On se reverra

— Какого… рожна, Илюх?! — Слава бросил на стол планшет с сочным снимком на заставке. — Ты нахрена меня так подставил?! Ты же сказал, он его в два счёта починит. Я как дурак перед Леркой выпендрился, давай, мол, свой девайс, реанимирую без проблем, и как я теперь ей это верну?! Илья едва сдержал улыбку. — Но ведь починил же. — Да лучше бы он его доломал! Нет, ты полистай-полистай, — не унимался Славка. — И они не удаляются! Я не знаю, что ваш придурок мелкий сделал, но их невозможно выковырять из памяти этой штуки! Илья взял в руки планшет, посмотрел на улыбающегося с рабочего стола Валю, открыл проклятую другом папку с фотографиями. Уже с первой стала понятна причина Славкиного негодования — Валя не просто забил чужой планшет своими снимками, а залил целую эротическую фотосессию со своим участием. Весьма удачную и богатую на ракурсы и позы. Запечатлённые фрагменты тела, то прикрытые простынёй, то размытые фокусом, оставляли полёт для фантазии, но Слава мастерства фотографа не оценил. Серия откровенных снимков подходила для выставки в стиле ню, никак не для личной коллекции потенциальной подружки. Слава прекрасно понимал: объяснить Лере ситуацию, не ударив в грязь лицом, у него не выйдет. Либо придётся признаться, что с техникой он не на ты, либо придумать адекватную причину, по которой он закачал картинок с голым парнем на чужой планшет. При любом раскладе он выглядел глуповато. — Значит так, — подытожил Ватрухин, когда Илья подобрался к самым последним, «десертным» снимкам. — Или ты избавишься от фотографий, или я избавлюсь от прототипа. И передай, чтобы на глаза мне не попадался — придушу. «Не поведусь!» — твёрдо решил для себя Слава. Не менее твёрдый аргумент против ныл в штанах, намекая, что время «Боржоми» уже прошло, но Слава был непоколебим. Ничего противоречащего природе в соседстве собственного члена с чужой задницей он не видел, за одним маленьким нюансом — задница должна быть женская. Быстро пресытившись однообразием в постели, Слава легко шёл на эксперименты: окунуться немного в Тему — пожалуйста, две сразу — легко, и прелести анального секса ему были прекрасно известны, но парень… Нет. Пусть красивый, пусть настойчивый, пусть нагнуть такого проще, чем заставить отвязаться, но с ним, Славой Ватрухиным, такого не произойдёт. Он приложит все силы, чтобы обезопасить себя от нежелательного голубоватого колера на своей репутации. Усиливая круговую оборону натуральности, Слава вызвонил Светочку, самую ревнивую стерву из всех своих бывших. И прогадал. Валя подарил ей корзину роз, какую Слава себе никогда бы не позволил, и туфли от Маноло (не подделку, что сыграло решающую роль в отношениях Славы со стервой). Обогатившись новыми знаниями в общении со Светочкой, Валя стал ещё активнее. Благо, встречи с объектом воздыханий случались с завидной периодичностью — на правах лучших друзей парни всюду сопровождали Ветковских во время повторного знакомства Сашки с окружающим миром. Неприступный бастион Валя пытался покорить везде: в аквапарке он нечаянно приземлялся Славе на руки, подвернув ногу, как героиня бразильского сериальчика, в лесу спасался в его спальнике от пауков, на вечеринке старался споить для пьяного поцелуя, в кинотеатре бронировал места на последнем ряду, а в Славкин день рождения заявился в институт с глазированным трёхэтажным тортом в руках. Нервный и задолбанный домогательствами Слава сыпал угрозами, ворчал, но торт ел и экскурсии по-прежнему посещал. Каждый из парней считал себя почти победителем в этой странной игре, каждый был уверен, что другому вот-вот надоест, однако энтузиазм и изобретательность Вальки продолжали бить ключом, а Слава, несмотря на все ухищрения юного обольстителя, продолжал обходить силки лукавого стороной. Валя знал, с наступлением осени им всем придётся вернуться в институт в качестве студентов и преподавателя, а это означало, что количество свиданий резко сократится до одного-двух выходных в месяц. Такой расклад парня не устраивал. К концу лета он решился брать объект воздыханий штурмом — разжившись Славкиным адресом у его бывшей, во всеоружии явился прямиком к нему на порог. Открывший дверь Ватрухин всем своим видом выражал неготовность к сексуальной интервенции. Нахмурившись и сдвинув очки на кончик носа (составлял контрольные для студентов), он пробежался по парню оценивающим взглядом и побагровел от злости. Валентин сиял: непослушные патлы укротили стайлером, зелёные глаза тонули в совершенно блядском макияже, розовые, влажные от слюны губы смыкались на мятном пузыре из жвачки, вбирали его в рот и выдували снова, кожаная курточка с клёпками в диком сочетании с чёрным шёлковым топом, под которым угадывались тонкие ключицы и проколотые соски, дополнялась штанами в облипку и кедами. Валя переминался с ноги на ногу, втиснув руки в карманы штанов, отчего дырявая джинса сползала на самые бёдра и попеременно открывала худые коленки. Слава захлебнулся слюной от негодования на этих самых коленках, представив, какие нездоровые фантазии они могли вызвать у всяких извращенцев, пока Валя добирался до его дома. — Ты!.. — выразительно просипел он, сверкая гневным взглядом над очками. — Да ты!.. А ну живо умывайся блядь! — Это обращение или междометие? — поинтересовался Валя, нервно переступая ближе по направлению указующего хозяйского перста. Слава схватил парня за грудки и рывком втянул в квартиру. От души шваркнул дверью, так что над косяком отвалился кусок краски и звучно шлёпнулся на пол. Валька съёжился на мгновение, ожидая хорошей затрещины или пинка. В этот момент идея с маскарадом перестала казаться ему такой уж продуктивной, но отступать было некуда. Всё-таки дверь захлопнулась за ним, а не перед его носом, и это несколько обнадёживало. — Не нравится? — спросил он, с опаской повернувшись к Славе лицом.— Губы надо было накрасить? Или туфли надеть? Блин, так и знал, что надо было в туфлях… — Я тебе сейчас такие туфли покажу! — рявкнул Слава. — Марш умываться, и чтобы через пять минут этой хуйни не было! Вальке снова подумалось, что вот сейчас его точно ударят, но Ватрухин лишь резко развернул его за плечо и подтолкнул в спину, так что Валя в момент оказался нос к носу с писающим мальчиком, выгравированным в белом пластике на двери смежного санузла. Щёлкнув выключателем, юркнул внутрь. Ванная была старой, с потёртой голубоватой плиткой на стенах, советскими полочками и мыльницами, и выцветшим ковриком на присосках под цвет. Над раковиной утвердилось громоздкое овальное зеркало в викторианской раме. Валя на полусогнутых прокрался к нему, всмотрелся в боевой раскрас, который должен был сразить Славу наповал, но почему-то не сразил — то ли Светочка плохо разбиралась во вкусовых предпочтениях бывшего парня, то ли вкусы у Славы успели измениться. Валька не знал, но смутно догадывался, что выход на бис поставит его здоровье под угрозу. Раздевшись по пояс, чтобы не намочить одежду, он выкрутил ребристый барашек с красным кружком в середине и принялся смывать с себя неудачное амплуа артистки кабаре. В прихожей Слава устало привалился спиной к косяку, как только за незваным гостем закрылась дверь ванной. Сняв очки, поморщился — показываться кому-то в таком виде он не любил. Особенно не хотелось портить этим комичным учительским образом впечатление, которое он производил на Валю. Слава это осознавал, и злился, потому что хотелось оставаться для этого мальчишки недосягаемым идеалом, потому что надоело быть недосягаемым, и это проклятое противоречие достало его куда сильнее, чем все приставания. Злился, что приставания Вали на самом деле его волнуют, что признать это —проиграть в игре, где правила вывернуты наизнанку, и, чтобы получить приз, надо сдаться. Потенциальная награда за страдания вклинилась в Славкины размышления, выставившись из ванной, мокрая и наполовину голая. Одарила Ватрухина скромной рекламной улыбкой: — А джинсы к хуйне относятся? — Да ты весь к хуйне относишься! — не выдержал Слава. — Заканчивай свои водные процедуры и выметайся к чёртовой матери, чтобы я тебя больше не видел! Договаривал он уже на автомате, с сожалением замечая, как гаснет Валькина улыбка. Хотелось решительно и строго, а получилось резко и зло. Слава прикусил язык. Стало нехорошо, совестно, что он, взрослый и опытный, не может выжать из себя правильных слов, не может объясниться с упрямым школьником, главным образом потому что не разобрался в самом себе. В ванной уже стихли звуки воды, щелкнула ручка открывающейся двери, а Слава всё пытался слепить из теста мыслей подходящую фразу, чтобы извиниться, но фраза не лепилась. Слова никак не подгонялись друг к другу, и он молча наблюдал, как Валя гасит свет в ванной и решительным шагом направляется к двери. Он уже почти переступил порог, когда Ватрухин очнулся, схватил парня за шкирку и втащил обратно в квартиру. Дёрнул за лацкан клёпаной курточки: — Куда в таком виде? Сними эту срань, и никогда больше не надевай. — Там холодно, — огрызнулся Валя. Слава осмотрел вешалку у двери, снял с неё свою старую толстовку и протянул Вале. — На, у Санька потом оставишь. Валентин молча сменил кожано-металлическое дизайнерское безобразие на безопасный вариант Славы, задрал рукава, закрывшие пальцы до самых ногтей, поправил капюшон и машинально подтянул ворот к носу, принюхиваясь. Вещь была уютной, надетой несколько раз, и приятно пахла. Валька глубоко вдохнул знакомый запах. Забыв, что обладатель этого самого запаха наблюдает за ним прямо сейчас, мечтательно закрыл глаза и с наслаждением втянул носом ещё и ещё. Стало тоскливо-тоскливо. Одновременно хотелось надышаться им и избавиться от соблазна, ведь его только что так красноречиво отшили. Валька чувствовал, что от слёз защипало в носу, а скулы сводит от усилия удержать их в чешущихся канальцах, и решил не терзать себя лишний раз. Начал стаскивать с себя толстовку, запутался в рукавах, и от этого стало совсем обидно. Неуклюже трепыхаясь в чужом балахоне, он тщетно пытался найти нужную прорезь в прохудившемся изнутри флисе и одёргивал его на себе, как будто не мог решить, снимать или не снимать. — Поменьше нет, бери, что дают, а то замёрзнешь в своей сорочке, — попытался отшутиться Слава. — Дойду. Мне… не могу… тобой слишком… Чёрт! Да как же её… — Валька беспомощно вздохнул, так и не сумев выпутаться из мешковатой толстовки. — Вызовешь мне такси? Слава кивнул. Хотел отойти за телефоном, но колебался, глядя, как он отворачивает лицо, торопливо вытирает непослушные слёзы рукавом, пытается улыбнуться, обещает «щас пройдёт». Назревало нехорошее ощущение — не пройдёт, и в горле, как застрявший леденец, вставал ком. Слава сглотнул, пропихивая его дальше. — Воды принести? — Не надо мне воды. Пожалуйста, вызови такси, я… не могу тут с тобой… ты… ты же такой, — Валька неопределённо махнул руками, обрисовав в воздухе что-то неясное, — а я… На большее его не хватило. Обида щипала глаза, заставляла отвернуться, тереть нос, порционно глотать ртом воздух, чтобы не всхлипывать. Слава молча наблюдал со стороны, пока наконец болючая нежность, угнездившаяся в груди, не взяла верх, и не толкнула его вперёд. Шагнув к Вальке, который будто от стыда пытался завернуться в самоё себя и сделаться невидимым, сгрёб его в медвежьи объятия. — Как баба, ей-богу, — проворчал в душистую макушку. Валька извернулся поудобнее, обнял, и уткнулся лбом в плечо. Глухо отозвался: — Лучше бы я и был бабой. Хоть какой-то шанс… — Ты и так меня почти доконал, — усмехнулся Слава. С облегчением отметил, что парня перестаёт трясти от сдерживаемых рыданий. — Самому не надоело? Валя помотал головой, пощекотав волосами выбритый Славкин подбородок: — Ты ни разу не отшил меня как следует, я подумал, ты не против, просто решиться не можешь. Слава промолчал. Возразить было нечего. Что бы он ни говорил, как бы ни отпихивал от себя, это никогда не было всерьёз. Он и не рассчитывал, что его попытки к сопротивлению возымеют результат, но продолжал из чистого упрямства, обманывая самого себя и Вальку, которого вся эта история едва не довела до истерики. И вот теперь, обнимая его дольше, чем нужно, Слава пытался отловить и угомонить мечущееся под ребрами чувство от того, что его облапило за шею это странное, неправильное существо, но не получалось. В голове вилась единственная чёткая мысль: хочется поцелуя. С самого начала хотелось. И ещё — увидеть, что за всей этой шелухой. Сколоть все защитные слои из пошловатых шуточек и пёстрых шмоток, и узнать какой он на самом деле. Пока Слава мысленно откровенничал с самим собой, Валя успел успокоиться. Сделав над собой усилие, отстранился. Обращаясь скорее к открытому фрагменту ключицы в вырезе футболки, чем ко всему Славе, сказал: — Может, в следующей жизни повезёт. Я больше не буду ничего портить, обращайся. Кусочек тела был донельзя привлекательным, поэтому Валька на секундочку позволил себе шалость. Не поцеловал даже, просто прислонился губами, воровато и нежно на прощание, и Слава сорвался. Он и одуматься не успел, как уже обнаружил себя целующим другого парня. Валя не ожидал такого счастья, но сориентировался быстро. Привстал на носочки, рукой взъерошил Славкины волосы, пустив по загривку сладковатую щекотку. Чем дольше длился поцелуй, тем смелее он становился, поглаживая то тут, то там, и пуская в ход некоторые трюки с языком, которым долго и тщательно учился, много в теории и немного на Сашке. — Да что же ты делаешь со мной? — горячо шептал Слава. — Я же, — губами по виску, — почти отпустил тебя. — Я же… — острый кончик носа, снова губы, — …почти удержался… Ему собственная толстовка тоже поддалась не с первого раза. Всё выходило волнительно и неловко, как уже давно не было. Тёплый от близости к телу шёлковый топ не хотел сниматься с Вальки, лип к рукам, наэлектризовал волосы. Слава пригладил вставшие торчком волоски, поцеловал крашеную прядь надо лбом, лоб, нос, губы. Нырнул в поцелуй, а снова очнулся уже на собственной кровати, над угловатым телом. Окинул любопытным взглядом: волосы разметались над головой, губы зацелованы до красноты, на щеках лихорадочный румянец, глаза блестят. Выглядит немного напуганным, наверняка не ожидал такого напора. Слава провёл по щеке, успокаивая. Положил руки на милые коленки, нанесшие сокрушительный удар по его натуральности, и уже не спеша стянул джинсы до конца. Слитным, хозяйским движением огладил от икр до самых ягодиц. Что-то было не так. Вернулся, прищупался — ладони легко скользили по абсолютно гладкой коже. Под вопросительным взглядом Валя в момент приобрёл цвет малиновой смоквы. — Ты же не привык, вот я… — начал оправдываться он. Не закончив, охнул от неожиданности, когда большая ладонь сжала промежность со всем уместившимся в ней хозяйством. — А вот это чего не сбрил вместе с волосами? К такому я тоже не привык, знаешь ли, — урезонил Слава. Легонько двинул рукой, прижав к животу аккуратный член. Со смесью умиления и незнакомой горечи заметил розоватые порезы в паху и на лобке. Представил, как он, должно быть, нервничал. Поддавшись порыву, наклонился и прижался губами к ранке. Поцеловал припылённую тальком, чтобы не чесалась, белую кожу. Всё больше увлекаясь, лаская рукой то живот, то член, зацеловал чувствительное до дрожи местечко над пахом. Прикусил, заставляя Вальку нетерпеливо дёрнуться. Не решился вобрать чужой пенис в рот, но провёл по нему языком, с силой, дразня, поцеловал головку. Накрыл его ладонью, ещё больше увлажнившийся от слюны и смазки, неспеша надрачивая, посмотрел на Вальку. Он был совсем другим. Без маски наглеца и прилипалы, бахвалившегося своими сексуальными аппетитами, просто зацелованный, смущенный мальчишка, до ужаса настоящий и желанный. Слава подался вперёд и наклонился к губам. Настойчиво целуя нежный рот, почувствовал, как Валька откликается всем телом, оплетает его руками и ногами, подстраиваясь для тесного прикосновения, и понял — терпение кончилось. Точка кипения достигнута. Теперь, даже если он передумает и начнёт сопротивляться, уже не отпустить. Слава без слов дал это понять. Всё тем же жестом хозяина положения раздвинул ноги парня шире, качнул бёдрами. После Валькиного вздоха, в котором слышалось «давай», переместил ладонь на ягодицы. Погладил и нырнул пальцами в ложбинку между ними, хотел расслабить мышцы для вторжения, но наткнулся на плотно запечатанный вход. — Это ещё что? — спросил удивлённо, прервав прелюдию. — Мне правда надо объяснять? — скривился Валька, снова отчаянно краснея при звуках, с какими Славка вытягивал из него массажёр. Объяснения были излишни. Сообразив, что Валя на долгие церемонии не рассчитывал, Слава мигом развернул его в коленно-локтевую. Направил себя рукой, медленно, зная, что это всегда нелегко. Сжал руками обе ягодицы, немного раздвинул, и начал двигать бёдрами. Получалось с трудом, несмотря на удобную позу и Валькину предусмотрительность. Его старательная подготовка значительно облегчала процесс, но мысль в голову Славки всё равно закралась. Он наклонился к Вале, коснувшись грудью выступающих лопаток. Откинул рукой волосы с шеи, поцеловал в загривок, мягкую мочку уха, осторожно спросил: — Валь, это первый раз, да? Валя застенчиво кивнул, промычав что-то невнятно-утвердительное. Боялся, что Слава сейчас разозлится, и попытался протестовать, почувстовав что от него отстраняются. Но Слава и не думал сердиться. Развернул горе-соблазнителя к себе лицом, подтянул поближе. Подложив под поясницу плоскую думку, аккуратно подхватил стройные ноги под коленками и положил на свои плечи. Валька оказался согнутым почти пополам, но неудобно не было. Наоборот, так оказалось даже лучше, ближе, и руки больше не тряслись от усталости и необходимости держать собственное тело на весу. Слава чмокнул его в нос, поцеловал в губы, мягко попросил: — Расслабься, ладно? Валя подумал, что готов выполнить любую просьбу, когда её произносят таким голосом, а потом способность думать потерялась, вместе с умением внятно выражаться и ориентацией в пространстве. Он мог только крепко зажмуриваться, издавать неприличные звуки, и впиваться в Славу пальцами, будто боялся, что его затянет в водоворот цветных всполохов под веками насовсем. Слава был осторожен. Его захлёстывало острое ощущение собственной доминирующей роли, смутная благодарность Вальке за то, что ему эта роль досталась первым, и желание брать, брать, брать. Хотелось вколачиваться в него, выплеснув всё напряжение, скопившееся из-за мельтешащих перед глазами оголенных частей тела в последние несколько месяцев, но Слава сдерживался, компенсируя агрессивными поцелуями. «Попробуем потом, — думалось ему. — Когда привыкнет ко мне». А пока приходилось аккумулировать всё своё мастерство, чтобы растянуть удовольствие хотя бы на пару минут. На дольше не хватило бы выдержки. Валька сдался ещё раньше, забрызгав спермой свой живот и ласкающую руку. Славе очень хотелось кончить в него, но резинки не было, а навредить мальчишке он не желал. Выскользнув из расслабленного тела, помог себе рукой, и упал в тот же расколотый вибрирующий мир, куда и Валя несколько секунд назад. Когда от яркого оргазма остались только отголоски, мягкими волнами разбегающиеся по конечностям, как круги на воде от эпицентра всплеска, Слава снял Валькины ноги с плеч, и вытянулся рядом с ним. Привлёк к себе, огладил ладонями тело, с удовольствием отмечая, что оно было горячим и осталось сухим благодаря прохладе в комнате и не слишком интенсивному темпу. Ему нравилось ощущать этот жар, отличный от мягких, разгоряченных женских телес. Не лучше, не хуже, просто по-другому. Долго впитывал его, гладил, продавливая пальцами линию позвонков, удивлялся, как тело парня может настолько сильно отличаться от его груды мышц. Сложно было представить его с девушкой. Когда одолело любопытство, спросил: — А девочки у тебя были? — Были-были, — лениво промурлыкал Валя, подставляя спину широкой Славкиной ладони. Где-то пониже поясницы ещё гнездились новые, непонятные ощущения на грани приятных и болезненных, и успокаивающие поглаживания их немного приглушали. — С чего ты тогда на мальчиков решил переключиться? — А ты с чего решил, что я на мальчиков решил переключиться? — А я по-твоему кто? — опешил Слава, перестав от неожиданности водить рукой. Валя лениво пожал плечами: — Герой моих эротических фантазий. Ещё погладь? — Ка-та-строфа, — вздохнул Слава, зарывшись носом в душистые волосы над Валькиным ухом. Отчётливо понимал: приручил — теперь придётся нести ответственность, беречь и ласкать это диковинное существо, и привыкать к его выходкам. И глупее всего, что от этой мысли становилось радостно. Валя улыбнулся. Ему точно было известно, что катастрофа не здесь — катастрофа там, в его квартире, которую он уступил на ночь двум свихнувшимся друг на друге братьям. А здесь всего лишь временные трудности, которые они легко устранят практикой.