Поэтические зелья Аэлднаиланы

«Поблагодарив меня, Лонли-Локли демонстративно отвернулся и принялся внимательно разглядывать понемногу светлеющее небо. Но я-то видел, что он чрезвычайно доволен. Шурф знал меня не первый день, а потому решил, что уж теперь-то все точно будет в порядке. Я не стал его разубеждать, хотя как никто понимал, насколько сомнительной была затеянная мною экспедиция» Да «Властелин Морморы», что ж еще. Но ради такой грандиозной главы, друзья мои, вот еще один эпиграф. Он очень, очень хотел тут быть: «– А вот есть, пожалуй, не станет, – закончил сэр Шурф. Причем он, кажется, даже не шутил. Шурф на моей памяти шутил всего несколько раз и всегда в присутствии сэра Макса, который даже мертвого мог насмешить и растормошить. Но сейчас сэр Лонли-Локли просто высказал свое авторитетное мнение по этому, чрезвычайно важному для всех нас, вопросу. Дескать, леди Меламори Блимм никогда не ест своих врагов. Сколько раз пытались скормить ей врага – безуспешно. Убивает – это да, потом, случается, жарит, но не жрет, и все тут» Ну, а эту книгу помним? :)

      – Леди Хельна меня и не беспокоит, – ответил мне Абилат, наконец обращая внимание на пирожные (вообще у меня складывалось впечатление, что он был жив исключительно перекусами, периодически урывая съедобную мелочь, попадающуюся в поле зрения). – С ней все в полном порядке. Собственно, сэр Шурф, если вы сочтете нужным, я приведу ее в сознание прямо сейчас.       – Искренне благодарю вас, драгоценный сэр Абилат. – Шурф, все еще в приподнятом настроении, покрутил запястьями, то ли разминая кисти рук, то ли убеждаясь в их работоспособности. – Однако в этом нет необходимости. Уверен, что я и сам смогу проделать это некоторое время спустя… Но по вашему взгляду я вижу, что вы, возможно, хотели бы мне что-то сказать. Вы молчите, следовательно, обратили внимание на беременность леди Хельны. Не стоит стесняться. Я в любом случае недостаточно суеверен…       Абилат открыто улыбнулся:       – Нечасто попадаются люди, с которым иметь дело проще, чем с вами.       – Мы просто неплохо друг друга знаем, – ответил Шурф. Я, тем не менее, заметил, что он был польщен.       – В таком случае, боюсь, вам придется непросто, – с положенной долей серьезности проговорил знахарь. – У леди Хельны удивительно своенравный малыш. Честно говоря, еще ни разу не встречал столь сильной и уверенной воли у существа, всего неделю как существующего хоть в каком-то виде.       – О-о, – понимающе кивнул Шурф. – У меня уже была возможность убедиться в его своенравности.       – Ну что ж, знахари говорят, если вы знаете симптомы, то знаете, и что с ними делать… Я бы посоветовал вам в ближайшее время немного прогуляться. Кости ваши, так или иначе, в сохранности, а вот мышцам это пойдет на пользу.       – Обязательно последую вашей рекомендации, – заверил его Шурф, и вскоре сэр Абилат нас покинул.       Джуффин же посерьезнел, постучал ногтями по столу и выдал:       – Вот что. Иди-ка ты, Макс, прогуляйся минут десять, а мы с Шурфом посекретничаем. Тем более, Мелифаро с Нумминорихом собирают в Зале Общей Работы коллекцию выловленных с Темной Стороны горожан, так что им найдется, чем тебя развлечь.       – Да секретничайте на здоровье, – миролюбиво отозвался я. – Я тут как раз подумал, что у меня завалялось дело ровно на десять минут, так что вы очень вовремя собрались всякие тайны обсуждать.       Я бросил взгляд на Шурфа, чья одежда все еще выглядела так, словно побывала в мировом пожаре, в противовес здоровой, хвала Магистрам, целости всего остального Шурфа, – и вышел в Зал.       Из коридора доносился шум многочисленных шагов и распорядительный голос Нумминориха. Я не стал дожидаться, пока эта милая стайка, следующая за ним, как утята за резиновым мячом, достигнет пункта назначения. Вместо этого я бодро двинулся им навстречу.       Мелифаро замыкал шествие. Он выглядел не столько усталым, сколько заблудившимся в фантазиях. Я поприветствовал Нумминориха, упреждающе клятвенно пообещал ему: «Завтра – все что угодно! Но сейчас никак», – и, миновав (и даже почти не напугав) колонну смущенных горожан, затормозил в шаге от Дневного Лица Начальника Тайного Сыска.       – Заранее не предчувствую ничего хорошего, – предупредил он меня.       – К счастью, ты необычайно сообразителен, друг мой и собрат, – обрадовался я. Дождавшись, пока Нумминорих отведет спасенных на некоторое расстояние, я негромко сказал: – Честно говоря, мне нужно ненадолго выйти на Темную Сторону…       – Что, в третий раз подряд?! – не поверил он. – А может лучше, как в твоих кино, лифт туда пустим?..       Я успокаивающе поднял ладони:       – Не надо нервничать, мечта моя, дело не стоит твоих переживаний! Я в крайнем случае будильник заведу. Нет так нет, просто скажи.       – Я тебе заведу будильник, – буркнул он. – После того, как ты его заведешь, его уже никто не выведет. А будильник, кем бы он, грешный, ни был, наверняка достоин лучшей участи, чем погибнуть от лап злодея.       Я с сомнением взглянул на него. Он вздохнул, провожая взглядом спину ответственного Нумминориха.       – Ой, Макс, не делай такое заботливое лицо. А то я вывихнусь мозгом и покончу в Приюте Безумных, раненый до глубины души твоим добросердечием. Макс, пугать Стража Темной Стороной – это как…       – Как ежа голым задом, – понял я. – Значит, отведешь меня?       Мелифаро с тоской воззрился на глубины коридора и взял меня за руку.       – Давай прямо отсюда уйдем, – попросил он. – Потому что вот бегать туда-сюда уже перестает быть забавным. Так же беспорядочно я перемещался только в поисках кельдей, и то в самых запущенных случаях.       Он совершил несколько кругов в десяток шагов длиной и, махнув рукой, облокотился на стену.       – Постарайся вернуть меня пораньше, хорошо? – попросил я.       Он кивнул и сообщил, обнимая меня:       – Я тебя запомню.       На этот раз я подошел к Темной Стороне с деловитостью пожилого купца. Возможно, чувствуя мой настрой, Темная Сторона предстала передо мной настоящей пергаментной картой в натуральный размер – с тем только исключением, что все дороги, реки, холмы и деревья располагались у меня над головой. Что было вполне закономерно, потому что пятками я топтал небо. Усмехнувшись, я пробормотал Темной Стороне несколько теплых слов и моментально оказался в другом месте.       Я увидел именно то, что ожидал. Однако сейчас этот предмет выглядел, как росток дерева, тянущийся ко мне, к тому же, сверху вниз. Когда я потянул юное деревце на себя, оно легко скользнуло мне в руку, мягко ощупывая мои пальцы мозаичными листочками. Пощекотав их в ответ, я хмыкнул и потер подбородок. Простое дело было сделано, осталось сложное, любопытное и, хм, не моё. Я примерно подозревал, с какого конца за него взяться.       – Хочу правильно сформулировать свой вопрос, – сообщил я Темной Стороне. А потом, даже не удивляясь тому, как просто все оказалось, добавил: – Хочу полностью узнать, что, почему и зачем сделала неродившаяся дочь Шурфа.       И узнал. Удивительнее всего было то, что ничего неожиданного мне не открылось – вся история в действительности прошла перед моими глазами. Небольшая разница состояла в том, что теперь я видел и понимал все неочевидные взаимосвязи. Как и множество человеческих историй, эта состояла из всего понемногу: чуть-чуть знакомств, немножко недопонимания, капля упрямства, больше всего – добрых намерений и самую малость – магия и чудо. Лишь теперь, думаю, я постиг простую гениальность тех слов Шурфа, по-своему приложив их к его дочери: она, безусловно, была хорошей, что совершенно не значило – безопасной.       «Можно тебя возвращать?» – позвал меня Мелифаро.       – Да, друг, – ответил я. – Будь так добр.       И я оказался в стенах коридора. Пока что я был вполне доволен тем, как идут дела.       – Итак, у нас есть еще не меньше двух свободных часов, – подытожил Шурф, покидая вместе со мной Дом у Моста. Его одежда приобрела привычный неискушенному взору вид мантии Великого Магистра и классического тюрбана. – Я предлагаю прогуляться. А затем… Макс, ты составишь мне компанию в Ордене?       – Составлю, конечно. – Я вздохнул, не разрешая своему любопытству лезть в содержание их с Джуффином разговора. – Ты точно уверен, что Хельну можно так носить? Про то, как бы она к этому отнеслась, даже не заикаюсь…       – Абсолютно уверен, – ответил он, но добавил спустя секунду: – Насколько вообще могу в чем-либо быть уверенным. А что касается твоих необоснованных этических мучений, могу сообщить тебе, что уже неоднократно практиковал с Хельной этот способ с ее полного добровольного согласия… Куда мы отправимся?       – Не знаю, дружище, – я покачал головой. – Пойдем, что ли, к площади. Это направление меня еще ни разу не подводило.       Шурф согласно кивнул. Мы шли в вечерней тишине.       – Я пригласил тебя в Орден потому, что мы с Джуффином договорились устроить там, как он выразился, скромные дружеские посиделки.       – Вот как? Прекрасный план на вечер.       – Скромные дружеские посиделки в беседке леди Сотофы, – уточнил он. – И, кстати, к нам пожелал присоединиться сэр Маба Калох. Именно поэтому у нас есть немного свободного времени. Он освободится не ранее чем через два часа.       – О-о-о-о-о-ё… Получается, ты затеял симпозиум великих колдунов… И зачем?       Он самодовольно хмыкнул.       – С весьма важной целью. Потакаю своим мелким слабостям. Хочу все знать.       Я усмехнулся.       – Получаешь удовольствие от жизни, значит! Не могу не поддержать.       – Макс, ни разу за все время, что я знаком с сэром Халли, мне не доводилось видеть, чтобы он добровольно отказывался от участия в каком-то более или менее любопытном магическом действе. Напротив, чем менее желательно или разрешено было его участие, тем более изощренные способы это участие обеспечить он выискивал. В крайнем случае, если не получалось удовлетворить свое любопытство наяву, он не упускал возможности сделать это во сне. Не следует ли из этого, что та история, которую сэр Джуффин упорно называет не его и не твоей, известна ему вдоль и поперек?       – Хм, зная Джуффина, я бы предположил, спланирована и разыграна, – улыбнулся я.       – И субъектом этой истории, судя по всему, стал я, – продолжил он. – И тут мы приходим к твоему «удовольствию от жизни» и моему потаканию мелким слабостям. Знаешь, мое сознание стойко противится тому, чтобы оставаться непросвещенным в тех делах, которые меня напрямую касаются. Если уж в уроке была какая-то мораль, то я хочу быть уверен, что понял ее правильно.       – Ох мой бесконечно терпеливый Шурф… Но почему ты просто не спросил Джуффина?       – Именно это я и предпринял. В ответ на что он весьма настойчиво предложил дождаться сэра Мабу и вместе с ним нанести визит Сотофе. Твое участие не требует отдельного обсуждения, разумеется.       – Где только ни работает моя везучесть, – философски выдал я.       Так за разговором мы добрались до Площади Побед.       Площадь пустовала, если не принимать в расчет двоих знакомых нам человек. Леди Гатта с задумчивым видом притопывала ногой, показывая ладонью то в одну сторону, то в строго противоположную. Надо полагать, она безмолвно общалась со вторым участником действия, коим являлся Малдо Йоз, делающий у себя в табличке какие-то пометки. Я обрадовался обоим.       – Хороший вечер! – поприветствовал я их.       Малдо ответил сердечными приветствиями и поспешил к Шурфу, вытряхивая в свободную руку и протягивая ему какую-то очередную табличку. Вот и отлично, пусть минутку развлекут друг друга два одиночества, решил я, подходя к леди Гатте.       – Как ваше самочувствие? – без предисловий осведомился я.       Она ответила мне Безмолвной речью, улыбаясь не просто вежливо, как того можно было ожидать, а радушно, и даже более того – лично мне:       «Благодарю вас, сэр Макс. Я полностью в порядке».       – Я очень рад, – честно сказал я. – Я за вас переживал.       «Не стоило, – ответила она. – Вы помогли мне разобраться с собой. А это, как оказалось, все, что мне требовалось. Но не поделитесь ли вы со мной, есть ли новости в отношении леди Лонли-Локли?».       – Как вовремя вы спросили! Есть, и самые хорошие. Она нашлась, и с ней все чудесно. Когда я покидал Управление Полного порядка, она пребывала в магическом сне. – Я ловко обошел тот нюанс, что леди Хельна покинула Дом у Моста вместе с нами в пригоршне Шурфа. – Мне кажется, сэр Лонли-Локли найдет более полное и верное описание, чем я… Почему бы у него и не спросить, кстати.       Он вместе с Малдо действительно оказался у леди Гатты за спиной и завел с ней беззвучный диалог.       – А что тут творится, Малдо? – спросил я, обводя взглядом Площадь.       – Тут, Макс, творится игровое поле! – оповестил он.       – Что, во всю площадь? – не понял я. – Это что за игра-то такая? Шахматный бег в мешках?       Малдо некоторое время, видимо, раздумывал, что ему интереснее, выпытывать у меня подробности о том, что за извращение я только что предложил или все-таки поделиться новостями. Последний вариант перевесил.       – Игровое поле художников, Макс, – растолковал Малдо. – Видишь ли, леди Нарита близко к сердцу восприняла то, что исчезли иллюзии… Я и сам расстроился. Они были не такими, какими обычно иллюзии получаются. Более, что ли, живыми. Пока что больше, – он исторг вздох, – подобных не получается, как ни колдуй. В общем, леди Нарита сегодня собрала тех, кто также опечален произошедшим, в «Трехрогой луне». Это она же, кстати говоря, и убедила хозяина снова открыть трактир. В общем, там кто-то предположил, что было бы, мол, неплохо организовать в городе специальный уголок, где любой желающий имел бы возможность творить иллюзии напоказ.       – А я начинаю понимать… – просветленно откликнулся я. – Послушай, но это же грандиозная затея, как «Трехрогая луна» для художников! Здесь же будут толпы собираться!       – Каждый десятый день, – подтвердил он. – Леди Нарита успела в общих чертах обговорить это предложение с Его Величеством, и они пришли к выводу, что Площадь Побед как раз вместит всех желающих. К тому же, отсюда недалеко до Площади Зрелищ, а также, в случае чего, до Тайного Сыска, – он подмигнул мне. – Хотя не думаю, что до такого дойдет.       – Мы сами дойдем, в Тайном Сыске все любители и высокой кухни, и высоких художеств. Хлеба и зрелищ нам подавай, в общем. А тебе самому как нравится вся эта затея?       Малдо дернул бровями, нахохливаясь, словно птица на морозе. Ну да, подумал я, кому как не ему и хмуриться. Его импровизированный музей Тайного Сыска был стерт с улиц так же окончательно и бесповоротно, как любая другая иллюзия.       – Поживем – увидим, – проворчал он. – Я только помогаю леди Нарите.       Я ободряюще положил руку ему на плечо.       И тут Шурф, до сих пор беседовавший с леди Гаттой мысленно, решил подключить голос.       – Разумеется, есть, – кивнул он ей, одновременно поворачиваясь ко мне. – Макс, будь добр, – с незаметным постороннему слушателю особым выражением попросил он, – достань леди Нарите незаполненную самопишущую табличку.       – Да без проблем, господин Великий Магистр. – Я убрал лапу с плеча Малдо и запустил ее в свой широченный рукав, на самом деле привычно погружая руку в Щель между Мирами. – Вот вам самопишущая табличка, которую сэр Шурф так предусмотрительно попросил меня захватить с собой, прошу.       Табличка для леди Гатты у меня извлеклась с долей вдохновения: идеально гладкая и антрацитовая, размером с планшет для бумаг, и украшенная витым обрамлением. О как.       Но леди Гатта не подала ни признака удивления. Она благодарственно кивнула, ненадолго задержала ладонь над темно-серой поверхностью и протянула результат Шурфу. Тот церемонно поблагодарил леди, и вскоре, поговорив немного о мелочах, мы распрощались с обоими нашими знакомцами.       – Что за табличка? – поинтересовался я, когда мы отошли на значительное расстояние.       – Я попросил леди Нариту записать для меня обстоятельства, предшествующие ее утрате Искры, – объяснил он. – И все в точности так, как и можно было предположить, Макс. Ночью к ней во сне явилась леди, известная нехваткой предметов одежды, и заглянула в глаза. Вследствие этого леди Нарита осознала, что всю жизнь жила не так, как хотела или считала правильным. Леди почувствовала глубокие тоску и страх, почти сразу проснулась и немного спустя послала Зов сэру Абилату. Вероятно, сыграло свою роль то, что она всю жизнь была уверена, будто Искра напрямую связана со смыслом жизни.       – То есть она фактически сама себя лишила Искры? – поразился я. – Еще и такое возможно?       Шурф обратил на меня свой взгляд зоолога, наткнувшегося на доселе неизвестный науке вид иглокожего.       – При определенной степени убежденности и желания многое становится возможным.       – Ну да... Шурф? – Его лицо едва заметно изменилось.       Он поднял ладонь, прося подождать, и я понял, что кто-то прислал ему Зов. А через пару минут он, улыбаясь, поделился со мной:       – Меламори в Ехо, Макс. Она в твоей спальне в Мохнатом доме и просила меня, чтобы мы не слишком распространялись о ее присутствии.       – Да ты что, серьезно? Разумеется, мы никому не скажем. Не знаю, как ты, а я в такие моменты начинаю страдать патологической жадностью, чтобы еще и делиться с окружающими такими уникальными сведениями… Пойдем?       Шурф искоса огляделся и с усмешкой выдал:       – Пойдем. Я уверен, этой мантии горожане простят любые фокусы.       Выверенным жестом он воздвиг перед нами высокую рельефную арку – самую простую ничего не значащую иллюзию, призванную лишь скрасить наше интригующее отбытие. Да, если хочешь что-то спрятать, положи на самом видном месте…       Меламори утопала в мягком ковре, поджав под себя ноги. Шурф протянул ей руку и помог встать, на секунду прижав к себе.       – Не выдержала, – призналась Меламори, совершив ритуал приветственного клевания его и моей щек. – Буривухи сказали проваливать, пока все равно об учебе думать не способна.       – В таком случае, проваливать тебе недолго, – оповестил ее я. – Ты как раз успеваешь на финальный аккорд и аплодисменты зрителей.       – Так и знала, – буркнула она. – Со мной всегда так. Я живу под девизом «Тормозить всегда, тормозить везде, тормозить невзирая ни на что».       – Хм. – Шурф улыбнулся. – Я бы, наоборот, отметил твое исключительное чувство времени. Разрешишь ли ты пригласить тебя этим вечером в Орден?       – Разрешу, – послушно согласилась она, – а что я там не видела?       – Разве что орденское мороженое с сиропом попо, – поразмыслив, ответил Шурф. – В остальном ожидаются вполне известные тебе леди Сотофа, сэр Джуффин, сэр Маба Калох и мы с Максом. Предполагается, что вышеперечисленные участники мероприятия методом прямого вербального контакта попытаются обменяться друг с другом различными точками зрения на произошедшие в Ехо события. Впрочем, я бы с большим удовольствием побыл слушателем, чем рассказчиком. Тебе соответствующее занятие тоже вполне доступно.       – Да-а? – Меламори расплылась в сладчайшей торжествующей улыбке. – Правда?! Шурф, правда мороженое с сиропом попо?!       – Я знал, чем тебя подкупить.       – Дядя всего пару раз приносил такое… – Меламори мечтательно прикрыла глаза. – И это было давно-давно… В детстве… Я думала, этот сироп больше и готовить никто не умеет.       – Почти никто, – поправил ее Шурф.       – Ага-а… – с подозрением покосился я на него.       – Нет, Макс, – покачал головой этот беспощадный умник. – Я не был настолько дальновиден. Леди Сотофа всего лишь предложила мне овладеть искусством вскрывать бобы попо, и я закономерно согласился. А вот была ли настолько дальновидна она, не могу утверждать однозначно.       Мы с Меламори засмеялись.       – Да нет, не думаю, что ей есть дело до моих вкусовых пристрастий… Но чего мы ждем? Я готова!       – А скоро будет готов и сэр Маба, – обнадежил я мою чудесную девушку. – А до тех пор творим что захотим.       – Ага, понятно… Шурф, а что там с твоим деревом?       – Да, я тоже об этом подумал, – кивнул он. – Но подожди минуту. Если уж мы оказались в Мохнатом доме, Макс, напоминаю тебе, что в древнем языке кейифайев, вероятно, существовало слово для обозначения тесных взаимоотношений, сочетающих черты межличностных и деловых...       Я сначала непонимающе таращился на него, пока он выговаривал эту славную тираду, но потом громко его перебил:       – А! Спасибо, дружище, какой же ты молодец… А вот у меня все из головы повылетало…       С этими словами я бросился к постели и принялся копаться в окружающих ее стопках книг. Там, однако, интересующие меня предметы не обнаружились. Я потер подбородок, сгреб одеяло в кучу и начал вытряхивать из него возможно имеющиеся там древние трактаты и заодно душу. Меламори и Шурф наблюдали за моими действиями с благодушным интересом.       – Шурф, это было заклинание? Или какая-то специальная фраза, которая неизбежно влечет немедленную розыскную инициативу? Или древние языки пробуждают в этом существе страсть к уборке? – следя за тем, чтобы не попадать в зону моей активности, справилась у Шурфа Меламори.       – Чтобы я знал.       Умилившись тем, как трогательно эти двое поладили, я попрыгал на постели, дабы убедиться в полном отсутствии там любых твердых предметов, и со вздохом начал добросовестное перелопачивание комнаты. Меламори с Шурфом, не сговариваясь, по взаимному порыву души перебрались на постель, разрушительный интерес к которой я, как они надеялись, утратил. Такое же синхронное неравнодушие к движущимся предметам проявляли в младенческие времена мои ныне ленивые кошки.       Усмехнувшись, я грозно продолжил свое археологическое продвижение. Благо, предметов мебели в спальне было не много. Книги, довольно аккуратно завернутые в магазинную серую бумагу, нашлись в шкафу, под несвежего и помятого вида лоохи. Я бесстрашно выступил в сторону Шурфа.       – На.       Вообще-то у меня была заготовлена для этого случая не самая короткая речь, но после моего циркового дебюта вряд ли она была бы воспринята с должной серьезностью. Поэтому я просто протянул серый сверток по-турецки сидящему на кровати настоящему владельцу. Он сразу меня поблагодарил, конечно, но в его глазах я читал, что мое психическое устройство представляет для него существенно больший интерес, чем местные книги в заурядной стандартной обертке. Меламори тоже не сразу перевела взгляд на мою добычу, хотя и не против была узнать, что это я притащил. Непроизвольно представив, что произойдет через несколько секунд, я лишь огромным волевым усилием подавил хрюкающий смех.       Вот Шурф, ничего не подозревающий и размышляющий понемногу обо всем на свете, разворачивает безупречно неколлекционную, рядовую дешевую бумагу. А вот под его чувствительные пальцы попадает бархатистый уголок обложки тысячелетней древности. И, судя по замедлившимся движениям, Шурф начинает о чем-то догадываться. Вот он бросает на меня короткий вопросительный взгляд и продолжает извлекать тяжелые книги с гораздо более заметным ожиданием.       И наконец он увидел название.       Шурф с Меламори дружно замерли. Затем Меламори перевела на меня чрезвычайно задумчивый взгляд.       Шурф моргнул. Прошло несколько секунд. Книги все еще лежали в его ладонях и не собирались исчезать, что подарило бы ему облегчительное знание, что предшествующий эпизод ему просто привиделся от избытка всяческих волнений. Затем Шурф, двигая лишь глазами, исподлобья на меня взглянул – и вдруг молниеносным движением оказался не просто передо мной, а передо мной нос к носу, чуть ли не прессуя меня сверху лбом. Уголки его губ подрагивали.       Я не слишком надолго обмер под его скальпельным взором, а затем не выдержал и расхохотался.       – Это действительно он, Шурф! – Я на всякий случай оперся на его плечо и заставил себя производить членораздельную речь. – Прости, друг, я их уже не первый день у себя тут мариную. Просто я всё хотел выманить-посмотреть из них элсидиайев, хотя, знаешь, так и не удосужился.       Последовала очередная пауза, наполненная лишь очень равномерным дыханием Шурфа. Потом он вымученно спросил:       – Элсидиайев – из них?..       – Мфм, – я поперхнулся смешком, – знаешь, совсем немножко. Пара в одной книге, пара в другой, – повторил я не так давно слышанные мною слова.       Дыхание Шурфа на какую-то секунду, пока он зажмурился, замерло. Потом мой невероятный друг снова овладел собой. Но затем неосторожно опустил взгляд на книги в своих руках, и его дыхание снова сбилось. Сплошные проблемы от меня.       Меламори подошла к нему сбоку и участливо заглянула в лицо.       – Ничего, Шурф, так бывает. Когда общаешься с Максом – так бывает, ты просто живешь, а в какой-то момент в твоих руках оказываются утерянные легендарные трактаты, в которых обитают элсидиайи. Ты ни в чем не провинился перед судьбой, просто тебе так не повезло. Попал под раздачу.       – Благодарю за сочувствие, леди Меламори, – невыразительным голосом отозвался он. – Полагаю, ты действительно знаешь, о чем говоришь.       Я показал Меламори язык, утешительно похлопал Шурфа по плечу и пошел засовывать руку под одеяло. Полезно время от времени такое проделывать. И обратно я извлек вполне закономерную наживу.       – Вот, гляди, – сказал я моей девушке как временно единственному доступному абоненту, – горячие шашлыки, зелень и лаваш. Я могу попытаться загладить свою непоправимую вину перед вами?       – Ну, если судить по запаху, то можешь попробовать, – щедро позволила она и плюхнулась рядом. – А напитки в этом доме встречаются?       – Вполне, – заверил я. – Что-то конкретное?       Шурф, одной рукой потирая висок и бережно сжимая книги другой, сел напротив нас.       – Если ты заодно достанешь мне чашку крепкого чая, Макс, я буду тебе крайне признателен.       Понимая его состояние, я сосредоточился и раздобыл не чашку даже, а целый глиняный чайничек с темной жидкостью болотного запаха.       – Крепче пуэра, насколько я знаю, в том Мире ничего не придумали, – прокомментировал я, продолжая терроризировать пододеяльную Щель.       – Да? Тогда я тоже хочу, – немедленно заявила Меламори. – А сколько у тебя уже, кстати, эти книги лежат?       – Да где-то неделю, если честно. Вот с того самого раза, когда я зарулил в лавку сэра Чхеды.       – То есть все это время, – сказал Шурф, разглядывая чайник с иероглифами, – я был тут, в каких-то нескольких метрах от трактата о Поэтических зельях?       – Ну-у… Да, что тут скажешь, да.       Я же говорю, сплошные проблемы.       Он тяжело выдохнул, оставил нижний том у себя на колене и, помедлив, очертив пальцами буквы, рукописные, местами процарапанные, погладил выполненную жилами прошивку, перевернул верхний плотный лист. Пастельно-розовая страница была почти полностью, без полей и отступов, покрыта ровными ветвистыми строчками двухцветного текста.       – Мы его потеряли, – сообщил я Меламори.       – Нет, почему же, – спокойно ответила она. – Могли бы, не будь Шурф Шурфом. К нашему с тобой счастью, он взрослый сознательный человек, с чуткостью и ответственностью подходящий к каждому своему занятию и не склонный бросать начатое.       Шурф перевел на Меламори невыносимо страдальческий взгляд, исполненный пораженческого признания, как это ни прискорбно, собственных взрослости и ответственности. Я мог только мысленно бросать к ногам Меламори букеты и сочувствовать своему другу.       – Шурф, это теперь твои книги, – ободрил его я. – Вообще твои, понимаешь, целиком, полностью и насовсем. Попробуй шашлык. Существует мнение, что это вкусно.       Он рассеянно покивал.       – Главное, – мудро изрекла Меламори, – с этой кучей шашлыков, которую ты достал, не забыть про Орден.       Шурф подарил ей еще один безжизненный взгляд.       – А может, ну их, а? – сделал я осторожную попытку. – Свалим все на меня? Что-нибудь придумаем…       Шурф усмехнулся и отрицательно мотнул головой.       – Спасибо за заботу, Макс, но не стоит. Я и в самом деле не склонен бросать начатое. И учти, то, что я не благодарю тебя за очередной подарок, ради которого многие известные мне колдуны отдали бы полжизни и посчитали бы сделку неправдоподобно выгодной… это продиктовано исключительно тем, что я абсолютно не представляю, какого рода благодарность в таких случаях уместна.       – Откровенно говоря, – серьезно сказал я ему, – я и спасибо-то вряд ли заслужил. Эти книги изначально предназначались тебе, а я просто стал для них удобной дорогой.       – Кстати говоря, позволь спросить, где ты их взял? – заинтересовался он. – Неужели тоже в магазине сэра Чхеды?       – Представляешь, да. Но как я потом узнал, не было никакой разницы, где и у кого они бы появились. В итоге они все равно попали бы к тебе. Но это пассаж из тех, что ты предпочитаешь не слышать вовсе, Шурф.       – Понятно. Что ж, это не играет существенной роли с учетом того, что трактат у меня есть. Я едва могу в это поверить.       Меламори подцепила с блюда деревянный шампурок и сделала приглашающий жест в сторону Шурфа. Тот кивнул и с неохотой закрыл и отложил книгу.       – И как ты планируешь их читать? – поинтересовалась Меламори.       – Для начала, я полагаю, у меня появился повод нанести визит халифу Цуан Афии, – изрек он, наполняя чашку.       – Ага. Как всегда, разумная мысль. Я бы на твоем месте, кстати, как-нибудь убрала пока книги. Хоть в пригоршню, что ли. А то мы тут еще накапаем на них. Впрочем, дело твое.       Шурф накрыл оба тома углом одеяла, но тут же отверг этот вариант.       – Леди Меламори, твое предложение относительно дерева еще в силе?       Я так понял, что, раз засесть за книгами у него возможности не имелось, он решил и вовсе не сидеть на месте.       – Странные все-таки ощущения от Темного пути, – сказала Меламори.       Мы с ней очутились в саду, Шурф же заглянул в дом.       Я пожал плечами, не отпуская руку Меламори.       – А он рассказал тебе, что связано с этим вахари?       Она кивнула.       – Да, он посылал мне Зов. И я уже спрашивала буривухов, и они мне уже кое-что рассказали, и я уже пересказала это Шурфу.       – И что же это?       – Макс, прекрати опползать меня с разных сторон, давай уже или обними и грей, или стой в стороночке… – Я, естественно, предпочел первое. – Ну, взрослое дерево может помочь женщине завести ребенка, если у нее самой никак не получается, например. У нас в Ехо знахарей столько, что хоть убивай, а в Арварохе – это обычная практика. Арварохские леди, правда, обращаются с просьбами одновременно к деревьям и буривухам, но буривухов можешь смело вычитать. Они там в принципе встречются в каждом предложении. Или вот, если ребенок должен родиться больным – будущая мама, например, скатилась кубарем по обледеневшему холму, или ей какая-нибудь птица Кульох пропорола живот когтями… И такое бывает, не глазей так на меня, не я Арварох изобрела… В общем, дерево может одарить здоровьем. Хотя сказать тебе честно, арварошцы, Макс, не слишком часто просят исцеления. Они предпочитают сначала в печали и унынии дождаться безвременной кончины несчастной жертвы, а потом уткнуться горестно в уголочек и тоже от тоски отправиться к буривухам… И не слишком-то я преувеличиваю.       – То есть ни с того ни с сего у женщины ребенок появиться не может? Чтобы просто пришла, с деревом договорилась, и готово?.. Да ты смейся, не стесняйся. Если что, я держу.       Меламори была готова расплакаться не только от смеха, но и от жалости ко мне.       – Бедненький бедня-яжечка, – запричитала она, гладя меня по пустой головушке. – Никто-то тебя ничему не научил… Ну в самом деле, Макс. Ни с того ни с сего даже кошки не родятся. Чем мы-то лучше кошек?       Я уже чувствовал прискорбность своего следующего высказывания, но отважно пошел навстречу злой судьбе, как настоящий арварошец:       – То есть Хельна с Шурфом, ну…       Меламори, глядя на меня серьезными глазами, обхватила ладонями мое лицо (надо полагать, чтобы не сбежал):       – Так же, как и мы с тобой, Макс. Называется секс. Люди, вроде нас или Хельны, им время от времени занимаются.       – Спасибо, дорогая.       – Подожди, я еще не закончила. С твоими размышлениями мне теперь интересно, не забыл ли ты случайно одно полезное заклинание?       – Вроде не первый год знакомы, – ответил я.       – И коль уж ты его не забыл, зачем, ты думаешь, оно нужно?       – Кстати, вот именно это я и хотел с тобой обсудить! – просиял я.       Глаза Меламори постепенно округлились. Да, мне случается удивлять окружающих. Такая судьба.       – Ма-акс?.. – встревоженно протянула она.       Я не удержался от смеха.       – Да нет, не настолько все плохо, – успокоил я ее. – Просто если заклинание накладываю я, то есть Шурф…       – Ты, то есть Шурф, – уточнила Меламори.       – Вот давай только не будем придираться к словам… Ладно, хорошо, Шурф. Он же заколдовывает себя. И, допустим, некая Хельна хочет завести ребенка. Она топает к дереву и о чем просит-то? С ней самой все нормально! Ее-то никто не заколдовывал!       – М-да, вопросики у тебя… – Меламори поскребла лоб. – Я бы рискнула предположить, что просит она о том, чтобы забеременеть. А с техническим аспектом магия потом сама разбирается, как сочтет нужным. Вон Шурф, кстати. Очень своевременно. Озадачивай его, пожалуйста, такими материями, а не меня.       – Какими материями меня надо озадачивать? – полюбопытствовал этот невозможно остроухий парень.       – Да так, обычная чепуха, – не решился признаться я.       – Максу интересно, каким образом взаимодействуют магия драххов и Очевидные заклинания против зачатия.       – Если так, то Максу интересна весьма глубокомысленная чепуха. Я и сам был бы только рад разобраться с чепухой такого рода. – Он обратился к Меламори: – Попробуем?       И эти двое оккупировали дерево.       Я стоял, поеживаясь, купаясь в щедрых лучах заката, проливающихся на меня сквозь редкие ветви одинокого вахари, сквозь его паучьи пальцы самых молодых, верхних побегов, окаймленных красно-георгиновым светом, сквозь каплевидные только сегодня распустившиеся листочки. Я смотрел на эти замытые светом штрихи веточек и, вероятно, понимал, какие картины стояли перед взорами незапамятно древних кейифайев, когда они складывали свой чудной алфавит.       А потом мы сидели в беседке.       Леди Сотофа, намурлыкивая под нос какую-то незамысловатую шимарскую мелодийку, дирижировала себе пальцем, а вслед за движениями ее пальца по кружкам разливалась горячая камра. В беседке было по-домашнему тепло, несмотря на то что за ее скромными белеными столбиками простирался холодный вечерний сад. К нам заглядывали ветерки, но и они тут же согревались на входе и лишь ласково задевали наши щеки, безмолвно нашептывая какие-то туманные приветы из далеких краев.       Местами прямо на незамкнутом кругу перил небольшими семейками вырастали светящиеся грибы. Джуффин, этот авантажный дедушка большого семейства, курил, с комфортом облокотившись на перила; сизоватый дымок, покидающий его трубку, бабочками перепархивал от одних грибов к другим, щекоча их и не давая уснуть.       Меламори, с ногами забравшись на скамейку, как на подоконник, предавалась вдумчивому наслаждению мороженым и пока что не спешила обращать внимания на что-то еще. А я понимающе переглядывался с Шурфом: только в такой ошеломляюще уютной атмосфере и можно было обсуждать серьезные дела.       – Ну что, одного Мабу и ждем, – сказала Сотофа.       Я открыл было рот, из которого рвалось замечание, что вот же Маба сидит, напротив нас – но мне вовремя пришло в голову, что не спроста он так таинственно мерцает, и я захлопнулся. Сотофа с показной сердитостью погрозила мне кулаком. Джуффин усмехнулся.       Шурф, пронаблюдав наши ужимки, выдал:       – Мне представляется нелишним на всякий случай оповестить всех присутствующих, что к посту Великого Магистра я отношусь с должной ответственностью и, находясь в стенах Ордена, узнаю буквально о всяком новом появлении здесь кого бы то ни было. Более того, если бы находились вне орденских стен, с высокой вероятностью сработало бы заклинание, предупреждающее меня о появлении тех, кто желают остаться незамеченными. Если бы не случилось и этого, меня бы предупредили с недавних пор наведенные чары, реагирующие конкретно на ваше присутствие, сэр Маба.       Под звонкий смех Сотофы Маба окончательно материализовался рядом с Джуффином. Джуффин в сердцах плюнул и щелчком отправил Сотофе две монеты в корону достоинством.       – Никакого интереса с вами, – дружелюбно пожаловался Маба. – Так бы, глядишь, хоть леди удивилась бы… Хороший всем, что ли, вечер.       Не отрываясь от мороженого и вообще почти не меняя положения в пространстве, Меламори отозвалась:       – Вы прибыли минуты три-четыре назад, как раз когда сэр Джуффин заговорщически взялся за трубку. Вероятно, надеясь остаться незамеченным, поскольку ваше сознание в каком-то смысле ждало вас здесь заранее. Это очень ловкий прием, и я беру его у вас на вооружение. Но вы нарочно, если так можно выразиться, громко топали. Считать, что я пропустила вас мимо ушей, даже несколько обидно. Но я не обижаюсь, – она наконец повернулась к собеседнику. – Мне слишком вкусно. Вижу вас, кстати, как наяву.       Это был один из тех моментов, когда я готов пищать от восторга. Пищать, скакать и со всем торжеством сообщать каждому лично, что вот это – моя девушка.       А Маба изумленно задрал брови, признавая сокрушительное поражение.       – Ваш намек я понял, чудесная леди… – Он, посмеиваясь, залез под стол обеими руками сразу (еще бы, одной рукой разве такое удержишь!) и вытащил целую слоеную сливочно-пломбирную гору на блюде, которая даже меня привела в неадекватный восторг. – И я вижу вас, как наяву, леди Меламори. Позвольте угостить вас в честь нашего наконец-таки состоявшегося знакомства. – Меламори активно согласно закивала, мол, угощайте, мороженое не беглый Магистр, лишним в компании не будет, да и в организме всегда помещается. – Не могу одновременно не восхититься и возмутиться, однако! Джуффин, восхищаюсь твоим талантом находить таких неординарных личностей! И выражаю возмущение, что ты раньше нас не познакомил.       – А ты бы, между прочим, осторожнее с такими сильными девушками флиртовал, эти девушки благородного происхождения, они таким простакам, как мы с тобой, всё сердце оттопчут и скажут, что жестко, – флегматично отозвался Джуффин. – Да-а, леди Меламори, вижу, что ты здесь присутствуешь не только по приглашению, но и по неоспоримому личному праву… Что-то все прекрасные леди в моей компании повально взрослеют и мудреют, аж тошно.       – Потому что не за свое дело берешься, лисяра, – поддела его Сотофа, отпивая своей душистой камры и отправляя в полет симпатичную серебряную ложку для мороженого. Стол обогатился еще одним набором блюдечек. – Но раз речь зашла, ты, милая, заглядывай к нам почаще.       – Спасибо вам, леди Сотофа, – кивнула моя чудесная девушка, отставляя на время пиалку с мороженым, что свидетельствовало о ее глубочайшем почтении к адресату сообщения. – Обязательно им воспользуюсь, но не более того. – И пояснила: – Видела я, извините, ваших послушниц. Мне пока что ни Макс не надоел, ни вообще жизнь.       На этот раз Джуффин послал Сотофе смешливый взгляд.       А я, расковыривая многослойную сладость, ему сказал:       – Я тут вспомнил твои слова, что разбираться со всем будет леди Сотофа. Это потому что девочка, да?       – Что, ближе к делу?.. Так ты теперь и сам знаешь, что да.       Сотофа о чем-то безмолвно переговорила с Мабой, и оба безмятежно откинулись на перила, потягивая камру.       – Я просто подумал, ты ведь не зря отправил меня погулять на десять минут. Я проведал Темную Сторону и задал ей пару вопросов. И, в общем, мне теперь кажется, что я ее очень хорошо понимаю, будущую леди Лонли-Локли.       Я знал, что Шурф слушает меня с безграничным вниманием.       – И что думаешь? – спросил Джуффин.       – Думаю, как-то несправедливо получилось. Она же всю жизнь будет тосковать, сама не понимая о чем. Точнее, о ком. Темная-то Сторона вот она, пожалуйста. А Аэлднаилана? Девочка ведь успела ее полюбить.       Мне ответила Сотофа:       – Значит, быстрее научится ходить по времени. А может, и сама станет когда-нибудь хранительницей времени. Оно ведь такое же хрупкое, как и Мир, который им живет. У вас, мальчишек, спасать Мир еще худо-бедно получается, а вот время хранить… Это дело для женских умов.       – Умов? – не понял я. – То есть Хранительница Времени не одна, что ли?       – М-м-м-м, – с мечтательной отрешенностью протянул сэр Маба. Блюдце с мороженым подлетело к его подставленной ладони, а камра, наоборот, отправилась на стол. – Этот Мир, он, Макс… как ароматный радужный цветок. Есть в одном Мире цветок, – Маба несколько раз щелкнул языком, озвучивая его название. Вещая, он посматривал на Меламори. – Всем нравится, но сам ни за что не вырастет. Специальные мастера находят в природе лианы, на которых он может распуститься, и с великой осторожностью пересаживают на заранее подготовленное дерево с рыхлой древесиной. Ничем, в общем-то, не примечательное и нужное только для того, чтобы его соками питалась та лиана. А потом все вместе – опущу подробности – накрывают тесным прозрачным куполом. И вот когда лиане больше некуда разрастаться, она покрывается цветами. И чем дольше времени она живет под куполом, тем больше цветов. Но стоит только хоть чуть-чуть приподнять купол или недоследить за температурой – и все придется начинать сначала. Мир Стержня, Макс, тоже сам по себе не растет. Он паразитирует на сердцах могущественных колдунов, которые разыскивают для него подходящий субстрат и сохраняют температуру, или, если хочешь, баланс волшебных сил, время, или что там еще… В одиночку с такой работой не справишься. Поэтому и аэлднаилана – коллективная должность, если так можно выразиться.       И чувство окружающего нас уюта вдруг показалось мне лоскутным одеялом.       Из монолога Мабы я не узнал ничего нового – но по-новому осознал кое-что, глядя на его ускользающее лицо. Я до боли в сердце почувствовал, что для тех, кто сидел напротив нас (несмотря на то, что беседка была круглой, я мысленно симметрично разделил всех на «них» и «нас») – для них мой возлюбленный Мир был всего лишь одним из Миров, милым, бесспорно, и даже стоящим того, чтобы пошевелить ради него пальцем при случае, веселым Миром, где время от времени попадаются приятные люди и занимательные события… но не более. Он не был Единственным и Неповторимым, каким был для меня; никто из них не удержал бы сейчас этот Мир одной своей тоской о нем, а то, что это удалось однажды Джуффину, все глубже и глубже отходило в прошлое и становилось делом минувших дней. Я не решался предположить, в какой момент "нас" станет не четверо, а трое.       И с этой мыслью ко мне пришло другое осознание. Я зря поймал отсутствующий взгляд Джуффина. Меламори и Шурф, сидящие от меня по бокам, нахмурились. И я услышал тихий неотменяемый голос:       – Понял, да?       Это спросил Маба. Я переметнул взгляд на его смутное лицо и на какую-то секунду встретился с его чужими глазами.       – Понял, – ответил я, отчасти сам не свой. – Зачем нужен Шурф, и зачем эта история была нужна… Дело ведь не только в Шурфе… Но в Джуффине.       Джуффин хмыкнул:       – Дело во всех, Макс. И во мне, и в тебе, и в леди Меламори, и в дочери сэра Шурфа, и в Аэлднаилане… И все есть так, как и должно быть. А ты об этом знаешь.       – Знаю, – кивнул я. – Все произошло в самый урочный час. Чуть раньше было бы еще слишком рано, а чуть позже – как знать, может, и слишком поздно. Что там с тобой случится и чего ты тогда захочешь...       – Да нет, поздно бы не было, – покачал головой Джуффин. – В этом и прелесть. Какой-то запас всегда есть, когда имеешь дело с теми, кто распоряжается временем.       Я понимал, что мы вязнем в какой-то липкой паутине полупонимания. То, что я понял, не знал, как сформулировать; Шурфа и Меламори я грешным делом встревожил, и они теперь ждали чего-то невообразимого и любые слова исковеркали бы своей ненужной тревогой; и то, что они нервничали, заставляло нервничать меня.       Но тут серо-серебряная молния с длинным пушистым хвостом с легкостью перемахнула через перила беседки и оказалась у Шурфа на плече. Мы хором вздрогнули, я рассмеялся, и следом за мной улыбнулись все остальные.       А лис Шурфа, кажется, растерялся, бедолага. Наш смех его не смутил, дурачков он на своем веку, надо понимать, перевидал достаточно. Но, оббегая по кругу всех присутствующих, он никак не мог определиться, где же ему занять место и на кого в первую очередь смотреть. К Сотофе и Джуффину он, положим, привык, но вот я все еще вызывал его любопытство, а Меламори и Маба и вовсе оказались непревзойденными источниками интереса. Чтобы в поле зрения попали все сразу, беседка определенно была маловата. Несчастный Лунный Хвостик перебегал от Мабы к Меламори и обратно, заглядывая им в глаза и оборачиваясь на меня. В конце концов он, сникнув ушами, остановился у края стола и расстроенно тявкнул. Растроганная Меламори потянулась к зверю, но он, игнорируя ее, прибрел к Шурфу, посмотрел на него грустными глазами и деликатно потрогал его лапой за ногу.       – Что, глаза разбегаются в таком обществе? – спросил Шурф, аккуратно сажая лиса на колени. – Прекрасно тебя понимаю.       Лис вздохнул, улегся, подвернув под себя хвост и лапы, и уложил морду на задрапированное орденской мантией колено. Несмотря на его увядший вид, я не слишком жалел лиса. Не так уж ему было и плохо. Разумное животное выбрало в качестве лежанки самого надежного в нашей компании человека.       Сотофа ласково усмехнулась:       – Да не драматизируй ты так, тоже мне, Великий Магистр! Вечно вы все преувеличиваете. А дело-то плевое, не дело даже, а так, просто ход времени. Просто меняется все.       – К счастью, это удивительно верное замечание, – отозвался Шурф.       – Ну вот видишь, мой милый, – она расплылась в доброй улыбке. – Ты-то сам любишь этот Мир, а?       Шурф чуть склонил голову набок.       – Подозреваю, я должен ответить да. И считаю его подходящим местом, чтобы ребенок мог провести детство и юность.       – Вот и хорошо, сэр Шурф. А что, позволишь старой Сотофе повозиться с твоей дочуркой?       Он притворно вздохнул:       – Попробовал бы я в чем-то леди Сотофе, которой нравится притворяться старой, отказать… Но в целом, тем не менее, я убежден, что всякое судьбоносное решение моя дочь со временем примет сама.       Я благодарно на него посмотрел. Шурф только что произнес слова, которые я считал если не самыми хорошими из слов, то самыми правильными.       – Значит, – заключила леди Сотофа, – все складывается как нельзя лучше.       Меламори осведомилась:       – А что складывается, несчастному топтателю чужих сердец толком объяснит кто-нибудь?       – Насколько позволяет понять моя рассуждающая способность, о несчастная не жалеющая ног леди Меламори, – сказал Шурф, – предполагается, что я в некотором роде должен буду сменить сэра Джуффина.       – Ага, – подтвердил я, наконец пробуя мороженое, – так и есть. Джуффин ведь неоднократно предупреждал, что рано или поздно ему надоест играться в Начальника Тайного Сыска, и что будет дальше – одним буривухам известно. Так уж получилось, что Шурф как никто другой подходит на роль наводителя в Мире порядка. Великий и ужасный.       – Не великий и ужасный, чучело мое, а благостный и единственный, – ехидненько показывая зубы, захихикала Меламори. Замечательно. Такое же хихи я уже слышал недавно. Речь тогда как раз тоже шла о Шурфе. Я так понимаю, Меламори представила себе судьбу, которая поджидает грешный суетный Мир. Шурф качанием головы выразил свое напускное неодобрение.       – Не радуйся так, – сказал я. – Еще несколько дюжин лет сэр Джуффин точно будет оставаться Начальником Малого Тайного Сыскного Войска, сэр Шурф – Великим Магистром Ордена Семилистника, а мы с тобой – юными любознательными оболтусами. И за это время наш Шурф превратится в окончательное воплощение мудрости и правильности.       – И, кстати, если уж мы сегодня празднуем неофициальное вступление сэра Шурфа в ряды грозных колдунов, – с улыбкой проговорил Маба, – советую этому сэру как можно скорее обзавестись подходящим недостатком. Совершенство – все-таки опасное состояние. Не успеешь оглянуться, а уже нет ни эмоций, ни чувств, ни привязанностей, одно только все принимающее осознание. И непонятно, где кончается совершенство и начинается несуществование.       – Не сомневаюсь, что у сэра Шурфа даже недостаток будет невыносимо полезным и правильным, – усмехнулся Джуффин. – Впрочем, Шурф большой молодец.       – Я не сделал ничего, что было бы не в моей природе, – сказал Шурф.       – О, кстати о молодцах, – вставил Маба. – Думаю, молодцу Шурфу пригодится одно чудовище. Я имею в виду Муррийского Демона-Обжору…       Меламори заинтересованно встрепенулась:       – Это такого?       И перестала выглядеть Меламори.       Испытывая настойчивое желание творить какие-нибудь священные символы, я отпрянул. Лис, напротив, навострил уши. Если сэр Шурф, подумал я, встретился вот с этим… Его бесподобному мужеству я мог только позавидовать. Уж я насколько был привычен к такого рода выкрутасам – и то вот к этой страхолюдине с кучей явно смертоносных жал и длинных перепутанных щупалец с какими-то дырчатыми кувалдами на концах готов не был.       – Что, Макс, страшный? – довольно спросил Джуффин. – Значит, не зря старались… А ты что, леди Меламори, неужели докопалась, как этот демон устроен?       Моя девушка, хвала Магистрам, вернула свой обычный облик – хотя бы чтобы ответить:       – Нет, это только оболочка. Я бы даже голову повернуть не смогла. Какое-то чересчур заковыристое чудовище. Он мне сначала понравился, а потом я начала разбираться… А о нем и информации почти никакой нет.       – Само собой, нет, – подтвердил Джуффин, – и не должно быть. В этом и заключается его полезность. Очень качественный и показательный экзамен на выдумку.       – Это, надо думать, расшифровывается так, – развил я его мысль, – что Муррийских Демонов-Обжор никогда не существовало, кроме как в воображении.       – Ну как тебе сказать, Макс, – хитровато повела глазами Сотофа. – Легенды-то о них ходили… Поэтому его кто-то когда-то и выбрал. Мы же не первые, так, пользуемся по традиции, когда нужен. А когда не нужен – лежит себе тихонечко на полочках в книжках этот твой демон. С ним только две закавыки: если уж тебе приспичило кого-нибудь напугать, превратившись в такое чучело, то надо, во-первых, точно знать, что твоя жертва достаточно начитана и опознает, кто явился по его душу; а во-вторых, тут ничего не попишешь, надо быть готовым, что жертва твоя будет защищаться… Так что не каждый день на себя такую шкуру натянешь.       – Ага. А эта самая жертва, стало быть, должна догадаться, что того, кому не вредит волшебство Мира, надо затащить в Хумгат.       – Как один из вариантов, Макс. Это же, как я и говорю, качественный экзамен на выдумку. А мне вот не дает покоя, – он повел трубкой в сторону Шурфа, – как тебе удалось повторить трюк с тем, чтобы стать воротами в иной Мир? Да еще, как я понял, в тот, которого больше нет?       – Естественно, я уже давно изучил механизм этого занимательного колдовства, – спокойно ответил Шурф. – Вы были правы, утверждая, что далеко не все можно найти в книгах, но книги все-таки существенно мне в этом вопросе помогли. Я, конечно, в то время не рассчитывал, что мне придется применить это умение на практике еще когда-нибудь. Но разобраться, что за магия скрывалась в моем теле, было необходимо.       Джуффин удовлетворенно кивнул.       – А ты, значит, подсматривал за нами, да? – попытался пристыдить я этого отъявленного злодея. Естественно, попытка провалилась. Он свел пальцы, подтверждая, что да, подсматривал, но вот столечко, совсем каплю.       – Такое зрелище, Макс, – сказал он мне почти укоряюще, – я пропустить не мог. Кстати, можешь не переживать, что Аэлднаилана исчезла в небытии в Мире, которого больше нет.       – Я, знаешь ли, и не переживал. Как ты заметил, его больше нет. А она все-таки Хранительница Времени.       Он выпустил клуб дыма:       – Ну, мыслишь в более или менее верную сторону…       – А все-таки жалко тот Мир, – неожиданно для себя сказал я.       – Тот? – удивился Джуффин. – Уж не сон ли умирающей больной старухи тебе жалко?       – Да какая разница, чей он, – поморщился я. – Не самое приятное местечко, я согласен. Но я подумал, а что еще могло бы быть в том Мире? Мир ведь и сам чего-то для себя хочет. Кто знает, что он скрыл бы за раскаленным воздухом и иссушающим ветром?.. Хотя прежде всего каждый Мир хочет быть.       Сэр Маба беззлобно фыркнул:       – Свяжешься с Вершителем…       Леди Сотофа беззлобно за меня вступилась.       – А ты попробуй скажи, что он неправ. Макс совсем дитя еще, а я бы с удовольствием поточила с тобой язык и про Миры, и про принципы бытия, и про Вершителей. Радовался бы, что ему этот Мир по душе. – Маба в шутку поднял руки. – А тебе ведь он по душе, а, Макс?       – Еще как, – честно сказал я. – Говоря по существу, мне совсем бы не понравилось, если бы его, такой несовершенный и неприспособленный, кто-то или что-то разрушил, хоть колдовские междоусобицы, хоть сам Лойсо… Извините, леди Сотофа.       Довольно непредвиденно мою голову посетила мысль, что не стоит конкретно в этой компании поминать всуе моего хорошего, но недостижимого друга.       – Вот еще нашел проблему, – отмахнулась она.       Но не успела она договорить, как Шурф тихо охнул и сжал руками голову. Сотофа словно прислушалась на секунду и зачем-то одним жестом расчистила центр стола.       Я сам уловил только чуть слышное магическое дуновение, которое закружило по беседке и перемешало холодное с теплым. А через какие-то секунды, заставляя меня не верить собственным глазам, в центре стола на корточках сидел сам Лойсо Пондохва в непривычно человеческом обличии.       Лойсо, которого никто не ждал, а самое главное – я не ждал, хотя так хотел встретить! А он, устроившийся напротив меня (я все-таки машинально отметил, что напротив меня – это к Джуффину как раз, хм, затылком), как голубь-переросток на жердочке, протянул руку, чтобы легко щелкнуть Шурфа по лбу, и знакомым голосом сказал:       – Привет, Макс. А я уже думал, не вспомнишь обо мне.       Я даже опасаюсь представить, на что было похоже мое лицо в тот момент: в голове толкались сплошные вопросы, как же так, он ведь уже давно не человек, да и в этом Мире появляться не должен, как тогда вышло, что он все-таки здесь? Но в это время выпрямился, наконец, Шурф. Его лис вскочил и моментально очутился перед Лойсо. Такими глазами фанаты смотрят на рок-идолов.       – Благодарю вас, – с полным спокойствием сказал Шурф. – Хороший вечер, сэр.       – Хороший, сэр Шурф. Давно не виделись, – не стал спорить Лойсо. Джуффин за его спиной посерьезнел. – Что, перестарался с предосторожностями, Магистр? Ничего, все этим в первое время грешат.       Момент был воистину пронизан гомеровским пафосом. Встреча старых друзей в новой жизни, так сказать. И тут моя Меламори громким шепотом спросила, ни к кому конкретно не обращаясь:       – Это, что ли, Лойсо Пондохва?       Сотофа прыснула в кулачок. А брови Лойсо поползли вверх, и он удивленно рассмеялся.       – Это, если придерживаться традиции, – подтвердил он. – А это – девочка, которая учится думать своей головой? Хороший вечер и тебе.       Меламори усмехнулась и поприветствовала его.       – А я совсем вас не почувствовала.       – А сейчас что, чувствуешь? – осведомился Лойсо.       Меламори удивленно покачала головой.       Джуффин прокашлялся и зачем-то достал из кармана орех, который с несколькими своими собратьями постоянно там водился.       Лойсо почесал щеку и, подхватив на руки лиса, спрыгнул со стола.       – И остальным присутствующим хороший вечер… Леди Ханемер.       Они обменялись кивками, и Сотофа протянула ему кружку с камрой:       – А камры выпьешь, м? Моя тебе не повредит.       Джуффин с громким многоступенчатым хрустом разгрыз несчастный орешек зубами. Лойсо в ответ усмехнулся.       – Да уж сделаю исключение, пожалуй.       Мой необычный знакомец перехватил чиффу одной рукой, свободной отсалютовал Джуффину камрой и разом опорожнил чашку. И я заметил, что рукав его черного складчатого одеяния как-то знакомо серебрится. Поэтому моим первым вопросом вместо всех десятков накопленных вопросов стало:       – Лойсо, так вы что, во сне нас видите, что ли?       – Вижу, Макс, – подтвердил он, – во сне, как наяву… Действительно, не повредит. К тому же неожиданно вкусно.       Он отставил тонкостенную чашку на стол и заодно пощекотал грибок, дым вокруг которого успел развеяться. Теплое оранжевое свечение включилось в общий ансамбль.       – Зачем пожаловал? – наконец произнес Джуффин.       Лойсо развел руками:       – Да вот все снится и снится мне в последнее время сэр Макс из Ехо. И вся ваша грешная история.       – Ты подумай!.. И далось тебе спать каждую ночь.       – Да не то чтобы. Просто стало обидно за Макса. Он тебя любит. А ты его нет.       Несмотря на то, что я успел дать себе слово сначала услышать все, что можно будет услышать, и только потом встревать, тут я еле сдержался.       – Просто терпеть не могу, – относительно миролюбиво сказал Джуффин. – Но при чем тут ты?       А Лойсо вдруг сел на скамейку прямо рядом с ним и прижался к нему плечом, поскольку иначе оставалось бы только свалиться с краешка сиденья.       – Да перестань. Я давно на тебя не сержусь, а ты никогда по-настоящему не считал меня врагом. Не понимаю, почему бы просто не рассказать все человеческими словами, как есть. Убудет от тебя, что ли?..       Джуффин оценивающе оглядел своего нового соседа с ног до головы – сидя, он был едва заметно выше Джуффина – и словно бы с неохотой признал перемирие:       – Ну вот сам и расскажи, как сочтешь нужным. А я тоже послушаю.       Дым отправился к заменявшему потолок перекрестью арок, собрался в облачко и закрутился хороводом вокруг самого большого гриба в центре. Лойсо повернулся ко мне, почесывая между ушей блаженного лиса.       – Видишь, Макс, сэр Халли дал мне свободу действий. Мне нравится думать, что это признак того, что ему надоедает быть Джуффином Халли – Почтеннейшим Начальником Тайного Сыска. Ему, собственно говоря, и надоедает. Поэтому он попытался подсмотреть в будущее, которое ждет ваш Мир через где-то сотню лет. После того, как сэр Джуффин Халли перестанет за ним следить. А вместо ответа он получил одну из хранительниц времени. С этого момента он, разумеется, хорошо представлял себе судьбу твоего драгоценного сэра Шурфа. А если бы ты не вмешивался, то представлял бы еще лучше. Я пытался тебе это растолковать… по здешнему времени, еще неделю, получается, назад. – Он нагнулся в мою сторону и воззвал: – Макс, я же показал тебе, что значит быть ветром.       – И правда… – понял я. – Показал. А я ничего, получается, не понял.       – Просто ты сейчас не ветер. А жаль. Любить ветер и быть им – это такие разные вещи. Любить у тебя вообще хорошо получается.       С этим утверждением сложно было не согласиться. Сложно – но все же можно.       – Это точно. Вот только не кого-то одного.       – Ну, Темную Сторону этого Мира ты любишь наверняка. А значит, и от этого Мира надолго никуда не денешься. А когда денешься – это будет совсем другая история.       И Сотофа добавила:       – И ой какая далекая.       – Полагаю, вы правы, милая мудрая леди. – Лойсо бросил мимолетный взгляд на Джуффина и некоторое время смотрел улыбающейся Сотофе в глаза. И, словно договорившись с ней о чем-то, закончил: – Так я скажу еще кое-что сэру Шурфу. Может, ему и пригодится. Я бы на его месте все-таки не спешил обзаводиться недостатками. У него и так будет избыток всего, что привяжет его к здешнему Миру. Еще долгие-долгие годы.       – Я рад это слышать, – только и ответил Шурф.       – Только не засиживайся долго на одном месте. Это вредно. – Лойсо послал ему пристальный взгляд и, кажется, удовлетворившись увиденным, аккуратно передал лиса. – Зверь у тебя чудной… такой же, как и ты, в общем-то. Болтун.       И как только руки Шурфа перехватили чиффу, Лойсо медным набатом и запахом грозы растаял в воздухе.       Мы брели по полутемному мосту Кулуга Менончи. Не втроем даже, а вчетвером: Шурф нес на руках своего серебристого питомца, озирающего острыми глазками редких встречных. Люди приветствовали Шурфа и, не всегда узнавая, нас с Меламори, мы же здоровались в ответ. Я размышлял, сравнивая Джуффина, Шурфа, Лойсо и Льясу, какие странные формы подчас принимает забота о близких.       – Шурф, это правда, что могущественные колдуны слышат, когда произносят их имя?       – Не знаю наверняка. Если принять в учет некого колдуна, с которым ты однажды пытался встретиться, то вполне может быть.       – Я думаю, Лойсо слышит свое имя. По крайней мере, когда его произносим мы. Или, может, он просто знает, что о нем вспоминают.       – Вероятно.       – Ты, наверное, почувствовал бы что-то подобное, если бы твоя дочь часто звала тебя, пока находилась на Темной Стороне. Поэтому твое имя и было для нее под запретом.       – Вот как?..       – Она могла и не осознавать этого, но в какой-то степени она колдовала за счет твоих сил и умений. Это ведь были твои знания: как ходить по воде, что бывают Дырявые Чаши, как создавать и разрушать иллюзии. И силы в какой-то степени были твои.       Он кивнул.       – Мне приходила в голову подобная идея...       – Ведь колдовать за счет сил Хельны у нее при всем желании не слишком получилось бы.       – Да. Хельна не самая сильная из волшебниц.       – К тому же, все это время ее не было в Мире.       Меламори требовательно подергала меня за лоохи.       – О, извини, Мел, – сказал я. – Нет, Лойсо прав: надо говорить простыми и внятными словами. Я тебе все расскажу.       Вокруг нас было тихо и холодно. По обе стороны моста – темная вода, и если на нее засмотреться, то заблудишься в собственных же мыслях. По левую руку в воде отражалась зеленая луна, и дорожка света от нее стремилась спрятаться под каменным сводом моста. Волосы Меламори трепало ветром, от них пахло травой и сиренью; а с другого бока разлеталась широкими акварельными мазками белая мантия Шурфа, и к его груди прижимался закутанный от холода в рукава мантии лис.       – Понимаешь, Мел, Хельна некоторое время назад попала на Темную Сторону. Кажется, она давно хотела, и вот у нее получилось. А через несколько дней я коварно заманил на Темную Сторону Шурфа и-и-и… взял и поцеловал. А всякие грозные чародеи пришли за нами подсматривать, потому что я еще и нажелал, чтобы нам было хорошо, а кому – нам – не уточнил. И среди всех каким-то образом оказалась Хельна. Может быть, это из-за того, что ей помогли уандукские зелья... Не думаю, что она разозлилась, но расстроилась точно. Она изо всех сил старалась остаться незамеченной, так что мы ее действительно не заметили. Мне надо было поговорить с ней, но я не успел. Проблема в том, что Хельна про Темную Сторону почти ничего не знала. То, что желать нужно с постоянной оглядкой, ее до сих пор никогда не касалось. А тут еще Поэтические зелья… И она неосторожно пожелала чего-то, даже, как мне кажется, не слишком конкретного, там была настоящая гремучая смесь, порыв души. И ее желание, как могло, сбылось.       – Получилось по-свински, Макс, – вздохнула Меламори. – Но я начинаю понимать. Хельна к тому моменту уже оказалась беременной.       – Да. Каких-то несколько дней. Что есть жизнь, как не череда нелепых случайностей. В результате Хельна исчезла, а вместо нее появилась их дочь. Сразу взрослая.       – Бедняга, – посочувствовала моя девушка, – представляю, как ей несладко пришлось. Ничего не соображая и не понимая, сразу попасть не куда-нибудь, а на Темную Сторону.       – И все же ей не было там плохо, – возразил я. – Темная Сторона – во многом более подходящее место для того, кто впервые оказывается в Мире, чем общество из людей, у которых есть свои традиции и порядки. К тому же, ее встретила Аэлднаилана.       – Про Аэлднаилану я уже в курсе.       – Ну, видела она превращение Хельны или нет, она взяла на себя заботу о ее дочери и стала учить ее магии. То есть не быть человеком, не одеваться в одежду и даже говорить – не слишком-то. И, что важнее, не тому, что хорошо и что плохо. Только волшебству. Истинному, уандукскому, Очевидному… еще какому-то, всякому разному, на какое у нее было время. Плохо представляю, как они общались. Но Аэлднаилана показывала ей Мир. А дочка Шурфа – сообразительная барышня. Она быстро поняла, что шторм – это плохо, потому что корабли не могут ходить по морю. И, недолго думая, решила, пусть в Мире вообще не будет ветра. Ну, а Аэлднаилана помогла ей это осуществить, ей-то было, по большому счету, без разницы. Ограничилась она не всем Миром, а только Соединенным Королевством, правда. Ничего удивительного, что Король не смог не то что вернуть ветер, но хотя бы понять, что происходит. В таком бреду даже опытный психоаналитик бы запутался.       – Не знаю, кто такой психоаналитик… Но у Шурфа ведь получилось?       – Да… – я замялся. – Да тоже не совсем. У него получилось показать, хотя он стремился к другому эффекту, что ветер – это хорошо и весело. Поэтому его дочь все вернула на свои места, опять-таки при помощи своей наставницы. Тогда же юная леди и с Джуффином познакомилась, надо полагать, потому что он спускался на Темную Сторону в тот день. Джуффин, думаю, тоже показался ей веселым… Или вот сэр Ай Тювин, да и все остальные. Аэлднаилана как-то разъяснила дочери Шурфа принцип действия Поэтических зелий: мол, покажи человеку, что он хочет и что он может, и ему от этого станет хорошо. Но это… не совсем так, как бы сказать. Не со всеми работает. Особенно если у тебя в голове каша из разных видов магии, и ты не то что колдовать – разговаривать-то не умеешь. Вот леди Гатта Нарита из-за подобного откровения о себе вообще Искру утратила. Правда, уже вернула, и ей как раз в конечном итоге оно пошло на пользу…       – Тем не менее, – сказал Шурф, – можно сделать вывод, что моя дочь посчитала Поэтические зелья и все с ними связанное вредными. И положила конец украшающим город иллюзиям. Как раз тогда, – горестно протянул он, – когда эти иллюзии стали подходить под определение искусства.       – Да… Очень категоричная особа. А потом она в моем же сне измазала меня соком сонных ягод. А я, такая скотина, так и не пришел на свидание.       Меламори вклинилась между мной и Шурфом, заставляя нас сбавить шаг:       – Шурф, Шурф! Знаешь, я как-то вдруг захотела поговорить с Хельной. Это как, можно? Или ты рассчитывал единолично занять ее внимание?       – Я-то рассчитывал, – рассудительно отозвался он, – но это не обязательно означает, что из моих расчетов получится что-то дельное. В конце концов, наедине я с ней уже, как ты можешь догадаться, неоднократно беседовал и до этого случая с Темной стороной. Почему бы не попробовать по-твоему.       Шурф решительно оглянулся на нас и одной рукой ухитрился обхватить нас обоих в охапку.       И даже перехватить меня, чтобы я не упал. Это случилось уже в его гостиной.       А я ну просто всем сердцем хотел, чтобы Шурф и Хельна все выяснили и помирились, вот прямо здесь, не сходя с места и долго не думая. И не было во вселенной силы, чтобы изменить мое эгоистичное желание.       Хельна лежала тут, на диване, со всем возможным комфортом.       – Она крепко спит, – сказал Шурф. – Это показалось мне более приемлемым.       – Но почему в гостиной? – спросила Меламори.       Шурф ответил ей не сразу.       – Так было лучше.       Меламори пожала плечами.       – Ну как знаешь… Ты ее разбудишь?       Шурф спустил лиса вниз, и тот принялся деловито оглядываться.       – В этот раз мне понадобится твоя помощь, – улыбнулся ему Шурф. Лис навострил уши. – Надо поднять этой леди настроение.       Чиффа склонил набок остромордую голову, махнул хвостом и запрыгнул на диван.       – Заранее благодарен, – сказал Шурф.       Плавно склонился над своей спящей женой и нежно погладил ее по голове.       Мы с Меламори сидели на ковре, прислонившись к стене.       – Хельна, – мягко позвал Шурф.       Я уткнулся в плечо Меламори. Она потрепала меня по голове.       Хельна провела рукой по лицу и привстала на локте, затем села. Перед ней стоял Шурф.       – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.       Хельна посмотрела на лиса, осмотрелась, заметила нас с Меламори.       – Спасибо, нормально.       Чиффа пролез под ее рукой и положил лапы на грудь.       – Сейчас ночь?.. – без интереса обронила Хельна, глядя в угол. Она скрестила руки на груди, и лис свернулся рядом.       – Да, – мягко сказал Шурф. – Прошло несколько больше времени, чем ты думаешь. Ты была на Темной Стороне, правда?       – Да.       Он помолчал.       – Ты на меня злишься?       – Нет. – Она смотрела в одну точку, и ее обычно изящные черты лица говорили об усталой грусти.       – Ты сейчас чего-нибудь хочешь?       Она промолчала.       Меламори со вздохом поднялась и, мягко ступая, прошествовала к дивану. Она села на ковер прямо напротив Хельны и через какое-то время накрыла ее руку. Хельна перевела на Меламори печальный взгляд.       – Леди Хельна, – полушепотом позвала Меламори, – очень тебя прошу, выслушай меня. Я вообще-то прошу нечасто. – Она оглянулась на Шурфа. – Мне кажется, я понимаю тебя довольно хорошо. Даже, возможно, чуть лучше, чем кто-то другой. Буквально кожей чувствую, как ты в одиночку все придумала, приняла решение и свалила на себя всю ответственность. Я и сама так люблю. Это работает, когда нужно сделать что-то для себя лично, а вот когда еще кто-то замешан – ни разу ничего путного не получилось. Я пробовала. Это никуда не приводит. Даже красиво все доломать не выйдет. Твоя натура все равно вылезет в конце концов и всем растрезвонит, на что ты надеялась на самом деле, и будет обидно не один раз, а два. И второй, если совсем плохо случится, растянется на всю оставшуюся жизнь. Поэтому, пожалуйста, скажи сейчас. Просто скажи, чего ты хочешь.       Хельна не пыталась игнорировать слова Меламори, они тронули ее и задели за живое; но Хельна только покусывала губы и часто моргала. Она смотрела так, словно хотела – и не умела – оправдаться.       – Учти, – многозначительно добавила моя девушка, – если ты хочешь, чтобы мы с Максом просто оставили Шурфа в покое, это нормально. Можно как минимум обсудить.       Хельна замотала головой и запротестовала:       – Магистры, да нет! Что же вы обо мне, должно быть, думаете…       Меламори сказала правду:       – Никто не будет знать, что о тебе думать, пока ты сама не скажешь. Ты ревнуешь?       Шурф тоже осторожно опустился на ковер.       – Нет. Я давно привыкла к тому, как все устроено. И Шурфа знаю не первый день.       – Это хорошо, конечно. Но ревность – это чувство, а не разумное решение, – сказала Меламори.       – Нет, нет… и не в этом дело. – Она вздохнула и все-таки обняла пушистого лиса. – Просто все как-то изменилось. Из-за этого, наверное... я и...       Шурф сохранял напряженный вид человека, нашедшего наконец-то птицу, которую давно искал, и теперь рискующего спугнуть ее неловким движением. Хельна взглянула на него с сожалением.       – Я просто однажды слишком испугалась, что мы расстанемся. А потом мы развелись.       Шурф скользнул ладонью по ее плечам и тронул носом ее шею, не вынуждая Хельну смотреть себе в глаза. Она вздохнула, позволяя ему взять себя за руку.       – Знаешь, меня что-то дернуло… что нас с тобой уже нет таких, какими мы были. Поздно горевать. Все уже по-другому. Я пыталась не беспокоить тебя еще и этим. Честно. Пыталась.       – Я знаю, – ответил Шурф по-прежнему в ее шею. Меламори, не привлекая внимания, перебралась ко мне. – А я пытался понять, что заставляет тебя нервничать. И у нас обоих получилась пугающая ерунда. Давай больше так не будем?..       – Давай.       – Тебе не нравится, что я стал другим?       – Бывает так, что знаешь про что-то, что это хорошо, но оно все равно тебя страшит?.. – Она выдержала паузу. – Шурф, в любом случае, это больше не важно.       – Хорошо. – Не меняя положения головы, он крепко обнял ее.       – Нет, ты не понял. Не хорошо.       Шурф мягко отстранился.       – Объясни, – попросил он.       – Объяснять сложно. Но рассказать могу. Я не знаю, как все получилось, – с раскаянием сказала она. – Я так хотела не потерять тебя, что это стало важнее всего остального. Знаешь, на Сумеречном рынке я купила флакон с каким-то зельем, и мне привиделось… Привиделась такая пленительная заветная мечта. Совершенно нереальная, потому что ты – не для того чтобы сидеть на одном месте. Я тоже, наверное, нет, но это, как я уже сказала, не важно. Я почему-то вспомнила маму, вспомнила старые-старые мамины песенки. Шурф, мамы больше нет, понимаешь… – Ее лицо резали глубокие тени; а Шурф внимательно слушал. – Так случилось, что я тебя обманула. Ненамеренно.       – Неужели?.. В чем же? – мягко поинтересовался он.       – Я… Прости, я не думала, что у меня получится мамино колдовство. Но как-то вышло так, что оно получилось. Ошибиться в этом я не могу.       Шурф моргнул. Он машинально провел большим пальцем по Хельниному плечу и, словно не совсем доверяя себе, спросил:       – Хельна, ты пытаешься сказать, что у нас будет ребенок?       Она замерла. Я почувствовал, как за эту паузу в голове у нее пронеслись тысячи мыслей. Хельна посуровела и нахмурилась, очевидно готовясь задать какой-то крайне важный вопрос – даже черты ее лица словно бы заострились, обрели непривычную резкость.       Но ей всё же не хватило решимости. Взгляд выдал перемену в ее настроении. Ледяное копье растаяло, вода податливо стекла по ладоням и ушла в землю. Хельна с притворным раздражением дернула округлыми бровями:       – А ты, разумеется, все знаешь.       – Да, и что с того?       Она провела по лицу руками, выдохнула и сосредоточенно посмотрела Шурфу в лицо, беря его за плечи. По наступившему молчанию я понял, что они перешли на Безмолвную речь.       Шурф помрачнел. Его глаза на миг превратились в кинжалы, и он смотрел на свои руки. Потом он снова без звуков обратился к Хельне.       Мы с Меламори думали о чем-то своем. Может быть, мы не должны были здесь появляться. Но мы не мешали.       В тишине прошелестел подкрашенный горечью смешок Шурфа:       – Грешные Магистры, за кем же ты была замужем все это время…       Хельна отмахнулась от него, попыталась встать, опираясь руками на диван, но тут оказалось, что ее ладонь приземлилась как раз на лиса. Она воскликнула; Шурф безошибочным жестом ее подхватил.       – Ой… Шурф?       – Как так вышло, что мы никогда не обсуждали, что будем делать, если ты все-таки забеременеешь?       Она нервно усмехнулась:       – Этого не должно было произойти. Ты такой. Если что-то не должно случиться, зачем это обсуждать.       – Когда мы вообще говорили о детях в последний раз? Десять лет назад?       – Ну… Наверное.       – А сейчас, кем бы я ни был, ты хочешь остаться со мной?       Хельна ответила ему Зовом, а потом, услышав ответ, вдруг выкрикнула:       – Болван, о чем ты думаешь! Я же не на тебя сержусь! Не на тебя, а на себя!.       – Что?.. – недоуменно переспросил он. – Хельна? Как ты себя чувствуешь?       – Я же повела себя, как… И ничего не сказала тебе. Шурф, я… – и отчаянно дошептала: – совсем не понимаю тебя.       Он со странным повеселевшим видом щелкнул пальцами. Его волшебство зажглось вокруг самыми настоящими разноцветными огоньками, перезванивающимися и превращающими гостиную в сказочную лесную избушку.       – Как бы там ни было, все решается просто, – ободряюще произнес Шурф. – Потому что меня крайне просто понять. Я люблю вас обеих и ничего не способен с этим поделать.       Хельна подставила пальцы сияющему попрыгунчику огня и повторила:       – Обеих?..       – Тебя и дочь. У нас будет дочь.       – Эй! – удивилась она. – Откуда знаешь?       Он рассмеялся, выпуская наружу скопившееся напряжение, и озорно отозвался:       – Могут же быть у Великих Магистров какие-то привилегии!..       А потом со смешливой серьезностью снова спросил:       – Так что, у меня есть какой-то шанс?       А Хельна всплеснула руками и вдруг притянула к себе его голову, и, смеясь, сорвала и отбросила прочь его тюрбан, и растрепала его длинные волосы.       – Какой же ты болван, болванище, бол-ва-ни-ще, куда же я от тебя денусь, от такого великого Магистра, ты один пропадешь!..       Оба рассмеялись, и Шурф подхватил Хельну, будто она ничего не весила, и вокруг них закружились созвездия беспорядочных искорок, обливающие их обоих юркой нездешней мелодией.       Меламори сжала мои пальцы. Мы оба улыбались, но не знали, закончилось ли всё хорошо. «Пошли», – кивком позвала моя девушка.       Но у меня осталось еще одно дело. Я поднялся и подошел к Хельне. Она подмигнула мне.       – Я рад, что все хорошо. Прости, что сначала так запутанно вышло.       – Я на тебя не сержусь, – помотала она головой. – Если тебе обязательно нужно мое одобрение, оно у тебя есть. Я сама знаю, что Шурф такой… Если его узнать поближе, то уже невозможно не любить.       Я вздохнул.       – Ты странная леди… И спасибо тебе. Но я хотел отдать тебе вот это.       Я тряхнул рукой, и Хельна поймала выпавшую из моей руки деревянную чашку. Хельна посмотрела на нее несколько недоуменно.       – А ты уверен, что ты мне это хотел отдать?       Шурф в ответ осторожно выбрался из ее объятий и продемонстрировал свою, более темную от времени, Чашу.       – Моя, как видишь, при мне, так что Макс ничего не перепутал. Думаю, я понял, что это, – сказал он.       – На самом деле, – пояснил я, – это принадлежит вашей дочери. Но я уверен, что Шурф тебе и сам все расскажет.       Хельна потерла висок.       – Что-то я, кажется, и вправду долго пропадала. Шурф? Макс пообещал, что ты мне все расскажешь, – проговорила она ему на ухо.       Меламори приблизилась ко мне и шепнула: «Пошли домой, чучело мое».       И мы ушли.       Этой ночью со мной случилось счастье. Меламори заснула со мной вместе и не спешила улетать. Настолько не спешила, что позволила затащить себя в мой сон, поддавшись искушению взглянуть на тот самый лес. И я мотал ее по этому огромному лесу, который, сам не знаю как, разросся настолько, что за один сон его уже было не обойти.       Здесь стояло тихое серое время, перед самым восходом, когда небо уже светлеет и видно прощальные бледные луны, туманности и утренние планеты; Меламори гладила будто бы отлитые из стекла стволы деревьев, раскачивала лианы, усыпанные мелкими красными ягодами, загребала ногами опавшие листья. Лес ей нравился – а мне ну просто до чертиков нравился этот самый факт.       И вот мы оказались неподалеку от моей поляны – от той, где в круг стояли серые камни с золотыми крапинками. И я, конечно, не мог не показать эти камни Меламори. Но не дойдя до поляны, я ойкнул:       – А там кто-то есть…       Меламори решительно раздвинула кусты – и испустила восхищенный вздох.       Да, было от чего прийти в восхищение! На поляне, прислонившись к одному из валунов, сидел Шурф. Этого факта уже было достаточно для радости. Но все было еще поразительней: напротив него сидела его Тень. Я тихонько просветил Меламори.       Той не доводилось видеть ее прежде; но и я, ученый и опытный, не мог не восторгаться подобным зрелищем. Две высокие широкоплечие белые фигуры, почти как зеркальные отражения друг друга, безмолвно общающиеся о чем-то своем. Но Шурф смотрел на нее своими бездонными эльфийскими очами, а она – черными раскосыми глазищами на лисьей морде. Тень нас заметила – повела ухом в нашу сторону и дернула усами. И через секунду серебристым туманом растворилась в воздухе.       Шурф проводил ее взглядом и махнул нам рукой. Мы с Меламори поспешили к нему.       – Представляешь, – раздумчиво сообщил Шурф, – оказалось, что эти камни таят в себе немало секретов.       – Я за них несказанно рада, – сказала Меламори. – Но откуда ты здесь взялся?       – Полагаю, – невозмутимо отозвался он, – это место мне снится.       – Ага. Приехали, – обрадовался я. – Что-то миры полезли штамповаться, как блины.       – Я бы не сказал, Макс, – флегматично ответил Шурф. – Именно этому миру, судя по всему, не суждено сбыться до конца. Он так и останется на грани сна и яви.       – Ух ты, – отозвался я, – а откуда такие подробности? Неужели даже Мир тебе во всем признался?       – Нет, что ты, – совершенно серьезно сказал он. – Этим знанием со мной поделилась Тень. В этот раз она предпочла нас оставить.       Шурф полуобернулся и провел ладонью по серому камню. И под его пальцами засветились буквы: аэлдн-о тээм шамем-тэ артакууни рулх.       – Рулх?.. – удивился я.       – Крепость, – перевел он. – Время постепенно становится крепостью ищущего. Но не спрашивай, откуда мне это известно.       – Шурф, – Меламори тронула его за плечо, – а почему твоя Тень сюда пришла?       – Хм. – Он оперся подбородком на колено, и длинные тонконогие грибочки с полупрозрачными воротничками закачались под его дыханием. – Весьма вероятно, что ей просто было любопытно взглянуть на этот пограничный Мир. А еще, – он улыбнулся одним уголком губ, – она подтвердила, что наш диалог налажен.       – Вот и здорово... Я рад, что ты можешь приходить сюда во сне.       – И я, Макс. Этот Мир много для меня значит.       Меламори вздохнула.       – Мел? Ты чего? – спросил я.       – Значит, все закончилось, да?       – Пока что да. По крайней мере, наступил конец сезона штормов. Это значит, что приходит начало чего-то другого, вот и все. Может быть, Лойсо однажды тоже увидит этот Мир во сне… Хорошо, что вы с ним больше не в штыках.       Шурф усмехнулся:       – С некоторыми людьми категорически не рекомендуется пребывать в состоянии вражды. Как и с некоторыми силами.       А утром, между вторым завтраком и обедом, мне прислал Зов Нумминорих.       «Если ты не занят, Макс, – с энтузиазмом сказал он, – то приходи в порт. Ты обещал, что мне сегодня можно что угодно, а мне жутко хочется позвать тебя в порт. Поэтому приходи. Не пожалеешь».       И я, что было делать, привел себя в порядок, поставил на уши, кого нашел (не одному же мне подвергаться энтузиазму массового поражения), и в компании своей девушки, Шурфа с Хельной и леди Лари появился в порту.       Мелифаро неподалеку беседовал о чем-то с Анчифой, а Нумминорих, приложив ладонь ко лбу козырьком, разглядывал какой-то корабль на море.       – Бу! – сказал я Нумминориху.       – Хороший день, Макс! – засмеялся он и принялся здороваться со всеми пришедшими.       – На море снова появились корабли? – показал я вдаль.       Нумминорих расцвел.       – Не просто корабли, Макс! Ветер с той стороны пахнет медом и специями.       – Корабль с Уандука, значит? – понял я. – И больше сэр Кофа не будет ворчать из-за корней паморены и всяких других гадостей-сладостей?       – Макс, – удивленно перебил меня Шурф, – специи специями, но разве ты не видишь главного?       – Э-эм? Сам Халиф плывет проведать славный город Ехо?..       Вместо ответа Шурф прислонил ладонь к моему затылку, и вся картинка вдруг резко приблизилась. Я замахал руками, чтобы не упасть, и тут – тут я действительно увидел.        К порту столицы ленно приближался, будто бы паря над водой, длинный носатый корабль с наполненными ветром прямыми парусами. От уключин спускались к воде тонкие, недвижимые весла. Светлые борта естественной линией сужались и переходили в то ли вырезанную, то ли рожденную из дерева носовую фигуру невиданного зверя. А над мачтой, над жемчужным парусом, как будто бы сияло собственное маленькое солнышко. Я не сразу заметил, что это солнышко мерцает, как танцующий пчелиный рой, а когда заметил – решил, надо бы взглянуть поближе, и изображение снова увеличилось перед моими глазами – то ахнул.       Я обернулся, чтобы сообщить о своем открытии Меламори и всем остальным, но по их зачарованному виду понял, что они смотрят туда же. Проморгавшись и велев своему зрению переключиться обратно на запятую корабля, я с замиранием сердца дождался прежнего вида. Даже привстал на цыпочки. И в глубине души точно знал, что не обманулся.       Вокруг круглого набалдашника мачты сновали, как солнечные песчинки, малюсенькие, но безумно яркие золотые искорки, живые золотые искорки.       – Элсидиайи, – с улыбкой выдохнул я.       – Ага, – услышал я Нумминориха. – Дай сосчитать… Восемь… Одиннадцать… Грешные Магистры, двенадцать штук! Представляешь, и они все живут в корабле… Макс, я знал, что красоту распущенного шеона можно увидеть только тогда, когда венна идет под парусом, но о том, что это элсидиайи, нам не говорили!..       Но это были они. Они вели корабль, и тот корабль, который они вели, ни за что не мог сбиться с пути.       И на нагретом солнцем борту этого корабля двухцветными ветвистыми буквами одинакового роста было выведено: аэлдн-аи-лана.       И я закрыл глаза, чтобы мысленно прощально махнуть рукой. Одна аэлдн-аи-лана приветствовала меня, а другая – другая прощалась и, как и обещала, показала на прощание тех неуловимых существ, которых я мечтал увидеть. Все-таки у Аэлднаиланы было удивительное чувство времени.       Так для меня начался день, когда моей девушке приснилось, что она улетела на Арварох. Я не грустил об этом. Я окончательно понял, что грустить о переменчивом нелепо и ненужно, если будущее – дело твоих собственных рук, и даже хранительницы времени не знают точного ответа, что случится с этим Миром, если…       

***

      Вот и все. Спектакль закончился, занавес упал, но позвольте всем героям выйти на сцену для финального поклона. А я позволю себе побыть еще немного рядом с ними.       Глядя со стороны на Макса Фрая, я не могу не думать: если бы я была автором таких потрясающих и необычных книг, я бы точно следила за тем, что там пишут фанаты. Это было бы довольно иронично. Макс Фрай кусает себя за хвост.       В любом случае, я хочу попрощаться с каждым читателем. Вряд ли я начну другие работы по Максу Фраю. Это я знала с самого начала и именно благодаря этому у меня была возможность (каковая едва ли бывает у авторов канона) в одном тексте бабахнуть всеми накопившимися бомбами сразу: и тенью Шурфа, и его отношениями с Максом и Меламори, и его парадным шествием во главе Ордена, и встречей с Белой Льясой, и его единением с самим собой, и уандукской магией, и перемирием с Лойсо, и, конечно же, появлением дочери. (Как видите, все эти «бомбы» коснулись именно Шурфа, хотя его историю и рассказал вездесущий Макс. Дело в том, что я твердо убеждена: нельзя писать, если не хочешь сказать что-то конкретное. У меня было что сказать! Но предметом моего вдохновения был Шурф.)       Итак, то, что рвалось быть сказанным, было сказано. Хотя и невероятно много всего осталось за скобками: о Безумном Рыбнике, об Орденах, о Дырявой Чаше, о Мертвом Боге, о Грешных Магистрах и об Имени Розы. Я буду рада услышать каждого, кому хочется что-то добавить или возразить, как, поверьте, была рада всем тем, кто открылся этой истории. Однако она отходит в прошлое.       Друзья! Я от всего сердца благодарю тех, кто читал эту работу и жил вместе с ее героями. Благодаря вам они немножко сбылись. И мы хором говорим вам: Спасибо!       Искренне ваша,       сoldmaltern