Загадка для телепата

      Навязчивая мысль преследовала Чарльза уже несколько дней, однако сосредоточиться на ней не хватало ни сил, ни времени. Мужчине казалось, что мысль не принадлежит ему, но она, каким-то образом, его касалась. Профессор отмахивался от нее, как от надоедливой мухи, но сам понимал, что, появившись однажды, мысль не исчезнет, пока он не сосредоточится на ней и не проанализирует полностью. Сон в последние недели стал чем-то сказочным, наряду с нормальностью Уэйда и единорогами, поэтому Чарльз отчаянно зевал на собраниях, проклиная день, когда он бросил курить — сигарета была бы идеальной причиной, чтобы выходить на улицу раз в пару часов. Уже ставшая привычной мысль проскользнула в сознании и осталась на своем месте, но уделять ей время было бы непозволительной роскошью.       И дело было даже не в проблемах с государством — они-то, как раз, никогда не заканчивались, а в том, что Уэйд, иногда (чаще всего) влезал в такие дела, в которых перепадало не только ему. Однако Чарльз не мог злиться на него, так как уже слышал об этой организации от нескольких семей, из которых забирал детей. И мужчина был на восемьдесят процентов уверен, что некоторые дети-мутанты попали к ним в руки. Если профессор правильно понимал, то организация называла себя «Институт», то ли в противопоставление школе Ксавьера, то ли, чтобы иметь хоть какое-то название. Уилсон, услышав что-то свое в словах профессора, направился искать информацию по своим связям, а вернулся в таком состоянии, что впору было бы связать его сразу и ждать, пока препарат, которым его накачали, не прекратит свое действие. Однако Дэдпул был в школе уже трое суток и профессору пришлось признать, что лошадиная доза галлюциногенов подвела мужчину к черте полного безумия и Чарльз боялся, что не сможет помочь наемнику.       Насколько Чарльз знал, Уэйд не нашел базу, однако узнал, что его, а главное Логана, попытаются добыть в Институт, для чего - узнать не удавалось: то ли Уилсон не знал, то ли голоса слишком быстро перехватывали инициативу. Судя по тому, что голоса продолжали диалог (чаще всего, правда, бессмысленный) с профессором, они доверяли ему, или не считали его врагом, раз давали удерживать себя в мягкой комнате.       Последняя операция команды не дала больших результатов, но, несмотря на это, несколько дней обещали быть спокойными, и у профессора появился шанс выспаться. Но, с недавних пор, чужие сны не давали ему спать дольше пары часов. Во сне он видел только чужие руки, которые оглаживали собственную грудь Чарльза, полумрак комнаты не позволял разглядеть что-то еще. Телепат чувствовал чужое возбуждение, похоть, направленную на него, но не мог понять в чьей голове был. Он будто попадал только в одну часть мозга, которая полностью посвящена ему самому, это не могло не льстить, но мысли там, иногда, были совершенно противоречивыми. И, если бы Ксавьер был менее опытен в вопросах чужой психологии, его бы такое противоречие, даже, напугало. Мысли настолько искусно скрывали личность, будто их хозяин был знаком с телепатами слишком давно, чтобы не приводить свою голову в порядок, хотя у Чарльза было предположение, что обладатель такого конкретного мышления абсолютный психопат, однако мужчина отметал это предположение, так как эмоции у нарушителя ментальных границ, все же были, по отношению к самому Чарльзу в частности.       Следующие несколько дней, после того как Ксавьер побывал в чужом сне, он стал более внимательным к окружающим, однако прислушиваться к чужим мыслям все время было совершенно не в его правилах, поэтому он сосредотачивался на той, что сама проникала в его голову и надеялся, что человек выдаст себя. Чарльз был благодарен одному — его больше не утягивало в чужой сон, но от собственных мыслей это не спасало. Казалось, что чужое возбуждение заразило телепата и ближе к рассвету Чарльзу начало казаться, что его грудь кто-то гладит, настойчиво и почти грубо, сжимает соски, а в шею утыкается носом и тянет запах кожи в себя, что загадочный гость седлает бедра и сдавливает бока коленями. И, хотя с Ксавьером такого не случалось уже очень давно, он проснулся с каменным стояком, дыхание сбилось, а на горизонте только занимался рассвет. Судя по подсчетам профессора, проспал он около пяти часов, однако чувствовал себя бодрым, возможно из-за того, что был крайне возбужден. Пары движений рукой хватило, чтобы избавиться от напряжения в душе, дыхание понемногу восстановилось, а в голове прочно устроилась мысль, что просто необходимо найти своего поклонника, а вот, что делать дальше, Чарльз смутно себе представлял.       Профессор пытался представить, что будет, если это будет кто-то из его учеников? Имеет ли он право ответить на чувства молодого человека, а если чувства не окажутся взаимными? Или должен ли он, как профессор стереть это, будет ли это гуманно и этично, по отношению к юноше? А если это кто-то из преподавателей? Росомаха? На этом предположении Чарльз едва не подавился утренним кофе и нервно хихикнул, ведь он сам приводил мысли мужчины в порядок, однако такой четкости в мышлении Логана не помнил. Мысли Логана больше напоминали спор с самим собой, борьбу со зверем, который едва умещался под кожей, но Ксавьеру никогда не было страшно находиться рядом с Росомахой, ведь профессор видел, насколько силен разум Логана. Тем не менее Чарльз всей душой надеялся, что это не Росомаха. Предположения выстраивались и рушились, у профессора не было даже малейшего представления о том, как звучит голос мужчины, чьи мысли он читал, тот мыслил образами, точнее показывал телепату только образы, скрывая остальное за бетонной стеной. Хозяин богатой фантазии не думал даже о своих силах, а такое Чарльз встречал в мыслях мутантов крайне редко. На одну, но достаточно страшную, минуту профессор подумал, что одна из личностей Уэйда может играть с ним в такие игры, но после он вспомнил, что все личности наемника были в восторге от другого человека и позволяли себе рассказать об этом всем, кто был неподалеку.       Как говорят, затишье бывает только перед бурей, и нападение на школу отогнало мысли о поклоннике собственного тела на несколько недель. Наемники двигались уверенно, требуя выдать Логана и Уэйда, обещая пощадить остальных, но они не рассчитали, что Эрик все еще был в школе, он оказывал неоценимую помощь. Борьба была быстрой, но несколько учителей, все же были ранены, а ученики напуганы, несколько младших отказались говорить и ночевать без взрослых в своих комнатах. Леншерр, упаковав последнего нарушителя покоя в полицейскую машину (как и просил Чарльз, позвонивший секретарю министра и рассказавший о нападении), вернулся в дом и кивнул другу. Ксавьер был рад тому, что Эрик остался и помогал школе справиться с очередной проблемой. Однако мотивы Эрика были для него неясны, так как Леншерр все еще не разделял методы борьбы Людей Икс. Но он был здесь и это было важно.       Чарльз успокаивал, перевязывал, подбадривал, почти не спал и выдыхался с каждым днем все сильнее. Голова не прекращала болеть, мышцы всего тела тянуло от усталости, судороги мучили по ночам, мешая спокойно спать те несколько часов, что Ксавьер отводил себе на сон в сутки. Последние пару дней он снова боролся с проблемами Уэйда, ускользавшего из реальности, в которой он и до этого держался плохо. Впервые после создания команды «Людей Икс» Чарльз чувствовал, что теряет контроль, над собой, над ситуацией, над теми, кто доверил ему свою жизнь.       Циклоп помогал с детьми, стараясь отвлечь их от разрушений после нападения, а Эрик возводил вокруг школы еще одну стену, Зверь рисовал схемы подземных тоннелей, по которым можно было бы уйти, а Чарльз понимал, что еще немного и начнет терять сознание от усталости. Судороги продолжали мучить его, но он знал, что не имеет права жаловаться. Мужчина позволил себе только одну слабость — в последний выход за продуктами он купил себе пачку сигарет и, когда ночью ноги сводило судорогой так сильно, что на глаза наворачивались слезы, Чарльз закуривал, прямо лежа в кровати и смотрел в потолок. Ксавьер знал, что борьба, которую он ведет, которую начал много лет назад, наверное, еще будучи ребенком, возможно обречена на провал, если он не займет агрессивную позицию, как Эрик, его и всех, кто пойдет за ним ждет погибель, но он не мог… Просто не мог обеспечивать собственное существование чужими смертями, он бы не смог жить, осознавая, как умирают тысячи, миллионы людей. Он знал, насколько люди бывают глупыми, ограниченными, злобными… Так же он знал, что они не были бы такими, если бы не треклятая промывка мозгов «Мутант — не человек», — звучало со всех экранов страны и эти слова каждый раз разрывали сердце Чарльза на кусочки.       Очередной припадок Уэйда почти стоил жизни всем, кто был в школе, этот неуравновешенный наемник добрался до взрывчатки, которая хранилась на складе на крайний случай. Чарльз спорил с десятком голосов, имея только предположение о реальном количестве личностей Уэйда, а настоящий Уилсон все не хотел появляться. Голоса объясняли, что он расстроен чем-то, в основном своей страшной рожей, но еще чем-то, о чем даже они не могут рассказать, так как боятся его (это насторожило Чарльза, потому что альтернативные личности ни разу до этого не говорили, что сам Уэйд представляет для них угрозу). Они рассказывали еще что-то о том, что лысым Чарльзу лучше, что какой-то шлем Эрика, как фаллический символ, а может и как презерватив между ними двумя. Этот бред утомлял Чарльза и он, оставив Уэйда привязанным к кровати, направился к себе. Руки мужчины тряслись, а собственные мысли путались, смешиваясь с чужими, с остатками мыслей Дэдпула, а ноги уже начало знакомо тянуть. Чарльз предполагал, что судороги — психосоматика и он бы мог сам устранить их, если бы у него оставались силы на себя.       Очередная сигарета заставила поморщиться, запах уже пропитал занавески и постель, но Чарльз не мог отказаться от пагубной привычки — огонек на конце сигареты становился центром мира на короткие пять минут, заставляя сосредоточиться и забыть обо всем, что окружает, и это Чарльз ценил в курении больше всего. Профессор докурил до самого фильтра, когда жар уже почти обжигал его пальцы, и потушил сигарету в недопитом утреннем кофе на тумбочке возле кровати. Мужчина с тоской посмотрел в окно, рамы на котором поменяли несколько лет назад с деревянных, которые Чарльз так любил, на металлопластиковые, они хоть и имели окрас под дерево, но Чарльз знал, что это холодный металл, а не хранящее историю дерево. Через чьи-то мысли, через чьи профессору не обязательно уточнять, он увидел, как у одной из учениц случился припадок, но у него не хватило сил, даже на то, чтобы расстроиться. Ксавьер продолжил лежать на кровати, видя, что команда справляется, однако отмечая, что постоянная забота друг о друге и нестабильная ситуация вокруг разрушает всех изнутри. Глазами циклопа мужчина увидел, как Эрик опрокинул в себя бокал виски и Чарльзу немедленно захотелось повторить за ним.       Профессор абстрагировался от чужих мыслей и прикрыл глаза, намереваясь заснуть, но поспать сегодня, видимо, была не судьба. Собственные мысли кружились и путались, сосредотачиваясь на мелочах, которые происходили в последние несколько недель. Предстоящая встреча с министром была волнующей, но сам Ксавьер сомневался, что она принесет хотя какую-нибудь пользу. Чарльз не знал, почему Эрик все еще был с ним. Профессор понимал, что каждый день, каждое слово и каждое волнение подопечных приближает его к тому дню, когда он выберет путь Эрика и, наконец, перестанет бороться против своих людей, против единственного лучшего друга, ведь вместе они всегда были и будут великолепной командой. Но это время еще не наступило, и Чарльз был не готов брать в плен и убивать ни в чем не повинных людей. Профессор так и не понял, когда он провалился в сон, но отдохнуть так и не удалось, тело ныло и требовало оставаться в постели, как минимум на сутки.       Встреча с министром прошла… Прошла почти гладко и благодаря агрессивному поведению Эрика, политик пообещал выступить на пресс-конференции именно так, как просил его сделать сам Чарльз. В тот момент Ксавьер подумал, что можно сочетать собственные методы со способами решения проблем Леншерра.       — Эрик, я не поддерживаю твоих… выпадов, но вынужден сказать тебе спасибо, — Чарльз смотрел на товарища и покачал головой, когда тот криво усмехнулся и сказал обращаться.       Ночью Уэйду стало совсем плохо и было принято решение накачать его седативными, чтобы спокойно провести ночь, а утром принять разумное решение. В бодрствующем состоянии Дэдпул мало поддавался телепатическим способностям, мог разве что общаться с профессором. В школе, тем временем, появился Человек Паук, о котором Уэйд упоминал иногда (очень даже часто, если быть честным) и предупредил о том, что к школе направляются гости. Паук остался с командой Икс, защищая школу, будто делал это всегда, а Чарльз чувствовал, что гнев, который он подавлял, прятал и старался уничтожить в себе, поднимался в нем, обжигая кожу силой, сердце стучало так быстро, что готово было разорваться на куски, а пальцы дрожали. Прозвучал очередной выстрел и гнев взял верх.       — Хватит, — собственный крик испугал и оглушил, заставив всех замереть.       Гнев захлестнул телепата, контроль ушел от него, чего давно с ним не случалось, он смотрел со стороны, как собственный выброс сил берет под контроль всех, кто находится в помещении, Эрик останавливал пули подавленный волей Чарльза, Циклоп плавил пушки, вместе с нападающими, Паук пеленал всех оставшихся, а Ксавьер врывался в мысли нарушителей покоя, не беспокоясь об их безопасности, об их последующем здоровье, он искал только то, что ему необходимо — информацию о заказчике и его местонахождении. Часть информации была получена, по крайней мере о том, где заказчик должен был отдать деньги команде наемников. Паук упаковал нападающих в кокон, а Чарльз не мог ослабить контроль, будто сдерживаемая до этого сила, наконец вырвалась. Старшие дети были оставлены приглядывать за наемниками, а Ксавьер направился к самолету, готовый управлять своей командой столько, сколько придется, пока не услышал один единственный голос:       — Чарльз, я пойду за тобой и без этого, дыши и попытайся расслабиться, — голос Эрика глубокий и спокойный действовал умиротворяюще.       Чарльз пытался успокоиться под звуки знакомого голоса, а сила понемногу отпускала его, оставаясь, впрочем, натянутой, как тетива лука, готовая снова подмять Чарльза и окружающих под себя. Как только контроль над другими ослаб команда стала двигаться быстрее, не изменив планам, никак не комментируя такое вмешательство в собственные действия. Чарльз молчал, смотря на землю, в иллюминатор самолета, единственное, что чувствовал профессор — гнев на тех, кто посмел ворваться в его жизнь, пытаясь уничтожить его учеников, использовать его друзей. Телепат был готов вскипятить их мозги, как только увидит. Оставалось еще выяснить, кто главный заказчик и ради этого Чарльз был готов не спать несколько суток, лишь бы собственными глазами увидеть, как плавятся их мозги. Шторм доложила, что копы забрали наемников, а дети собрались в гостиной и решили поспать сегодня все вместе. Логан и Паук обещали охранять покой детей, Ксавьер кивнул и снова повернулся к иллюминатору.       — Эй, ты как?       Эрик сел рядом и сжал руку друга, а Чарльз пожал плечами, не желая объясняться сейчас, Леншерр кивнул и слегка помассировал плечо профессора, уходя к остальным. Бортовой компьютер доложил, что до высадки осталось несколько минут, а сила снова поднялась и начала затуманивать сознание, поэтому Чарльз сделал единственное, что казалось ему логичным — поддался ей, подумав только, что контролировать нужно противников, союзники справятся и сами.       Времени на устранение Института ушло меньше суток, ведь их глава не ожидал того, что один из сильнейших телепатов выйдет из себя и начнет плавить мозги в поисках информации о местонахождении врага. Чарльз увидел шлем на мужчине и понял, что уже видел его в голове Дэдпула, но ничего не сказал, надеясь, только, что Эрик не решит использовать его. В лабораториях в живых были всего несколько подростков, которых Чарльз распорядился доставить в больницу и обещал им, что заберет их в школу, где их обязательно примут.       По пути домой профессор мог думать только о двух вещах — что он чего-то не знает о способностях Дэдпула к предвидению и о том шлеме, который может защитить мысли человека даже от телепата в Церебро. Ксавьер не хотел терять Эрика так, он уже слишком часто расставался с ним, думая, что потерял друга навсегда, однако всегда находил его с помощью телепатии. Профессор решил выяснить все, как только силы вернутся к нему, чтобы опросить Уэйда.       Чарльз уже был в душе, смывая с рук и лица кровь, которую было необходимо пролить. Он знал, что это было показательное выступление для тех, кто в будущем захочет напасть на школу, но от собственной жестокости тошнило. Потеря контроля огорчала телепата, ведь он не терял его слишком давно, ровно столько, сколько злоба и гнев копились в нем. Утренние новости обрадовали бы профессора больше, если бы он не засыпал на ходу от усталости, как физической, так и эмоциональной.       Едва Чарльз коснулся головой подушки, он провалился в сон и проспал до следующего вечера. Проснулся мужчина от чужого стона, который раздался в голове. Он сел в кровати и постарался сосредоточиться на всех учениках, но все было спокойно и только спустя несколько минут, когда стон повторился, Ксавьер понял, что стон явно не боли, а…более приятного характера. В общежитии при университете приходилось слышать и не такие звуки, поэтому телепат попытался ограничить контакт с чужим разумом, но получалось паршиво, так как звук повторился и в этом мужчина ясно услышал свое имя. Но стоны были настолько тихими и хриплыми, что понять, кому они принадлежат было так же невозможно, как признать чужие руки в полутьме.       — Нет, ну это уже просто издевательство, — профессор снова лег, прикурил и смотрел в потолок, слушая учащающееся дыхание в чужих фантазиях, он услышал собственный стон, на этом моменте он даже дымом подавился. — Вот теперь слишком.       Чарльз мог, если бы сильно захотел, найти источник мыслей, но загадка нравилась ему, и мужчина просто наслаждался неизвестностью. Спокойные дни настораживали, так как обычно за ними следовало что-то кошмарное, но профессор старался расслабиться, вел занятия и тренировал нескольких телепатов школы контролировать свои силы. Большую часть времени Чарльз чувствовал чужие мысли, иногда видел образы, слышал собственные выдуманные стоны, но избавляться от этого не решался. Такое внимание льстило и возбуждало, иногда настолько, что мужчина оказывался в душе прямо посреди дня, удовлетворяя себя резкими движениями.       Через пару дней намечался визит нескольких министров с проверкой, не сказать, чтобы Чарльз сильно нервничал по этому поводу, но привести все в относительный порядок было делом не слишком простым. Некоторые из детей еще плохо контролировали свои навыки, преподаватели то и дело устраивали тренировки прямо в коридорах, однако ничего разрушительного не происходило. Телепат предупредил всех преподавателей и детей о том, что один день им придется вести себя более сдержанно, на что Эрик фыркнул и вышел из зала, не став слушать полную речь профессора.       Ночью, несмотря на обещание всех жителей школы вести себя прилично, Чарльз не мог успокоиться и заснуть, проверки в школе не проводились с момента создания и Ксавьер не мог решить, хорошо это или нет. Телепат закрыл глаза и позволил чужой навязчивой мысли занять собственную голову, он увидел, как кто-то массирует его плечи, переносит в постель и разминает каждую мышцу и вот от этого бы Чарльз не отказался и в жизни. Далее фантазия поклонника продолжилась уже привычной картиной, только в этот раз Чарльз был более шумным и проговорил что-то вроде «Я бы хотел, чтобы это все было по-настоящему». Профессор был почти уверен, что это было послание ему, но раскрыть личность фантазера хотелось без применения силы и разрушения возведенных в сознании стен. На этом фантазия не закончилась, неожиданно, посреди процесса образы исчезли, и Чарльз увидел самого себя, когда его глаза почти почернели в большом зале школы, как раз в тот день, когда он взял всю команду людей Икс под контроль, он слышал чужие восхищенные мысли, но не мог сосредоточиться на голосе, которым говорил поклонник. «Сильный… Красивый, мой», — последнее слово вызвало дрожь в профессоре, то, как было сказано это слово, заставило все нутро задрожать, тело тут же отозвалось едва ли не болезненным возбуждением, а собственные фантазии вытеснили чужую.       Крепкие руки сжали соски, затем вытянули руки Чарльза вверх и шепот велел ими не двигать, а в ушах все звучало «мой», сладкие укусы и щипки, поцелуи… Мужчина явно наслаждался властью над профессором, сжимая его бока пальцами до синяков. Чарльз сам щипнул себя за сосок, после щипками спустился руками по животу и тяжело дышал, понимая, что должен был бы уже спать, чтобы встретить инспекцию отдохнувшим, но он не мог заставить себя остановиться. И вот, воображаемый горячий рот обхватил возбужденную плоть, а Чарльз шептал, что не продержится долго и вбивался в собственный кулак.       Комиссия уехала поздно вечером, а Эрик предложил другу сыграть партию в шахматы, чтобы немного расслабиться.       — Знаешь, в последнее время я заметил, что кто-то из жителей школы научился как-то посылать мне мысли, даже когда я… ну не так открыт.       Пешка замерла над доской, а Эрик вопросительно посмотрел на профессора. Чарльз думал, что рассказать это другу будет проще, но он не привык говорить кому-то такие вещи, тем более из собственных уст рассказ о поклоннике мог показаться высокомерным.       — Мне посылают откровенные образы с моим участием, — Чарльз тут же походил, когда фигура соперника приземлилась на доску.       — Неплохое развлечение, как думаешь, кто этим занимается? — Эрик передвинул еще одну пешку и улыбнулся широко. — И что же ты собираешься делать?       — Ну, это абсолютно точно мужчина, а вот что делать, я даже не знаю.       — А, может этот человек не знает, что каким-то образом показывает тебе свои мысли?       — Ну, тогда я совершенно не понимаю, как это работает, тогда это какая-то аномалия, — Чарльз поморщился, раздумывая над ходом и стараясь не прощупывать сознание Эрика на предмет тактики в игре.       — Чарльз, а не может ли это быть какая-то эмоциональная связь?       — У меня было так только с другом в школе, но я так и не понял, как это работало.       — Значит, у тебя есть повод начать еще одно исследование?       Чарльз усмехнулся и пожал плечами, продолжая игру, большую часть которой они с Эриком молчали.       — И какие же эмоции вызывают в тебе эти фантазии?       Эрик спросил, когда игра уже подходила к концу, а профессор замер, не зная, что ответить. Он знал, что не обязан объясняться и может солгать, а еще он видел ухмылку друга и вздохнул.       — Шах и мат, Эрик. А эмоции… ответные.       Чарльз видел, как ухмылка исчезает с лица Леншерра, кивнул ему, пожелал доброй ночи и отправился походкой победителя к себе. Однако профессор так и не понял, что улыбка сползла с лица соперника не после поражения, а после ответа на вопрос.       Уже привычной чужой мысли не было, и Чарльз даже попытался нащупать ее на поверхности, но ничего. Мужчина нахмурился и отправился в ванну, когда отчетливо услышал в голове голос Эрика, он что-то рычал, судя по всему возмущенно, а потом четче повторил «ответные, значит?».       «Слышишь меня? Эти мысли не предназначались тебе, наглый телепат. Не говори мне, что не догадывался, тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться обо всем» — Эрик продолжал рычать в голове телепата, а Чарльз сглотнул, прижавшись к двери ванной, будто Леншерр напирал на него.       «Знаешь, с чего началось, Чарльз? С того, что я начал думать о непристойностях с твоим участием, когда ты был рядом, чтобы проверить, как часто ты ковыряешься в головах собеседников. И я выяснил, что ты следуешь своему кодексу, которым так гордишься. Я думал ты врешь… А потом ты стал наваждением, я не мог избавиться от мысли о том, как ты дышишь, стонешь, как выглядит твое тело.»       Чужие мысли врывались в голову, заглушая собственные, голос Эрика будоражил что-то внутри телепата, Чарльз сжал рубаху на груди в кулак и оттянул от тела, будто она мешала ему дышать свободно.       «Я никогда не думал, что ты займешь столько места в моей голове, что для тебя придется выстроить целый форт, чтобы защитить свой грязный секрет. Желает своего друга — наибанальнейший сюжет, не правда ли, Чарльз?»       Ксавьер дышал глубоко, стараясь избавиться от наваждения, настойчивый голос все не хотел исчезать, и мужчина бессильно закрыл глаза, зажмуриваясь, будто надеялся, что это поможет. Чарльз совершенно не знал, что делать с этой информацией, не знал, что кроме желания стоит за этими мыслями Эрика, не мог разобраться сам в себе. Не знал, как объяснить свое волнение от полученной информации.       «А потом… Твою мать, Чарльз, если ты не слушаешь меня, я убью тебя, пока ты спишь, потому что иначе, я просто больше никогда не смогу сказать тебе этого. Потом, когда ты управлял мной, ты, — Эрик прервался, вдыхая глубже, готовясь сказать, видимо, что-то очень важное. — Потом ты взял меня под контроль и… я будто стоял перед тобой на коленях, но мне не хотелось подниматься, я хотел вытянуть язык и смотреть в твои прекрасные глаза. Ты злишь меня так сильно, что мне хочется душить тебя, впрочем, от таких мыслей мне хочется душить и себя.»       Профессор расстегнул рубаху и откинул в сторону, дыхание не хотело возвращаться в норму, а тело реагировало на голос говорящего так сильно, как не реагировало ни на одну из фантазий.       «Господи, разговариваю сам с собой, с чего я взял, что это сработает?»       — Не сам с собой, Эрик, — Чарльз прекрасно понимал, что задыхается и, что Эрик услышит то, как он говорит, просто он чувствовал необходимость в том, чтобы Леншерр продолжал, а без ответа, он мог остановиться, замолчать.       Образ вставшего на колени мужчины, с высунутым языком стоял перед глазами, а Чарльз сжимал края раковины, смотря в зеркало сам на себя — неровный румянец пятнами покрыл щеки и грудь, дыхание сбилось настолько, что каждый вдох давался с трудом, а зрачки были расширены, насколько это вообще возможно. И профессору не нужно было смотреть ниже, чтобы знать, что его ширинка топорщится, но он не хотел прикасаться к себе — это приносило какое-то мазохистское удовольствие.       «Маленький, зацикленный на себе профессор? Нравится слышать, знать, что кто-то хочет тебя так сильно?»       — Да-а-а, — Чарльз протянул и выгнулся, представляя руку Эрика между лопаток, почти ощущая шершавую ладонь, слегка прохладную, которая ведет к пояснице и замирает.       «Трогаешь себя?»       — Нет, только слушаю тебя, — мужчина смирился с тем, что голос его стал совершенно хриплым.       «Когда ты впервые увидел себя в моей голове?»       — Думаю, что несколько месяцев назад, свечи, кровать и твои руки на груди, — воображаемые руки тут же оказались на груди, затылком Чарльз почти чувствовал чужое дыхание, а по коже побежали мурашки.       «М-м-м, тогда ты очень тихо стонал, я бы хотел услышать твои стоны подо мной, Чарльз.»       То, как Леншерр произнес имя профессора стало последней каплей и Ксавьер потянулся к собственной ширинке, сжимая себя прямо через брюки и позволяя Эрику услышать свой стон.       «Профессор, это могла бы быть моя рука, даже рот, если я буду слышать такие стоны под собой.»       Мужчина отрицательно покачал головой, не сразу поняв, что Эрик видеть его не мог. Он все еще мог соображать и мозг вопил о том, что переспать с Эриком будет ошибкой, даже после того, как он узнал, что все это время Леншерр думал о нем.       — Нет, Эрик, это… не то, что нам обоим нужно.       «Мое дело предложить, Чарльз»       Снова это рычащее «Чарльз» выбивает воздух из легких, заставляя едва ли не всхлипывать от желания кончить, но телепат понимал, что игра не окончена, и он не может позволить себе кончить раньше времени.       — Мы… слишком разные, ты… это ты, — Чарльз понимает, что его причины звучали глупо, особенно тем голосом, которым он это говорил, но также мужчина был уверен, что собеседник поймет, о чем он говорит.       «Иногда ты такой недалекий и нудный, что у меня чуть не упал, профессор. Ты был со мной, когда я фантазировал о тебе в тот самый день, с этими твоими потемневшими глазами и властью надо мной?»       — Да, я помню…       Свободной рукой Чарльз сжал собственный сосок и провел рукой по груди, царапая короткими ногтями кожу.       «Представь меня на коленях, что бы ты сделал со мной, Чарльз? Засадил бы мне в самую глотку?»       Из груди вырвался рык, но профессор отчаянно надеялся, что не дал этого услышать собеседнику, потому, что да, он засадил бы Эрику в глотку, не дал бы тому сделать и вдоха и смотрел бы как слюна капает из уголка жадного болтливого рта.       «Молчание означает, что да? Я бы хотел, чтобы ты схватил меня за волосы и уткнул носом себе в пах, у меня от мысли об этом слюни потекли, Чарльз. Знаешь от чего еще у меня текут слюни, от мысли о том, как бы ты выглядел, пока я бы готовил тебя или… знаешь, если бы ты сам готовил себя для меня, краснел и скулил. О-о-о, как бы я хотел, чтобы ты задыхался от того, как тебе хочется кончить. Только скажи мне, Чарльз, и я устрою это прямо сейчас.»       — А-ах, нет, Эрик, я уже, — тяжелый вдох, — сказал, что это будет неправильно.       «А стонать в моей голове, сжимая себя, не давая себе кончить и держать меня на расстоянии правильно? Ты думаешь, что это не изменит ничего? Или думаешь, что я не возбужден, только слушая твое дыхание и стоны?»       — Эрик.       И Чарльз сам бы не сказал, о чем молит таким тоном, о том, чтобы Леншерр пришел или о том, чтобы он не приближался, а может, чтобы тот замолчал, или чтобы он продолжил.       «Да, Чарльз» — почти шепотом.       В глазах темнело от возбуждения, а воздуха в легких не хватало катастрофически, мозг отказывался работать, решение проблемы не находилось, а частое дыхание Леншерра забирало остатки самообладания.       «Только позови, и я окажусь рядом спустя несколько секунд, и я помогу тебе… Во всем.»       Последние два слова заставили Чарльза распахнуть глаза и неверяще уставиться на самого себя, что имел в виду Эрик?       «Ты… Блять»       Связь исчезла, а Чарльз застонал от невозможности узнать, что Эрик имел в виду, от невозможности кончить Ксавьер снова зажмурился до цветных кругов перед глазами. Дверь едва не слетела с петель от того, как ее толкнули.       — Во всем, значит во всем, Чарльз. Кончить, осуществить твой бредовый план. Я остался с тобой не потому, что мне некуда идти, а потому, что я пойду за тобой. Мы завоюем этот мир вместе, Чарльз.       Леншерр дышал тяжело и смотрел на Чарльза так, что профессору стало нечем дышать под этим взглядом. И Чарльз бы сделал несколько шагов навстречу, но не мог двигаться — возбуждение и восторг сковывали не только движения, но даже легкие, сердце замирало, а Эрику не нужно было никаких шагов. Мужчина подошел к желанному телепату и прижал его к себе, утыкаясь в его шею носом и освобождая их от брюк немедленно, он широко лизнул собственную ладонь и сжал оба члена в руке, доводя себя и партнера до оргазма парой жестких движений.       — Укуси, — Чарльз еле дышал и, не успев еще договорить слово, почувствовал зубы на своем горле, простонал и откинул голову назад.       — Мой.       — Душ, кровать, — Чарльз не мог заставить себя сказать что-то более связное. — Пожалуйста?       Эрик усмехнулся и откинул вещи, занося своего мужчину, который едва ли не висел на Леншерре, под теплые струи воды.       — Заставишь меня скулить сегодня? Ты обещал.       Ксавьер смотрел в удивленные глаза своего друга, своего мужчины и понимал, что нашел в одном человеке все, чего хотел, все, что ненавидел и любил одновременно. А Эрик склонился и поцеловал его, заводя снова и прижимая ближе к себе.       — Как скажете, профессор.