Ненависть

Соня убрала наушники в карман, посмотрев на Вершинина. Даже сейчас он был спокойным, несмотря на то, что парень гонится за человеком, который украл у него деньги, немалые деньги. Каждый раскрывался для неё. Например, Настя — пацанка, но при этом ей хочется быть девочкой. Она даже смотрит на Лёшу, ждёт, пока он её поцелует, сам додумается сказать ей комплимент. Горелов любит Настю, но не ценит. Может потерять её. Просто он не любит открывать свои чувства, по нему это сразу видно. Моральный урод, а кем он ещё является? Нет, друг он хороший, всегда выручит, но поиздеваться над человеком он обожает. Гоша. По нему сразу видно, что его стебали со школы, им помыкали долгое время, особенно в школе. Ох, Соне это знакомо. Нет, её не обижали так же, она сама обижала, но при этом удивлялась, как так можно унижать людей. — Ершова, харе смотреть на меня, дыру прожжёшь, — усмехнулся Паша. Называть её по фамилии вошло уже в привычку, если честно. Ему это нравится. Нет, он никогда не называл никого по фамилии, серьёзно. Для него было привычным по имени, а не так. — Кому ты сдался. Ершова отвела взгляд, повернувшись к окну. Сейчас ей было как-то стыдно. Хотя раньше такого никогда не было. Что она сейчас чувствовала к этому человеку? Конечно же, ненависть и ничего больше. Лучше найти этого подкастера, а потом свалить отсюда, чтобы больше не видеть Вершинина. Но с Настей она бы осталась дружить. — Ребят, кто есть хочет? Я взяла бутерброды с собой, — Антонова достала контейнер с едой. — О-о, хавчик, — обрадовался Лёша, беря один бутерброд себе, а второй Насте. — Пахан, жрать будешь? — Нет, — улыбнулся Паша. Он заметил, как Соня скривила губы в усмешке, тихо выругавшись. — Спасибо, Ань, я не хочу. Аня пожала плечами, ну не хочет, ладно. Подумав, что он ещё захочет перекусить, она оставила предпоследний бутерброд, а последний планировала съесть сама. Увидев, что Соня даже не притронулась к еде, Антонова решила отдать его ей. — Сонь, будешь? — девушка посмотрела на сестру, та только хмыкнула, повернувшись к ребятам. — Отравлюсь ещё, — Соня бросила беглый взгляд на ребят, каждый сейчас думал, что девушка поступила жёстко, по лицу это уже было ясно. Думаете, что она сейчас извинится перед Аней, а потом съест этот чёртов бутерброд. Да лучше она реально отравится. Почему всё именно так? Она же старается, пытается добиться этой ёбаной сестринской любви, а взамен эти постоянные насмешки, которые уже поперёк горла. Слёзы наворачиваются на глазах от такого. Аня знает, что Ершова никогда не изменится. — Зачем ты так, Сонь? — Вытерев слёзы рукавом куртки, Антонова положила этот несчастный бутерброд обратно. Это была последняя её капля. Аня больше не может терпеть, если раньше девушка ещё сдерживала слёзы от таких слов, которые просто разрывали ей сердце, то сейчас Антонова просто не могла успокоиться. Облизнув пересохшие губы, Соня тихо попросила остановить машину, дабы покурить. Паша пожал плечами, останавливая машину, прося остальных выйти за Ершовой. — Это было жестоко, — ухмыльнулся брюнет, выходя из машины и становясь рядом с розоволосой. — Это было не жёстко, — Ершова достала пачку сигарет. Руки дрожали, но на губах была улыбка. Сейчас было только какое-то странное чувство, но оно придавало Соне уверенность, что и Антонова может плакать, а не радоваться жизни. — Садист, блять. — Почему ты так с ней? — Анастасия обняла со спины своего парня. Девушку поразило такое отношение Сони к родной сестре. У неё были ссоры с младшей сестрой, но не настолько же. — Честно? — выпуская кольца дыма, Ершова задумалась. Антонова же ей ничего не сделала, но страдала именно она. Ей плевать на её ёбаные страдания, Соня страдала, теперь Аня тоже должна. Никто же не знает в какой момент твой мир рухнул. Да, Ершова любила своих приёмных родителей, а теперь? Как это бесит. — Потом поговорим, ладно? Не хочу сейчас об этом думать, — Ершова выкинула окурок, топча его ногой. Что сейчас чувствуешь? Ничего она не чувствует. Нет угрызений совести, ничего нет. Просто раздражает эта ситуация, а что подумает Вершинин? С каких пор ты начала о таком думать? — Хм, хорошо, — сглотнув, Настя посмотрела на Гошу. Петрищев задумался, останавливая свой взор на Ершову, конкретно пялился. — Задрот, смотри лучше, ночью подрочишь, — Горелов рассмеялся, садясь обратно в машину, застав момент, когда Вершинин вытирал слёзы с лица Ани, при этом наклоняясь всё ближе. — Горелов, твою мать, — тихо выругался Паша, отстраняясь от покрасневшей девушки. Прикусив губу, Аня отвернулась к окну, скрывая румянец на щеках. Это был первый парень, с которым она знакома день, но уже хочет поцеловать. Паша сейчас почему-то думал о Соне и Ане, а не об одной Антоновой. Сейчас их образы перемешались в голове. — Ребят, тут подкаст… опять, — все повернулись к Гоше, чтобы посмотреть новое видео. — Знаете, что самое крутое? Я тут пью, — усмехнувшись, подкастер посмотрел на бутылку водки в руке, — тут кафе есть, где можно это приобрести, я так уста-ал, что лучше выпью, а сейчас сяду за свой мотоцикл и уеду, а вы где уже? — Ершова посмотрела в окно, переводя взгляд обратно на экран планшета. Это то самое кафе, где снимал Игорь. — Я сбил чела по дороге… есть деньги — тебя отпустят, прикиньте? Всё нормально с ним, ну сломал ногу, зато теперь есть около двухсот ты… — Ты охуел? — не дослушав Игоря, Паша ударил со всей силы по рулю. Как же сейчас хочется придушить этого системщика, никогда больше в жизни не будет устраивать вечеринок. — Вершинин, блин, вот это кафе, быстрее, — выходя из машины, Соня побежала туда, где теперь слышался рёв мотора мотоцикла. Не успев, Игорь уехал прям перед тем, как она забежала за здание, девушка остановилась, восстанавливая дыхание. Горелов и Вершинин догнали её, останавливаясь рядом. — Пора бросать курить, — усмехнувшись, Лёша продолжил: — Паш, зайдём в кафе, хотя бы… Есть хочется, да и девчонкам тоже, наверное. — Горелов, ты только что сожрал два бутера, а ещё есть хочешь, — Соня пнула камень, выходя из-за здания. Паша сейчас был зол, но эмоций он не показывал, сам виноват в конце-концов. Сейчас всё идёт наперекосяк. Чувство вины перед родителями, что он загубил им жизнь, а если они так и не догонят этого подкастера? Был шанс, но почему он его опять провалил. — Я пойду в кафе, голова кружится, а вы пока остальных позовите, — Соня зашла в кафе. Ничем непримечательное кафе. Тусклое освещение, при плохо зрении ничего не увидишь, пять или шесть столов, даже стульев, блять, нет. Кстати, персонал тоже отсутствует. Какой-то шкаф с напитками и рядом холодильник. — Есть кто-нибудь? — подойдя к шкафу, который находился возле двери, спросила достаточно громко Ершова. Не дождавшись ответа, девушка открыла дверь, но тут же пожалела. Перед ней лежал окровавленный труп девушки. Всё было в крови, как будто сама Ершова пропиталась кровью и этим трупным запахом. Она даже забыла как правильно дышать, а что дальше делать? Голова кружится, руки трясутся, сердце бешено колотится. Девушка плачет первый раз за столь долгое время. А она уже думала, что нет души. Есть она у тебя, Ершова, ты только тщательно скрываешь её под маской стервы и суки. Слёзы текут по щекам, а она не может даже пошевельнуться. Страшно, странно, тяжело выносить это. Она плачет, мысленно возвращаясь на похороны своего отца, а потом и матери. Соня может просто уйти отсюда, но вместо этого садится рядом с ней. Пытается нащупать пульс у неё на шее, но его нет. Она точно мертва. А что Ершова могла ожидать, что сейчас девушка встанет, отряхнётся и пойдёт дальше? Вернулась в детство. Она заходит в комнату родителей после похорон отца, хочет обнять маму, успокоить её, ведь вам тяжело. Мама лежит на полу в луже крови, а в руке пистолет. Ничего не понимает, точно так же садится рядом с мамой, начиная плакать и гладить её по волосам. Просит, чтобы она проснулась. Руки в крови, одежда уже тоже, будто вся комната в этой ёбаной крови. Её кто-то берёт на руки, потом уже узнаёт, что эта была соседка, которая решила проведать их.

— Бедная девочка… и мать потеряла.

Доходит смысл её слов только в детском доме. Сколько на тот момент ей было? Восемь лет. Она понимала, что это конец, маму не вернёшь, хотя и надеялась. Мир просто рухнул в этот момент. Ершова просто поняла, что уже никому не сдалась, никто не хотел дружить с девочкой, которая замкнулась в себе. Соня вздрогнула, когда кто-то поднял её на ноги, обняв за плечи. — Всё хорошо, — тихо шепчет Вершинин, выводя девушка на улицу, где ждали остальные. Не обратив внимание на Антонову, которая пыталась хоть как-то помочь Соне, Ершова сразу достала пачку сигарет. Начала курить, чтобы забыться, помогает. — Сонь, ты как? — рыжеволосая протянула подруге зажигалку, та приняла её. — Сонька, ты вообще мужик, — пытался подбодрить Ершову Лёша. Соня лишь улыбнулась, закуривая и осознавая ситуацию. Кто-то убил девушку, кто-то мог убить её, а самое главное, что она показала слабость перед всеми. Первый раз за десять лет расплакалась и от этого хочется реветь ещё больше. Нет, правда, может для кого-то нормальна вся эта ситуация, но не для неё. Розоволосая привыкла всё скрывать, поэтому же девушка стала жёсткой, легче самой обидеть, чем быть обиженной. — Вершинин, всё нормально, хватит меня обнимать, — Соня не хотела, чтобы Паша отходил от неё, но не могла же она показать это всем, девушка сама толком ничего не понимает. Парень её жутко бесит, но на данный момент ей хотелось прижаться ближе, уткнуться ему в грудь и расплакаться. Опять. — Да, конечно, — отстранившись от девушки, Паша перевёл взгляд на Аню. По блондинке было видно, что она волновалась. Он сам волновался за эту девчонку, вот почему он не пошёл с ней? А если бы там был кто-то, ну в этой комнате. Паша бы не простил себе, если бы что-то с ней случилось, хоть и она его раздражает… иногда. — Всё нормально, ребят, — сев обратно в машину, Соня сразу же достала наушники, чтобы хоть как-то успокоиться. — Отъедим на метров сто, а потом заночуем в машине, — утверждал Павел, садясь за водительское сиденье. Ребята сели в машину, не споря с Вершининым, все хотели спать, особенно после такого. — Есть вода? — Ершова посмотрела на свои руки, которые всё ещё были в крови, теперь ещё и наушники испачкались в ней. — Есть, — Настя достала из рюкзака бутылку питьевой воды, девочки вышли на улицу. Открыв бутылку, рыжеволосая выкинула крышку. Маркова начала поливать водой руки подруги. — Сонь, рассказывай насчёт Антоновой. Ты обещала позже. — Насть, ну тебе это надо? — Надо, Ершова, надо, — Маркова даже не хотела отступать, ей почему-то хотелось послушать Соню, узнать всё. — Насть, давай реально потом, хорошо? Мне сейчас вообще не до этого. — Ладно, но я от тебя так просто не отвяжусь, — Настя хмыкнула, выкидывая бутылку, ибо руки у Ершовой были уже чистыми, и вода закончилась. — Спасибо, Настюх, позже расскажу, — улыбнулась Ершова, Настя уже для неё стала подругой, хотя общаться начали недавно. — Только обещай, что потом не перестанешь со мной дружить? — Так сказала, будто мы сейчас в детском саду, — засмеялась Маркова, приобняв подругу за плечи, — обещаю. — Я была в детском доме, но не в детском саду, — усмехнулась Соня.       Сев в машину, Ершова пыталась оттереть от крови наушники, но ничего не выходило, поэтому решила избавиться от них, выкинув их в окно. Не хотела, чтобы ей что-то напоминала об этом, хоть и такая необходимая вещь.