Зверь.
21 июня 2016 г. в 23:51
Кожаные ремни, надёжно сковывающие мощное тело Молоха, выглядели так, словно всегда предназначались для того, чтобы сдерживать крупного зверя. Будто всё это время эти куски дублёной кожи, возможно, кому-то и когда-то принадлежавшие из врагов главнокомандующего, ждали своего часа. Люциан немного диковато смотрит на обездвиженного мужчину. Ему неловко от выжидающего и пожирающего взгляда.
Генерал лежит напротив сидящего на полу Молоха и ступнёй аккуратно поглаживает его по животу, лодыжкой чувствуя крепкий член. Люциан старается не опускать взгляда и соблюдать зрительный контакт. Удивительное чувство: будто смотришь Горгоне в глаза и хочешь раствориться в её разрушительных чарах. Золотые зрачки — самая дорогостоящая имитация Вселенной.
— У тебя живот появился, ты знаешь? — с насмешливой, но ласковой улыбкой поинтересовался генерал.
Молох прищурился. Он не стыдился этого. Наоборот, его осанка так же горда и тверда, как и обычно.
— Для меня это признак удачного брака, — главком ответил с ленью в голосе. — Было бы странно, если бы я о нём не знал.
Моргенштерн согласился. Продолжил поглаживать ступнёй живот и двинулся вниз — пальцами коснулся мошонки. Погладил член снизу вверх, пощекотал головку с оттянувшейся кожей.
— А вдруг мне больше нравились кубики? — с вызовом произнёс Люциан.
— Тебе же хуже, — Молох с интересом наблюдал за действиями генерала. — Если бы ты об этом сказал, я бы приложил к тебе вафельницу, чтобы кубики у тебя были вне зависимости от физической формы. И ты бы всегда смог ими любоваться.
— Это угроза или пока ещё прозрачный намёк? — хмыкнул Моргенштерн, пальцем ноги поддевая ремень, стянувший бедро. Поглаживая с внутренней стороны.
— Ну что ты, я же дипломат, — оскалился главнокомандующий и клацнул зубами. Раньше Люциану стало бы от этого не по себе, сейчас — он подмигнул Молоху и придвинулся к нему поближе, чтобы стать лицом к лицу. Кончиком пальца руки коснулся чувствительной головки и начал щекотать её.
— Люциста научила тебя хитрить, но не врать, — лукаво и мягко улыбнулся Моргенштерн, вновь с интересом заглядывая Молоху в глаза.
Главнокомандующий стиснул зубы. Импульс, прошедший по телу, заставил его напрячься. Люциан поднаторел на постельном поприще. Сложно устоять.
— Хочешь сказать… — Молох помолчал, чтобы не дать стону сорваться с губ. — Ты не боишься моих угроз? Думаешь, мои слова могут разойтись с делом?
— Боюсь. Знаю, — закивал генерал, пальцем свободной руки оттянув ремень на груди и щёлкнув им. — Но в отличие от прошлого ты оставляешь мне лазейки. Ты бы приложил ко мне вафельницу не только потому, что захотел, но из-за моей тупости. Я оказался глуп и не смог избежать наказания — пожалуйста, вот тебе вафельница. Приятного аппетита.
Молох забыл о том, как Люциан верно и настойчиво раззадоривал его — и засмеялся, насколько это позволили ремни. Тихо, глубоко, почти не шевеля грудной клеткой.
— Надо же, ты научился шутить.
— Невозможно жить долго и без юмора, — усмехнулся Люциан. — Особенно в Аду. Особенно с тобой.
Генерал отвёл руки назад и упёрся ими в пол. Ногами приобнял Молоха за пояс — и начал тереться об его член своим. Медленно и умело, чтобы тот почувствовал лёгкую и дразнящую близость. Молох с огромным удовольствием разорвал бы ремни и тут же взял бы этого взлохмаченного генерала, чтобы перехватить эту наглую ухмылку. Но так можно испортить всё веселье.
— Что-то не так с Адом? — что не так с ним самим Молох знал и умалчивал.
— Слышал о скандале в Верхнем мире? Опять кто-то из наших вселился в маленькую девочку и поднял шум, — Люциан сначала говорил, затем — двигал бедрами, передавая слово главнокомандующему.
Молоху было сложно сосредоточиться. Фразы получались отрывистыми. Сложно говорить, когда перед тобой такой разыгравшийся генералишка.
— Слышал, — сердце стучало в висках. — Мне не надо вселяться в девочек, чтобы... Понять бесполезность такого занятия. Надеюсь, он не из наших... Выдрал бы за такую ерунду. Как и Люцифера... Слышал, он до сих пор водит Вельзевула за нос. Позорище, а не демон... На его месте я бы от Люцифера мокрого места не оставил за такие шутки. Повесил бы голову у себя над креслом... В кабинете. Когда-нибудь так и сделаю.
Люциан тихо засмеялся и лёг на полу, обняв шею Молоха ногами. Главнокомандующий теперь имел возможность созерцать генерала со своим членом между бёдер. Чёрт бы побрал спор о том, что главком сможет продержаться и не разорвать своё дорогое приобретение в виде ремней из кожи врагов. Стало сложнее, когда Моргенштерн начал поглаживать себя одной рукой, а другой — мастурбировать партнёру.
— Прямо-таки выдрал? Как меня? — промурлыкал Люциан и большим пальцем ноги провёл по щеке Молоха.
— Нет, — прошептал главнокомандующий, сжимая ладони в кулаки и напрягаясь от нарастающей в теле неги, — кнутом. Ненавижу бездельников. Правильно делают, что гонят их обратно. Настоящее наказание за ребячество здесь. Да… Забил бы идиота в кровь, — Молох закрыл глаза и стиснул зубы. Люциан применил артиллерию потяжелее — застонал.
— Заткнись, — грубо рыкнул Молох, бросив на Люциана яростный взгляд.
Генерал никогда не выглядел довольнее. Он медленно поднялся, чтобы оказаться лицом к лицу с главнокомандующим. Всего одно слово. Одна маленькая красная тряпка.
— Заставь, — прошептал он.
Молох чувствовал себя диким жеребцом, на которого надели сбрую и заставили гарцевать. Довели до белого каления, а после — отпустили. Резко вожжей не стало, и теперь — только он и наездник, дерзнувший его пленить.
Моргенштерн вскрикнул и почувствовал запах крови. Прохлада на плече дала понять, что та — его собственная. Молох зверем вцепился в него и отпустил так же резко, как схватил. Он оскалился, демонстрируя розовые от крови зубы.
— Лежать, — скомандовал он.
Люциан повиновался, ощутив что-то похожее на страсть и животный страх одновременно. Как резвый фанатик, спустя годы молитв впервые увидевший своего кровавого идола вживую.
— Раздвинь ноги, — Молох смаковал кровь Люциана, как лучшее из вин.
Генерал застыл и не сразу понял, что от него требуется. Спустя секунду он очнулся от транса и сделал, что велели. И вновь замер. Так замирают обречённые на казнь. Их голова уже на плахе, а они любуются красотой лезвия гильотины.
— А теперь будь хорошим мальчиком и придержи мой член, — немного мягче произнёс главнокомандующий. — Сделай, что нужно, чтобы потом не ныть о больной заднице. У меня дел и без этого достаточно.
Люциан послушно кивнул. Почувствовал себя индусом, зачарователем змей. Правда, теперь змея зачаровывала его, готовая в любую минуту вцепиться и впрыснуть яд. Генерал плюнул на руку и погладил член Молоха. Понадеялся сделать больше.
— Не отвлекайся, — настойчиво напомнил ему главком. — Делай, что велено.
Моргенштерн лёг, став придерживать член Молоха. Сам главнокомандующий вряд ли бы смог взять Люциана без рук — так что мешало сделать генерала продолжением плеч? Молох как никто умел ориентироваться по ситуации. И потому наслаждался ощущением тесного кольца мышц. Ощущал, как они сокращаются: генерал в нетерпении. Одно движение, и они не вспомнят о споре или о чём-либо ещё. Кроме друг друга.
Молох резко двинул бёдрами и стиснул зубы. По телу ударила волна жара и головокружительного трепета. Нет. Нельзя торопиться. Заставить Люциана помучиться так же, как тот вынудил его. Насладиться сладкой и липкой местью. Пусть просит. Пусть умоляет.
Но Люциан не собирался сдаваться. Он призывно провёл руками по своему телу и сдавленно выдохнул. С хитростью и выжиданием посмотрел на главнокомандующего.
— И всё? — улыбнулся он. — Я даже мастурбирую дольше.
Главком громко выдохнул через нос. Почувствовал, как выделилась смазка. И это — при одной мысли о том, как может развлекаться генерал в одиночестве. Ретиво скакать на фаллоимитаторе и призывно смотреть в пустоту, дыша рубашкой или пиджаком Молоха. Пьянеть от собственных грязных фантазий. Или необязательно в кабинете — так же и в ванной. Когда слышатся короткие, сдавленные вздохи и пошлые плески ароматной мыльной воды. Люциан кончает на грудь и после — всё аккуратно смывает, чтобы не осталось никаких следов. Не давать повода для пошлых намёков и шуток.
— Обними меня ногами, — скомандовал Молох генералу на ухо. — Живо. И посильнее.
Люциан не успел сострить. Как только лодыжки сомкнулись на пояснице главнокомандующего, тот сбил с Моргенштерна спесь. Прочь наигранную самоуверенность и веру в собственные силы — теперь в игру вступают подлинные эмоции. Гримасы нарастающего оргазма. Люциан чуть приоткрывает рот и жмурится, руками цепляясь за ремни на груди Молоха. Навстречу толкается бёдрами и дышит всё сильнее, всё громче.
Чем чаще двигается Молох, тем больше пота скапливается на лбу. Тем сильнее колени Люциана давят на рёбра. Тем больше хочется затрахать эту ароматную сучку. Запах всегда сладковатый и ментоловый, будто парфюмер не смог определиться, для кого он создаёт аромат. Словно сам Моргенштерн не смог определиться, покоритель он или покорённый. Впрочем, границы тот держит уверенно.
Для Молоха невозможно просто стоять и смотреть. Любование — позиция труса. Пирог гораздо вкуснее и слаще на языке, нежели на соседском окне. А главнокомандующий свой всегда получает. Горячий, с пылу с жару — на блюдечке.
И до сих пор ремни целы.
Главнокомандующий отмечает победу длинной влажной дорожкой от груди Люциана до его шеи. Генерал ощущает горячий язык и замирает, как животное, ожидающее смерти, ведь хищник не отступит. Вместо этого начинается поцелуй — неистовый, жаркий, болезненный, пока губы не начинают неметь.
На спине Молоха остаются длинные и глубокие царапины от когтей генерала. Кто-то окончательно потерял контроль. Пусть. Не одному генералу теперь наглядно, в виде засосов, демонстрировать, что у него кто-то есть. Теперь Молох демонстративно занят. Стоит вглядеться в царапины повнимательнее, ведь в них — и угроза, и метка собственника. Не меньшего собственника, чем сам главнокомандующий. Сигнал о том, что Люциан ни за что не выпустит зверя. Не отдаст.
Натравит.
И пусть врагам будет больно.