***
Сжимая в ладони, слишком белёсой на фоне всех окружающих, поручень, ты прикрываешь глаза, пробегаясь языком по губам. Казалось бы, трупы не могут чувствовать: давно известная истина для всех простых, для каждого человека, да для любого живого существа. Твои мысли вновь собираются вокруг этого абсурда просто потому, что тебе и самой хотелось бы надеяться, что это правда, но, увы, не все мечты реальны. Сильнее сжав поручень, приоткрываешь правый глаз, оббегая людей в вагоне взглядом. Вот кто-то спит, запрокинув голову, кто-то пристроился спать стоя, кто-то стоит поодаль от тебя, а кто-то читает книгу, но всё это скопление объединяет одна вещь. Жизнь, та самая жизнь, текущая по венам, которой вечно не хватает собственному организму, напичканному дешёвой синтетикой, лишь бы были силы выполнять свою работу. Ощущение того, как едва заметные клыки вонзаются в холодную губу, ещё больше выводят тебя из равновесия, вынуждая зажмуриться, начиная дышать ртом. Пожалуй, любые попытки избавиться от запаха живых, от вида едва уловимой пульсации каждого капилляра должны быть спасением, однако… Собственный ком мыслей становится всё туманнее, приобретая багровый оттенок, заставляя сильнее сжиматься собственные пальцы и зубы в бесполезной попытке отвлечь себя болью. Вновь открывая глаза, оббегаешь пространство вокруг загнанными, слегка испуганными глазами, наверное, единственное преимущество, напротив вампиров, большая схожесть с людьми, независимо от того, чистокровный ли ты или полукровка, а может быть просто неудачно умер. Вдох – выдох, и всё-таки заваливаешься на освободившиеся место, не позволяя усесться вновь вошедшим, закрывая лицо ладонями. Люди принимают бессмертие за дар, за счастье, независимо от того, чем нужно его поддерживать, независимо от того, что «награжденные» этим даром шныряют не в их легендах, а среди них, рвя на себе волосы, кожу, порою выцарапывая глаза и калеча носы, лишь бы избавиться от такого «подарка». Усмешка наползает на твои губы, когда рядом оказывается теплое, живое тело, и ты сквозь пальцы косишься на пристроившуюся рядом девушку в наушниках. Вытаскивая телефон из кармана, вновь находя «гопника», пишешь только одно слово «кровь», тут же скидывая смс, нервным, резким движением пряча мобильный в карман легкой парки. Следующим жестом во время остановки на очередной станции становится прикосновение ногтей к собственному запястью под рукавом. Вскоре касания превращаются в царапины, позволяющие ощутить резкий, внезапный холодок и вязкую жидкость на руках. Мёртвая кровь, как принято называть её в своём мире. Мире, в котором каждый признал, что он либо уже мертв, либо скоро станет таким, в крайнем случае, просто живёт напичканный чем-то и не способный к банальной работе сознания, как сейчас. Отрывисто, словно опасаясь, ты оглядываешься по сторонам, надеясь лишь на то, что пока ещё не сильно привлекаешь внимание, после чего наклоняешься, прижимая собственное запястье к губам, слизывая темную кровь, прикрыв глаза. Мерзкая, но хоть какая-то надежда отвлечь собственный организм и обмануть его. Две станции…***
Один удар приходится поверх другого, после чего ты сменяешь кулак на носок тяжелого ботинка, издеваясь над чужой дверью. Проклятия, грохот, чужие шаги заставляют тебя поумерить пыл и сделать пару шагов назад, слизывая остатки крови с губ. Дверь раскрывается, твой взгляд сразу же впивается в хозяйку квартиры, которая рефлекторно отступает назад, поднимая руки, показывая собственную беспомощность. Ощущаешь собственную гримасу отвращения на лице, однако быстро переступаешь порог, захлопывая за собой дверь, тут же стягивая с себя парку, накидывая её на крючок, заученным движением избавляясь от ботинок, направляясь в ванну. Толстовка летит на пол, а ты тем временем уже смываешь бурые сгустки холодной водой, косясь на отражение в зеркале. - Что? Никогда не голодала или за свои годы привыкла жрать всякую синтетику, которой тебя пичкают?! – рыкнув, ты сжимаешь край раковины в пальцах, после чего, не выдерживая, оборачиваешься. – Да что ты так пялишься?! - У тебя… шея, посмотри сама, - приподняв бровь на некий усталый вздох местного врача, оборачиваешься, покосившись на собственное отражение. – Ну что, нормально тебе, или всё-таки успокоишь истерику? - Да. Успокою, есть что-нибудь замотать, а то пока заживает, гнить начнёт… - А ты поспи разочек под землёй, всё и заработает. Всё-таки палачи и правда слишком нервные. - Мне твои шутки сейчас абсолютно не нужны, - продолжая смывать кровь, произносишь, наконец-то, закрывая кран. – Почему не один палач не пинает на чужую профессию, а все чуть ли не своим долгом считают ткнуть каждого палача лицом в то, кем он является? Мы что, так похожи на счастливых и довольных жизнью? - Потому что вас все и без этого ненавидят. Пойдём, я разлила нам мороженки, сейчас забинтуем тебя, если повезёт, то затянется до отчёта, нет, то через пару дней или у братьев. Грустно усмехнувшись, ты послушно киваешь, вытирая руки черным полотенцем, двинувшись следом за девушкой, вскоре присаживаясь за стол на кухне. Повинуясь жестам чужих рук, запрокидываешь голову, прикусывая губу от схожего с болью, но одновременно далекого от неё ощущения. Послушное ожидание окончания работы, после которого тебя хлопают по плечу. Опускаешь голову, вглядываясь в стаканы, стоящие в центре стола, после чего сжимаешь на одном руку, осторожно, с некой заботой притягивая его к себе, прислушиваясь к собственным ощущениям. Трепет и облегчение, благоговейное ожидание и жажда. Пальцы сильнее сжимаются на стекле, и ты залпом выпиваешь кровь неизвестного, не растягивая, делая глотки всё больше и больше, после ставя посудину со звоном, едва морщась. Усмешка на губах рыжеволосой заставляет тебя шуточно рыкнуть, чуть морща нос, после чего расслабляешься, слегка сползая по стулу. - Ну что ж, теперь можно уже и разговаривать, и делиться, и разбираться о том, как все дошли до жизни такой… Ну, если ты понимаешь, о чём я. - Я так и не могу понять, почему каждый чёртов раз ты говоришь не прямо, ведь вы высшая инстанция, практически, во всяком случае только у вас есть право в открытую лишать кого-то жизни. Хотя ладно, что я, ребенок что ли… - Да, моя дорогая, Ал, у стен есть уши и глаза для каждого, только меры наказаний разные. А может быть, кому-то просто выгодно не наказывать одних, я не хочу во всём этом разбираться, пока у власти сидят такие создания, как всем нам известная и горячо любимая крыса. К слову о грызунах, где мой отчёт? Потянувшись к подоконнику, девушка стягивает с него папку, которая тут же с глухим ударом оказывается на столе, а фармацевт накрывает белую картонку своими руками, с легким прищуром косясь тебе в глаза. - Может быть, ты перестанешь писать их заранее и оставлять у меня? Просто это не то что напрягает, просто… - Просто ты не хочешь подвергать себя и свою опасности. Да, можешь не верить, но я понимаю это, не все палачи скоты, - устало выдохнув, ты протягиваешь руку, осторожно оттягивая запястье подруги, убирая её ладонь с документов. – Если тебя это напрягает, то я больше не буду заявляться к тебе с этим. Обещаю. - Я рада, что мы друг друга поняли. Не в обиду, Оль, но правда, мне семья дороже. - Знаю, вернее сказать - догадываюсь, - вздохнув, открываешь папку, пробегаясь взглядом по страницам собственного отчёта. – А вообще, где мой кофе? Я приехала именно за ним. В кухне раздаётся легкий смех, и, вторя ему, ты улыбаешься, кивнув как бы в знак одобрения чужого веселья. Пока девушка насыпает кофе в турку, поднимаешься, подходя к окну, облокачиваешься на подоконник, прикрыв глаза. Легкая атмосфера всё же чем-то нарушается. Что-то напрягает, заставляя принюхиваться, пытаясь выхватить хоть одну внятную мысль из спутавшегося, словно змеи, клубка мыслей. Резко открыв глаза, оборачиваешься, впиваясь взглядом в спину стоящей у плиты девушки. - Почему ты не на работе? Где Марс, эта пушистая дрянь всегда меня встречала, а сейчас?.. Я даже не слышу того, чтобы он мяукал. - Я отвезла его сестре, а что? – на секунду замерев, Алиса оборачивается, пересекаясь с тобой взглядом. – И неужели у меня не может быть выходного? Поджав губы, ты как-то отстраненно киваешь, отворачиваясь обратно к окну, устремив взгляд на людную улицу, начиная наблюдать за потоком прохожих. Что-то кажется лишним, какая-то маленькая деталь, скользящая прямо перед лицом, однако остающаяся незамеченной, именно она создавала такое напряжение. Рефлекторно поджав губы, забывая дышать, сильнее сжимаешь пальцы на подоконнике. Из оцепенения и плена мыслей выводит стук кружек о дубовый стол. Тряхнув головой, ты возвращаешься на место, беря чашку в две руки, покосившись на хозяйку квартиры, медленно сглатывая подступивший ком слюны. Тягучая, вязкая тишина опускается на кухню, словно перед грозой накапливая в себе напряжение, обвивая всё пространство кухни, разрываемая едва слышным, хриплым дыханием двух стригоев. Прикрыв глаза, молча подносишь кружку к губам, отпивая кофе, на секунду поморщившись от сладковатого привкуса, после чего слова о сахаре начинают вертеться на языке, но тут же застревают в горле. Едва покосившись сквозь полуприкрытые веки на подругу, ты сглатываешь очередную порцию крепкого напитка вместе с замечанием, сильнее сжимаешь пальцы на кружке. Глоток за глотком втягиваешь в себя темную крепкую жидкость, так же молча ставя кружку на стол, поднимаешься, беря папку в руки, кивая. - Я пойду, дела всё-таки, нужно кое-что проверить из жалоб… Приятного выходного, Ал. - Спасибо, Оль, извини, провожать не буду, до встречи, - девушка кивает с чашкой в руках, а ты разворачиваешься на пятках, двинувшись в сторону коридора. – Надеюсь, что скоро увидимся. - Да… Я тоже надеюсь, передавай привет Марсу и мужу. И спасибо за кофе… Чувство потерянности окончательно наваливается в коридоре, словно поддаваясь законам гравитации при твоём наклоне, заставляя зажмуриться. Вслепую завязываешь шнурки, выпрямляешься, прижимая отчёт к себе, после чего открываешь глаза, протянув руку к своей парке. Ладонь замирает буквально в паре сантиметров, пока ты вглядываешься в случайно завернувшуюся подкладку ветровки подруги. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться в том, что девушка так и осталась на кухне, ты наклоняешься к ткани, втягивая запах в ноздри. Закашлявшись от гнили, ударившей по рецепторам, зажимаешь рот ладонью, уже начиная выворачивать ветровку наружу второй ладонью. Хаотичная россыпь абсолютно идентичной органики заставляет нахмуриться, медленно убирая ладонь от губ. Осторожно соскребая засохшее пятно в ладонь, вытаскиваешь из внутреннего кармана пакетик для улик, наличие которого продиктовано регламентом. Стряхнув туда находку, осторожно поправляешь чужие вещи, быстро накидывая собственную парку, ты выходишь из квартиры, прикрывая дверь, тут же прибавляя шагу, поддаваясь подсознательному ощущению убраться подальше. Выходя на улицу, застёгиваешь карман, извлекая из кармана телефон, пролистывая список контактов, вдавливаешь пальцем в слово «лаборатория», подносишь мобильный к уху, двинувшись по асфальту. Долгие, протяжные гудки вскоре сменяются мелодией ожидания и раздражением от неё же, пока взгляд продолжает скакать по элементам переулков и дворов, в которых оказываешься. Серые кирпичные стены, пестрый город, оказывается, такой же серый, как и другие, если заглянуть ему внутрь, так же полон подранных детских площадок времён СССР, но, конечно же, и новыми, пестрыми красками, но не самыми лучшими материалами. Мусорные баки с облупившейся краской, дворняги и дети, носящиеся по двору, с утра пьяные, заплывшие лица, восседающие на лавочках, на тех самых детских площадках, и пара озлобленных старческих лиц, про которых в интернете развелось множество анекдотов, ведь каждый считает себя шутником. Обыденность вместе со своими обывателями. Тряхнув головой, вырывая себя же из наблюдения, поджимаешь губы, услышав голос на другом конце провода, продолжая ещё сильнее сжимать папку в свободной руке.