Извращенец

Санс не умеет планировать будущее. Максимум его возможностей: составить список покупок. Но потом он все равно его успешно забывает дома, покупает совсем не то, что надо, и по итогу оказывается битый, потому что: "Твой ебанный кетчуп везде, придурок". Поэтому, оказавшись в теле Папируса, он совсем-совсем не думает о том, что с ним брат сотворит после, когда души наконец-то займут принадлежащие им тела; Санс как будто бы специально ведет себя как мудак, вызывая гневное клокотание Папируса, но тот молчит - сейчас он объективно слабее, может только скрипеть зубами от злости да прикусывать язык в присутствии Фриск, чтобы не сказать чего лишнего. Санс красуется: перед собой, потому что убитая самооценка этого требует, перед братом, чтобы показать ему, что тоже может быть той еще сучкой, перед всеми, уничтожая имидж Папируса - буквально втаптывает в грязь образ идеального Королевского стража, харизматичного, холодного, всегда контролирующего себя, превращая всем известного Папируса в нечто, неподдающееся описанию. - Ненавижу, - шепчет Папирус себе под нос, подтягивая к груди - к тощей впалой груди старшего братца, все темные боги, Папирус никак не может смириться с этим телом, - колени. - Меня? - ухмыляется Санс, растягиваясь в кресле. Ему хорошо: ничего не болит, не ноют кости, и что самое главное - Папирус напуган, не показывает зубы, только шипит иногда себе под нос что-то, но молча все терпит. Все копится. Черной желчью, кровавой яростью, горькой ненавистью - и Папирус только хмурится, сжимает кулаки до кровавых полумесяцев на ладони, терпит, чтобы потом, когда все встанет на круги своя, обрушить все на голову Санса. - Тебе не поздоровится, - хмуро произносит Папирус, сверля внимательным взглядом брата. Свое тело со стороны выглядит странно. Папирус всегда думал, что он достаточно симпатичен. На деле же - нет. Подростковая угловатость никуда не делась, движения - скованные (хотя, может, брат просто не привык к телу), лицо - ничего примечательного. Папирус кривится, снова прикусывает язык, но ничего не говорит; только отводит взгляд. - Ну, когда это будет, босс, - пожимает плечами Санс, прикрывая глаза. - Скоро, - убеждает и себя, и брата Папирус. В отличие от Санса Папирус умеет планировать будущее: он решает все перетерпеть, а потом отыграться. Со вкусом, чтобы до кровавой слюны, сломанных костей и хриплых просьб: "Пожалуйста, не надо". Папирус закрывает глаза: он видит Санса перед собой на коленях, изломанного, перекрученного болью, задыхающегося от собственного бессилия, испачканного кровью. От представленной картины становится немного легче; жить можно хотя бы ради этого всего. - Представляешь, да? - хмыкает Санс. - Я знаю тебя, босс. Обмудок. - Попридержи язык, - отвечает Папирус. - Мразь. - А то что? Папирус двусмысленно ухмыляется. Сейчас - он ничего не сделает. А вот позже - вполне. И Санс должен быть настоящим тупым придурком, чтобы этого не понять. Но Санс не умеет планировать будущее. Санс живет мгновением, и это его главная проблема. Он подходит медленно - Папирус может в деталях рассмотреть, как медленно меняется выражение его лица: от спокойного к обозленному. От безмятежности к злобе и желанию отомстить. - Ты же знаешь, бо-осс, - издевательски тянет Санс, склоняясь над Папирусом. Он невольно отмечает, что вблизи его лицо - страшное. Он совсем не умеет улыбаться. Только скалится: губы бледные, бескровные, зубы острые. Страшно, - что сейчас будет. Папирус примерно представляет, потому что помнит, как ведет себя в таких ситуациях; он внутренне собирается - просто так не дастся. Гордость не позволит. Он шипит - змеюка подколодная, Санс только улыбается, сжимает плечи - и это попахивает расстройством, потому что это неправильно, когда желаешь брата в собственном теле. Грубо говоря, хотеть брата - тоже неправильно. Но когда брат - это душа, заключенная в твоем теле, - это неправильно вдвойне. Санс никогда не думает, что правильно, а что нет. Он целует - и Папирусу кажется, что сейчас от силы сломаются зубы, он царапает лицо - свое лицо, не думая о том, что со шрамами от царапин потом ходить ему. - Пусти, - хрипит Папирус, когда властная рука Санса ложится на его горло. - Если ты умрешь, - спокойно говорит Санс, и от этого тона становится совсем тошно, - то умрет и мое тело. Я никуда не переселюсь. Ведь так? Папирус дрожит всем телом; ему отчего-то кажется, что Санс сможет это сделать. Просто сжать пальцы сильнее, коленом - на грудь, и держать в этих тисках, пока Папирус дергаться не перестанет. - Не посмеешь, - Папирус быстро облизывает губы, смотрит прямо в глаза, а в голове мысль: "Не боюсь тебя, мразь". - Не посмею, - легко соглашается Санс, но не отстраняется. И Папируса немного подташнивает: он видит себя, который нависает над ним, и от этого голову кружит. - Наверное. Папирус хочет ответить что-то еще, но его перебивает. Вначале раздается звук хлопнувшей двери - Санс ощутимо вздрагивает, хмурится, но не убирает рук. А потом раздается детское и задорное: - А что это вы тут делаете, а? - Ничего, Фриск, детка, - Санс выпрямляется - и все еще смотрит глаза в глаза, взгляд - пустой, Папирус только может предполагать, какие мысли в его голове. - Просто играем. - Тупые игры, - машет рукой Фриск и забавно сдувает челку с глаз. - Рассказать, что сегодня произошло? Рассказать, рассказать? - Конечно, крошка, - Санс тянет улыбку, взгляд отводит - Папирус расслабленно вздыхает. - Что у тебя сегодня произошло, малая?