moon.

Бездна медленно поглощала Анор Лондо. Бездна медленно просачивалась в окна и распахнутые двери бывшей Столицы Богов, и ничто и никто не противостояло ей. Никого не было рядом, чтобы защитить Его, забившегося в угол испуганным ребенком, коим Он и являлся, обессиленным и слабым. Это все, это конец, какой же бесславный, прямо как моя жизнь, я ведь ничего и не оставлю после себя, тени не оставляли никогда следов, уходя. Кости его остыли от близости холодного камня, бешено вздымалась и опускалась грудь – он никогда не боялся так сильно, даже в присутствии отца, к которому он сейчас беззвучно произносит молитвы. О, Отец, ты ведь никогда меня не слышал, находясь где-то далеко и высоко? Темное Солнце крепко зажмурился. Упрямство было тем стержнем, что поддерживал его все эти столетия, не давая сломаться, и теперь он отчетливо слышал, как страх ломает его, точно соломинку. Когда его сестра, Гвиневра, покидала Анор Лондо, то просила пойти с ней, но что-то в глазах ее избранника, а, точней, избранника его отцом, заставило вновь спрятаться в тень. Тогда Гвиндолин носил тяжелые золотые браслеты на запястьях и представлял, что те – кандалы, навек приковавшие его к городу, в котором его не знают, тенью которого он навек останется. Темное Солнце отсчитывает прикосновения к себе вспышками тепла, и когда сестра обняла его в последний раз, то ту любовь, которую он, возможно, ощутил к ней, омрачило ощущение ее выпуклого живота. Почему, почему, почему он не ушел тогда с ней? Кандалы тянули его к земле, ползти змеей, которой он и является. Быть может, это злой рок настиг его, за обман Орнштейна, за иллюзию присутствия богов, но разве он не попался сам в свои тенета, поверив в созданные миражи? Весь его план был ошибкой, но откуда было ему знать, кого он обманывает, превращая для этого гордого Драконоборца в монстра, оставившего отметины от своих львиных когтей тут и там, напоминанием о своем трагичном конце. Звук скрежета зубов, тошнотворный запах тухлого мяса донесся до него, заставляя сжаться в клубок. Зачем он пришел в Анор Лондо, зачем? Гвиндолин для него не добыча, он даже не смог быть полноценным богом, он худ и тщедушен. Пожиратель охотился на людей, он знал, но, похоже, что люди уже перестали быть для него достойной пищей. И вот он тут, разрушив последнюю иллюзию, защищающую Темное Солнце, уже идет, он ползет, к нему… А Он, как и всегда, старается спрятаться за могилой своего отца, которая пуста, и сердце Анор Лондо пусто, и Гвиндолин зажимает руками рот, чтобы не издать ни звука, потому что Олдрик переступает своими-не-своими косточками, перетекает отвратительной слизневой массой прямо к нему. В годы, когда Олдрик еще не превратился в… в это, его голос заставлял даже неверующих подниматься со скамей, его голос искоренял сомнения и заставлял содрогаться само нутро. - Он здесь. Ты боишься, молодой Лорд? Я слышу твой страх. Гвиндолин приоткрыл один глаз и увидел черепа, ввинченные в массу. Голос проповедника смешался с другим, с голосом Владельца Гробниц. Он… он поглотил и Нито? - Я буду носить Вас с гордостью большей, чем кто-либо другой. Гвиндолин содрогнулся при мысли о том, что один из Древних Богов исчез в этой массе, первозданная сила и ее огонь были поглощены этой искаженной сущностью. И Темное Солнце будет следующим. Чавканье прекратилось, и Гвиндолин увидел возвышающуюся над гробницей массу, в лунном свете еще более ужасную. Эта ненасытная утроба, капающая зловонной слизью на массивный гроб, который Он защищал, шевелящая черепушками и говорящая голосом Святого, вскоре не оставила за собой пространства. Темное Солнце больше ничего не видел, кроме него, этой Бездны, в которой нашел конец Арториас когда-то, и остальные… Руки Нито, вытянувшись, ухватились за слабые, Гвиндолина, и подняли без каких-либо усилий, словно перышко. - Время… не было милосердно к Вам, не так ли? Гвиндолин рыдал, захлебываясь, в первый и в последний раз за долгое время разрешая себе чувствовать. - Бедный, бедный мой. Не думай об этом. Закрой глаза… Бездна разверзла свою пасть, поглотив его змей, что служили ногами, и откусила. Темное солнце отпускал мир со вскрываемой плотью, звуком разрываемых сухожилий и разрывом нервов. И кровь, кровь, разве у богов обычная, как у смертных, кровь – он никогда не видел так много крови. Или во всем виновата красная пелена боли, застилавшая глаза, когда хрустнули позвонки, а он все еще оставался в сознании, потому что смерть богов, даже таких ослабевших, как он, не бывает быстрой. Он еще будет жить, перевариваясь внутри. Голова Темного Солнца повисла, и упавшая корона потонула в черной массе под ним, в нем. Красный цвет начал темнеть. - …И засыпай.