***
— Торин, нет, давай же, смотри на меня... Торин, посмотри на меня. Ветер разрывается от предсмертных криков и орлиного клёкота. Лёд впивается в ноги. Кровь Торина горячая, густая и липкая между пальцев. Вокруг столько смерти, ужаса, крови, и он знает, нужно пойти искать Фили и Кили, но сейчас все мысли сводятся к одной — Торин не может умереть. Он не может умереть и оставить вместо себя зияющую пустоту. Он не может бросить Бильбо в мире, который перестанет быть полноценным, если в нём не будет больше Торина Дубощита. Во взгляде Торина сквозит отстранённое, затухающее удивление, а в улыбке чудится что-то тёплое и прощальное, отчего Бильбо только сильнее прижимает руку к ране в боку гнома и стискивает зубы от пропитавшего воздух зловонного запаха крови, застывающей под ладонью. — Бильбо... — раздаётся тихий, хриплый вздох, но Бильбо не желает слушать дальше. — Нет. Не смей прощаться со мной, Торин Дубощит. Слышишь? Ты не умрёшь. Ещё не всё потеряно. Смотри на меня, Торин, смотри на меня. Дыши, просто не засыпай, смотри на меня. Торин не сводит с него глаз. Взгляд затуманивается, из ярко-голубого выцветает в блекло-серый, но Торин подчиняется и смотрит на Бильбо, не спрашивая, зачем. Он смотрит на него, когда когти осторожно подхватывают их обоих, смотрит на него в полёте и когда они приземляются. Он закрывает глаза лишь когда чужие руки уносят его прочь в комнату, наполненную шёпотами и стонами раненых. (Но Бильбо продолжает держать его за руку, потому что просто не может его отпустить. Если он разожмёт руку, гном уйдёт навсегда, и хоббит чувствует, что ему нужно изо всех сил стиснуть ладонь окровавленными пальцами, чтобы удержать его). Часы напролёт Бильбо не отводит взгляда от откинувшегося на подушках, обмотанного бинтами, отмытого от крови, бледного, но живого Торина. Бильбо смотрит и смотрит, пока усталость и боль в его собственном теле и чай, щедро сдобренный Оином чем-то крепким, не побеждают и всё вокруг не тонет во тьме.***
После гоблинских пещер Торин становится к нему теплее. Бильбо даже подумывает, что надо было броситься на орков пораньше, потому что со стороны это выглядит так, будто где-то повернули рычаг, и Торин теперь приглашает его садиться в середине группы и даже внимательно слушает рассказы хоббита, вместо того чтобы кривиться, стоит гному вспомнить о существовании Бильбо. Бильбо даже успевает помечтать о том, как всё теперь будет идти прямо-таки тихо и мирно, когда Торин тяжело опускается на бревно рядом с ним и, вытащив из ножен Оркрист, вдруг принимается аккуратно и туго обматывать клинок куском кожи. Бильбо внимательно наблюдает за ним несколько мгновений, ожидая каких-нибудь объяснений. Он выразительно поднимает брови, тихонько кашляет, поводит бровями, и когда Торин уже заканчивает обматывать меч, вздыхает. — Что... — Достань свой меч, — перебивает его Торин, завязывая узел и проверяя, крепко ли держится кожа. Бильбо, всё ещё хмурясь, делает, что сказано, и неловко зажимает рукоятку в кулаке. — Ладно... И зачем мне это делать? Торин поднимает на него глаза и собирается ответить, но его взгляд скользит на рукоять в ладони хоббита. Он кривится, словно ему нанесли личное оскорбление, и шумно выдыхает, раздувая ноздри. — Это не черпак, — фыркает гном и тянется к Бильбо, одну большую ладонь смыкает на запястье, другой накрывает сжатый кулак. Он поправляет пальцы хоббита и клинок в ладони и, не обращая внимания на изумлённо заикающегося Бильбо, продолжает: — Нельзя хвататься так крепко, иначе потеряешь контроль над клинком. Это лёгкое, быстрое оружие. Старайся держаться за рукоять ближе к гарде, пальцы свободнее, тогда ты легко сможешь сменить хват. — Хорошо... Стой. Что ты делаешь? Торин вымученно вздыхает и возводит очи горе, поражаясь глупости хоббита, которая, видимо, не позволяет Бильбо самостоятельно предугадывать все мысли и желания гнома. — Я собираюсь научить тебя владеть мечом. — А... — Ух ты. Это действительно... — Это... Это очень мило с твоей стороны. Дальновидно, учитывая, что это умение может мне снова пригодиться. Потом когда-нибудь. Надеюсь, ещё не скоро. — Моя цель — по крайней мере научить тебя обращаться с мечом так, чтобы ты случайно не снёс собственную глупую голову. — Прошу прощения? — Да какие тут могут быть благодарности! Бильбо уже собирается припомнить Торину, что обладатель этой самой глупой головы недавно спас ему жизнь, спасибо большое, но поспешно умолкает, пыхтя от возмущения. В конце концов, невежливо напоминать кому бы то ни было о долге. Торин слегка поднимает брови. — Я видел, как ты размахивал мечом. Ты скорее покалечился бы сам, чем попал по врагу. Бильбо закрывает рот так поспешно, что щёлкают зубы, потом обдумывает слова гнома и согласно кивает. — Ладно, ты прав. В будущем хотелось бы этого избежать. А это вот зачем?.. — он указывает на обмотанный клинок Торина. — У нас нет деревянных мечей. Это чтобы я случайно тебя не поранил. — А... Хорошо. Спасибо. Ну, что не хочешь, хм... — Бильбо взмахивает мечом. — На случай если я... Во взгляде Торина читается неприкрытая жалость. — Ну, разумеется нет. Неважно. — Вот именно, — отвечает гном, поднимаясь и резким движением ставя Бильбо на ноги. — А теперь скажи мне, что тебе известно о мечах? Что это ещё за вопрос такой? Ближайшим подобием меча, которое Бильбо держал в руках до сих пор, была зубочистка. Хоббит с нарочито умным видом подносит свой меч к лицу, взвешивает на ладони и крутит его, ловя клинком свет. — Что ж, если тебе так интересно, то по большей части у меня чисто академические знания. Но мне доподлинно известно, — отвечает Бильбо, уверенно и многозначительно постукивая пальцем по лезвию, — что тыкать нужно вот этой частью. Он стоит и старательно держит серьёзную мину. Даже под взглядом Торина, который уставился на хоббита, будто у того вдруг выросла вторая голова. Бильбо ждёт ещё несколько мгновений, просто чтобы насладиться выражением полного и абсолютного ошеломления на обычно хмуром лице гнома, а потом улыбается и вопросительно поднимает брови. — Я где-то ошибся? Торин прожигает его взглядом ещё несколько секунд, открывает и снова закрывает рот, а потом, боги свидетели, фыркает и неверяще качает головой, и Бильбо успевает заметить белозубую ухмылку. — Нет. Вы не ошиблись, господин взломщик.***
Лица касается обжигающий жар ревущего пламени, и он просыпается. Воздух горячий, под щекой колючая ткань, спина ноет: он уснул на стуле, вплотную придвинутом к кровати Торина. Позвонки шумно выражают своё неудовольствие, когда Бильбо, скрипя и хрустя костями, садится. Всё, в следующий раз он обзаведётся собственной постелью. Хоббит морщится, разминая плечи, и слышит лёгкое шуршание простыни и изменившееся дыхание Торина. Шею прошивает болью, стоит ему резко обернуться, но Бильбо не обращает на это внимания. Он оборачивается — и вправду, Торин, смертельно бледный и покрытый испариной, просыпается: веки подрагивают и поднимаются. — Бильбо? Голос такой потерянный, тихий и несчастный, что Бильбо, едва не падая, спешит к кровати и хватает Торина за плечо, пытаясь успокоить. — Я здесь, Торин, я тут. Лежи, не двигайся. Тебя перевязали, но у тебя столько ран... Просто лежи. Балин сказал, что, скорее всего, несколько дней у тебя будет жар... — Бильбо? — Торин лихорадочно вглядывается в лицо хоббита широко распахнутыми, полными отчаяния глазами. Он хватает Бильбо за руку, царапая пальцами рубашку, пока тот, шепча что-то успокоительное, не накрывает их своей ладонью. — Всё хорошо, Торин, успокойся. Всё уже хорошо, тебе нужно отдохнуть и... — Бильбо. Бильбо, прости меня. Я не смог... — голос Торина, сухой и хриплый, прерывается, взгляд больших влажных глаз беспокойно мечется из стороны в сторону. — Мне так стыдно, Бильбо. За то, что я сделал. За то, что наговорил. — Ш-ш-ш, хватит. Ты был не в себе, Торин. Всё в порядке. Ты был болен. — Я был неправ, — задыхаясь, с трудом выговаривает Торин, такой измученный и разбитый, что Бильбо ничего не остаётся, как гладить вцепившиеся в рукав рубашки пальцы, стараясь успокоить гнома и уговорить его откинуться обратно на постель и сию минуту перестать быть таким испуганным и потерянным. — Торин, в самом деле, перестань. Всё нормально! — Я пытался убить тебя, — шепчет гном, и хватка его так сильна, что наверняка оставит на руке Бильбо синяки. Голос его хрипит и сипит. — Я хотел убить тебя. Я не смог бы, никогда не смог бы. Это было невозможно... Ты — единственный, у кого хватило смелости сделать то, что должно, и я... — Торин, всё уже позади. Правда. Я прощаю тебя. Ты был болен, сам не свой, но сейчас ты — это ты, и всё в порядке. Просто успокойся и... — Я собирался сбросить тебя, — продолжает Торин, дрожа и захлёбываясь воздухом. — Сбросить тебя со стены. Хотел, чтобы ты... — его лицо сводит болезненной судорогой. — Чтобы ты разбился о камни. Ты. Я хотел причинить тебе боль. Моему наречённому... Я едва не убил тебя... — Торин, пожалуйста! Успокойся уже и... — Бильбо прерывает себя на полуслове. Хлопает ртом несколько раз, а потом плотно-плотно сжимает губы. Слова Торина снова и снова звучат в голове. — Извини, что ты сказал? — Прости меня, Бильбо, пожалуйста, прости меня... — Да-да, хорошо. Я прощаю тебя! Простил уже несколько раз подряд! А теперь, ради всего святого... — Оставь её, — требует Торин, сверкая глазами и стискивая в кулаке рубашку хоббита. — Мифрил. Оставь кольчугу себе. — Да, я так и собрался сделать, не знаю, почему ты решил, что я не стану... — У меня нет прав, — Торин заходится в кашле, и Бильбо не имеет ни малейшего понятия, как успокоить гнома, когда его тело, похоже, забыло, что значит быть живым, и теперь не даёт ему вздохнуть. Но Торин продолжает, решительно тряхнув головой: — Нет прав. Я знаю, Бильбо, у меня нет никаких прав, чтобы звать тебя моим, но сохрани её. — Торин, при чём тут кольчуга... — Оставь её себе. Бильбо... — хватка Торина начинает слабеть, веки закрываются, имя хоббита он произносит на выдохе. — Нет. Нет-нет-нет. Нет! Торин! Даже не думай!.. Нет, не засыпай! Торин! Что там было про... Торин тихо вздыхает, утопая в подушках и снова соскальзывая в забытье. Лоб избороздили морщины лихорадочных снов, и гном вновь недосягаем для всего остального мира. Бильбо садится прямее. Картинка перед глазами слишком яркая и дёрганая, и он не может понять до конца, что это за чувство, но оно очень похоже на панику, на крик, застрявший в груди. Потому что ничего, кроме извинений, не имело ни малейшего смысла. Торин болен. Торин не в себе. Что-то отчаянно вспыхивает и бьётся в груди, стискивает лёгкие и превращает каждый вдох в короткий всхлип. Бильбо трёт лицо ладонями и крепко зажмуривает глаза, вслушивается, как воздух медленно наполняет и покидает его грудь снова и снова, пока ему не удаётся спокойно выдохнуть и опустить руки. Он старается унять это непонятное трепыхание и спрятать его глубоко и надёжно, где ему самое место. Нужно всё прояснить. Он просто запутался в словах, ну разумеется, это просто недопонимание. Торин болен. Торин не в себе. Торин недосягаем.***
— Расскажи мне о Шире. Ночь выдалась ясная и тёплая. Компании выпала редкая передышка между погонями, и они неспеша собираются на ночлег. Бильбо вызвался стоять в первой страже, что уже стало привычным с тех пор, как гномы заметили, какими зоркими глазами отличается хоббит, да к тому же у него уже есть привычка засиживаться допоздна. В чистом воздухе летает лёгкий прохладный ветерок, привычный для поздней весны. Торин молчаливо сидит на камне рядом с Бильбо и в уютной тишине чистит ножи, что для них с хоббитом стало уже довольно регулярным явлением. Бильбо думает, всё дело в том, что они единственные в их группе, кто без особого труда способны провести продолжительное время в тишине. Гномы — шумный народ, и иногда от них хочется отдохнуть. Тишина настолько приятная, что, честно говоря, Бильбо не сразу улавливает сказанные слова. Он моргает, передёргивает плечами и с извиняющейся улыбкой оборачивается. — Прости, что ты сказал? — Шир, расскажи мне о нём, — повторяет Торин тихо и плавно. Бильбо уже знаком с этим особенным тоном, который можно услышать только в такие мирные моменты, как этот, когда Торин говорит словно мимоходом, не отвлекаясь от своего занятия. — А-а-а... — тянет Бильбо и выдыхает сквозь надутые губы, ёрзает и мурлычет себе под нос, размышляя. — Это чуточку общо, не находишь? О Шире многое можно рассказать, знаешь ли. Ну... Может, и не так много, по сравнению с тем, что вам пришлось повидать. И, поверь мне, не все из этих рассказов действительно заслуживают внимания. Что конкретно тебе хотелось бы узнать о Шире? Торин резко дёргает плечом, с преувеличенным вниманием продолжая тереть и полировать небольшой кинжал. — Спасибо, — сухо замечает Бильбо. — Это очень помогло. Если не придумаешь тему, я просто начну пересказывать тебе всё семейное древо Бэггинсов. — По чему ты скучаешь? — спрашивает Торин по-прежнему тихо и уверенно, но Бильбо замечает в его голосе какую-то новую мягкость. — Что первым приходит на ум, — продолжает гном, не поднимая глаз, — когда ты думаешь о нём? Снова наступает тишина длиной в несколько дыханий, пока Бильбо обдумывает ответ. В последнее время он нечасто позволял себе думать о Шире. Он остался далеко-далеко позади, словно сон, словно хоббит всю жизнь провёл в дороге, путешествуя, убегая. — По лесам, — наконец произносит Бильбо, почти морщась от того, каким мечтательным вздохом прозвучал его ответ. — По речушкам... Шир такой маленький и такой разный. Дома стоят поодаль друг от друга, деревья вырастают раскидистые, а реки текут полноводные и быстрые. И всё такое мирное. В Шире всегда тишь и спокойствие, всегда свет и тепло. Даже когда льёт дождь, он мягкий и тёплый. Шир полон жизни. Там как будто сама земля старается позаботиться о каждом. Самые яркие воспоминания Бильбо связаны с землёй. Он скучает по своему креслу, когда приходится сидеть на камнях, и скучает по очагу, когда задувает их походный костёр, но в такие вот моменты ему вспоминается ветер, гуляющий в кронах деревьев, и журчание рек и ручьёв, которые слышно повсюду в Шире. Он вдруг понимает, что пауза опять затянулась, и замечает, что Торин, отложив свои ножи, смотрит на него, не отрываясь. В его открытом ищущем взгляде видна тоска, он жадно пьёт каждое слово, что слетает с губ хоббита. Бильбо моргает под его внимательным взглядом и нервно кашляет. Торин тут же отводит глаза, снова принимаясь за работу, рот его странно кривится. — Позволь узнать, почему ты спросил? — Бильбо в самом деле любопытно. — Не думаю, что тебе бы там понравилось. — Гном резко вскидывает голову, награждая хоббита ещё одним странным, ищущим взглядом от которого по коже бегут мурашки, и на этот раз Бильбо приходится отвернуться, чтобы спрятаться от его глаз. — Хотя, может, и понравилось бы? Но там так... Шир очень маленький. Маленький и тихий, и там никогда не происходит ничего интересного. Шир — это просто... Шир. Торин медленно моргает, губы снова кривятся, на челюстях играют желваки, но потом он передёргивает плечами, и лицо становится вежливо безучастным. — Иногда приятно, — сдержанно отвечает он, — слушать чужие рассказы о доме. О доме. Теперь понятно. Торин цепляется за слова о доме, пусть и не о своём. Он слушает, впитывает чужие чувства, чужую тоску и воспоминания. Гном упрямо впивается глазами в горизонт, взгляд его скользит по сторонам, и можно было бы поверить в эту идеальную маску, в то, что Торин выискивает глазами врагов, если ли бы не судорожно дёргающееся горло и крепко-накрепко сжатые челюсти. — Что ж, — слабо улыбается Бильбо, — в конце концов у тебя появятся свои. Торин хмуро оглядывается. — Свои что? — Рассказы. У тебя они снова появятся, как только мы вернём вам вашу милую гору. Наступает оглушительная тишина, и Бильбо готов поклясться, что Торин превратился в камень. Гном резко сжимает кулаки на коленях, и на мгновение Бильбо опасается, как бы тот не порезался о собственные ножи. Торин становится таким неподвижным, что Бильбо гадает, не умудрился ли он как-то разозлить гнома, но потом Бильбо переводит взгляд на его лицо. В нём читается боль. Но не только. Гном, не отрываясь, смотрит на Бильбо, лицо застыло, только глаза, обращённые на хоббита, пылают странным яростным огнём, сжимаются и разжимаются руки на коленях. Он выглядит почти уязвимым, и Бильбо отчаянно хочется прекратить это, сбежать, но ещё ему хочется понять, что же, во имя богов, творится у гнома в этой его странной, непонятной голове. Однако прежде, чем хоббит решает, как спросить, а ещё лучше, что спросить, Торин срывается с места, хрипло бросает «спокойной ночи» и широкими шагами уходит вглубь лагеря.***
Когда Торин приходит в сознание в следующий раз, Бильбо по уши погружён в чтение книги. Он не замечает, что Торин просыпается, пока не чувствует прикосновение к руке, и едва не подпрыгивает на стуле. — Торин! Ты проснулся! — хоббит морщится от того, каким визгливым кажется ему собственный голос, и старается выровнять дыхание. — Как... Как ты себя чувствуешь? — Почему ты такой крохотный и такой мягкий? — неясно спрашивает Торин, щуря мутные глаза. — А. Понятно. Всё ещё не дружишь с головой, — вздыхает Бильбо, нервно сглатывая и борясь с желанием скинуть с себя горячую, твёрдую и мозолистую ладонь. — И кто это тут мягкий? — задиристо спрашивает он, глядя на ничком лежащего короля. — Кажется, это не я тут валяюсь в бреду от ран? Ну, так кто из нас тут размяк? — Ты такой маленький, — полубессвязно изумляется Торин. Сегодня в нём нет той буйной энергии, как в прошлый раз, он бредит, глаза лихорадочно блестят, щёки ярко алеют на фоне бледного лица. — Как такое маленькое существо может быть таким великодушным. Я не понимаю тебя. — Торин, я просто... Бильбо. А ты сейчас не в своём уме. Не пойми меня неправильно, этот больной Торин мне нравится больше предыдущего, но факт остаётся фактом, ты понятия не имеешь, что говоришь. — Такой маленький, — вновь повторяет гном, — и всегда добрый, верный и просто хороший. — Торин вдруг резко выдыхает и задумчиво хмурится, словно это самое запутанное и невероятное явление на всём белом свете. — Что бы ты ни делал, ты делаешь это с добротой и теплом. Всё кажется таким мягким, но внутри сталь. У тебя стальной хребет и огонь в жилах. Но ты такой мягкий. Я не понимаю. Не понимаю тебя. Из комнаты словно пропадает воздух. Никто и никогда так не описывал Бильбо. Он уже привык к «маленькому» и «полурослику», но голос Торина сочится хриплым благоговением. Он словно описывает неясное, но ошеломительно красивое произведение искусства, стихотворение со скрытым смыслом. Что-то, без сомнения, не могущее быть Бильбо. — Торин... Я не... Остановись. Ты явно не в себе и понятия не имеешь, что несёшь. Ни малейшего. Я — это просто я. А не... Непонятно что из огня и стали. Я просто Бильбо. Бильбо Бэггинс из Шира. — Не уходи, — внезапно просит Торин, покрепче хватаясь пальцами за руку хоббита, будто тот уже собрался встать и выйти из комнаты. — Торин, я здесь. Я никуда не собираюсь, по крайней мере пока... — Не надо! — повторяет гном — на этот раз жёстче — и продолжает хриплым, полубезумным тихим голосом: — Ты благороднее их. Ты лучше их. Ты слишком хорош, слишком велик для них, Бильбо. Ты слишком Бильбо. Ты не можешь туда вернуться. — Но это мой дом, — шепчет Бильбо. Грудь пронзает острой болью, и он не может понять, что вызвало её: слова ли Торина, чувства ли, что скрываются за ними, или тоска по тихому, тёплому и солнечному Ширу. — Я смогу построить дом здесь, — говорит Торин, сверкая глазами и сквозь стиснутые зубы выдавливая из себя слова со странной, яростной убеждённостью. Огонь в его глазах обжигает и ослепляет, но в то же время он совсем не похож на пламя драконьей болезни. — Я смогу. Ты должен остаться здесь. — Я... — Тогда один, — Торин обмякает, пальцы снова едва касаются кожи, бушующий в глазах огонь утихает до знакомого, стеклянного, лихорадочного блеска. — Всего один. Бильбо отворачивается к стене, часто-часто смаргивает и сжимает челюсть, стараясь хоть немного разобраться в происходящем. Торин болен. Торин не понимает, что творится вокруг. — Всего один, пока ты не ушёл, — тихо говорит гном, и голос его выцветает до шёпота, как в прошлый раз, перед тем, как тот уснул. — Один чт... — Бильбо не ожидает руки, с удивительной силой сомкнувшейся на вороте его рубашки и рванувшей хоббита вниз. Вряд ли это можно считать поцелуем. Нет, ну правда. Бильбо почти разбивает нос по дороге вниз, а прикосновение их губ ничем, кроме сокрушительного столкновения, не назовёшь. Но поцелуй посылает по спине волну дрожи, зажигает на коже искры, тисками сдавливает грудь и пронзает огнём, а Торин издаёт тихий вздох и расслабляется. Бильбо отскакивает назад с такой же прытью, с какой его потащили вниз, в остолбенении хрипло хватает ртом воздух и пытается переварить мысль о том, что Торин только что поцеловал его и провалился в сон. — Что... Что?! Но это просто!.. Торин. Торин, проснись! Не смей... Нет. Я не позволю тебе. Вот так запросто... — выпаливает Бильбо, трясясь и заикаясь от... от гнева. Да, именно так. Вот, что это такое! Гнев! Да как Торин посмел просто взять и... И отколоть такую шутку! С поцелуем! Бильбо, прерывисто дыша, мерит комнату шагами и остервенело ерошит пальцами волосы. Торин просто болен! Он не отдаёт себе отчёта в том, что происходит и... И что? Что он там говорил раньше про мифрил, про какое-то треклятое обручение, про дом, и поцелуй этот! Бильбо резко останавливается перед постелью, на которой спит бледный гном. Едва не разрываясь на части от переполняющей его мешанины эмоций, Бильбо тычет в Торина пальцем. — Как только ты придёшь в себя, — шипит хоббит, — нам с тобой предстоит обстоятельный разговор, господин Торин Дубощит.***
— Я выгляжу просто нелепо. Я же хоббит, а не воин! — вздыхает Бильбо и словно в подтверждение своих слов разводит руки в стороны, морщась от мелодичного металлического звона. Разумеется, кольчуга прекрасна, и было очень любезно со стороны Торина подарить её Бильбо, но хоббит не уверен, что ему когда-нибудь будет уютно в чём-то настолько блестящем. Вокруг царит тишина. Гномы стоят вдалеке и наблюдают, и Бильбо вдруг понимает, что снова упускает что-то очень важное, потому что сейчас они больше всего напоминают свидетелей какого-то ритуала, а взгляд Торина прожигает в нём дыру бушующим в провалах расширенных зрачков пламенем. Он уже привык к долгим взглядам Торина, но сейчас ему хочется съёжиться, спрятаться, и не из-за странных эмоций, обычно переполняющих взгляды гнома, а из-за воспоминаний о горящих во тьме оранжевых глазищах змея. А потом Торин рывком отводит его в сторону, и его тихий полубезумный голос пламенеет грохочущими подозрениями. Даже его улыбка выходит искажённой. Та самая улыбка, что была для Бильбо редким и драгоценным удовольствием, как в тот раз, когда хоббит показал Торину жёлудь, стала кривой, болезненной и горит сумасшедшей, извращённой радостью. Он рычит, и в его голосе Бильбо слышится рык дракона, который не заглушить даже топоту марширующих к стене гномов, звону и лязгу их доспехов о камень не перекрыть драконьего голоса в ушах Бильбо. Последний гном тяжело шагает мимо, а Торин всё смотрит и смотрит на хоббита через узкий коридор, и что-то тёмное видится Бильбо в его глазах, кипящее и огненное, как в груди дракона, перед тем, как тот извергает пламя. — Я... — Бильбо нервно кашляет и быстро отводит взгляд, его мутит, и хочется бежать, бежать без оглядки прочь от Торина, который всё ещё смотрит на него, и под этим взглядом хоббит чувствует себя маленьким, беспомощным зверьком. — Я тогда... Пойду... — он машет рукой в сторону зала, где другие уже стоят на укреплённой стене, снова кашляет и делает быстрый шаг в их направлении. Торин молниеносно хватает его, сжимая предплечье, словно в тисках. Покрытые латами пальцы глубоко врезаются в тело, и Бильбо приходится прикусить губу, чтобы не вскрикнуть от острой боли. Торин дёргает его назад и, сверкая пылающими глазами, нависает над ним, не давая ступить ни шагу. — Нет, — голос его, тихий и шёлковый, разительно отличается от прежнего раскатистого рычания. — Ты отправишься в сокровищницу. — Что? Почему? Не предлагает же он, в самом деле, Бильбо охранять... — Там безопаснее! — резко отвечает Торин. — И там теперь твоё место. — Торин, что... — Ты останешься в сокровищнице, пока я сам за тобой не приду, ясно? — рокочет гном неумолимо и предостерегающе. — Торин, что, ради всего святого, мне там делать? Я не смогу охранять его в одиночку. — Они не получат ничего, — шипит гном, притягивая Бильбо на пару дюймов ближе, — из того, что принадлежит мне. Воры. Захватчики, что собрались поживиться моим добром. Я не позволю им. Ты понимаешь? — Торин кладёт вторую руку Бильбо на плечо и стискивает в кулаке мифриловую кольчугу. Он мнёт в ладони тонкие металлические звенья и, не отрываясь, смотрит, как мифрил облегает тело хоббита. Голос его становится ещё тише, когда он продолжает, оскалив зубы в глухом зверином ворчании: — Они не получат ничего моего. А теперь иди и делай, что тебе велено. Бильбо кивает. Во рту пересохло, и грудь не может вдохнуть. Торин заметно расслабляется, стоит Бильбо согласиться — болезненная хватка тут же пропадает, руки проводят по плечам, словно извиняясь. Торин наклоняется ещё ближе и тяжело вздыхает. Бильбо заставляет себя прекратить трястись, даже когда гном обхватывает его лицо ладонью и металл доспехов вонзается в кожу, даже когда хоббит почти отшатывается от прикосновения. — Мы поговорим об этом после. Когда я отстою наш дом. Дождись меня, Бильбо. С этими словами он отпускает хоббита, который едва не сползает на пол от облегчения, стоит Торину уйти. Бильбо неловко шагает назад, тяжело приваливается к стене и зажимает себе рот ладонью, чтобы заглушить полные ужаса и боли звуки, что пытаются процарапать себе путь наружу откуда-то из-за рёбер. Как в забытьи он бредёт в сокровищницу, где золото горит в дрожащем пламени расставленных повсюду факелов. Он выжидает пару часов, с трудом сохраняя спокойное дыхание, чувствуя, как тяжёлый Аркенстон впивается в бок. Как только хоббит уверен, что снаружи наступила ночь, он достаёт длинный моток самодельной верёвки и идёт к стене на воротах.***
Бильбо, задыхаясь, уходит из комнаты, где лежит Торин, и нетвёрдой походкой бредёт по подгорным коридорам. В конце концов ноги приводят его обратно в лазарет, и хоббит подумывает, не выпить ли чашку успокоительного чая, которым уже успел запастись Оин. Он почти опрокидывает на себя кипяток — так сильно до сих пор трясутся руки — и, сыпя невнятными проклятиями, машет в холодном воздухе ошпаренной ладонью, когда слышит, как проносится по залу тихий, нежный, мелодичный смех, такой неуместный в суровой горе. Потом он различает другой, знакомый голос и идёт на звонкие смешки и обрывки разговора в освещённую комнату чуть в стороне от заставленного кроватями с ранеными гномами зала. — A'maelamin. Ну, это уж ни в какие ворота... Голос женский, чистый и текучий, и Бильбо в замешательстве хмурит брови, заслышав эльфийскую речь в гномьей горе. Он наконец-то находит комнату, из которой доносится разговор, и первое, что бросается ему в глаза — всполох огненно-рыжих в пламени свечей волос и длинная зелёная фигура, свернувшаяся на постели вокруг другой, покороче. Эльфийка, стражница из Лихолесья, устроившись на слишком маленькой для неё кровати, почти обвила собой Кили. Она весела, смеётся и сладко улыбается, но Бильбо вдруг вспоминает большую рысь, что, несмотря на мурлыканье и спрятанные когти, готова до последнего вздоха защищать от всего остального мира своё по праву. — Амеламанин? — старательно повторяет Кили, пытаясь нахмуриться сквозь улыбку, когда эльфийка довольно хохочет. На мгновение все тревоги покидают Бильбо, и хоббита переполняет невероятное облегчение, что Кили жив, и глубокое замешательство при виде обнявшей его эльфиской стражницы, обучающей его ласковым эльфийским словечкам. В голове проносится дикая мысль: а знает ли Торин, что тут творится? — А, Бильбо, хвала Махалу, ты здесь. Внимание Бильбо переключается на соседнюю кровать, где лежит Фили, которого почти не видно из-за намотанных на него бинтов. — Фили! — Бильбо на секунду забывает о странной парочке, устроившейся рядом, даже почти забывает о Торине и обо всём... Обо всём, что связанно с Торином, и спешит к принцу. Последний раз он видел его вырывающимся из хватки Азога и летящим вниз на скалы. Бильбо подбегает к кровати, улыбаясь так, что кажется, будто сейчас лопнет от радости, ведь все, все они живы. Они сумели, они преодолели это безумие. — Ах, слава богам, ты в порядке! Ну... — Бильбо смущённо кашляет и внимательнее оглядывает Фили, замечая, что тот полностью обездвижен всеми своими повязками. — Более-менее. По крайней мере ты жив... — Это ненадолго! — фыркает Фили и страдальчески морщится, услышав ответное бормотание и смешки с соседней кровати. Гном поднимает на Бильбо несчастные глаза. — Они никак не успокоятся. Бильбо, они хихикают, не переставая. Это меня доконает. Я чувствую, как желание жить покидает мои кости каждый раз, когда они начинают шушукаться! Бильбо шикает на него и очень аккуратно хлопает по руке. — Ну, же, Фили... Я думаю, это, кхм, мило. Нам не помешает немного весёлого смеха после всего, что мы пережили. — Он поднимает взгляд и едва не подпрыгивает на месте, потому что эльфийка, не отрываясь, смотрит на него мерцающими как полированный янтарь карими глазами. От эльфов Бильбо не по себе. Они величественные и прекрасные создания, но есть что-то в их взглядах такое, отчего Бильбо хочется и поёрзать, и уползти подальше, и засыпать их бесчисленными вопросами одновременно. Эта эльфийка не исключение, хотя её взгляд теплее и не такой пронзительный, как взгляд бледных, ледяных глаз эльфийского Короля. Она изучает хоббита, длинные пальцы скользят сквозь рассыпавшиеся по подушке пряди тёмных волос Кили, а потом на её губах медленно распускается озорная улыбка. — Кили рассказывал мне про тебя, — говорит она преисполненным веселья голосом. — Это ты украл ключи и выпустил моих пленников прямо из-под носа моей стражи. Ох, неужели именно так его прославят теперь среди эльфов? Бильбо неловко кашляет, словно опять оказался перед королём Трандуилом, который задал ему этот же вопрос, хотя вид у эльфа тогда был гораздо недовольнее. — Да... Что ж, без ключей мне было ну никак не обойтись. Да и непохоже, чтобы пленники могли справиться с освобождением без моей помощи. Фили возмущённо вскрикивает, Кили, заикаясь, принимается сердито возражать, а эльфийка звонко смеётся тем самым смехом, что привлёк внимание хоббита к их комнате. — Похоже, моя репутация меня опережает, но, помнится, за гневными криками и тыканьем стрелами под нос мы так и не успели познакомиться? — Он заставляет себя поднять на эльфийку выжидающий взгляд, потому что, несмотря на всё её природное изящество и ясные глаза, хоббиту хочется где-нибудь от неё спрятаться. — Тауриэль, — отвечает она, слово скатывается с губ, как вода по камешкам, и Кили улыбается ей, будто она самое прекрасное, самое удивительное, что он когда-либо видел. Тауриэль ловит его взгляд и улыбается в ответ, и лицо её озаряется тёплым солнечным светом, словно в гноме перед ней — вся её жизнь. Бильбо внезапно чувствует себя лишним и оглядывается на Фили. Гном выразительно смотрит в ответ с видом «Ну, и что я говорил?», отчего Бильбо распирает смех, который он прячет за приступом кашля. — Весь день напролёт, Бильбо. Они могут продолжать так часами. Я здесь долго не протяну, честное слово. — Крепись, Фили. Ты справишься, — ухмыляется хоббит. — Это хорошо, что с тобой всё в порядке. Очень хорошо... Я, знаешь ли, немного волновался. — Ну, не могу же оставить младшего брата на произвол судьбы и позволить ему делать всё, что заблагорассудится? Кто знает... — на губах Фили играет кривая ухмылка. — Он может удумать что-нибудь совсем сумасшедшее и сбежит с лесной эльфийкой. По комнате вновь разносится смех Тауриэль, и Бильбо фыркает. Фили страдальчески вздыхает, потом его лицо проясняется, губы трогает едва заметная улыбка. — Я рад, что с тобой всё хорошо, Бильбо. Как Торин? Ты видел его? Слышал, ему крепко досталось. — Торин... — Бильбо хмыкает, трёт лицо рукой и пару раз вздыхает, стараясь ответить обычным тоном, а не так, будто Торин внезапно стал причиной приступов паники и выбивающего землю из-под ног замешательства. — Думаю, с ним всё будет в порядке. Он ещё не пришёл в себя, большую часть времени спит. А когда просыпается, он... — Бильбо замолкает и сглатывает, снова проводит ладонью по лицу и старается совладать с собой под слегка озабоченными взглядами трёх пар глаз. — У него до сих пор жар. Оин говорит, это скоро пройдёт. Торин, кхм, бредит. Говорит полную чушь. Скажет что-то и снова теряет сознание. Фили смотрит на него с такой кроткой, сочувственной улыбкой на лице, что какая-то сумасшедшая частичка Бильбо вдруг думает, не догадывается ли гном, что за безумства изливал ему Торин. Но он тут же гонит прочь эту мысль. Никто ничего не может знать обо всей этой... чепухе. — Он поправится, — твёрдо заявляет Кили. — Он слишком упрям, чтобы умереть в постели. Смех Бильбо звучит немного истерично, но хоббит быстро берёт себя в руки, игнорируя странные взгляды, которыми провожают его реакцию остальные. — Да... Точно. Такой уж он, Торин. Неисправимый упрямец.***
— По-моему, у меня наконец начинает получаться. Он говорит это, неуклюже парируя в сторону слабый выпад Торина. Торин выразительно поднимает брови и без малейших затруднений перебрасывает клинок в руке. Бильбо прекрасно понимает, что с ним возятся на постыдно детском уровне. Каждый замах очевиден, каждое парирование медленно и однообразно, пока Торин снова и снова проводит его от позиции к позиции. Бильбо уже давно бы запротестовал, спасая остатки своей гордости, если бы не тот факт, что он до сих пор умудряется оказаться на земле в течение нескольких минут после начала тренировки. — Нет, правда! — пыхтит Бильбо, старательно вышагивая боком, отражая удар за ударом. — Не так уж страшно. Похоже на танцы. Хотя, может, мне не стоит их сравнивать. Я всегда, всегда паршиво танцевал. Я когда-нибудь расска... Ой! — он спотыкается и едва не падает, уходя из-под очередного удара, но удерживается на ногах и, смеясь, парирует следующий удар. — Ага! — Бильбо триумфально потрясает мечом, и его улыбка расползается шире, стоит ему заметить абсолютно не впечатлённый взгляд Торина. — По-о-очти достал меня, а? Так я не рассказывал тебе раньше про то, как Арабелия Брендибак пыталась научить меня танцевать, когда я был ещё совсем мальчишкой? Разумеется, Торин вообще никак не реагирует на болтовню Бильбо. Но, странное дело, это даже как-то успокаивает, бессмысленный трёп напоминает хоббиту о доме. Это нервная привычка, но болтовня помогает ему забыть, что тренировки они ведут ради настоящих боёв и какими неприятностями те могут для него окончиться. — Это было... Ну, словом, ужасно. — Бильбо ойкает, когда Торин в очередной раз почти выбивает меч у него из руки. — Кажется, я наступил ей на ноги раз десять. Потом она со мной неделю не разговаривала! — Не очень-то привлекательная особа, судя по всему, — легко отвечает Торин, и это так непривычно, что Бильбо не успевает отреагировать на внезапную атаку и поворот, Торин налетает на него сзади, бьёт под колено, и хоббит валится спиной на землю. Бильбо коротко вскрикивает, когда обтянутый кожей меч гнома упирается ему в грудь. — Ты слишком много болтаешь. Мне даже не нужно тебя отвлекать, ты отлично справляешься с этим сам, — Торин выразительно поднимает брови и смотрит на него сверху вниз. Потом случается небольшой набег гоблинов, и, как обычно бывает в такие моменты, голова Бильбо словно наполняется ватой, в ушах шумит, на него нападает странное одеревенение. А вокруг в привычном неистовом порыве гномы дерутся как один сложный механизм, и бесконечные тренировки с Торином наконец-то берут своё, хотя Бильбо, в отличие от яростного вихря, в который превратился Торин, больше похож на неуклюжее, кромсающее налево и направо бедствие. Хотя, может, он просто придумал собственную тактику боя. — А ещё есть один приём, — Бильбо легко вертит в руках клинок, отбивает гоблинское копьё и отпрыгивает от обратного замаха, — мой самый любимый! Так вот, когда контратакуете... — он снова отпрыгивает назад. — Не-е-ет! Нет-нет-нет, не так. Нужно было ответить хандрилианским защитным парированием! Нет никакого хандрилианского защитного парирования. Бильбо не имеет ни малейшего понятия, что он несёт. Он вообще едва управляется с мечом после месяцев тренировок с Торином. Но гоблин останавливается как вкопанный и, судя по его морде, пялится на Бильбо в полном замешательстве. Бильбо, не опуская меча, гадает, сумеет ли он отвлечь гоблина ещё сильнее. — Чем вам действительно нужно заняться, так это... Вашими ногами. Работа ваших ног просто отвратительна, — Бильбо фыркает и качает головой, не сводя глаз с оружия гоблина. — Это же стыд и позор. Я бы на вашем месте стыдился. Я и стыжусь, по правде сказать. Гоблин злобно щурится, а где-то позади них раздаётся странный полузадушенный звук. — Так вот, что вам нужно сделать... — ВЗЛОМЩИК! — ревёт из-за спины Торин. — ЗАТКНИСЬ! Бильбо вздрагивает, а гоблин в недоумении вертит головой, и этого момента хоббиту достаточно, чтобы броситься вперёд и с визгом всадить клинок в грудь твари. Бильбо с трудом вытаскивает меч из раны, брезгливо кривясь от противного, мокрого чавканья, с которым клинок выходит из тела. Он поднимает глаза и видит, что Торин уставился на него, как на самую безумную и одновременно опасную вещь на свете. — Что, во имя Махала, — бессвязно бормочет он, — такое хандрилианское защитное парирование? — Что? Ах, это, — Бильбо оглядывается на гоблина, шмыгает носом, пожимает плечами и снова поворачивается к Торину. — Понятия не имею. Он, к сожалению, тоже. Несколько мгновений Торин смотрит на него в полном оцепенении. Потом из груди гнома вырывается смешок, который, похоже, удивляет его самого, и на секунду кажется, это происшествие озадачивает Торина даже сильнее выходки Бильбо, но хоббит расплывается в ухмылке и начинает хихикать в ответ, и вскоре Торин опирается на свой меч и смеётся так, что сотрясается всё его могучее тело.***
Однажды Бильбо совершенно случайно, прошу заметить, забредает к комнате Торина. Он слышит шёпот, шуршание ткани, плеск воды и сдавленные ругательства и решает, что гному, должно быть, меняют повязки. — Держите его. Он и в сознании-то не самый приятный пациент, — доносится до Бильбо голос Оина, и хоббит невольно улыбается. Он вспоминает, как Торин реагирует на заботу, как он гневно рычал и вырывался, стоило орлам опустить их на скалу Каррок. Можно подумать, он запросто смог бы самостоятельно передвигаться после того, как едва не стал закуской варга. Но упрямство гнома продлилось ровно до того момента, пока он, как и предсказывал Гендальф, не свалился наземь. — Бильбо... — слышится голос Торина, тихий и слабый, а не привычно уверенный и требовательный, и вырывает хоббита из воспоминаний. — И пусть кто-нибудь наконец найдёт Мастера Бэггинса, — вздыхает Оин, и Бильбо охватывает паника. Металл холодит палец раньше, чем хоббит успевает заметить, что тянется в карман за кольцом. Мир со всех сторон заполняет нереальный свет, а ноги сами несут его прочь от бормочущих гномов и шёпотов их короля. Искушение не снимать кольцо велико. Иногда ему просто хочется стать невидимым и уйти далеко-далеко, чтобы с ним никто больше не разговаривал, не задавал вопросов и не заставлял думать о неприятных вещах, от которых что-то больно сжимается в груди. Но каждый раз, стоит ему почти поддаться, другой, охваченный безудержным страхом голос кричит ему не делать этого, вопит, чтобы он выбросил кольцо прочь. Бильбо срывает кольцо с пальца, глубоко вдыхает холодный воздух, стоя на камнях у разрушенных ворот Эребора, и прячет вещицу в карман. Он почти решается уйти до того, как проснётся Торин. Он хочет оставить ему письмо. Что-нибудь простое, сердечное и вежливое. «Это было замечательное приключение, за исключением всех криков, огня и смертей. Было действительно здорово почти погибнуть столько раз. С радостью бы повторил его. Приходи в любое время, чай в четыре. Можешь не стучать. Твой друг, Бильбо». Так было бы проще, развернуться, оседлать пони и сбежать, начать долгое путешествие домой. Они расстались бы друзьями, забыли бы безумные, лихорадочные слова Торина. Бильбо унёс бы с собой мечты о недосягаемом гномьем короле, невозможном, непостижимом, созданном, чтобы им восхищались издалека. Всё вновь было бы просто и незамысловато. Он мог бы, ничего не опасаясь, рассказывать истории об ослепительно красивом черноволосом гноме, в которого невозможно было не влюбиться, потому что именно так поступают с легендами. И Бильбо мог бы притворяться, что его мир не перевернули какие-то лихорадочные слова, которым он и верить-то толком не мог. Пальцы скользят по прохладному металлу под рубашкой. Мифрил такой лёгкий, иногда Бильбо забывает, что носит его, и кольчуга становится привычной частью его гардероба. На мгновение Бильбо представляет, как смотрелся бы сейчас в глазах своих родственников из Шира. Рубашка и бриджи привычного хоббичьего покроя теперь потрёпанные и грязные, пуговиц на красивом тёмно-зелёном жилете почти не осталось. Сверкающая кольчуга из драгоценного металла, заношенная, измазанная куртка, доставшаяся от людей Озёрного города, подпоясанная слишком толстым гномьим ремнём, и в довершение всего — эльфийский клинок на бедре. — Ни грана приличия, — едва заметно улыбаясь, шепчет Бильбо и шагает обратно к горе.***
— Это хороший меч, хоть он и немного мелковат. Торин сидит к нему так близко, что они касаются друг друга плечами — маленький островок тепла в промозглом доме посреди Озёрного города, где они застряли до ночи. — Даже если этот перочинный ножик — единственное оружие, что у нас сейчас есть? — снисходительно спрашивает Бильбо, всё ещё донельзя гордый тем, что ему одному удалось сохранить при себе оружие, к которому он уже успел привязаться. В уголках губ Торина мелькает улыбка. — Меня беспокоит не столько длина клинка, как тот, кто им владеет. — Надо было оставить тебя в бочке! — пыхтит от возмущения Бильбо. — Посидел бы в рыбьих потрохах ещё денёк, что б ты тогда заговорил о моём владении мечом! Торин смеётся и легко откидывается на спинку стула. — Бочки, — говорит он, качая головой, и улыбается, глядя в огонь. — Как ты вообще додумался до бочек? Я ни на мгновение не сомневался, что ты нас вытащишь, но я бы ни за что не догадался, каким именно способом. Тебе одному могла прийти в голову такая блестящая и безумная идея — сбежать от эльфийского ублюдка в бочках. Брови Бильбо взлетают к самой чёлке. Хоббит аккуратно кладёт меч себе на колени, чувствуя, как клокочет в груди. — Ты... Ты действительно не сомневался, что я вас спасу? Ты не думал, может, я... не знаю, сбежал домой? Или потерялся где-нибудь в лесу? Торин фыркает, словно идея сама по себе смехотворна, словно и не провёл он несколько месяцев, сокрушаясь, как бесполезен Бильбо в их отряде. — Мастер взломщик, к тому моменту вы уже прославились, умудрившись исчезнуть в самом сердце владений короля гоблинов, а потом объявиться безо всяких объяснений и потеряв всего пару пуговиц. А тот случай, когда ты полез на дерево, растворился в листве, а потом прыгал с ветки на ветку, будто родился в лесу, и освободил нас от паутины? Поэтому, когда ты снова пропал... Нет, я даже не сомневался, что ты вдруг появишься из ниоткуда с готовым планом побега. Я уже привык, что если ты исчезаешь, то возвращаешься и совершаешь что-то поистине неожиданное и невероятное. Бильбо тяжело сглатывает. Часто-часто моргает и отворачивается к огню. — Спасибо. Это очень... — он переводит взгляд на клинок, вытирает лицо и смущённо крякает. В груди не унимается дурацкое трепыхание, но Бильбо упрямо не даёт ему разрастись ещё сильнее и хмурит брови, изучая меч на коленях. Что это ты так разволновался из-за какой-то похвалы, мистер Бэггинс. Не строй из себя слюнявого идиота. Ничего хорошего из этого не выйдет. — Я дал ему имя, — хоббит переводит взгляд на Торина и старается говорить непринуждённым голосом. Губы гнома всё ещё изогнуты в намёке на улыбку, брови ползут вверх, намекая, что Торин ждёт продолжения. — В самом деле? Бильбо поднимает меч перед собой, наблюдая, как свет от камина мерцает и пляшет на плавных изгибах клинка, как горят замысловатые эльфийские узоры, словно прожилки в древесном листе. Губ хоббита касается лёгкая, непривычная улыбка — чуть более мрачная и уверенная, чем обычно. Она расцветает на лице, стоит Бильбо вспомнить предсмертные паучьи крики. — Жало, — тихо произносит он, гордясь выбранным именем. Торин не отвечает, и Бильбо поворачивается к нему. Улыбка пропала, Торин не сводит с него удивлённого, но какого-то непривычного, внимательного взгляда. Бильбо поспешно отводит глаза, чувствуя, как в горле перехватывает дыхание. — Я подслушал идею у пауков, — выпаливает он, потом вспоминает, что может слышать животных только с кольцом на пальце, и быстро продолжает, на ходу сочиняя ложь: — Как паучьи жала, понимаешь? Я проткнул одного на дереве и тут же придумал имя. — Тебе удалось убить одного из тех пауков? — спрашивает Торин непонятным тоном. — Я... Я вообще-то не считал, сколько их было, — смущённо кашляет Бильбо. Брови гнома ползут на лоб. — Не так уж это и сложно, если не орать и не нестись на них лоб в лоб! — замечает хоббит, чувствуя себя пришпиленным тяжёлым гномьим взглядом. Торин удивлённо моргает, потом откидывается назад и, посмеиваясь, трясёт головой. — Чего только на свете не увидишь, — едва слышно бормочет он, прежде чем подняться на ноги, и, проходя мимо, по-дружески сжимает плечо Бильбо. — Это хорошее имя, мастер Бэггинс. Не сомневаюсь, клинок в ваших руках его заслужил.***
Три дня Бильбо слоняется по Эребору и Дейлу, прежде чем его настигают вести о том, что Торин наконец очнулся. Бильбо так хорошо наловчился скрываться от всего остального мира, что новость он узнаёт, подслушав разговор двух незнакомых гномов, прячась за невысокой кучей булыжников. Бильбо барабанит по колену, закусывает губу и пытается унять вырывающееся из груди сердце. Торин проснулся. Торин проснулся и больше не будет лихорадочных бормотаний, а Бильбо сможет наконец-то получить объяснения всей этой непонятной ситуации, ведь он так этого ждал, слоняясь из стороны в сторону на протяжении трёх последних дней. Но сейчас, когда момент пришёл и хоббит так близок к ответам, он вдруг не может сдвинуться с места и со всё возрастающим недовольством смотрит на свои дрожащие коленки. Он может сделать вид, что ничего не было. А что, мысль неплоха. Он может улыбнуться и сказать: «Торин, как хорошо, что ты пошёл на поправку», — и всё будет как прежде. — Чёрта с два! — криво бормочет себе под нос Бильбо. Торин разбередил ему душу, заставил гадать и сомневаться, и теперь хоббиту ничего не остаётся, кроме как довести дело до конца. И чем оно закончится, полным непониманием или неловким отказом, Бильбо не знает. Он может только надеяться, что Торин обойдётся с ним деликатно. Однако, это не отменяет того, что вся сложившаяся ситуация его порядком злит. — Ну, ладно, — решительно кивает хоббит и рывком поднимается на ноги. — Ладно же, — повторяет он, твёрдыми шагами направляясь к горе. Извилистый лабиринт подгорных коридоров ему уже хорошо знаком, поэтому Бильбо выбирает самую прямую дорогу к комнате Торина, минуя друзей, которые при виде его хмурого лица проявляют чудеса сообразительности и пропускают хоббита вперёд. К тому моменту, как Бильбо подходит к двери, он взвинчен до состояния лёгкого бешенства, что ему только на руку. Из всех чувств с гневом ему совладать куда проще... Торин не спит. Гном полулежит, привалившись к спинке кровати, весь его живот обмотан бинтами, он всё так же бледен, но выглядит чуть лучше, чем в прошлые дни. Гендальф сидит около кровати, и оба они поворачивают головы в сторону влетевшего в комнату Бильбо. Торин цепенеет. Гендальф дружелюбно улыбается слишком уж довольной улыбкой и поднимается со стула. — Ну и ну, мастер хоббит! Рад снова тебя видеть, — волшебник делает вид, что не замечает несчастного взгляда, которым провожает его Торин, и кислой мины, с которой Бильбо смотрит на гнома, что последние три дня его жизни превратил в ад. Бильбо фыркает, когда Гендальф, проходя мимо, хлопает его по плечу. — Уверен, вам есть, о чём поговорить, — смешок волшебника тонет в бороде, он надевает шляпу и, посмеиваясь, выходит за дверь. Щёлкает замок, Бильбо продолжает хмуро стоять у двери. Торин ёрзает, что в любой другой ситуации выглядело бы донельзя комично, так непривычна эта картинка, но сейчас его нервное ковыряние одеяла и настороженные взгляды в сторону Бильбо вызывают у хоббита желание ещё разок хорошенько приложить беспутную гномью голову о что-нибудь твёрдое. — Вот что... — Бильбо набирает в грудь побольше воздуха и твёрдо шагает к кровати. — Вот что, господин Торин Дубощит. — Бильбо, — осторожно говорит Торин, глядя на хоббита, как смотрел бы на приближение вооружённого противника. Гном старательно пытается придать лицу спокойное и собранное выражение. — Я... рад видеть тебя в добром здравии. — Молчи, — рявкает хоббит, остановившись у постели. — Не смей говорить со мной. Ты... — Бильбо тычет в Торина пальцем, гном уворачивается от него, как от меча. — Ты меня поцеловал. Торин очень, очень медленно моргает и поднимает на Бильбо лишённое всякого выражения лицо. — Не было такого. — Ещё как было! — вопит Бильбо. — Я-то, в отличие от тебя, не спал и всё прекрасно помню! Торин с трудом сглатывает и смотрит на Бильбо несчастными глазами. — Откуда... Откуда это вообще взялось? — продолжает Бильбо, чувствуя, как в груди зарождается паника. — Что тебе в голову взбрело, а? И что ты мне наговорил! Мне пришлось смотреть, как ты умираешь. Я сидел там и своими руками зажимал рану, чтобы из тебя ничего не вывалилось, мне пришлось пережить этот кошмар. А потом ты... Ты! Торин с нечитаемым выражением смотрит на него широко раскрытыми глазами, и гнев покидает Бильбо так внезапно, что у хоббита подкашиваются колени. Он тяжело садится на край кровати и яростно трёт лицо ладонью, придавленный нахлынувшими воспоминаниями. Его вновь переполняет ужас от бешенства, в которое впал Торин, ужас от того, что Торин сменил королевские регалии на доспехи и вновь взял в руки меч, ужас от хриплого дыхания гнома и пульсирующего потока крови под ладонями. — Ты чуть не умер на той скале, — едва слышно говорит хоббит. — Ты чуть не умер, а я не... Даже после всего, что случилось, я не думал всерьёз, что ты можешь умереть. Ты всегда просто был... Просто жил... А я никогда даже не думал о... Обо всём этом! — О чём обо всём? — очень тихо спрашивает Торин. — Вот об этом! — снова кричит Бильбо и машет рукой в сторону гнома. — О тебе! Ты просыпался и говорил невесть что. Хотя перед боем ты... — Торин захлёбывается вдохом, и Бильбо вновь оказывается погребён под леденящими воспоминаниями, которые ему с трудом удаётся затолкать обратно на задворки памяти. — Ты был не в себе. Это слишком... Мне не справиться со всем сразу. Глаза нестерпимо жжёт, Бильбо трёт их рукавом и что есть сил старается выровнять дыхание. Он не может так больше. Он просто не может справиться с потоком эмоций, не может даже тихо посидеть и во всём разобраться. Руки на колене касается большая, тёплая, мозолистая ладонь, обхватывает и нежно переплетает пальцы с пальцами хоббита. Воздух намертво застревает у Бильбо в груди. — Я говорил правду, — звучит тихий голос Торина. Мягче и тише, чем когда-либо. — Каждое моё слово — правда. Бильбо решается искоса посмотреть на него и тут же жалеет. Торин склоняется к нему, чтобы удержать в ладони руку, и глаза его, слишком яркие, переполнены... Всем. Они такие тёплые и ясные, и, не отрываясь, смотрят на Бильбо. — Торин... — Это правда, — повторяет гном, накрывая руку хоббита второй ладонью, осторожно притягивая его ближе с таким благоговением, что Бильбо становится не по себе. — Бильбо, даже в разгар безумия, даже в самые тёмные мгновения, когда я думал, что мои родичи ополчились против меня, я никогда не подозревал тебя. Даже тогда, сражённый болезнью, я знал, что в тебе нет тьмы, что ты несёшь только добро. Я давно это понял. Ты... Ты самое хорошее, самое доброе и яркое существо из всех, кого я знал. И это знание, эта уверенность остались со мной даже под драконьим проклятьем. — Но ты ничего не говорил мне раньше, — еле слышно замечает хоббит. — У меня на уме были другие дела, — криво улыбается Торин. — Заботы немного поважнее любви и романтики. Бильбо оказывается совершенно не готов наконец услышать от Торина эти слова. Из груди вырывается постыдно болезненный, задушенный звук. Этого не может быть. Это идёт в противовес со всем, что он успел выстроить в своём сердце, против всего, что он так тщательно старался удержать под замком, а теперь оно боевым молотом колотится в груди. — Ты назвал меня своим, кхм... — Бильбо с трудом сглатывает и отводит взгляд. Торин чуть сильнее сжимает свои большие ладони вокруг его маленьких рук, и горло хоббита снова дёргается. — Своим... Наречённым. Когда ты впервые пришёл в себя. И ещё что-то про мифрил. Торин вздрагивает, но не отодвигается ни на дюйм. — Это досадное недопонимание особенностей традиций разных народов и немного поспешный с моей стороны жест, вызванный моим состоянием. — Ты же всерьёз не думал... Это же не было?.. — Я дал тебе вторую самую ценную вещь из всей моей сокровищницы в разгар драконьей болезни, и ты ничего не заподозрил? — Торин качает головой и смеётся, слегка задыхаясь. — Я подумал, что это было очень мило с твоей стороны! — слабо сопротивляется Бильбо ломающимся голосом. — Это был подарок, — продолжает Торин, глядя хоббиту прямо в глаза так внимательно, что Бильбо не может отвернуться, как бы ему этого ни хотелось. — Подаренный, принятый и засвидетельствованный. Очень ценный подарок, имеющий огромное значение. Символ нашего союза. — Что... — сипит Бильбо. — Я не хотел, чтобы это случилось так скоро. Я этого не планировал. Я хотел подождать... Дождаться, пока всё закончится, и я смогу тебе всё объяснить. Но в моём сердце я всегда желал сделать это, — ладони крепче сжимают руки Бильбо, Торин наклоняется к хоббиту ещё ближе, от яркой надежды, горящей в его глазах, перехватывает дыхание. — Бильбо, я серьёзно. Останься здесь. Останься со мной. Я хочу, чтобы ты был рядом. Naiblil'âmralê... — Что это значит? — Бильбо дрожит, сердце болезненно сжимается, он боится услышать ответ, но ему необходимо знать, что за слово Торин произносит с таким восхищением, надеждой, благоговением и прочими чувствами, которые просто не могут быть обращены к Бильбо. Торин, похоже, наконец смущается, хоть и немного поздновато. — Я не могу дать тебе точного перевода. «Обручение» по смыслу ближе всего. — В смысле... Обручение. Женитьба. Как сочетаться браком. Жениться. Ты — на мне. Ты хочешь на мне жениться. — Бильбо уверен, что если повторит ещё несколько раз, идея перестанет казаться такой безумной. — Ты, Торин, хочешь жениться на мне. — Я собирался подождать, — торопливо продолжает гном. — Не нужно ничего решать сейчас, Бильбо. Просто останься в Эреборе... Останься со мной. Обдумай всё здесь, со мной. Бильбо нужно отвести взгляд, нужно оторваться от всего, что напоминало бы ему о Торине, потому что он никогда, никогда в жизни и не мечтал ни о чём подобном, потому что в голове до сих пор не укладывается, как такое возможно, потому что он всё ещё тонет в воспоминаниях о событиях последних недель, не знает, где верх, а где низ, и он не справляется с собой, а теперь ещё и это... Торин был недосягаем. Так было спокойней. Все чувства были тщательно заперты и спрятаны глубоко-глубоко, а теперь Торин, улыбаясь как ни в чём не бывало, вытащил их наружу и выпустил, словно сметающий всё на своём пути осенний ураган. Бильбо чувствует, как сводит сердце и дыхание вырывается короткими, частыми рывками, глаза жжёт, и всего слишком, слишком много и слишком быстро... — Бильбо? — Я не могу, — шепчет он. — Не могу. Торин, я не могу... Мне не справиться с этим. Не сейчас. Это слишком для меня. Я не могу. Я... С кровати раздаётся тихий, сорванный вздох. Торин медленно отпускает его ладони и убирает руки. Бильбо старается не смотреть, уткнувшись взглядом в пол, и пытается не дать картинке перед глазами стать окончательно размытой. — Я понимаю, — говорит Торин пустым, мёртвым голосом. Бильбо поднимает на него глаза, но гном прямым, ничего не выражающим взглядом смотрит в стену. Бильбо тут же отводит взгляд, снова трёт веки ладонью и с трудом поднимается на ноги. — Я... — он замолкает, вздыхает и силится зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы не сойти с ума окончательно. — Ты... Ты будешь хорошим королём, Торин. Идти тяжело, словно он продирается сквозь густую, неподатливую смолу. Когда он добирается до двери, в ушах звенит. Ему нужно домой, к его креслу и солнечному свету, чтобы посидеть в одиночестве, собраться с мыслями и крепко подумать. Обдумать всё подальше от беспокойных гномов, от полных чувств и надежды синих глаз Торина. Он выходит за дверь и изо всех сил старается не слышать резких, горьких, надломленных вдохов, что летят за ним по пятам.