло просидеть всю жизнь, если бы Терния была с ней рядом. Но теперь неистовая сила, не нашедшая прежних барьеров, бушевала и стремилась разрастись так, как ей и было положено. Франкенштейн ворвался в детскую спальню, снова заслышав крики. Эрана металась на пуховых подушках, откинув одеяло в сторону. Мастер в ужасе пытался сделать хоть что-то с этим, но ничего не выходило. Его сила уже кутала ребёнка, облегчая его страдания на время. Но на этот раз она не перестала кричать после его касаний. Боль не уходила. Франкенштейн не знал причин, не понимал, что с этим делать, пусть и чувствовал, что ответ где-то рядом. И начало этого ответа осталось в замке Иридия. - То, что внутри затихло, а сила разрушает её, - проговорил Рейзел, держа в руках потерявшую сознание девочку. – Сейчас она лишь калечит её тело. Но скоро это будет невозможно предотвратить. Франкенштейн заботливо и с ужасом вытирал кровь с щёк девочки, которая на этот раз полилась из глаз вместо слёз. - Они нарушили баланс, который казался непоколебимым, - печально добавил Рейзел. – Её сила столкнулась с её телом и разумом, совсем не готовыми принять эту мощь. - Мастер, - Франкенштейн стоял рядом, уверенно смотря на Эрану. – Мне нужно лишь время, чтобы узнать ответ. Если это печати, то их можно нейтрализовать или снять. Можно сделать новые и попробовать урегулировать силу! Я вернусь в замок Иридия и узнаю, как они сделали это. Даже если я не найду живых, я заставлю говорить мёртвых! - Ты должен будешь снять свои печати, - Рейзел не смотрел на своего слугу. Его внимание занимала лишь Эрана. Мастеру предстояло решиться на нечто, что сейчас казалось ужасным. - Я сделаю всё, что потребуется, даже если Тёмное Копьё должно будет пожрать все эти души, вернув их с того света. Я раскрою эту тайну, и мы спасём Госпожу, - голос мужчины звучал уверенно в ночи. - Тогда я разрешаю тебе снять печати ограничения. Но для начала нам понадобиться гроб. - Гроб? - Гроб невесты ноблесс, - губы Рейзела едва двигались. - Будет исполнено, мой Мастер, - скрывая досаду и сожаление в голосе, ответил Франкенштейн. Мужчина не мог осознавать того, чего стоило это решение его Мастеру. Сейчас ему было достаточно своих чувств, чтобы понять, насколько это горько держать в руках своё Предназначение перед долгой разлукой. Мастер погрузил свою драгоценную невесту в сон через два дня, когда его слуга принёс слегка обгорелый гроб. - Спи, моя Эрана. Скоро придёт тот день, когда я приду разбудить тебя. Надеюсь, что ты позволишь мне прервать твой сладкий сон. И после этого закрылись каменные врата, ведущие в усыпальницу высшего ноблесс. Через некоторое время начались волнения в Лукидонии. Позже многие познали силу предательства. А потом и обмана, который накрыл всех тенью заговоров и интриг. После этого Кадис Этрама Ди Рейзел и сам погрузился в сон, но только не там, где желал это сделать. Вдали от своей невесты, словно оставив её одну. Но Франкенштейн пусть и не верил в Предназначение, но знал, что знания помогут ему выполнить своё обещание. Он был уверен, что вернёт Госпожу к жизни и отыщет своего Мастера. *** Наши дни наполнены историями, которые забываются на следующее утро. И даже истории из прошлого уносятся, подобно ветру из памяти молодости…*** Эрана чувствовала жар, приливающий к её телу. Она чувствовала боль, но затем той стало так много, что всё притупилось. Терния видела, как в зелёных бездонных глазах теряется свет. Это навевало воспоминания. Когда-то давно таким же взглядом провожала пленница свою тюремщицу в ночную битву. Тогда Терния вернулась за своим сокровищем, но не нашла его там. Сейчас же всё вставало на свои места. - Пора уже вернуться ко мне, Госпожа, - женщина улыбнулась, протягивая руку дальше. – Иридий крепко связал Вас. И нити от этих пут всегда будут в моих руках. Ни Фратия, ни высший ноблесс, ни кто-то другой не в силах разорвать их. Иссушенные подушечки пальцев практически дотронулись до гладкой кожи девушки, Эрана закрыла глаза, пытаясь хотя бы так отрицать приближающееся к ней касание. На миг перед глазами вспыхнуло воспоминание. Белые камелии и серебряные цинерарии, запах огня и последние надежды, что он придёт за ней. Ей показалось, что она снова чувствует дрожь земли под его шагами. Эрана зажмурилась сильнее. Её мысли заполнилось обидой и печалью. Она не смогла достигнуть его… - Я не давал тебе права касаться её. Тихий, но чёткий голос в один миг влился в старое тело благородной, делая его каменным и неподвижным. Воздух застыл и стал тяжелее. Небо сомкнулось тёмным непроницаемым куполом над головой. Кровь спешила остынуть в жилах. Страх кольнул дрожью. - Кадис... Этрама... Ди Рейзел, - выдавила из себя Терния. Против него у неё не было иммунитета. В нём не было печатей Иридия. Над ним не витали проклятья. - Силой ноблесс я отправлю тебя в вечный сон, - голос Мастера был преисполнен внешнего спокойствия. - В атаку! - скомандовала Далия, и сотни оборотней выскочили из всевозможных укрытий. Они только и ждали момента, чтобы поквитаться. Мастер не обратил на них внимания. - Не так быстро! - М-21 преградил им путь, помня, что костюм испачкался по их вине. А затем раздались выстрелы, и электричество словно взбесилось, жаля всех вокруг. Вспышки выбелили остовы зданий, открывая взору убежища врага. - Отродья, - прошипел Регис, понимая, что говорит что-то весьма неэлегантное. Лик неба внезапно сменился. Теперь на землю вместо луны смотрела смерть. Сейра словно обратилась в чёрное, сливаясь с теменью, что падала на всех с небес. - Где ещё один? - недоумевала Далия, вертя головой вокруг. Как хороший охотник, она знала и то, каково это быть жертвой. И что надо делать, если на тебя начали охотиться. - Ты хотела сказать двое? - М-21 был уже позади неё. - Двое? - она выглядела растерянной, но атаковала метко. - Надо было учить в школе цифры и счёт, - оскалился М-21, трансформируясь. Недоставало Франкенштейна и Раеля. Они были в пути совсем к другому месту. - Если убьёшь меня, твоя невеста тоже умрёт, Кадис Этрама Ди Рейзел, - прошипела Терния. Эти слова заставили Мастера остановиться. - Её тело принадлежит мне, - продолжила старуха, улыбнувшись. - Пусть ты и вычерпал из него столько силы, но оно по-прежнему моё! Этот сосуд всегда служил тем, кто желал испить из него. И так будет всегда. - Сон есть сон, Рейзел, - прошептала Эрана. - Я не боюсь уснуть, - она подняла на него глаза. - Ведь ты разбудишь меня утром, - девушка уверенно смотрела на него. - И я обязательно проснусь. - Будет больно, - проговорил он, раскрывая ладонь. Волна силы пронеслась над разрушенной строительной площадкой. На месте, где замерла Терния, образовалась красная воронка. Затем она исчезла, оставив женщину одну на коленях перед девушкой в окровавленной одежде. Что-то смолкло, стало заметно тише. - Я никогда не любила тебя, - проговорила Терния, едва шевеля губами. Ощущалось то, как последние крохи жизни покидали её. - Всегда ненавидела и буду ненавидеть даже в своём вечном сне. Терния сжала тянущуюся к лицу Эраны руку в кулак, но ничего не произошло. Печати не реагировали, и она уже не чувствовала того, как быстро разрушение достигает их. Этого ей более не суждено было увидеть. - Уничтожил всю мою силу, - проговорила женщина, видя, как красные огоньки отделяются от её тела, покидая её. - Отобрал у меня даже это. А я так хотела посмотреть, как она будет страдать… Она замолкла, исчезая навсегда. Эрана скорчилась, чувствуя, что что-то покидает её тело, причиняя лишь боль, потому что срослось с её плотью слишком сильно. - Эрана, - голос Рейзела звучал несколько взволнованно, чего бы не заметили другие. Но она услышала, попадая в его объятья. - И правда больно, - на её глазах выступили слёзы, а за ними кровь. – Но мне совсем не страшно. - А мне – да.